Слепые касания

— Жестокость красит по-особому. Даже затихший голос Небес кажется… ярче, — под сводчатым потолком раздаётся торжествующий смех. Ледяная рука слегка оттягивает растрепанные волосы, вынуждая запрокинуть голову. Что-то холодное, липкое и влажное капает на губы — и не менее холодные пальцы осторожно обводят их контур, будто бы в попытке аккуратно покрасить. — Что это? — слепой ангел чувствует привкус соли и металла. Он делает вдох, и почти что давится мешаниной из запаха сырого камня, яблочной гнили и страха. — Заблудший, что оказался не в том месте и отказался от надежды, — ему отвечают таким обыденным тоном, словно обсуждают будничные мелочи, — они будто сами хотят извести себя. Протяжный, фальшиво-сочувственный вздох слышится совсем рядом. Обнаженную шею щекочут мягкие волосы, и ангел порывается убрать их. Но, по неясной даже ему причине, собственные руки не слушаются его. — Ни к чему отворачиваться от того, кто примет любое несовершенство. Разве ты все еще не понимаешь? — Что… мне нужно понять? Ангел чувствует, как тонкие, когтистые пальцы обхватывают его онемевшие руки. Как слегка надавливают на запястья и растирают кожу на них, словно пытаются согреть. Он чувствует, как холодные, сухие, кровоточащие губы касаются его плеча. — Что любовь твоя к ним подобна любви пастуха к своему стаду. Ангел косит глаза в сторону самодовольного голоса, и на лице его явственно видно недоумение. — Едва ли есть постыдное в подобной любви. Пастырь заботится об агнцах своих, дарит им заботу, дарит им покой и беззаботность. Разве не это — наставление и защита, которые мы несем? — Но пастырь и не признает агнца существом, равным себе. Он ведет их туда, куда считает нужным сам. Послушных гладит, а буйных ловит арканом, дабы прибить обратно к стаду. Пастырь едва ли задумывается об этом — но весь смысл его в том, чтобы превосходить свое стадо. Ангел нащупывает перед собой прохладную стену. Он ведет по ней едва мерцающими пальцами и не обнаруживает ни одного изъяна на гладкой поверхности. И его теплую ладонь накрывает другая — сухая, больше похожая по ощущениям на треснувший камень. — Что там? Что за этой стеной? Довольный смешок звучит прямо над его ухом. Будто бы вопрос, который задал ангел, ждали давным-давно. — Что же там? Там — светлый вестник Небес, запятнанный кровью. У ног его растут белоснежные цветы, но они источают лишь дурман, сбивающий с толку. Преклонились перед ним люди, но ближние потерялись от блаженства, а дальних ломит от безумия. Он протягивает руки к ним и укрывает крыльями, но едва ли ведает, куда ведет их. Выцветшая, пепельно-серая фигура возвышается над светло-золотистой. Один из них улыбается, другой растерянно клонит голову. И у обоих далекий свет звезд отражается в тусклых глазах. — Там твое отражение, Гавриил. Разве ты не видишь?