Амур стреляет больно

За последние полтора года Нил успел привыкнуть к тому, что просыпается не один в постели. Что вместо напряжённой, даже во сне, матери, был Эндрю. Иногда не менее напряжённый, иногда просыпающийся от кошмаров, что приходили беззвучно, но чуткому сну Нила хватало и этого, чтобы проснуться. Однако уже несколько месяцев всё становилось лучше, и хороших дней точно больше, чем плохих. По крайней мере, так казалось Нилу. До прошлых выходных. Он ведь не должен быть расстроен или разочарован, разве нет? Эндрю обещал ему достаточно, но точно не любовь до гроба. Миньярд всегда прямо заявлял, что он никто, а всё, что между ними ничто. Он просто подтвердил свои слова вновь. Никто. Нил привык быть никем. С Натаниэля до Нила он двадцать два раза был этим самым никем, который появлялся в городе максимум на месяц и бесследно исчезал. Ни новых связей, ни новых лиц. Только сожжённые документы, новые паспорта и лица. Вплоть до Нила Джостена, которому насильно смыли краску с волос. Которому Эндрю позволил остаться, при условии, что Натаниэль будет похоронен с его ублюдком-отцом в Балтиморе. Нил согласился. Ничто. «Я ведь говорил, рано или поздно ты мне надоешь.» Надоел. Эндрю был почти патологически честным и прямолинейным. Даже после Балтимора, после победы в Эверморе, множества ночей вместе, он никогда не обещал большего и не клялся в вечной любви. Вообще ни в какой не клялся; они никогда не говорили друг другу этого. Нил и не нуждался в этом. Он видел и чувствовал Эндрю, этого было достаточно. Эндрю действительно не лгал. Нил чувствовал ложь за милю, и всё, что было между ними эти полтора года было настоящим. А то, что Нил позволил себе думать, что дальше их ждёт нечто большее, это его проблемы. Дым от сигареты снова наполнил комнату. Сейчас он больше напоминал не о Мэри. Эндрю забыл эту пачку на полке, когда собирал вещи. Нил видел, что она лежит там, между их самоучителем по русскому языку и треснувшим бокалом, который Сэр столкнула с их тумбочки, когда они в очередной раз увлекшись поцелуем, не обратили внимание на её требовательный «мяу». Пачка уже почти опустела, и Нил вернул её под подушку, уткнувшись носом в пропахшую его запахом ткань. В голове против воли, словно испорченный механизм старого кинопроектора, по новому кругу заиграли события того вечера. "День святого Валентина" звучало глупо. "День всех влюблённых" ещё хуже. Этот день казалось был создан специально для таких людей как Ники. Вот, кто точно в восторге от предстоящего праздника обежал кучу магазинов, чтобы найти Эрику подходящий подарок и уже успел отправить в Штутгарт. В мире Нила раньше не существовало места для праздников, и дня святого Валентина, раз он не мог сделать ничего полезного для жизни беглеца, тоже не существовало. Нил ведь даже не мог сказать с уверенностью, что такое влюблённость. Он влюблён в Эндрю? А Эндрю в него? Это слово будто не подходило им. Они жили вместе, вместе спали, целовались до головокружения, оставляли следы губ и рук на телах друг друга, вскрывали душу каждого из них по очереди, медленно хороня старые шрамы, которые возможно не заживут, но станут менее заметны. Со временем. Что дарить человеку, с которым вы чувствуете себя Дома? Который подарил возможность быть реальным и нужным. Бесцельно пялясь в окно, Нил поёжился и невесело усмехнулся про себя. А нужным ли? — Что это? - Эндрю крутил сигарету между пальцев, лишь краем глаза взглянув на конверт, что принёс Джостен. Нил вытянул сигарету из чужих рук и затянулся, еле заметно улыбаясь уголком губ. — Открой. Не могу же я за тебя выполнять всю работу. Эндрю смотрел на него в течение полуминуты, прежде, чем вскрыть конверт. Тихо звякнуло. — Я ведь говорил, что нам не помешает уехать. Съездить куда-нибудь ненадолго, вдвоём. Ключи вернулись в конверт, а сигарета в руки Миньярда. — В честь чего вдруг вспомнил? — Ники рассказал про 14 февраля, - Нил заметил, как плечи Эндрю слегка напряглись, - и о том, что в этот день принято что-то дарить. Пауза длилась дольше, чем Нил рассчитывал. Где-то под рёбрами росло болезненно знакомое чувство тревоги. Он хотел было снова потянуться за сигаретой, но замер в нескольких миллиметрах от пальцев Эндрю. Взгляд ореховых глаз мимолётно задержался на дрогнувшей руке и снова устремился на город под их ногами. Закатные лучи путались во взъерошенных волосах Эндрю, и Нил не мог не смотреть на него, запечатляя в памяти каждую деталь. — Причём здесь мы? Короткий и простой в своей сущности вопрос поставил Нила в тупик. За рёбрами снова мерзко заскребли. Причём здесь они? — Предпочитаешь весь уикенд провести в компании Кевина и практиковаться перед весенним сезоном? - Нил едва не поморщился от собственных фальшивых ноток смеха. Слишком давно ему не приходилось скрывать беспокойство в присутствии Эндрю. Миньярд попыток в юмор не оценил. — Занимаешься бесполезной ерундой. Нил будто медленно примерзал к месту. Очень хотелось повернуться к Миньярду лицом, заглянуть в глаза, ставшие родными за эти месяцы. Но страх увидеть в них прямо противоположное вынуждал смотреть вниз, на проходящих людей, машины, на что угодно, лишь бы не видеть того холода, который сквозит в голосе Эндрю. В памяти неизменно всплывает лёд в интонациях Мэри, когда она таскала его за волосы после робкого, совсем мимолётного взгляда на ребят его возраста на заправке, где они ненадолго остановились. Он ведь даже не думал подойти. Лишь посмотреть, пару секунд на то, чего он лишён. Наконец голос прорезается. — Дрю, я.. — Нет. Не зови меня так. Нил видел, как побелели костяшки его собственных сжатых кулаков. —Ты хочешь сказать что-то ещё. Так скажи. Эндрю повернулся к нему. Нил кажется услышал те самые слова раньше, чем они были произнесены. — Мы закончили, Нил. В Нила попадали пули и ножи. Нил помнил, какого было увидеть "0" в день, когда его похитила Лола, помнил ужас от встречи с отцом. Во все те моменты страх и боль были предсказуемы и ожидаемы. Но не сейчас. Не когда они сидели на их крыше, не после того, что между ними было. Не тогда, чёрт побери, когда Нил пытался сделать Ему подарок. Слёзы предательски резко и необратимо подступили к глазам, нервная улыбка тронула губы. Злость и обида словно хлынули в вены и он наконец поднял глаза на Эндрю. — Закончили что? Нил открыл глаза. Ответа тогда не последовало. Эндрю ушёл молча, не вернувшись в тот вечер в их квартиру. И на следующий день тоже. Через два дня, он так же, не проронив ни слова, пришёл и собрал вещи. Нил ощущал себя каменным изваянием, наблюдая за тем, как Миньярд ходил и методично стирал следы своего существования в его жизни. Внутри выло и разрывало на части. Хотелось вцепиться себе в волосы и кричать, умолять, но он не мог пошевелиться, пока всё в грудной клетке сгорало медленно и основательно. Возможно, так же ощущала себя его мать в ту ночь на пляже. Разница лишь в том, что Нил был всё ещё жив.