Красная нить эмоций

Где мы должны оказаться в конце пути? Кем мы должны стать, в какой форме? Я уже перегружен тем, Что едва могу быть самим собой. Меня кто-нибудь слушает? Может ли кто-нибудь просто обнять меня? Ateez – Turbulence

— Вова? Молча, с видом максимально убитым, Володя перешагивает через порог и устало утыкается лбом в грудь Сибирякова. Коля непонимающе хлопает глазами — нежданный гость заставляет мигом возникнуть череду вопросов. — Для начала... пожалуйста, дай поспать. — заплетающимся языком просит Владивосток, едва находя в себе силы держать глаза открытыми. — У меня самолет был в 5:20. Многозначительно промолчав — наверное, сопоставляя столь внезапный прилет, раннее время и полусонную просьбу, Коля только укладывает одну ладонь ему на плечо, легонько похлопывая. — Мне придется изменить свои планы, но тебе повезло, что сегодня суббота, — монотонно отвечает Новосибирск, разглядывая заспанного и думающего явно тяжелую думу Вову. — объяснишь причину, по которой ты прибыл так внезапно? После того, как выспишься. Короткий, уставший кивок — "расскажу, конечно". Вову вырубает прямо на месте, и он не помнит, где скидывает рюкзак, как доходит до кровати и в каком положении засыпает — беспробудный сон загребает его в свои объятия даже раньше, чем он опускается головой на подушку. *** Просыпается Владивосток от двух факторов — возмущенного бурчания собственного желудка (его, уж простите, почти сутки не кормили — произвол) и приятного аромата домашней готовки, доплывающего с кухни. Продрать глаза стоит ему неимоверных усилий, а осознать, какой сейчас год — тяжелейших мыслительных процессов. В Новосибирске, как это часто бывает, пасмурно, вот и понять, какое сейчас время суток — задачка не из легких. Вова присаживается на кровати, тихо шурша чистым постельным бельем, и без энтузиазма смотрит на тонкий просвет между темными шторами. А, точно, он ведь в Сибири. Неохотно вспомнив причину, по которой он сорвался почти за четыре тысячи километров от родного Приморья, Вова тяжело вздыхает и прикладывает одну ладонь к лицу. Внезапно сложившийся пазл по поводу странного поведения Хабаровска ввел его в такой дичайший ступор — впоследствии переросший в обескураженность, беспокойство и тревогу, — что все, чего Владивостоку хотелось в моменте — уехать куда-то очень, очень далеко. Не настолько далеко, как в Москву, например (да и, положа руку на сердце, к кому ехать настолько на запад? У Вовы основной костяк друзей — в своем округе и в Азии), но вот в Сибирь – в самый раз. Тем более, что чудом оставшийся на ближайший перелет субсидированный билет так и манил умчаться в ночь. Так он и решил приехать к Коле. Достаточно далеко, чтобы отвлечься хоть немного, но рядом к кому-то близкому. Вова, правда, будучи в состоянии глухого транса, даже не удосужился Новосибирску хоть какую-то весточку кинуть, отчего Коля ожидаемо остался... несколько удивлен. Обстоятельно проморгавшись, Владивосток крайне неохотно откидывает теплое одеяло. Встает, несильно покачнувшись, и топает в сторону приятного аромата – на кухню. Коля как раз осторожно достает из духовки будущий ужин — по запаху можно догадаться, что какую-то рыбку. Голодный желудок и чуткий нюх ощущают еще и затесавшийся аромат печеных овощей. — С пробуждением, — заметив Владивосток в дверном проеме, негромко говорит Коля. — будешь ужинать? В разговор вклинивается желудок Вовы: красноречивым урчанием отвечает, что да, Вова будет ужинать. Владивосток уныло прикладывает ладошку к животу, и, потупив с пару секунд, запоздало кивает. С негромким скрипом отодвигает один из стульев, и, расплывшись по столу, устало укладывает голову на согнутые локти. — Так что заставило тебя приехать настолько внезапно? — Коля неспешно раскладывает по тарелкам запеченную рыбку, овощи и свежесваренный рис. — Тебе свойственны спонтанные поступки, но подобное поведение выбивается даже из твоих, порой логически неразумных, действий. Новосибирск ставит перед Вовой тарелку с горячей едой — Владивосток только смотрит на нее задумчиво, рассуждая, как правильнее до Сибирякова свои душевные терзания донести. Коля усаживается за противоположный край стола, и, терпеливо ожидая начала рассказа, не отводит взгляда от расстроенного Вовы. Подумав еще с пару секунд, Владивосток чуть приподнимается на локтях, и, вглядываясь в лицо Сибирякова, устало спрашивает: — Как бы ты отреагировал, если бы я внезапно сказал, что люблю тебя? Успев отправить в рот небольшой кусочек рыбы, Коля на секунду даже останавливается от пережевывания. Потом, правда, вспоминает, что тщательное измельчение пищи стимулирует выработку слюны, которая создает идеальную pH-среду и содержит лизоцим, защищающий зубную эмаль от кариеса, так что продолжает жевать ее монотонно. — Ты же периодически так делаешь. Вова немного схмуривается. Не так свои мысли доносит. — По-другому люблю, — серьезно говорит Владивосток, рассматривая тарелку с ужином. — вот, например, приехал бы и сказал, что буду жить с тобой, что хочу... за руки держаться, или, может, по каким-нибудь ресторанам вместе ходить... Еду Коля пережевывает уже не монотонно – крайне задумчиво. — Ты же периодически так делаешь. — так же серьезно отвечает Новосибирск, внимательно его выслушивая. Тьфу, господи, тактильность и открытость Вовы действительно воспринимается другими вот так? — Да нет, — со вздохом говорит Володя, вооружившись вилкой. — вот если прям... по-романтичному. Я же не лезу к тебе с влюбленным взглядом, не беру тебя ладонями за щеки, не планирую... Вова запинается на полуслове, сглатывает судорожно. Вмиг заливается краской, нервно тыкая рыбку вилкой. — Ц-целоваться... — подрагивающим голосом продолжает Владивосток, после этого слова желая поскорее себе рот заткнуть: отправляет туда кусочек трески вместе с рисом. Ощущение, что и на эти аргументы Коля хочет ответить если не "ты же периодически так делаешь", то "ты и так можешь сделать". Тактильность Вовы всегда воспринималась им, как что-то само собой разумеющееся, так что и ничего странного он, вероятно, даже в невинных поцелуях (в щеку же? В лоб?) от него бы не нашел. А влюбленный взгляд? Ну, в понимании Коли, Володя таким на рамен с морепродуктами смотрит. — Мне... Лёня в любви признался, — на тон ниже прежнего говорит Владивосток, отводя взгляд в сторону и покрываясь румянцем до самых кончиков ушей. Коля на момент задумчиво отводит взгляд — словно выуживает необходимое ему определение из своей бесконечной библиотеки в голове. С точки зрения нейробиологии любовь — выброс гормонов и активизация определенных зон коры головного мозга. Это также действие нейромедиаторов: дофамина, окситоцина, вазопрессина, эндорфина и энкефалина. Но Вову этот выброс гормонов со стороны другого человека по какой-то причине волнует. — Тебя беспокоит, что к тебе испытывает симпатию человек такого же пола? — предполагает Новосибирск. — Я читал много исследований на тему гомосексуальных отношений, так что если тебя волнует конкретно этот фактор... — Э-э-э, нет, дело не в этом, — спешит перебить Володя. — мне, ну... не сильно важно, мальчик это или девочка... Вова мнется – он как-то особо не обсуждал подобные вещи ни с кем. А в разговоре с Колей внезапно чувствует себя, как на приеме у психотерапевта: вопросы такие... исследовательского характера, с целью отыскать правильный ответ, помочь пациенту разобраться в себе. — Значит, проблема в противоположной стороне? — задумчиво спрашивает Сибиряков. — Если объект не вызывает у тебя доверия, построить крепкие отношения не получится. Насколько я знаю, Леонид – весьма импульсивный, и он не похож на человека с надежным типом привязанности. Ему, скорее, подходит тревожный или тревожно-избегающий. Ты рассуждаешь разумно, не желая вступать в романтические отношения с кем-то подобным. Если ты не доверяешь ему... — Да нет! — восклицает Вова, прерывая поток предположений Коли. — Как он может не вызывать у меня доверия, когда я знаю его, как свои пять пальцев... проблема не в этом. Сибиряков недолго рассуждает, медленно подчищая с тарелки свою порцию. — Тогда ты, наверное, волнуешься по поводу будущего полового акта? — совершенно спокойно уточняет Коля. — Если хорошо подготовиться, он может пройти безболезненно. В природе тоже имеются случаи полового спаривания между особями мужского пола, поэтому опыт по данной теме накоплен в достаточном количестве, и... — Коль, Коль, Коль, прекрати, умоляю, — Вова хватается за лицо двумя ладонями, будто прячась от не знающего стыда научного интереса. — я вообще не про это... Недовольно сводя брови к переносице, Новосибирск коротко хмыкает. Он, вообще-то, абсолютно разумные вещи говорит, почему его перебивают после каждого предположения? Владивосток переводит дыхание, глубоко вздыхая. Нужно сосредоточиться и обозначить проблему точно, чтобы Коля осознал, что конкретно его беспокоит. — Просто, понимаешь, это, ну... Лёня. — Владивосток чуть ссутуливается, называя имя Хабаровска. — Я не привык думать о нем подобным образом, он же... мы же друзья. В голове Коли, судя по едва изменившейся мимике, начинают сопоставляться термины "дружба" и "любовь". В какое русло рассуждения уходят дальше — в силу практически полного отсутствия эмоций понять сложно, так что Вова, вооружившись очередной охапкой надежды на понимание, продолжает: — ... я ему первому из городов морских ежей показывал. После обстрела японцев это он мне ссадину на лбу бинтами перевязывал. В интервенцию мы только друг другу доверяли. После Хабаровского процесса я был с ним не одну неделю. Свои мостики мы друг дружке тоже первыми показывали. Даже после переноса столицы мы поругались не так уж надолго... мы с ним всегда вместе. — погружаясь в воспоминания, перечисляет Вова. — Как друзья. Я... никогда не рассуждал о нем в подобном ключе. Условно, если некоторые азиатские ребята были мне симпатичны, то Лёня... Хочется убедиться, что Новосибирск понимает, о чем речь: Вова поднимает на него умоляющий взгляд "пожалуйста-не-говори-о-половом-акте-снова", и, встречая на его лице нечто, вроде осознания, облегченно вздыхает про себя. — ... то с Лёней не страшно рисовать граффити на заброшках, ходить в тайгу проведать Амура и гулять по ночам. Я вообще не думал, что он чувствует что-то... вот такое. Тяжелый вымученный вздох. Образ привычного Лёни совсем не вяжется с новым – скрывающим за своей обычной колючестью что-то такое нежное, трепетное и для его личности... такое редко проявляющееся, что ли? — Он же сердитый. Обычно я понимаю, почему он злится, а в этот раз мне ребус пришлось не один месяц разгадывать, — Владивосток устало опрокидывает голову вниз, опираясь лбом о стол. — вот, разгадал. — В чем тогда проблема просто ему отказать? — недоуменно спрашивает Коля, запуская в рот очередную порцию овощей с рисом. — Я не хочу терять его! — резко поднимаясь, восклицает Владивосток. — В плане... Лёня не примет отказ. То есть, если он его примет, это будет... конец. Он импульсивный, его кидает из крайности в крайность, и, услышав однозначное "нет" на признание, он воспримет это как "нет" и для дружбы, и для общения. Проговорив это, Вова нервно поджимает нижнюю губу. Ему совсем не хочется рассуждать о чем-то подобном – стабильность в отношениях с Хабаровском его вполне устраивала. Аниме по выходным, полуночные разговоры в дискорде, митинг в отмену повышения цен на коммуналку, пряный аромат лапши, химозные китайские сладости, одна куртка на двоих вместо зонта, (молитвами) не состоявшиеся 15 суток, драка за последний онигири... ему все это слишком дорого. — Он со своими недостатками, конечно, но мы же всю жизнь вместе... — с расстроенным вздохом тянет Вова. — а друзья и... как это правильнее назвать? Партнеры? Это ведь совсем разные вещи. Новосибирск задумчиво водит вилкой над тарелкой и неспеша подпирает голову одной рукой. — Разве между вами что-то сильно изменится, кроме более близкого телесного контакта? — изучающе спрашивает Сибиряков. — Или тебя смущает конкретно этот фактор? — Не... то есть, не только это... — запинается Вова, машинально перемешивая все компоненты на своей тарелке. — это же в первую очередь не про... чмоканья всякие, а про чувства. Про то, как Лёня себя чувствует. На лице Коли как ясный день – высчитывает что-то по очередной наиглупейшей формуле. Вова убеждается в этом в следующий момент, когда слышит искренне непонимающее: — Если тебя так беспокоит, что его чувства невзаимны, почему просто не показать, что ты любишь его тоже? Стоило, вероятно, съездить к Вере. Она, правда, не настолько далеко, как Володе хотелось умчаться (да еще и у него самого внезапно транзитом оказалась), но что-то более толковое Благовещенск однозначно бы посоветовала. Вова старания Новосибирска невероятно ценит, но его и без того вымотанное состояние догадкам Сибирякова не сильно радуется. — Я не могу обманывать. Если я буду только делать вид, что это взаимно, он быстро поймет, что все не так. — неспешно ухватываясь ладонями за голову, отвечает Владивосток. — Он же меня буквально по глазам читать может... Коля не понимает, как читать можно по глазам – это же не книга и не статья в интернете. Коля вообще проблему понимает как-то обобщенно – словно пытается предложить решение по каким-то книжкам о построении отношений для чайников. Очередное замешательство на лице Сибирякова заставляет Вову поразмыслить, как ему еще объяснить всю сложность ситуации. — Ты ведь не влюблялся раньше? — чисто для уверенности спрашивает Вова. — Такое чувство сильно отличается от дружбы, и... Ожидаемого отрицательного ответа по какой-то причине не следует, из-за чего Вова осекается, останавливается. Смотрит на сконфуженного отчего-то Колю, и в упор не понимает, почему тот внезапно взгляд в сторону отвел. — ... не влюблялся же? — заметив странную реакцию Сибирякова, уточняет Вова. Коля коротко прокашливается в сжатый кулак, все так же не смотря на Приморского. — Я пока в процессе сбора информации. — уверенно заявляет он. — Не могу дать тебе конкретный ответ. Вова удивленно хлопает глазами. Да чтобы Коля? Даже задумался о том, что влюбился?? — А... о ком хоть информацию собираешь? — слабо уточняет Вова, чуть склоняя голову вбок. — Об одном рыжем и... непостоянном городе, — Новосибирск недовольно схмуривается. — он вызывает во мне очень неоднозначные чувства, что-то на грани между раздражением и заинтересованностью, но, думаю, мне стоит идентифицировать свои эмоции точнее, чтобы что-то точно заявлять. Ну, Коля как всегда. У него среди бесконечной научной тирады – пара капель стоящей информации, а остальное – как вода в сочинениях на егэ. Только еще и заумным языком каким-то. — ... хорошо, — неуверенно тянет Вова, зачерпывая вилкой свое рыбо-рисово-овощное месиво. — если что, то... всегда готов послушать. Короткий кивок – признательность Новосибирска. Ему свои эмоции (зачастую находящиеся в непомерном дефиците) обсуждать довольно сложно, а Вове охота хотя бы со своими разобраться: даже несмотря на готовность выслушать, вникать еще в чьи-то проблемы он сейчас точно не готов. — Вкусно, — неспешно доедая свой простой ужин, тихонько говорит Владивосток. — ты здорово готовишь. — Я подумал, что рыба понравится тебе больше мяса, — с умным видом заключает Новосибирск, поднимаясь из-за стола и направляясь к раковине. — ты же ешь ее довольно часто, и твое местонахождение располагает к постоянному потреблению морепродуктов. Заспанно кивая, Вова молчаливо соглашается. Коля готовит без единой специи – добавляет, кажется, только соль, да и ту в умеренном количестве. Получается полезно и по-домашнему уютно. Вкусно, но Вова, правда, чаще ест какой-нибудь пряный хемультан — остренький, непременно с кочудяном и дайконом. А еще чаще – питается просто лапшой. Готовить периодически бывает лень, так что они с Лёней берут по стаканчику, и... Владивосток тянет длинный, расстроенный звук. — Что мне делать... — подавленно спрашивает он, снова расползаясь по столу. Пустая тарелка из-под Вовиного ужина тоже отправляется в раковину — Коля включает теплую воду. Красноречиво молчит, не зная, наверное, что еще может посоветовать. — Я не смогу его обманывать. Это подло и очень... очень жестоко по отношению к его чувствам. — расстроенно схмуриваясь, рассуждает Вова. — Я бы никогда не стал показывать то, чего на самом деле нет. Посуды немного, так что Новосибирск лишь аккуратно протирает ее свежим полотенцем, прежде чем поставить обратно в шкаф. — Зная характер Хабаровска, он бы ни за что не простил ложь, — подмечает Сибиряков, отставляя чистую посуду. — тем более, если это касается его чувств. — Вот именно! — поднимаясь со стула, подтверждает Приморский. — Спасибо за ужин, было очень вкусно. Новосибирск снова коротко кивает – мол, не за что; хорошо, что наконец-то восполнил недостаток килоджоулей в организме. Вова устало плетется обратно в комнату, и Коля, желая привести в порядок еще и режим Владивостока, намеревается уложить его спать снова. — Насколько рациональна в рассматриваемой ситуации стратегия "давай сделаем вид, что ничего не было"? — как только они заходят в комнату, спрашивает Новосибирск. — Только не с Лёней! — страдальчески восклицает Владивосток, с размаха падая спиной на кровать. — Он же... гордый. Его это заденет так, что он в мою сторону еще лет пятьсот не посмотрит. Вове лучше знать, что почувствует самый близкий для него человек, так что Сибиряков все его ответы воспринимает, как что-то единственно верное. — Но и ждать ответа слишком долго он не будет? — прикладывая два пальца к подбородку, задумчиво уточняет Новосибирск. Расстроенно поджимая губы, Приморский пару раз утвердительно кивает. Ответить стоит поскорее — Лёня ведь тоже наверняка сильно переживает, — но что отвечать? Соврать он не сможет, а резать его чувства тяжелым тесаком правды – больно для них обоих. Прогнав через свой неимоверно прошаренный мозг те остатки вариантов, которые могли бы быть полезны в данной ситуации, Новосибирск с коротким вздохом заключает: — Тогда рациональнее будет отказать.