Дорога к ветру

      На юге чуть ли не с самого рождения мира ходят легенды об ашэ с кожей темнее пустынного неба, глазами светлее звёзд и посохом, увенчанным пламенем. Говорят, он приходит тогда, когда все другие бессильны; его мудрость может помочь против любой беды, а его меч — сразить любого, будь он человек, дракон или юрги. По слухам, он любит кузнецов, потому что и сам кузнец, просто давно отдалившийся от смертного мира, и знает все тайные пути над небом и под землёй. И не реже, чем о нём, судачат об ашэ с чудесной саблей, что, говорят, приходится ему сыном…       Что же, реальный Гэленор совсем не походил на себя из легенд. Сейчас он не казался могущественным, героическим или мудрым — скорее уж очень усталым; даже его звёздные глаза, так воспевавшиеся среди людей, припомеркли. Он буквально излучал эту усталость, от которой его рослая фигура казалась полупрозрачной и угольно-хрупкой, и от него хотелось отодвинуться, чтобы не заразиться этой усталостью, будто болезнью. Обычно он выглядел так после тех редких лютых зим, когда ему приходилось выходить на Охоту за тёмными тварями вместе с ашэ Севера. Тем тревожнее было то, что сейчас только-только заканчивалось лето.       — Нет, — Гэленор потёр переносицу, пачкая иссиня-тёмную кожу сажей, и тяжело оперся затянутой в чёрную перчатку рукой о верстак. — Больше никого, увы.       — А Кианит? — Яр Сахри сам не заметил, как задержал дыхание, сцепляя за спиной пальцы почти до боли, и мысленно пообещал, что поблагодарит ашэ Случая лично, если этот самый случай сейчас ему соблаговолит. — Я видел её здесь, совсем недавно!       — Она была ранена на своей последней охоте, я ещё не успел убедиться, что глаза её не повреждены, — Гэленор отвернулся, нырнул рукой в чан с водой, чтобы достать опущенную туда совсем недавно заготовку клинка — то, что вода почти кипела, его не смутило. — То, что ты смог перенести потерю Дара, не значит, что и она сможет… Поэтому, покуда я не знаю состояния её глаз, она не будет вести никаких дел, — он повертел клинок в руках, отложил в сторону и вновь заговорил — на сей раз его голос звучал почти холодно: — Да и тебе ли жаловаться, Сахри? — в тоне нарастало раздражение. — Ты же лучший из лучших. Радуйся, что такое простое дело поручили.       — Разве ты не можешь поручить это простое дело другим? — наконец сумев расслабить пальцы, Яр сложил руки на груди и, вздёрнув подбородок, посмотрел на Гэленора прямо, пытаясь поймать его взгляд. — Отзови кого-нибудь с охоты и меня туда отправь вместо…       — Увы, не могу, — отрезал Гэленор и, с тяжёлым вздохом прижав ладонь ко лбу, добавил уже тише: — Возьми, что нужно, и отправляйся сегодня же. Встретишь его и ашэ Стужи в Великом Узоре, в театре. Это в пятой доле. Думаю, сам найдёшь.       — Да… учитель, — пробормотал Яр, коротко кланяясь и кривовато складывая ладони треугольником перед лицом. Поднявшуюся внутри злость он привычно подавил. Неожиданно его мягко погладили по голове; Яр застыл, а после с шипящим вдохом стиснул его запястье, заставляя убрать руку — благо, волосы теперь острижены так, что за них толком не схватиться.       — Чего ж ты такой сложный… — вздохнул Гэленор и отвернулся к тускло мерцающей заготовке. — Можешь идти, я тебя не держу.       Яр выскользнул за дверь, так и не ответив. Пусть злость отступила, но остаточное чувство, напоминающее тягостное, давящее опустошение, никуда не делось, как и ощущение пальцев в волосах — Яр даже нервно потянулся коснуться затылка, будто в уверенности, что наткнётся пальцами на переплетённую лентой косу. На мгновение стало тяжело дышать от фантомного вяжуще-металлического запаха — как будто кровь забила горло.       — О, милый друг! — откуда-то из сумрака светлой тенью вынырнула Кианит и, дождавшись, пока Яр подойдёт к ней, поманила его за собой. Яр замотал головой, стряхивая наваждение, и, догнав её, пошёл рядом. — Рассказывай, зачем ты Гэльо был нужен. — мелькнувшая на её лице лукавая усмешка показалась Яру половинчатой, будто маска, из-за наполовину замотанного бинтами лица. Тем не менее, даже она говорила всё ярче любых слов.       — Ты же и сама знаешь, — покосился Яр на неё, надеясь, что правильно понял её мимику.       — Знаю, — улыбка Кианит стала ещё шире. — Но почему это должно мешать мне дразнить моего милого друга? А ещё мне правда интересно, придётся ли тебе выполнять только мою работу или Гэльо на тебя ещё чего повесил.       Она замолкла, на ходу плавно поводя руками из стороны в сторону, будто во время танца. Даже шаг её был лёгким, пружинистым, хотя из-под подола лёгкого белого платья тоже были видны бинты, перетянувшие обе ноги ниже колена. Сам Яр двигался далеко не столь свободно — Север, с которого Гэленор так срочно его позвал, отпускал медленно и неохотно. Казалось, его холод всё ещё болел в костях, и от него клонило в сон.       — Это кто тебя… так? — Яр неопределенно провёл ладонью вдоль своего лица, а потом кивнул на ноги Кианит. Силой и ловкостью она превосходила многих — так что же за юрги смог ей навредить?       — Не поверишь, — вздохнула она. — Хохотушка! Это меня хохотушка так расцарапала! Мелкая нечисть, — она смерила руками воздух, словно рыбак, хвастающийся добычей. Расстояние между ладонями едва достигло полутора локтей — хохотушки, самые маленький из тварей-юрги, в самом деле были невелики. — Ну ничего, Гэльо меня починит. Но пока этого не случилось, — она взмахнула руками, после чего локтем толкнула как-то внезапно возникшую перед ними дверь на лестницу, — я, вот жалость, не могу много путешествовать, поэтому за меня будешь путешествовать ты!       — Я обречён, да? –спросил Яр, рассеянно разглядывая стекольно-гладкие алые ступени и вслушиваясь в шуршание одежд и волос Кианит. Хохотушка — и минимум трижды ранила её, ашэ северо-западного ветра? Ашэ, обладающую именем и служащую Гэленору? Насколько же трудный сейчас год, если это смогло произойти?       — Ага, — она, посмеиваясь, почти взлетела через последнюю дюжину ступенек. Раздался скрип, и на лестницу хлынули темнота — такая густая, что, казалось, в ней можно было захлебнуться — и горячий, как над очагом, воздух. Яр Сахри остановился, слепо глядя наверх, после чего быстрым шагом преодолел оставшиеся ступени и вышел на крышу. — Иди-ка сюда, милый друг, — Кианит, уже усевшаяся на угольно мерцающую черепицу, поманила Яра к себе, и он послушно опустился рядом. Только теперь он понял, почему здесь так тепло — внизу находились кузнечные мастерские, и жар их согревал и крышу. От этого тепла даже когтистая хватка Севера будто ослабевала, а спину и плечи покидало напряжение. — Вот теперь я вижу ашэ южного ветра, а не бледную тень, как раньше, — Кианит широко улыбалась, на сей раз без тени насмешки.       — Тебе кажется, — Яр с долгим выдохом растянулся на черепице во весь рост. На мгновение ему показалось, что он всё ещё дома, в песках под беззвёздным ещё небом, и что нет и не было никогда никакого Гэленора, протянутой ладони и его «пойдём со мной». — Какой я тебе Южный Ветер?       — Хочешь сказать, я тебе лгу? — и вновь это лукавое выражение. — Неа, нет, тем более что ты — он и есть.       Некоторое время они молчали. Яр смотрел в тёмное небо, следя за тем, как плавно сдвигаются звёзды, словно танцоры на площади, и как мерцает единственная недвижимая. Словно четыре трещины, небо пронзали башни. Отсюда даже можно было разглядеть флюгера на их шпилях — дракон, сжимающий в лапах звезду, танцующая крылатая фигура, парусник и… Яр с трудом отвёл взгляд от последнего — южного — шпиля и флюгера — в его силуэте угадывалась вставшая на дыбы тварь-юрги с пронзённой мечом грудью.       — Этот учёный, — наконец протянул он, всё ещё глядя в небо, — которого мне Звёздный Мастер приказал сопровождать. Раньше ты была его напарницей?       — Открою тебе секрет: почти все наши успели перебывать напарниками учёного друга, — усмехнулась Кианит и улеглась рядом, заложив руки за голову. — Просто я, в отличие от этих нытиков, могу некоторое время его выносить. А ты круглый год отсутствуешь, вот до сих пор с ним и не знаком.       — Вот как, — ум кольнула неожиданная догадка, и Яр, поразмыслив пару айно, продолжил: — Поэтому все отсутствуют, да? Никто не хочет его сопровождать?       — Ага, много кто попрятался. Но и на охоте не меньше — юрги нынче лютые, даже те же хохотушки. Но в целом ты прав, — Кианит пространно взмахнула рукой, после чего сложила её в кулак, будто чтобы измерить высоту Оси над горизонтом, как часто делали путешественники, — его всеми силами стараются избегать.       — Он настолько ужасен?       — О, просто неописуем! — с неожиданным энтузиазмом воскликнула она. — Сам увидишь, веселье тебе обеспечено!       — Я точно обречён, — мрачно отозвался Яр Сахри, поворачивая голову к ней. — Учитывая твои представления о веселье.       — Ну, тебе же нравилось путешествовать и сражаться, — Кианит закинула ногу на ногу, беспечно покачала обутой в сандалию ступнёй. — Как минимум первое в компании учёного друга неизбежно, а для второго Гэльо тебя и позвал.       Яр Сахри лишь молча покачал головой. И то, и другое было должным, а в долге не было места каким-либо чувствам, в том числе и личному предпочтению; хорошо, что к Кианит это не относилось. Пожалуй, она походила бы на его сестру, будь они смертными — такая же смуглая и гибкая, с тёмными глазами — правда, не изменчивыми диафанитовыми, как у него, а синими, из кианита; и волосы не тёмные, как небо, а белые, как пепел. Кианит их всегда на его памяти заплетала в косы и украшала бронзовыми украшениями в виде змеиных голов; Яр же уже давно привык подкалывать волосы, что теперь, будучи обрезанными едва ниже челюсти, отчаянно лезли в лицо.       — Ты называешь его другом, — помолчав, сказал Яр, и Кианит рассеянно улыбнулась. Он любил её улыбку — хотя бы потому, что видел её; с Кианит как-то получалось не угадывать настроение и оттенки намерений по интонациям: пусть Яр и не мог запомнить — или различить? — её лица, как и всех других, но его выражения почему-то понимал легче, чем обычно. Интересно, какое её лицо? Гэленор, помнится, называл её красивой…       — Тебя я тоже называю другом, но это тебя как-то не смущает, — снова усмехнулась Кианит, но продолжила уже задумчивее: — Он же мне, понимаешь, почти родич — тоже Ветер и тоже северный, как я. И меня чаще других отправляли путешествовать с ним. Пришлось подружиться, чтобы не сойти с ума!       — Каков он?       — Учёный друг? Хороший, — она хмыкнула и почти незаметно придвинулась ближе. — Только странный. Как и ты. Но с ним на самом деле трудно, даже мне, уж больно непредсказуемый. Не знаю почему, — неожиданно заключила она, — но мне кажется, ты можешь с ним подружиться!       Яр зябко повёл плечами — подружиться? Он? Лицо Кианит на мгновение приняло сочувственно-виноватое выражение, и она перевернулась на бок лицом к Яру. Спустя мгновение его накрыло что-то тяжёлое и тёплое, скрывшее небо — он вздрогнул, не сразу поняв, что это крыло Кианит. Ну конечно, у неё же всё в порядке с хвалёной совершенной изменчивостью ашэ — а Яр и забывать иногда начал, что такое вообще возможно. Во всяком случае, для кого угодно, кроме него.       Кианит потянулась к нему, но замерла, так и не коснувшись. «Спасибо» — благодарно шепнул Яр одними губами, и она серьёзно кивнула ему, после чего оба замолкли. Молчать рядом с ней было уютно — и Яр молчал, уткнувшись виском в горячую черепицу, прикрыв глаза и позволив мыслям блуждать где-то в опасной близости от золотистой туманной границы снов. Рядом с Кианит было можно. Рядом с Кианит было безопасно. Сама она, кажется, задремала тоже.       Через какое-то время она с разочарованным вздохом убрала крыло и отодвинулась, снова садясь на крыше.       — Думаю, тебе пора, — зевнула она. Оперённые белоснежные крылья за её спиной смазались и растаяли, словно мираж. — Меня бы Гэльо отправил сегодня же.       — Ага, — отозвался Яр и сел рядом, после чего замолк, собираясь с мыслями.       — Эй. Ты в порядке? — перед его лицом помахали рукой, и Яр моргнул, встречаясь взглядом с обеспокоенной Кианит, теперь сидевшей напротив. Видимо, пауза слишком затянулась.       — Да, — медленно кивнул он и наконец спросил, давя дрожь, сжавшую было плечи: — Поможешь мне собрать волосы?       Глаз Кианит удивлённо распахнулся, после чего её наполовину перемотанное бинтами лицо неожиданно стало… строгим?       — Повтори, — короткое, сказанное сухо слово прозвучало почти приказом.       — Помоги мне собрать волосы, — послушно повторил Яр, смаргивая образ горящей во лбу Кианит злой метки-полумесяца — какой она, к счастью, никогда не носила, и, порывшись в кармане, вытащил горсть тонких металлических заколок. Пересчитал их ощупью — восемь. Ни одна не потерялась.       — Уверен? — строгость вновь сменилась удивлением, а не скрытая бинтами бровь устремилась к переносице. Не верит, понял Яр, и снова кивнул. — Нет, с ним ты точно подружишься, непредсказуемый ты мой милый друг, — Кианит неожиданно мягко улыбнулась и достала из свёрнутого в рукаве пространства гребень, после чего пересела за спину Яра.       Ему думалось, это будет неприятно; оказалось же, к удивлению, почти… нормально. Гребень легко скользил в волосах, зачёсывая их назад; даже дрожь, обычно в такие моменты рождавшаяся в груди, приутихла, хотя и не уйдя окончательно. Оттого ли, что это была именно Кианит? Почти единственное существо на всех трёх сторонах мира, заслуживающее доверия? Верно, да. Иных причин Яр не видел.       — Поверни-ка голову, — Кианит уже успела скрепить его волосы заколками и снова присела перед ним, внимательно рассматривая получившееся. — А теперь сюда... И обратно, — заставив его повертеться так и этак, она наконец удовлетворённо кивнула: — Вот теперь выглядишь достойно.       — А ты умеешь себя хвалить, — не сдержался от усмешки Яр.       — Что умею, то умею, — отмахнулась Кианит и задумчиво добавила: — Глаза бы тебе ещё подвести… У тебя есть сурьма?       — Закончилась, — Яр кинул выразительный взгляд на своё предплечье, испещрённое грубыми — рисовал он их пальцем — чёрными узорами. Глаза, спирали, треугольники, линии, точки, снова глаза. То, что осталось от его прежней любви к рисованию.       — Ладно, — Кианит задорно улыбнулась. — Так уж и быть, одолжу свою. Хоть золотистая краска у тебя ещё есть?

***

      Если ашэ нужно срочно куда-то попасть, есть два верных способа: развеяться в одном месте и воплотиться в другом — если, конечно, ты имеешь там силу — или идти светлой половиной мира. Бывать там Яр Сахри не любил — преследующий там повсюду свет, острый и яркий, будто боль, нервировал его. Выбирать же, однако, особо не приходилось.       Свет — пространство сна, мечтаний и идей, слепок навечно неизменного прошлого. Золотое мерцание, что скрадывает границы между реальным и вымышленным, минувшим и нынешним, между одними местами и другими, мир иллюзорный над миром реальным. Свет связывал собой все уголки земли, обращая расстояния в ничто. Именно этой «светлой половине» мира принадлежал Звёздный Мастер Гэленор, именно отсюда он принёс в творимую им и его сёстрами реальность возможность созидать. Это цепкое, текучее место не нравилось Яру ещё и потому, что очень быстро заполняло собой и своим светом все щели ума, выталкивая оттуда наружу всё самое тёмное и гадкое.       Тёмное небо, мерцающие на его фоне гэленоровы башни и светлая фигура, машущая рукой на прощание, сокрылись в золотистом тумане, стоило дороге под ногами Яра вильнуть куда-то вправо. Прыткая и вёрткая, она плясала под его ногами, и, казалось, стоит сойти с неё, как она тут же ускользнёт; благо, даже такие дороги здесь приводили куда надо, а не куда положено. Сердоликово-рыжие небеса истекали светом — неестественным, въедливо-липким, как мёд или кровь; этот свет не давал нормально дышать, оставаясь железистым привкусом на языке. Яр нервно потянулся к поясу — он и сам не успел понять, к ножнам или футляру для флейты, — но замер, после чего мысленно обругал себя за трусость, и, подавив желание пойти быстрее, напротив, остановился. Медленно вдохнул, расправил плечи, огляделся. Страх здесь лишь создавал проблемы, стоило посмотреть ему в лицо сразу.       Золото, золото, пурпур. Пурпур, пурпур, густая сиреневая синь, как в садах весной. Рыжий и блекло-красный. Много света, мягкого, дымчато-текучего, смазывающего очертания того, что было — или чего не было — вокруг. Влажный, тяжёлый запах, как после дождя. Крутой склон по правую руку, сбегающая к реке долина по левую. Саму иссиня-тёмную водную гладь едва получалось разглядеть за обступившими её деревьями, а за изгибом долины она, кажется, разливалась озером. Место это показалось Яру знакомым — видно, Свет вынул реальную землю из его памяти и воплотил. Он медленно спустился по склону к реке, то и дело путаясь ногами в густой охристой траве, в которой темнели ручейки, почти не издающие шума: стоило отвернуться, как вода переставала течь и замирала подобно стеклу. Время в Свет приходило крайне неохотно.       У самой реки Яр Сахри остановился. К чувству знакомого добавилось неприятное ощущение, сжавшее плечи — будто здесь произошло нечто неприятное, что не получалось вспомнить. Не успел Яр обдумать это ощущение, как откуда-то из-за реки зазвучала… музыка. Кто-то играл на струнном — медленно, то и дело сбиваясь, будто впервые держал инструмент в руках. Струны то звучали глухо, то взвизгивали — казалось, неизвестный музыкант злился и дёргал их, не сдерживая силы; за музыкой слабо различалось приглушённое пение. Слов слышно не было.       Юрги, подражающий звукам и голосам, или заблудший смертный — кто бы то ни был, Яр должен был взглянуть на него, победить или вывести отсюда. Тёмные твари нередко развлекались подобным образом, заманивая любопытных путников прямо в свою паутину, а потом питаясь их страхом; другое дело, что в Свете они обычно появляться не осмеливались — слишком чужд он был для них, равно как и для их создательницы, ведь её уделом была Бездна.       Яр Сахри перешёл неглубокую каменистую реку вброд, аккуратно закинув полы синего плаща на локоть, но, увидев, что противоположный берег густо зарос кустарником, мысленно пожал плечами и продолжил путь прямо по течению. Чем дальше, тем глубже становилась река, так что вскоре ему пришлось закатать выше шальвары, а потом и начать искать, где проще пройти по земле — благо, кустарник поредел достаточно, чтобы не пришлось рубить его саблей. Яр даже фыркнул от этой мысли, аккуратно обходя цепкие развесистые ветви — Леванте, верно, очень возмутилась бы, реши он использовать её для такой бесславной работы. Сколько бы лет ни прошло с тех пор, как она стала клинком, гордячкой она быть не переставала.       Вскоре до Яра Сахри начал доноситься звонкий голос, подпевавший музыке.       — Этот мир давно… создан был… тремя… из осколков тьмы, из… обрывков сна… — мягко напевал невидимый музыкант. Песня, больше всего похожая на незатейливую колыбельную, то и дело прерывалась неловкими паузами — видно, чтобы музыка успевала догнать слова.       Вскоре Яр, наконец пробравшись через кусты, смог увидеть и самого поющего, сидевшего прямо на земле под сенью древесной кроны, и удивлённо замер. Это был ребёнок. Мальчишка лет, кажется, двенадцати, играл на массивной цитре из тёмного дерева, что лежала у него на коленях, и мурлыкал — уже без слов. Не юрги, с чем-то вроде облегчения понял Яр. Скорее уж… ашэ? Не смертный.       — Но я слышу лишь, как поют ветра… — внезапно пропел мальчик и звонко защипнул струну, после чего с видимым усилием переставил цитру наземь и вскочил на ноги. Отряхнул одежду — она была ему велика, явно пошитая на человека куда старше, выше и шире в плечах — и наконец посмотрел на Яра Сахри — для этого ему пришлось задрать голову, хоть Яр и не отличался высоким ростом. Неестественно-яркие синие глаза мальчика на мгновение удивлённо расширились. — Да, — наконец протянул он после паузы. — Если бы я знал, что ты придёшь, сыграл бы на окарине. Окарина куда лучше этой громадины, — он ткнул носком сапога — тоже, судя по всему, слишком большого для его ноги — в лежащую на земле цитру. — Тебе так не кажется?       — Ты из тёмных? –спросил Яр, отступив немного, чтобы этому ашэ-мальчишке не приходилось смотреть на него настолько снизу вверх. Теперь ему просто было любопытно.       — Хм? С чего бы? — тот наклонил голову набок, так, что неровная тёмная чёлка упала ему на лицо. Яр в ответ неопределённо провёл ладонью напротив своего лица. — А, ты про ваши глупые глаза и метки? — мальчишка назидательно покачал пальцем. — Не всякий слуга Луны носит на лбу её метку и не у всякого ашэ Гэленора глаза из камешков. А вот Лета… О, Лета всех своих слуг отмечает, жуууткая собственница! Даже больше, чем Лу-лу и Гэльо, ты знал? — Яр не успел опомниться, как мальчик уже оказался за деревом, под которым до того сидел, выглянул из-за ствола и захихикал. — Смешная! Всех их целует, чтобы они от неё не ушли. Ты знал? А тебя… — Яр приблизился к нему парой шагов, но он со смехом отскочил, после чего поманил его за собой. — А тебя она ещё не целовала! Не целовала, да?       В душе Яра колюче шевельнулось раздражение, когда он понял, что его внаглую дразнят.       — Как бы ни было, я не тёмный, — проворчал он, следуя за мальчишкой, что теперь шёл спиной вперёд, балансируя руками, будто уличный артист. У него не получалось понять, что скрывается за смехом и дурачествами — впрочем, он никогда не был силён в понимании других. Но этот ашэ на самом деле вёл себя… как ребёнок. Непонятно. Но, что бы он ни задумал, кем бы ни был — да хоть на самом деле тёмным! — разве Яр Сахри, Первый Клинок — от титула, пусть и сказанного мысленно, знакомо засвербило в груди — Юга, не сможет с ним справиться? Даже Леванте не справилась когда-то — а ведь она была Первым Клинком Востока и… первым клинком, отказавшимся служить Луне. Даже тогда она была много сильнее него.       — Правда? А мне показалось, что самый настоящий тёмный! Так вот почему, — весело заключил мальчик, — вот почему она тебя не целовала! Да, теперь вижу — глазки Гэльо тебе хорошие сделал, они из чего? А эта штука, — он провёл ногтем по своему лбу, пристально следя за лицом Яра, — значит, от Лу-лу?       Яр Сахри растерянно коснулся лба, провёл от виска и коротко вздрогнул, наткнувшись пальцами на пятно холодной кожи над переносицей. Сразу вспомнилась его форма — полумесяц, так и застывший рожками вниз. И он совсем забыл об этом? Сколько же ещё он забыл с тех пор?..       — Слуга двух Старших, — задумчиво произнёс остановившийся мальчишка, глядя на Яра с каким-то неясным чувством. — Не видывал я таких раньше. И откуда ты такой взялся, вот скажи мне? И только Ночь тебя ещё не целовала. Вот зачем, — на его лице вновь сверкнула улыбка, и он опять зашагал вперёд спиной, — зачем девы целуют мужей? Не все же они как Ночь, я уверен! Или все?..       Он всё говорил, быстро и почти без пауз, и с каждым словом Яру всё больше хотелось его — или хоть кого-нибудь — ударить. Лоб горел, словно его жгла метка, прогоревшая и рассеявшаяся пеплом давным-давно; и вместе с несуществующей меткой обжигала изнутри злость, которую на сей раз не получалось подавить. Мальчишка-ашэ так ничего толкового и не сказал, всё рассуждая о девах, Ночи, поцелуях и ещё чём-то, что Яр даже не пытался отслеживать.       — А, о чём это я! — внезапно воскликнул он, резко остановившись, и Яр, собиравшийся было одёрнуть его, коротко закашлялся, подавившись словами. — О чём это я, о чём это я… Ты же не за мной сюда пришёл, да?       — Не за тобой, — процедил Яр, раздражённо спрашивая себя, зачем он вообще сюда полез, и находя лишь один ответ: от любопытства, а не только потому, что издавать звуки музыки мог юрги. И чтобы справиться со страхом.       — Если не за мной — значит, сюда! — мальчишка с энтузиазмом всплеснул руками и крутанулся на пятках, поворачиваясь лицом в ту сторону, куда они всё это время шли.       Они всё это время шли вниз по течению почти неподвижной реки — кустарник совсем поредел, так что это не составляло труда, — а теперь вышли к озеру — вернее, туда, где должно было быть озеро. Вода разливалась матовой гладью, больше похожей на площадь. Болезненно-оранжевое небо пологом занавешивала складчатая сизая дымка, казалось, искажавшая свет. А ещё там, в тумане, на чёрной воде-стекле, лицом вверх лежал человек.       Яр сам не понял, как с шага сорвался на бег. Зрение мутилось — из-за тумана? — лоб пылал, ноги скользили по тёплой гладкой поверхности озера. Но, стоило ему оказаться рядом с человеком, как он застыл, не в силах двинуться. Воздух будто превратился в камень, забивший грудь и не дающий дышать. Виски сдавило болью.       Застывшее смуглое лицо, слепо распахнутые в небо глаза с широко растянувшимися вертикальными светлыми зрачками, так знакомо и одновременно чуждо подведённые чёрным и золотым. Длинные тёмные волосы, беспорядочно рассыпавшиеся и у затылка слипшиеся от крови, и кровь же у уголка губ Пробитая-вспоротая грудь, щетинящаяся кроваво-стальным оскалом. Чернеющий во лбу полумесяц.       В следующее мгновение Яр опустился рядом, непослушными пальцами отвёл волосы с едва различимого, знакомого-незнакомого лица — глупый, глупый, зачем отпустил их, ей же это не нравилось… В голове было пусто и глухо, зато тело сковало холодом и дрожью, словно до него дотянулся отголосок давних, совсем давних страха и боли.       — Ты же убьёшь его, Луна, слышишь?! Ты убьёшь его!       — Убью. Он заслужил.       Он вскинул глаза, следуя за эхом, оставшимся от сказанных когда-то слов. Взгляд метнулся по пятнам крови на поверхности воды — странно, что не заметил раньше — к двум неясным силуэтам невдалеке. Молодая тонкая женщина с окровавленной рукой и ещё кто-то — смазанная светлая фигура, застывшая в напряжённой неустойчивой позе, словно этот человек — или нечеловек, не понять было — в моменте нервозно расхаживал из стороны в сторону.       Застывшее воспоминание разлетелось в клочья, разбитое резким посвистом Яра и взмахом вылетевшей из ножен Леванте. Растаяли два силуэта в тумане и человек с его, Яра, мёртвым лицом, стоило сабле пронестись сквозь них, будто сквозь пустоту.       — Как интересно, — задумчиво протянули за его спиной, и Яр резко обернулся, взмахивая ладонью. Леванте, повинуясь его жесту, замерла у горла мальчишки-ашэ в чёрных одеждах. Тот даже не дрогнул, глядя мимо него, туда, где исчезли в тумане две призрачные фигуры, после чего перевёл на него взгляд и задорно улыбнулся: — Ты не против, если я заберу твои глаза? Тебе они, кажется, не очень нужны.       — Кто ты такой? — шипяще выдохнул Яр Сахри, застыв напротив; прежде отказывавшиеся повиноваться пальцы сами нашли рукоять замершей в воздухе сабли.       — Кто я? А кто ты, безымянный ашэ южного ветра? — мальчик наклонил голову набок, будто не замечая металлически отблескивающего лезвия у своей шеи. — Ты знаешь?       — Кто. Ты. Такой? — повторил он зло — Леванте отозвалась возбуждённым звоном, вибрацией отдавшимся в руку.       — Я? — тот моргнул, будто наконец понял вопрос, и медленно скользнул взглядом по лицу Яра. — Я не знаю. Ведь себя услышать, себя узнать — не могу, увы, могу лишь внимать, — последнюю фразу он произнёс нараспев, после чего вдруг потянулся к Яру: — А теперь мне нужны твои глаза!       Взмах сабли прошёл сквозь его тело легко, словно оно было сделано из дыма. Улыбающееся лицо мальчишки за мгновение стало удивлённым; он медленно коснулся ладонью, что до того тянул к Яру, разорванной одежды на плече.       — Как интересно, — пробормотал он, когда одежда в том месте, где должна была быть смертельная для человека или даже ашэ рана, под его пальцами разошлась и взвихрилась, как чернила, капнутые в воду. Тела в этой полупрозрачной мутной черноте не было. — Неужели ты настолько дорожишь своими глазами?       За считанные мгновения следы от пальцев разошлись дымными спиралями по всей его фигуре, заставляя её утратить форму и цельность, и следующий удар саблей плашмя развеял его. Яр с протяжным вздохом, больше похожим на стон, зажмурился и прижал ладонь к лицу. Мальчишка даже не коснулся его, но ломкая, тревожно-щекочущая боль всё равно медленно нарастала внутри. Не в глазах, которые тот хотел вырвать, нет — в груди. Яр потёр веки, после чего, на айно замешкавшись, сунул пальцы в рот и укусил их. Боль реальная против боли фантомной помогала безотказно — жаль, не против стыда за собственную краткую слабость.       «Сознание терять не собираешься? Молодец», — проворчала Леванте и вывернулась из его руки. — «Попробуй только эту хрупкую деву одну с твоим бессознательным телом оставить! Брошу здесь, так и знай!»       — «Хрупкая дева» попрочнее этого недостойного будет, — вымученно усмехнулся Яр Сахри, запрокидывая голову и растирая лицо ладонями.       «Поговори мне ещё тут», — пригрозила она и после короткой паузы недовольно продолжила: — «А его ты зря развоплотил. Теперь он возродится и будет снова нам докучать».       — А что ещё с ним было делать? Я не ловец, как знаешь, — вздохнул Яр, приглаживая и так аккуратно собранные волосы, и переступил с ноги на ногу. Пальцы саднило, но боль и страх наконец полностью отступили. — Сообщим Луне и её ашэ, они разберутся, кто он таков. Дальше уже не наше дело.       «Не буду спорить», — отозвалась Леванте, и Яру неожиданно живо представилось, как она закатывает глаза. — «Ты главный, тебе и решать. И виновен, если что, тоже ты».       — Как и всегда, — Яр жестом позвал саблю к себе, кивнул на ножны на своём поясе, в которые она незамедлительно нырнула, и добавил мысленно: ты оружие, кто с тебя спросит? — на что она отозвалась лишь раздражённым будто бы звоном. Туман над озером рассеивался, будто разгоняемый рыжим небесным светом, вдали постепенно проступала крепостная стена, очертаниями похожая на крыло планирующей над песком птицы. Там же золото неба начинало сменяться привычной чернотой. Пункт назначения, Великий Узор — город на юго-востоке континента, на побережье Безводного моря. Даже здесь ощущался призрачный холодок его тёмного неба и его прохладный сухой ветерок, и Яр, ещё раз пригладив волосы, оправив одежды и перетянув удобнее ремень с ножнами, быстрым шагом пошёл туда. Он и так слишком задержался. А работа не ждала.