Послевкусие забвения

Бомгю проснулся посреди ночи, но попытался вернуть себе сон, закрыв глаза и нырнув в неконтролируемый поток мыслей. Вместо этого он стал жертвой отрывочных воспоминаний, воображаемых ситуаций и раздражающих мгновений, когда мозг создаёт собственные картинки, что рисуют прошлое или будущее. Бомгю выдохнул и резко приподнялся на вытянутых руках, фокусируя зрение на складках подушки. Тихая ночь забрела в город ещё несколько часов назад, но сновидения отстали, оставляя людей одних. Парень не слышал ничего, кроме собственного дыхания и шуршащего ветра за окном: даже дождь на время прекратил идти. Бомгю встал с кровати, несколько секунд простоял в центре помещения, вспоминая, где находится выключатель. Он включил свет, который резко ударил по глазам, и крепко зажмурился. Когда же болевые ощущения прошли, и он смог рассмотреть что-то большее, чем просто блики, перед ним предстала хорошо освещённая комната подростка. Сразу напротив входа находилось огромное рабочее пространство с книжными полками, столом и ящиками — и всё это составляло единое целое. На стене над рабочей поверхностью висела пробковая доска с различными стикерами, снимками, календарём, рядом стояла настольная лампа, под свет которой попадал закрытый ноутбук. Стол был будто встроен в книжный шкаф, полки которого расположились над ним, с обоих боков, хотя слева они были намного длиннее. В основном на них были размещены различные книги, иногда попадались альбомы, камеры, но места хватало и на множество фотографии в рамках, дипломы за стеклом и награды. Они стояли на самых нижних полках — ниже них были только дверцы ящиков. На стене, противоположной той, где было окно, висел экран телевизора, который можно было смотреть прямо с кровати. Сама по себе комната удивляла своей просторностью, как и вся в целом квартира со своими высокими потолками. Сбоку от кровати открывался проход в гардероб с приоткрытой дверью. В той же стороне должна была находиться ванная, как сказал Тэхён. Бомгю подошёл к полкам с фотографиями. Далеко не все они были выполнены профессионально, но, стоя в рамочке, обретали неуловимую ценность, витающую в воздухе. Парень знал, что она существует, но никак не мог понять, что значат эти картины. На нескольких улыбались, размышляли или куда-то смотрели люди, на остальных блистал пойманный «идеальный кадр». Совершенно разные, они отражали чувства одного человека. Как стихи. Тэхён и Бомгю имели одинаковую страсть к книгам, но абсолютно разные хобби, помимо чтения. И всё равно сильно друг на друга походили: через искусство они создавали воспоминания, выражали мысли и чувства, делились переживаниями. Фотография и стихотворения строятся на одинаковых ипостасях, но по-разному: они запечатлевают прекрасное, снимком или словом. Один единственный момент обретёт разные отражения в глазах фотографа и писателя, однако будет по-прежнему очарователен, если они смогу передать его красоту. Бомгю давно не чувствовал желания что-то написать. Он не помнил, что это такое, не знал, какое оно на вкус и имеет ли запах. Ассоциации отсутствовали, так что и браться за ручку не имело смысла. Но ему нравилось смотреть на неординарные фотографии, сделанные таким же неординарным человеком. На первый взгляд он был молчалив, серьёзен, спокоен, но когда дело доходило до вещей, которые он любит, в нём просыпалось любопытство, желание действовать и много говорить, перекидываясь шутками и, возможно, каламбурами. Бомгю улыбнулся, глядя на снимок широко улыбающихся людей: Тэхёна и, скорее всего, его родителей. Стук в дверь прервал размышления парня, он обернулся, прочистил горло и позволил войти. Когда на пороге оказался Тэхён, совсем не казавшийся сонным, Бомгю усмехнулся: — Зачем ты стучишь, если комната всё равно твоя? — Потому что сейчас в ней ты, — закрыл за собой дверь парень. — Причём не спишь. Почему? Бомгю поджал губы: — Не могу уснуть. Наверное, это из-за моей бессонницы. — Поэтому ты разглядываешь мои фотографии? — Да. Тэхён подошёл к старшему и встал рядом с ним, оглядывая полку. Всего несколько секунд — и его взгляд вернулся к лицу парня по левую руку от него. Его волосы сильно растрепались, лежали неровными прядями на голове и лбу, глаза были прикрыты от усталости, улыбка выглядела невыразительно, да и голос был тише, чем обычно. Время давно ушло за полночь, и приближался час рассвета. — Твои переживания дают о себе знать. Бомгю немного нахмурился: — Или же моя травма, из-за которой я спать нормально не могу. — Да ладно? Ей же уже больше нескольких месяцев, разве у тебя не должен был наладиться сон? — Нет, — покачал головой Бомгю. — Нужно, чтобы прошло больше полугода. Тогда симптомы перестанут влиять на мою жизнь. Тэхён развернулся спиной к шкафу, прислонился к вертикальной линии, которая являлась частью одной из стенок, и поднял взор к глазам выпускника: — Это тяжело. Поэтому ты и пьёшь таблетки? — Да. Один из видов лечения. Кстати, — парень сложил руки на груди. — А ты почему не спишь? Младший повторил его движение: — Не знаю. Сначала я читал книгу, а потом просто не мог заснуть. — Какую? — Одну из тех, которую порекомендовал школьный приятель. Пока что она меня не особо впечатлила. Старший в удивлении вскинул брови, глядя на Тэхёна, бесцеремонно осквернившего неизвестную книгу. — В ней мало интересного, хотя есть интрига и надежда на интересный финал. Однако на данный момент развитие сюжета там… достаточное посредственное. — Зачем тогда читаешь? — Я же сказал, надежда ещё есть. Возможно, к концу книги я наконец проникнусь главным героем. Старший парень рассмеялся, и его взгляд вдруг обрёл потерянный блеск. — А как ты узнал, что я не сплю? Тэхён повернул голову к двери: — Увидел полосу света под дверью. Бомгю посмотрел в том же направлении и кивнул, а потом вновь взглянул на собеседника, который каким-то образом опередил его. Хриплые голоса обоих парней, на протяжении целого дня погружающихся в прошлое, звучали тихо и спокойно, лишь иногда в интонацию вливался смех, иногда просачивалось удивление или сочувствие. Их общение началось по инициативе Бомгю, а продолжалось из-за Тэхёна, который ответил на просьбу о помощи. И теперь они находились в одной комнате за пределами школы, разговаривали о простых вещах, не боялись показывать себя такими, какие они есть на самом деле. По крайней мере, именно Чхве Бомгю не боялся этого. Ни перед родителями, ни перед одноклассниками, ни перед Субином, с которым раньше у него была романтическая связь, — ни перед кем он не показывался уставшим, слабым, отчаявшимся. Как это было уже не раз перед Тэхёном. — Хён, — тихо позвал младший. Парень поднял голову и моргнул, прогоняя накрывшие его сознание мысли. — Да? — Ты был влюблён в Субина? Бомгю вытянул шею и вскинул брови: — Чего? Младший отвернулся, на его губах не появилось улыбки. Это была не шутка. Выпускник промычал что-то невнятное, а потом вздохнул: — Наверное, — его взгляд, до этого забегавший, остановился на фотографиях. — Я писал стихи о нём, есть фотография, подтверждающая наши отношения, даже некоторые воспоминания. Чувств нет — это я могу сказать точно. — То есть?.. — То есть я не могу утверждать, что он мне нравился. И обратное тоже сказать не могу. Просто… — Бомгю приподнял подбородок, смотря на верхние полки, — все мои чувства, связанные с прошлым, достаточно непонятны. Они как каша… перемешаны друг с другом, поэтому мне сложно разбираться в них. Наверное, это связано и с тем, что тогда очень многое произошло, но психолог говорила мне, что это нормально. В конце концов, люди не могут точно воспроизвести свои чувства, о которых они забыли. Ты, я думаю, вряд ли сможешь по собственному желанию возбудить в себе то, что ощущал при первой влюблённости. Бомгю встретился со взглядом Тэхёна, а потом снова потерял его, когда тот задумался. Младший опустил голову, уставился в пол, на мгновение свёл брови к переносице. — Ты что, хочешь это проверить? — протянул выпускник. Ответом послужила тишина, которая, однако, не просуществовала в комнате и минуты. — Ты прав, — вскинул голову Тэхён. — Я не могу сказать, что чувствовал к нему. — К нему? Бомгю пожалел о заданном вопросе в тот же момент, когда озвучил его. Он открыл рот, потом закрыл его, вскинул руку и вдруг понял, что его сердце пропустило удар. Это застало его врасплох, избавило от множества мыслей, которые до этого момента кружились в голове. Остался один единственный вопрос: почему? Когда Бомгю аккуратно поднял взгляд к Тэхёну, это повторилось, но уже от неожиданности. Тот широко улыбался. — Да, к нему. Не думал, что тебя это так удивит. Но, не могу не признать, это забавно. — Да, спасибо, что смеёшься надо мной, — вытянул Бомгю губы. — Нет, серьёзно. Откуда я мог знать? — Ты же сам такой. Не почувствовал? Старший скорчил саркастичную гримасу: — А тебя… Ладно, проехали. Тэхён покачал головой, не переставая ухмыляться: — Все вокруг знают, а ты — нет. Но это того стоило. — Все? Даже родители? — Да. Особенно родители. — И как они? — Нормально. Им всё равно, кто мне нравится, потому что они не видят проблемы в этом. Для них не секрет, что существуют геи и лесбиянки, что ориентация — это врождённая вещь. Им важно только моё счастье. Бомгю кивал, а сам всё больше погружался в невесёлые мысли. Семья — важнейшая вещь в мире, и большая часть его семьи его не принимала. Вместо разговоров и переосмысления своих принципов, она просто отвергала того, кто не подходил под узкие рамки идеала. У Бомгю не было возможности познакомить своих родителей с человеком, которого он полюбил, потому что ему не с кем было бы его знакомить. — Я бы мог тебе позавидовать… — протянул он, в одно мгновение потеряв всё веселье, но стараясь удержать на губах лёгкую улыбку. — От меня отказались сразу, как узнали о моей ориентации. На самом деле, это очень хорошо, что родители принимают тебя. Это не разрушит твою жизнь. Тэхён перестал ухмыляться ещё на первых словах Бомгю. Теперь он вслушивался во всё, о чём говорил старший, и всматривался в глаза, наполненные тоской. — Можно сказать, что ты выиграл джекпот. В нашем мире далеко не все люди готовы смириться с тем, что их ребёнка интересуют люди того же пола. Как, например, мои родители. Но ничего не поделаешь: мне не везёт, и я уже это принял. — Так значит, дело в этом… — А что? — Мне показался странным ваш диалог с Ханой перед тем, как она уехала. У меня было несколько предположений, но я не знал, какое верное, — Тэхён опустил руки и выпрямился, отделяясь от шкафа. — Даже не представляю, как это должно быть ужасно. — И не надо, — кивнул парень. — Пока я всё скрываю, ничего страшного не будет происходит. Нужно только немного подождать, и всё станет куда проще. — Это как? Бомгю начал загибать пальцы: — Закончить школу, поступить в университет, переехать в другой дом, дождаться, когда тоже самое сделает Хана, — и всё готово для нового каминг-аута! — парень натянул на губы улыбку. Тэхён нахмурился: — И сколько на это потребуется времени? — Года два — два с половиной? — И ты готов к этому? Парень усмехнулся, кладя руку на плечо Тэхёна: — Я пережил черепно-мозговую травму, два месяца в больнице, во время которых мне ставили капельницы, лечили переломы и внутренние травмы, ложь самых близких людей, даже панические атаки, как оказалось. Да, я готов. Молчание в ответ. — В понедельник я пойду в больницу, чтобы врачи проверили моё состояние. В следующий четверг у меня созвон с психологом. Я всегда могу написать тебе или поговорить с Ханой, — на этот раз улыбка окрасилась искренностью и мягкостью. — Хотя плохие вещи продолжают случаться, моя жизнь не безнадёжна. Я как тот главный герой в твоей книге: пока что происходящее достаточно посредственно по ощущениям, но конец должен быть интересным. Тэхён положил руку поверх ладони Бомгю, который держал его за плечи: — Твоей целеустремлённости можно позавидовать. Парень тихо рассмеялся: — Получается, мы квиты. — Получается, что так. И хотя сказанное прозвучало как утверждение, никто из них не воспринял его как серьёзное заявление. Они смотрели друг друг в глаза, видели в них отражения себя, блики от ламп, зайчиками скачущими на стёклах очков или скрывающимися за ресницами, они знали, что они находятся друг от друга на расстояние вытянутой руки, и оно сокращалось с каждым днём.

***

Бомгю вышел из больницы так быстро, как только смог. Прохлада, созданная кондиционерами, сменилась на духоту улицы, где не так давно прошёл ливень с грозой. С самого утра погода была неспокойной, по небу, закрытому тёмными тучами, проносились раскаты грома, и вдалеке сверкали молнии. Всего через пару часов дождь стих, но влажность осталась, проникая в лёгкие вместе с воздухом, которого так не хватало парню. Он отдёрнул ворот толстовки, поправил рукава и неосознанно начал кусать губы. Осмотр закончился буквально несколько минут назад, и это стало возможностью хотя бы ненадолго избавиться от компании дотошного отца. В прошлый раз Бомгю посещал больницу в одиночку, сегодня же его сопровождал родитель, не желающий пропустить что-то важное и отпускать своего сына одного. После конфликта, произошедшего из-за результатов прошлого осмотра, он обратил на него своё пристальное внимание, ограничил в передвижениях, начал сомневаться в его «идеальности». Бомгю не оправдал надежд и расплачивался за это своим моральным состоянием, которое усугублялось каждый раз, когда господин Чхве открывал рот. Несмотря на то, что ливень закончился, на улице моросило. Надвигался очередной цикл дождей, которые не в первый раз оставят на асфальте лужи, и сердце заплачет по солнцу. Бомгю остался под крышей медицинского центра, где работал отец, чтобы не промокнуть и уехать домой на машине. — Как же мне повезло, что у тебя выходной, — прошептал он. — Ну вот зачем ты пошёл со мной? Всё равно потом бы тебе всё рассказали. Именно здесь Бомгю лечился от травмы, именно в этом месте отслеживали состояние его здоровья, именно отсюда он приехал домой с потерянной памятью. Никто не мог предположить, что воспоминания исчезнут, но позже люди воспользовались этим в своих собственных целях. Господин Чхве работал хирургом, был уважаемым человеком и врачом, имел много связей в области медицины и пользовался ими, когда дело доходило до его эгоистичных желаний. Он не был тем, кто поддерживает коррупцию или пытается заработать больше положенного, но не позволял семье портить его репутацию. Точнее, не позволял этого Бомгю, который не собирался становиться врачом. На осмотре парень обошёл множество докторов различных специальностей: начиная от терапевта, заканчивая неврологом. От каждого он получил по рекомендации, неодобрительному или сочувствующему взгляду, а также услышал много вопросов, касающихся его травмы лишь косвенно. Знакомые отца проводили диагностику и желали услышать от сына уважаемого человека что-то интересное. По факту, они просто поддерживали разговор, но Бомгю от этих разговор становилось всё хуже. Он не хотел отвечать на вопросы — он страстно желал поскорее закончить и вернуться домой, где можно закрыться в своей комнате. Выходя из очередного кабинета он слышал одно и то же: что сказал врач? И молчание не было выходом из ситуации. Понедельник начался с непогоды, как в городе, так и в отношениях отца и сына Чхве. Однако больше всего Бомгю обескуражило общение с психиатром. По совету Тэхёна он попросил о встрече с ним и оказался в ситуации, когда невольно приходится задавать вопросы самому себе. Сеансы с психологом своей целью имели восстановление памяти, а с психиатром — постановку диагноза. Бомгю сказали, что одного разговора недостаточно, и в этих словах он услышал свой приговор: с ним что-то не так, его надо лечить. Всё смешалось. И чувства, и эмоции, и мысли — они стали частью друг друга, но не были такими чёткими, чтобы быстро отвечать на вопросы о своём состоянии. У появления панических атак много причин, — об этом парень прочитал в Интернете, — но в них так же нет ничего хорошего. Это край. И с него можно упасть в пропасть, если вовремя на отступить назад. — Что ты делаешь? Резкий голос господина Чхве вернул Бомгю в реальный мир, он прозвучал прямо над ухом, и парень обернулся к нему, сжимая в руке телефон. В голове мелькнула мысль поделиться своими переживаниями с Тэхёном, но она так и не была воплощена в жизнь. — Дышу свежим воздухом, — тихо отозвался парень, стараясь сдержать своё раздражение. Со времён ссоры он не мог воспринимать отца как родного человека, потому что он нагло врал и готов был отказаться от сына, если вдруг всплывёт тот факт, что тот знает о весеннем каминг-ауте. — Больше не убегай так из больницы, пока не оформили все бумаги. Иначе никто не будет проверять твои анализы. Он смотрел прямо в глаза сына, держа подмышкой папку с документами, а во второй руке ключи от машины. Бомгю кивнул, глядя на то, как сужаются зрачки отца. Он тяжело дышал, губы были поджаты, брови сведены к переносице. — Идём, — отрезал господин Чхве и зашагал прочь из-под крыши. Бомгю вздохнул и последовал за ним, к припаркованной машине. Смысла ругаться не было. Уже в салоне автомобиля парень надел наушники, отвернувшись к окну в надежде, что разговор на этом и закончится. И у отца, и у матери были свои машины, на которых они добирались до работы, а раньше подвозили детей до школы. Со временем необходимость в этом отпала, и Хана с Бомгю начали разъезжать по городу на автобусах, метро или такси. Очень редко они оказывались на мягких сидениях машин, позади одного из своих родителей. Для отца это было наиболее странным, ведь большую часть своей жизни он проводил на работе, а в свободное время находился дома, занимаясь незаконченными делами. Оказывается, началось это ещё в средней школе, поэтому Бомгю помнил, как, разглядывая автомобили в гараже, удивлялся тому, что почти никогда не сидел внутри. В конце концов он просто забыл об их существовании. Когда они выехали с парковки, господин Чхве посмотрел в зеркало заднего вида и нетерпеливым тоном разрушил тишину: — Бомгю! Парень, уставший, повернул голову, откликаясь на зов, но не отрывая затылка от подголовника. Один наушник пришлось снять. — Объясни мне, что тебе сказал психиатр. — Разве он ен рассказал вам? — Нет. Хочу услышать это от тебя, — мужчина крутанул руль, следя за тем, чтобы сбоку не появилась машина, едущая по главной улице. — Ничего особенного. Назначил мне встречу на этой неделе, чтобы составить полную картину состояния моей психики. Сказал, что ему нужно поговорить с моим психологом. — Значит, с тобой всё-таки что-то не так? Психика слабая? — в голосе не звучала интонация насмешки, но чувствовалось недовольство в резкости. — Врачу виднее. — И при этом он отказывается разговаривать со мной. Вы говорили о чём-то, что я не должен знать? Бомгю нахмурился, удивлённо взглянув на затылок своего отца. — Нет. — О чём вы говорили? — Только о том, как я себя чувствую. И всё, больше ничего. Консультация была недолгой, не было времени говорить на более глубокие темы. — Я поверю тебе, Бомгю. Но в следующий раз хочу знать обо всём, что тебе скажет док. Машина остановилась на светофоре, и господин Чхве повернул голову так, чтобы периферическим зрением видеть своего сына на заднем сидении. Бомгю протяжно выдохнул, не отводя своего взгляда от лица отца, сжал руки в кулаки, но не стал что-либо говорить. Перед глазами всегда возникала картинка, как родитель тащит его за ворот, скрывается на крик и поднимает руку, чтобы в конце концов оставить на щеке сына багряный след от удара. Перед парнем сидел человек, записанный в его свидетельстве о рождении как «отец», но таковым не являющимся. Однажды он уже отказался от Бомгю, как и Бомгю от него, но потом восстановил отношения, преследуя свои собственные цели. Время воздвигло между ними стену, которая в любой момент могла рухнуть и обнажить то, что должно было быть скрыто: их истинные мысли друг о друге. Выпускник отвернулся к окну, машина тронулась, разговор подошёл к своему концу. На душе остался осадок, разочарование в собственной жизни подкатывало к горлу. Бомгю мог обвинять людей вокруг в их бессовестности, но не мог оставлять без внимания свои собственные ошибки. Он бросил Хану, отказался от Субина, использовал Ёнми, непонятно ради чего, — он сделал несколько ходов и в результате остался один на один с последствиями. В его списке загадок оставалось всего две: что на самом деле произошло между ним и Чон Ёнми и почему его так сильно впечатлила встреча с Чхве Ёнджуном? Шин Инсу был простым хулиганом, на которого больше не было смысла обращать внимание. Иногда Бомгю даже задумывался о том, что тот был прав — он получил по заслугам, ведь был тем ещё эгоистом. Он оставался им и в своём настоящем: требовал от людей рассказать ему правду, не задумываясь о том, чего это им стоило. Но у него не было другого выхода. Тонуть в зыбучих песках из лжи, недоверия, презрения и ненависти было куда мучительнее, чем он думал. Люди иногда добавляли ясности в его мутные воспоминания, но это не помогало ему выбраться. Только несколько дней назад он наконец смог понять, почему так происходило, и задумался о том, был ли он на самом деле виноват в собственных страданиях? На следующий день в школе Бомгю решил раз и навсегда избавиться от одной из загадок: он пошёл к Ёнджуну за ответами, надеясь не услышать ничего страшного. Парень знал, что молодой человек будет в одном из классов второго корпуса, где часто проходили дополнительные занятия, был расположен актовый зал и помещения бывшей академии, прекратившей свою деятельность всего пару лет назад. Как правило, эти классы были предназначены для небольших групп, так что проводить там полноценные уроки было неудобно. Бомгю дождался окончания занятий, чтобы пойти туда, нашёл нужную аудиторию и приоткрыл дверь, предварительно постучавшись. Странное беспокойство овладело его сердцем, и желание забыть об этой идее укрепилось в мыслях. Парень заглянул внутрь и сразу же столкнулся со взглядом Чхве Ёнджуна. Бомгю поклонился, зашёл внутрь, но не произнёс ни слова. Молодой учитель встал со своего места, неотрывно глядя на своего посетителя с приоткрытым ртом, сведёнными к переносице бровями, застывшим в глубине глаз выражением удивления. На спинке стула, отъехавшего назад, когда Ёнджун поднялся, висел пиджак. Его глаза забегали, он опустил голову, оперевшись о стол руками, на мгновение зажмурился, а потом поднял более спокойный взгляд на парня перед собой: — Что ты здесь делаешь? — голос не дрогнул, но прозвучал так, словно это стоило ему больших усилий. — Я хочу поговорить, — Бомгю сделал шаг ближе к нему. — О чём? — О том времени, когда вы помогали мне учить английский. — Господин Хо сказал мне, что ко мне придёт ученик на дополнительные занятия, но не назвал его имени, — он нахмурился так, что стала хорошо видна складка между бровями. — Он сказал, что я его знаю. Этим учеником оказался ты? — Да, — кивнул парень. — Я хотел поговорить, но никак не мог с вами столкнуться, поэтому прибегнул к такому способу. Я просто попросил учителя Хо вернуть мне старого репетитора по английскому. Чхве Ёнджун незаметно вздохнул, отпуская взгляд Бомгю. Он больше не смотрел на лицо своего бывшего ученика, но чувствовал его присутствие рядом. Хотя тот схитрил, и ему помогли в этой авантюре, он говорил честно. Как и раньше. Бомгю был не из тех людей, которые поощряют ложь, однако не пренебрегал ей, когда это было необходимо. Это сбивало с толку, потому что иногда его поступки крайне противоречили его характеру, о котором Ёнджун знал достаточно много, чтобы делать выводы о том, изменился ли его бывший ученик или нет. Бомгю оставил рюкзак на парте, подошёл поближе к столу учителя и слегка улыбнулся: — Много времени я не займу. Могу я задать вам несколько вопросов? — Зачем тебе это? — качнул головой молодой человек, обращая на парня свой непроницаемый взор. — Я пытаюсь разобраться в своём прошлом. Так как у меня амнезия, я многого не помню, поэтому хочу узнать о некоторых вещах от людей, которые окружали меня в то время. Недолгое молчание закончилось в тот момент, когда учитель сел за стол и, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди. — Ну так и о чём ты хочешь поговорить? Он снова не смотрел на Бомгю. Вместо этого он разглядывал класс: небольшое помещение с десятью партами и личными шкафчиками у задней стены. Там же находилась дверь, через которую вошёл нежданный гость. Ёнджун мог ждать кого угодно, но только не парня, что стоял рядом и рассматривал его профиль, теряясь в догадках, почему человек перед ним кажется ему до боли знакомым. Обычные учителя не вызывали в нём подобных чувств, однако Чхве Ёнджун обладал необычной аурой, словно он имел непосредственное отношение к событиям начала весны. Как, например, Субин или Тэхён. Единственное отличие — отчаянная безнадёжность, просыпающая в груди каждый раз, когда Бомгю пытался что-то вспомнить. — Мы занимались в конце марта — начале апреля, правильно? — осторожно начал парень. Ёнджун кивнул. — То есть вы знали об истории с Чон Ёнми? Взгляд молодого человека застыл. Он медленно вздохнул, облизнул губы, но не столкнулся с внимательным взором Бомгю. Ему было достаточно кожей чувствовать, как на него безостановочно смотрят, будто бы прожигая дыру, проникая в самую душу и переворачивая её с ног на голову. Голос выпускника звучал не так громко, как обычно, но не менее эмоционально. Обычно такое происходило в тех случаях, когда он о чём-то переживал. — Сонбэ, — Бомгю наклонил голову к плечу, заглядывая в его глаза, — почему вы молчите? — Нет, я был плохо об этом осведомлён. Ему понадобилось много сил, чтобы встретиться со взглядом парня. — Я пришёл в школу в конце марта, поэтому не сразу узнал о том инциденте. Об этом мне рассказали коллеги только после того, как у нас с тобой прошло несколько занятий. Так что нет, я не знал подробностей. — И вы продолжали учить меня? — вскинул брови парень. — Да, потому что было бы непрофессионально отказываться от тебя. — Вас не смущало то, что у меня была репутация соблазнителя? В конце концов, меня сняли на видео с девушкой младше меня. — Мне нет до этого дела, — отрезал молодой человек. — Я в первую очередь учитель, а уже во вторую человек со своими убеждениями. Ученики могут быть разными, моя задача — дать им знания и воспитать в них личности. Твоя… твои поступки вне занятий меня никак не касаются. Лисий взгляд. Бомгю он показался очень знакомым. Тонкий разрез глаз, внешние уголки которых устремляются вверх, а внутренние чуть-чуть вниз, их тёмно-карий цвет, почти чёрный, но в солнечном свете приобретающий оттенок кофе, разбавленного водой. Когда он сохранял на своём лице серьёзность, даже не пытаясь улыбнуться для смягчения своих слов, его губы вытягивались в тонкую линию, хотя не таковыми они не являлись. Чхве Ёнджун был на кого-то похож, и этот кто-то оставил свой след в истории Бомгю. — Почему ты так пристально меня разглядываешь? — нахмурился он, чуть выпячивая губы и отклоняясь назад. — Извините! — отвесил малый поклон выпускник. — Я задумался. — Это всё? Больше тебя ничего не интересует? — Вы действительно ничего об этом не знаете? — Нет. — Ладно, — протянул парень. — Тогда… что вы можете сказать обо мне? Ёнджун выпрямился, опустил плечи, словно расслабляясь. — То есть? — Каким я был человеком? Так как у нас были индивидуальные занятия, наверное, мы много общались. — Каким ты был? А что-то изменилось? Бомгю молчаливо поднял брови. — Ты всё такой же упрямый, идущий за своей целью, несмотря ни на что… Ты хочешь узнать моё мнение о тебе, но зачем? Спроси своих друзей. — Я уже спрашивал, — натянуто улыбнулся выпускник. Ёнджун вздохнул: — Ты не глупый парень, достаточно сообразительный, чтобы понимать, что к чему. Очень общительный, когда речь заходит об интересных для тебя вещах, немногословный, если задеть неприятные темы. В принципе, ты мало чем отличаешься от своих ровесников. — Но? — Но тебя сложно сломить. Мне было известно о том, что в классе к тебе относятся с пренебрежением, однако тебя это нисколько не волновало, — он сощурился. — Единственное, о чём ты, как я понял, беспокоился, это о самом себе, иногда о близких. Хотя нет, они всегда стояли у тебя на первом месте. На чувства незнакомцев тебе было наплевать. И ещё ты любил поговорить о себе, если дать тебе волю. Таким ты был человеком. Такого человека я вижу сейчас. Бомгю опустил глаза в пол, не выдержав взгляда молодого учителя. В нём вдруг мелькнуло что-то очень яркое, глубинное для него, но непонятное выпускнику. Его словно обожгли, насильно заставив замолчать. Так себя вёл Шин Инсу, когда разговаривал с Бомгю: он никогда не позволял смотреть в свою душу и метал искры, если одноклассник поступал вразрез с его желаниями. Он старался напугать, а получал ещё большое сопротивление. Чхве Ёнджун не старался внушить страх своему бывшему ученику — он хотел, чтобы его услышали и поняли. Но между строк было написано что-то ещё, и пока что Бомгю не мог расшифровать послание. Парень просто ощущал напряжение. Он покивал, поджав губы, но не вжал голову в плечи и не раскрыл глаза широко. — То есть я не изменился? — Да. — И вы поняли это по одному единственному разговору? Ёнджун мимолётно нахмурился. — А надо больше? — Не знаю. Вы сказали, что я беспокоился о своих близких. Мы говорили о них? И о ком? — По большей части ты ограничивался местоимениями или обобщёнными определениями. Друг, знакомый, одноклассник… и так далее. О сестре говорил, но я не вникал. Грудь стиснули чувства, сердце заболело, Бомгю закусил губу. — И что я говорил? — Я уже не помню… — Ёнджун сделала неопределённый жест рукой. — То, что я сказал, — это мои впечатления. — А как много я рассказывал о себе? — Бомгю! — повысил он голос. Парень поднял голову: — Да? — Прекращай уже это. Я твой учитель, а не друг. Это будет мой последний ответ на твои вопросы, потому что я изначально не собирался с тобой контактировать, — он вдруг замялся, отведя взгляд в сторону. — Точнее… не думал, что увижу тебя сегодня. Твои расспросы не имеют смысла, потому что люди, как правило, многое забывают уже через неделю. Просто прими то, что твой характер не особо поменялся с тех пор. Даже сейчас ты говоришь только о себе, — пауза. — Ты почти ничего мне не рассказывал. На этом всё! Молодой человек встал из-за стола и вытянул руку, указывая на дверь. — Раз ты пришёл сюда не за дополнительным уроком, то прошу тебя выйти. Бомгю перевёл взгляд с глаз Ёнджуна на выход, а потом вернул к лицу молодого учителя. Твёрдость, важность, беспрекословность — они для молодого человека стали маской, скрывшей нечто, спрятавшееся за ресницами. И глаза сузились, и губы снова были поджаты, и держался он неестественно прямо. Ёнджун терпеливо ждал, когда Бомгю покинет комнату, стараясь не замечать растерянности на его лице, не видеть, как на его губах растворяется вопрос, когда он закрывает рот и только и делает, что кивает на прощание. Парень вздохнул, подхватив рюкзак, но не оглянулся. Выходя из класса, он столкнулся с девушкой. Бомгю открыл было рот, чтобы попросить прощения, но остался неподвижен, сохранив взор на тёмных глазах Чон Ёнми. Она кивнула в знак извинений и попыталась пройти мимо. Бомгю, который на мгновение потерялся в своих чувствах, внезапно сдавивших сердце, тихо, но твёрдо произнёс: — Ёнми! Подожди!