Setsuzoku

Пчелка в траве, И в следующий раз родись На меня непохожей. Исса.

      Когда следующим утром Фушигуро проснулся от тянущей боли в животе, то с минуту лежал и пытался понять, чья это боль. Кодзуки исцелялась техникой, а с ним всё в порядке. Первым делом Фушигуро взял телефон, пробрался сквозь тернии неутешительных диагнозов и пришёл к выводу, что это никакая не болезнь.       Он с трудом поднялся, с ещё большим трудом умылся. Боль раздражала всё сильнее, потому лицо его стало мрачнее и бледнее обычного. Вчерашний день и сегодняшнее утро сложилось в цельную картину. Пускай и причина не снимала с Фушигуро ответственность за его, как он наконец понял и признал, неправильное поведение. Вот и шанс исправиться.       К полудню Фушигуро стоял у двери Кодзуки. На стук никто не реагировал. Остальные ребята сказали, что Кодзуки у себя в комнате и никуда не уходила. Да и как с такой болью куда-то пойдёшь? Фушигуро открыл дверь, та легко поддалась. Личное пространство, конечно. Да будто они его ни разу не нарушали. Кодзуки лежала под одеялом, свернувшись в клубок, и даже не двинулась, когда он вошёл. Фушигуро открыл шторы, раздвинул окно, чтобы летний воздух хоть немного разбавил духоту в комнате.       Фушигуро молча положил к подушке поки с белым шоколадом и сел на край кровати. Кодзуки высунулась, одним глазом посмотрела на него недовольно и уже затем увидела попытку задобрить её; она утащила печенье под одеяло, точно дикий зверёк уволок добычу в берлогу. Упаковка глухо зашуршала. — Кто сказал? — поинтересовалась Кодзуки, говоря в нос. — Маки-семпай, Кугисаки… или Годжо-сенсей? — Сам догадался, — Фушигуро поправил одеяло и сел боле расслабленно. — А, точно, — она медленно села, завернувшись в одеяло, как в кокон, — ты же с Цумики жил. — Почему я раньше не чувствовал? — У меня их полгода не было, — Кодзуки откусила половину палочки и повеселела, белый шоколад сладко таял на языке. — Сейчас вот вернулись. Час от часу не легче, скажи? — она усмехнулась и встретилась с ним взглядами. — Не смотри, у меня голова грязная.       Фушигуро лениво опустил глаза и сгорбился, упёр локоть в колено и положил голову на ладонь. Вот уж причина для переживания. — Может, к Иэири сходишь? — предложил он. — Надо бы, — протянула Кодзуки. — Но, думаю, сама справлюсь. Ты недостаточно настрадался, — она хихикнула. — Ты меня так наказываешь? — Фушигуро вздохнул. — Лучше выскажи сразу, какой я плохой, и иди к Иэири. — Ты редкостный подонок, Фушигуро-кун. Таких ещё поискать надо, — начала Кодзуки. — Настоящая козлина, — она рассмеялась. — Я серьёзно.       Она растерялась, и печенье поперёк горло встало. Давно, наверное, стоило поговорить открыто. А как говорить открыто о том, чего сам не понимаешь? — Не избегай меня больше, — тихо сказала Кодзуки и опустила голову. — Я понимаю, что лучше не привязываться и всё такое. Мы, конечно, не завтра умрём. И то, что случилось с Итадори… — Это неизбежно, — перебил Фушигуро, буравя пол взглядом. — Всё это, — добавил он. — Значит, мы теперь друзья? — обрадовалась она.       Вот и выстроил стены, что называется. Пора пожинать плоды ошибок. — Да, друзья, — тяжело согласился он.       Кодзуки выудила палочку и протянула Фушигуро. Он наклонился, обхватил поки губами и откусил. Мгновение. Осознание Кодзуки смотрела на него, не моргая. — Возьми всю, а то это непрямой поцелуй, — пробурчала она в нагрянувшем смущении.       Фушигуро коротко взглянул в глаза, отчего её румянец стал ярче, и невозмутимо забрал палочку губами. Кодзуки вспыхнула пуще прежнего. Когда только он успел стать таким негодником?       Сам же Фушигуро отвёл взгляд, надеясь, что на его бледном лице не проступит ответная неловкость. Лучше бы пошёл изгонять проклятия и готовиться к обмену. — Почему тренироваться не идёшь? — облизнув губы, спросила Кодзуки, будто оправилась от стеснения. — Мне Годжо-сенсей отгул дал. — Как я должен что-то делать с этой болью? — сухо отозвался Фушигуро. — А-а, вот ты и разделил участь всех девушек мира, — хохотнула Кодзуки. — Ладно, извини, попозже к Иэири схожу. — Тебе принести что-то ещё? — спросил он, взглянув краем глаза. — Мороженое хочется, — мечтательно протянула она. — Но не хочу, чтобы кто-то из нас шёл за ним, так что перебьюсь.       С горем и болью пополам Кодзуки выползла из комнаты и, волоча и ноги, дошла до кабинета Иэири, едва не упав по пути от знойного солнца и влажного воздуха. На радость в кабинете было спасительно прохладно и свежо, а пахло, как и всегда, чистотой и стерильности. Синяки под глазами Иэири ничуть не посветлели с последней встречи. Когда боль прошла, то жить стало легче, и всё вокруг стало в радость. — Ещё вот, — Кодзуки подняла ладонь, отодвинула бинт. Капля крови небрежная и непослушная поднялась, дрогнула и упала. — Гормональный фон влияет на эмоции в том числе. У кого-то в большей, у кого-то в меньшей степени, — объяснила Иэири и посмотрела в бумаги на столе. — У тебя сбой был, так что это неудивительно. — И как быть? — расстроилась Кодзуки. Этого ей ещё не хватало. — Ты пьёшь таблетки? — спросила Иэири, коротко взглянула на неё и, получив подтверждение, продолжила. — Анализ крови лучше не становится. Может, тебе не участвовать в обмене и взять больничный за счёт техникума? — Нет, — она тут же мотнула головой, — я буду участвовать, это не обсуждается.       Законные выходные Кодзуки решила использовать во благо и взять от них всё. Она лежала в комнате целыми днями, читала новый том манги с ложкой мороженого во рту. Терапия приключениями в чёрно-белых картинках сработала — и сон стал крепче, и тело легче, и улыбка чаще. Кодзуки лежала на кровати и мотала ногами, с трудом сдерживая смех.       «Это ты», — тихо хихикнув, написала Кодзуки и отправила фотографию чёрного морского ежа. «Ты шутила так год назад», — хмыкнув, ответил Фушигуро.       «Серьёзно? Я не помню. Как ты всё запоминаешь?» — она надула губы.       С новыми силами и тренировки продолжились лучше. Тринадцать целых семь сотых секунд. Новый рекорд. Кодзуки от радости скакала по полю, ходящему волнами от летнего ветра, и хохотала, оживлённо выкрикивая результат. Быстрее, сильнее и выше. Она подбежала к Панде и, неловко переминаясь на ногах, посмотрела на него. Не успел он что-то сказать, как она не сдержалась и обняла его, широко улыбаясь. Панда пустил басистый смешок и дал ей погладить его шерсть и руками, и щеками. Только Кодзуки хотела озвучить, что он очень мягкий и похож на плюшевую игрушку, как Панда поднял её. — Эй! — пискнула Кодзуки от неожиданности и в ту же секунду полетела на траву.       Она приземлилась прямо на копчик и болезненно замычала, потирая ушибленное место. — Ты пропустила, как мы тренировали падения, — Панда поднял коготь вверх и его глаза недобро сверкнули.       Кодзуки вытянула губы и пустилась бежать от него. — Нет-нет! Нет! — верещала она, удирая от когтистых лап, которые норовили её схватить. — Кодзуки-чан, — нарочито мрачным голосом тянул Панда и догонял её, — куда же ты бежишь? — Инумаки-семпай! — завопила Кодзуки, обращаясь к Тоге, который мирно сидел на траве и отдыхал. — Спаси!       Он поднял на неё взгляд и потянулся к молнии на воротнике. Кодзуки округлила глаза и, словно в замедленной съёмке видела, как задвигались его губы. — Замри, — донёсся его голос до ушей. — Предатель, — обиженно заметила Кодзуки и сложила руки на груди, когда Панда схватил её за ноги и рывком оторвал от земли.       Инумаки, явно довольный выходкой, улыбнулся и застегнул молнию обратно. Кодзуки вскрикнула и мешком грохнулась на поле, ударившись плечом и бедром. Кугисаки с Маки сейчас, вероятно, куда веселее. А Фушигуро, посвятивший день изучению проклятых орудий, скорее всего сидел и раздражался, что чужая боль не даёт ему сосредоточиться. Кодзуки поднялась и шумно выдохнула. В глазах её заблестел азарт. — Ну давай! — с вызовом крикнула Кодзуки и рванула на Панду.       Тот усмехнулся и взял её, бросил ещё сильнее, чем раньше. В полёте поймав баланс тела, Кодзуки ухватилась за эту возможность и приземлилась, ногами проехавшись по траве и оставив полосы. Руки безвольно опустились. Кодзуки выдохнула пар изо рта и растянулась в ухмылке. — О, у тебя на лице были линии только что, — уведомил подошедший Панда. — А? — она удивлённо выпрямилась и потрогала горячие щёки. — Серьёзно? А сейчас есть? — Нет, — он почесал голову когтем. — Ты же из Камо, да? Ты не можешь использовать технику, как Камо из Киото? — Если бы я ещё знала, как он её использует, — Кодзуки неловко потёрла шею и натянуто улыбнулась. — Сделаем перерыв?       Панда с Инумаки сидели на траве и переговаривались друг с другом, как казалось со стороны набором несвязных фраз. Кодзуки оттянула бинт с ладони, порезы опять затянулись, а она не заметила. Хорошо было бы — да, прекрасно, — если бы наконец тайна собственной техники открылась ей. Кодзуки лежала, раскинув руки, и смотрела на плывущие по небу облака, пытаясь отыскать в них знакомые образы. Она не хотела копаться в себе, ненавидела слышать внутренний голос, который бывало взывал к ней и просил обратить внимание. Мимолётные несбыточные фантазии нравились ей больше. Те, кто жили в своей голове, вызывали у неё восхищение граничащее с притяжением. У Фушигуро там наверняка был целый мир, где всё разложено по полочкам, расписано по годам и разделено на «полезно» и «бесполезно». И он лишь немного приоткрывал ей завесу тайны, мало-помалу посвящая её.       Мысли всё лезли в голову, Кодзуки бежала от них. Она не могла сидеть, сложа руки, хоть и все уже пошли отдыхать. Жара спала, вечер тенью лёг на крыши техникума. Ноги дрожат, но стоит остановиться, и они, подкосившись, не удержат. Увидев Кугисаки, Кодзуки всё же притормозила, а затем встала напротив и вопросительно взглянула на однокурсницу. — Знала бы, что ты ещё здесь, взяла бы тоже, — Кугисаки села на ступеньку и сделала глоток из жестяной банки. — Да ладно, — Кодзуки отмахнулась и с трудом присела на землю, скрестив ноги. — Мне кажется, я тебе не нравлюсь, — она неловко почесала затылок. — Не совсем так, — призналась Кугисаки, — не понимаю, зачем ты пытаешься угодить всем, — объяснила она ровно, без прошлого напряжения. — Разве? — удивилась Кодзуки и посмотрела на неё. — Да, — она кивнула и со скукой положила голову на ладонь, ставя банку между ног. — У тебя на страничке фотографии медалей. Спортсменка, ещё и красивая. Так зачем? — неоднозначно спросила Кугисаки. — Я не пытаюсь, правда, — растерялась Кодзуки. Фушигуро тоже по-началу думал, что это её игра и притворство. — Я даже завидую тебе. Ты такая сильная и независимая. И красивая, — последнее слово протянула Кодзуки и улыбнулась. — Это не лесть или попытка задобрить. Я бы на самом деле хотела дружить, просто… я вижу других лучше, чем саму себя? — она неопределённо пожала плечами. — Я тоже хочу дружить, — согласилась Кугисаки и усмехнулась уголком губ. — То есть, ты такая и есть? — Какая «такая»? — Кодзуки наклонила голову вбок. — Во всяком случае, да. Я — это просто я, — легко сказала она, как когда-то говорила Фушигуро, чьи сомнения её первое время даже оскорбляли. — Так и… ты тут по рекомендации бабушки? — Да, но мы поссорились, — Кугисаки цыкнула и лениво покачала банку в руке, — поэтому я приехала только летом. — Переживает за тебя, наверное, — Кодзуки понимающе кивнула. — Это уже гиперопека, — недовольно протянула Кугисаки и отвела взгляд. — Но да, переживает. Большой город, много возможностей и незнакомых людей. И проклятий здесь больше. Они ещё и сильнее, чем в деревне. — Но тебе это всё нравится? — Кодзуки затейливо прищурилась. — Очень, — улыбнулась Кугисаки и вздохнула. — А что насчёт тебя? Тебе же нравится Фушигуро? — она лукаво взглянула на неё и хмыкнула. — Разве что слепой не увидит твои чувства. Мой тебе совет, парням нравятся недоступные. Делай всё наоборот, и он будет твой.       Кодзуки слушала и кивала, держась за подбородок. Она, конечно, приняла это к сведению. Может, в этом и была вся проблема? Кодзуки помрачнела и сгорбилась. Всё это время она вела себя, как самая непривлекательная для парней девушка. — А у тебя много парней было? — вдруг спросила Кодзуки. — Ну, в деревне выбор был небольшой, — начала Кугисаки. — И мне никто не нравился, — нехотя призналась она. — Мы обязаны найти тебе столичного студента, — хихикнула Кодзуки, щёлкнув пальцем. — Чтобы был старше тебя, сам зарабатывал и баловал. — И чтобы был романтиком, добивался меня, — закивала Кугисаки, усмехаясь, — но не слишком навязчиво, — она изобразила отвращение.       Они тихо рассмеялись, и Кодзуки упёрлась на ладони, подняла голову. Что ж, дружить непросто, но первый шаг сделан. Им необязательно быть только однокурсниками и товарищами. И словно камень с души. Кодзуки больше не нужно гадать, почему Кугисаки никак не теплела к ней. Недопонимание — страшная штука.       Утром Кодзуки лениво вышла в коридор и, мыча, сладко потянулась. День начинался прекрасно. Пока не выполз рыжий таракан. Отвратительный, гадкий, с мохнатыми лапками. Кодзуки передёрнуло от одного шевеления длинных усов. Кугисаки взвизгнула и отпрыгнула. Они взялись за руки и в ужасе прильнули друг к другу. — Ты же в деревне жила, почему насекомых боишься? — дрожащим голосом спросила Кодзуки. — Не боюсь, — мотнула головой Кугисаки и побледнела, — меня сейчас стошнит. — Меня тоже, — застонала Кодзуки.       Кугисаки достала телефон из кармана пижамных шорт, стукнула ногтем по экрану и поднесла к уху, приговаривая: — Ну же, Фушигуро. Ты должен отвечать с первого гудка!       Вскоре сонный Фушигуро показался в женском общежитии и смерил ситуацию раздражённым взглядом, а потом подошёл к таракану, приподнял ногу. — Нет! — возразила Кодзуки. — Он же живой! — Ты в курсе, что тараканы вредители? — лениво спросил Фушигуро и придавил насекомое.       Кугисаки поморщилась от тихого хруста и отпустила Кодзуки, выдыхая. — Плохо, если он не один, — сказала она. — Надо сказать кому-нибудь, чтобы потравили на всякий. — А комнату Итадори убирали? — вдруг поинтересовалась Кодзуки. — Мало ли у него что-то завалялось.       Фушигуро переглянулся с Кугисаки и достал телефон из кармана, решив промолчать, что мусор не всегда причина появления тараканов. Вскоре труп насекомого был выброшен, а Фушигуро пришёл с ключом от комнаты Итадори. Они втроём зашли внутрь, а всё было так, как запомнила Кодзуки. Только спёртый запах выдавал, что здесь уже несколько дней никого не было. — Всё на месте, — тихо цыкнула Кугисаки. — Беспорядок тоже. — У меня и хуже бывало, — Кодзуки пожала плечами и подошла к столу, где лежал слой пыли. Трогать его не хотелось. Будто ворошить память об Итадори. — А почему его вещи не вынесли? — спросила Кугисаки, осматриваясь. — Это странно. — Видимо, не успели ещё, — ответил Фушигуро и посмотрел на плакат. — И куда ты пялишься? — возмутилась Кугисаки. — А на что я должен смотреть?! — вспыхнул раздражением Фушигуро. — На разбросанные вещи?       Кодзуки пустила тихий смешок и прикрыла рот ладонью. — Тоскливо как-то, — полушёпотом обронила она и с грустью пробежалась глазами по корешкам книг, среди которых была та о Сукуне. — Он даже коробки до конца не разобрал. — Пойдёмте, — серьёзно начала Кугисаки, — не хочу себе настроение с утра портить.       Порой стоит замедлиться, сменить пластинку, а вместе с ней ритм мелодии. Когда цикада линяет, когда летит птица, раскинув крылья, когда золотые лучи солнца льются сквозь облака, когда роятся мошки и блестят в воздухе. Когда перестаёшь быть участником жизни, а становишься её наблюдателем. Даёшь событиям происходить, спускаешь всё на самотёк. И будет! Судьбе довериться, чтобы она решала, чем закончится вечер. В тени большого дерева Кодзуки отдыхала от остального мира, пряталась в выдуманном, чтобы затем вернуться в реальный с новыми силами.       Фушигуро сел рядом, книгу раскрыл, а Кодзуки как молчала, так и молчит. Теперь ему недостаточно всего лишь прийти, чтобы она начала разговор? Не крючком, так крюком. — Что читаешь? — спросил он.       Парням недоступные нравятся. — Мангу, — ответила Кодзуки и нарочно даже не посмотрела в его сторону.       Фушигуро встречного вопроса не получил, как ожидал, но заметил, как Кодзуки косится в его книгу. — Это про меланхолию, — сказал Фушигуро. — О-о, — протянула Кодзуки, заглядывая в текст, а затем переменилась в лице и отвернулась. — Мне вообще-то неинтересно.       Фушигуро не понимал, что могло произойти на этот раз. Они же друзьями стали, официально. Так почему у Фушигуро ощущение, что всё становилось только хуже? А в книге, как назло, чёрным по белому написано, как бороться с меланхолией.       Меланхолика нужно развлекать, возвращать ему чувство собственной значимости, помогать искать в печальных грёзах новые идеи, а не беспокойства. Нужно будоражить его ум, создавать праздник и радостное возбуждение. И Кодзуки, вряд ли осознавая, делала всё это. Фушигуро в очередной раз захотел проклясть сам себя. — Думал, прекратишь читать после того, как умер твой любимый герой, — Фушигуро решил продолжил разговор. — Так он у меня не один, — улыбнулась Кодзуки и показала обложку тома, — этот ещё классный. Правда он злодей. — С каким-то драматичным прошлым? — поинтересовался Фушигуро, глядя в книгу, но не вчитываясь в текст. — О-хо, ещё бы! — горячо воскликнула Кодзуки. — Но главный герой сейчас пытается переманить его на сторону добра. — Если злодей согласится, то это будет слив персонажа, — сказал Фушигуро, наблюдая за её реакцией. — Ты давно начал разбираться во всех этих «выдумках»? — Кодзуки прищурилась, а затем вновь отвернулась. — А вообще, мне плевать. Читай там про свою меланхолию, — она махнула ему рукой. — И это будет не слив, а личностный рост! — Дай сюда, — Фушигуро отложил книгу и легко забрал у неё мангу. Диалог персонажей занял всего несколько страниц. — Такими шаблонными фразами настоящего злодея не изменить. — С каких пор ты ещё и в шаблонах разбираться начал? — вспыхнула Кодзуки и потянулась за мангой, но Фушигуро отвёл руку. — Эй, верни! — Так забери, — низко произнёс он и поднял руку.       Прикусив губу, Кодзуки старалась не смотреть ему в лицо и с трудом могла коснуться пальцем обложки. Фушигуро хмыкнул и отвёл руку назад, заставляя Кодзуки навалиться на него, да та, подавившись пылким возмущением, повалила его на землю и выхватила мангу раньше, чем смущение накрыло их обоих. Не успел Фушигуро положить ладонь ей на спину, как Кодзуки поднялась и, даже не взглянув на него, бросила: — Т… Ты придурок, Фушигуро-кун!       Она ушла, оставив один единственный вопрос. На этот раз это было оскорбление или флирт? Фушигуро закрыл лицо в изгибе локтя и тяжело вздохнул. Придурок? Мягко сказано. А кончики ушей горели, выдавали всё. Но Кодзуки уже не видела, она неслась по коридору, прижимая мангу к груди, будто так сердце могло успокоиться. Она же собиралась быть недоступной, холодной… Как, если рядом с ним не хочется и не можется? Кодзуки помотала головой и зажмурилась. Друзья. Всё. Не больше, не меньше. А разве мешает что-то? — Мерзавец, — обронила Кодзуки. — Кто? — неожиданно спросила Кугисаки. — Фушигуро?       Кодзуки издала невнятный набор звуков и закрыла лицо мангой. — Не спрашивай, — взвыла Кодзуки. — У тебя корни отросли, кстати, — перевела тему Кугисаки, — и у меня тоже, — она недовольно вздохнула. — В салон? — предложила Кодзуки, выглянув из-за манги. — Прямо сейчас? — Кугисаки задумчиво постучала пальцем по губам. — Идём.       Битый час Кодзуки стояла у шкафа и перебирала вешалки с одеждой. Это не то, это не подходит, это слишком открытое, это слишком закрытое. Она и позабыла, какую работу нужно проделать, чтобы выглядеть чуть лучше, чем обычно. Спасение было. Просить совета у Кугисаки. Кодзуки стояла у её двери и долго не решалась постучать. Если бы существовала полиция моды, то, вероятно, Кодзуки бы арестовали первой за предательство, потому что та отреклась от последних модных тенденций, когда из жизни ушла Нова. — Проблема, — Кодзуки тяжело вздохнула и помрачнела, — мне нечего надеть. На самом деле нечего. То есть… у меня есть платье, сарафан, а всё остальное спортивное и огромное. — Как так? — почти возмутилась Кугисаки, уперев руки в бока. — Ты же гяру была в средней школе. — Гяру? — переспросила Кодзуки и призадумалась. Цветные волосы, короткие юбки, яркие ногти и розовая помада. Кодзуки помрачнела ещё сильнее. Фушигуро её внешнего вида пугался? Возможно. — Хотя да… И что я вообще такого наделала в средней школе, что мне до сих пор припоминают? — она обречённо сгорбилась.       Слушая её, Кугисаки искала в шкафу что-то подходящее и, найдя, показала Кодзуки короткую бежевую юбку в клетку. — Как насчёт этого? — предложила она. — Мне бы что-то более закрытое, — Кодзуки завела руки за спину, — у меня шрамы везде, поэтому… хочется, чтобы на меня смотрели не из-за них, — она улыбнулась.       Кугисаки неодобрительно вздохнула, но руки не опустила. Вот и длинная юбка с боковым разрезом, белая водолазка из тонкой ткани. — Женственно, строго, сдержанно, — перечисляла Кугисаки, явно гордясь проделанной работой. — Но стоит тебе показать ножку и — вуаля! — ты воровка мужских и не только сердец, — она повернулась боком к зеркалу и усмехнулась. — У-у, — развеселилась Кодзуки, крутясь в отражении и придерживая юбку. — Я в восторге. У тебя такое видение… широкое, — она развела ладонями у груди. — А тебе стоит от комплексов избавиться, — серьёзно заметила Кугисаки и приблизилась к зеркалу, рассматривая тёмные корни волос. — Нет, слушай, сначала идёшь ты, а уже потом твои шрамы, — говорила она, проводя кончиками пальцев по щеке. — И вообще, шрамы — это всегда больно. Ты уже настрадалась, так зачем страдать дальше? — Ты невероятная, — помедлив, сказала Кодзуки и улыбнулась, отведя взгляд. — Я знаю, — протянула Кугисаки и выпрямилась.       Оставив все силы на тренировке, Фушигуро упирался предплечьем в плитку, пока холодный душ остужал его тело. Маки его не жалела. Синяков всё больше. В какой момент их будет достаточно, чтобы идти к Иэири? Не бежать же к ней из-за любой царапины. Потом. Всё потом. Фушигуро устал. И когда время с Кодзуки стало для него отдыхом? Когда-то ему нужен был ещё отдых после встреч с ней. Всё изменилось. Да только она теперь всё реже и реже отвечала на сообщения. «Гуляем с Кугисаки», — написала Кодзуки и пропала. Пожалуй, ему стоило радоваться, что дружить она любит, несмотря ни на что.       Он лениво плёлся по коридору и, вытерев волосы полотенцем, оставил то на шее. У автоматов стояли Кугисаки и Кодзуки, они о чём-то щебетали, пакеты в их руках шуршали. А всю первую неделю Кодзуки никак подступиться к ней не могла, переживала, что с Кугисаки они слишком разные, чтобы общаться. Видать, на безрыбье и рак — рыба. — А-ах, сразу чувствую себя человеком, — послышался голос Кугисаки. — Минус сантиметр секущихся кончиков, и жизнь гораздо лучше, — блаженно говорила она. — А тебе не мешают длинные? — Я привыкла, — ответила Кодзуки, а затем увидела Фушигуро. — Мне пришлось рассказать про наше проклятие, — она неловко улыбнулась и потёрла шею. — Кто бы мог подумать, что среди шаманов есть такие психопаты, — брезгливо отозвалась Кугисаки. — Да, — кивнул Фушигуро, убирая руки в карманы, — их больше, чем ты думаешь. — Серьёзно? — удивилась Кугисаки. — Быть магом — не значит иметь устойчивую психику, — объяснил Фушигуро. — Я читал про декабрьский инцидент. Заклинателей там было больше, чем магов. Выводы можете сами сделать, — хмуро закончил он. — Какой ты мрачный, — Кугисаки скривила лицо. — Ты похож на того, кто ещё немного и сам начнёт вместе с проклятиями изгонять людей, — сочувственно сказала она, переплетя пальцы у лица, мол, держись, на что Фушигуро раздражённо цыкнул. — Но заклинателей как-то не видно, — задумалась Кодзуки и взялась за подбородок, покачиваясь на ногах. — Кодзуки, — низко позвал Фушигуро. — Можем поговорить?       Кугисаки переглянулась в Кодзуки, кивнула и оставила их наедине, любезно забрав пакеты с одеждой. Фушигуро сел на скамью у стены, сгорбился, спустив ладони меж бёдер. Кодзуки присоединилась к нему, свела коленки и отвела взгляд в окно. Её палец теребил кончик волнистой пряди: накручивал, отпускал, снова накручивал. Впервые за день ей стало неловко, что на юбке есть разрез, а на ногах нет колготок. А Фушигуро, заметив белую кожу бедра, понял, что смотреть в ту сторону лучше не стоит. Это превращается в пытку. — Что с инцидентом? — подала голос Кодзуки. — Нашёл что-то полезное? — Ничего, — Фушигуро соединил кончики пальцев и прислонил руки к щеке, — никакой информации, кроме имён, по которым никого уже не найти. Вероятно, базы данных для студентов специально чистят. — Вот как, — она качнула головой и вздохнула. — Как тренировка? Устал, да?       Фушигуро кивнул и, немного помедлив, сказал: — Думал, завтра выходной взять, — он начал издалека, надеясь, что хотя бы этот крючок сработает, — там фильм вышел, документальный. Про животных. — Мы обязаны сходить! — воскликнула Кодзуки и повернулась к нему с горящими глазами. — Погоди, ты меня сам в кино приглашаешь? — она прищурилась, её голос опустился недоверчиво. — Это… свидание? — прошептала она. — Называй, как хочешь, — раздражённо бросил Фушигуро. — Ну, свидание или не свидание, суть-то не меняется, — Кодзуки пожала плечами и встала, поправляя юбку. — Тогда завтра вечером сходим, — она подняла руки и потянулась, вымотавшись за день. — Хорошо выглядишь, — тихо сказал он ей в спину.       Кодзуки вздрогнула и резко обернулась. Встретилась с его глазами. Нет, не показалось. Фушигуро на самом деле сказал именно то, что сказал. — С… Спасибо, — смущённо кивнула Кодзуки. — С каких пор я перестала тебя понимать? — помедлив, спросила она. — С тех самых, когда я начал разбираться в «выдумках», — Фушигуро тускло усмехнулся и пальцами показал кавычки.       Кодзуки надула щёки и развернулась, бросив: — Негодник.       От «зануды» в «придурка» и «негодника». Что ж, Фушигуро оставалось надеяться, что это рост, а не падение. Во всяком случае — изменения есть. Кодзуки, пускай и выглядела, как открытая книга, но чтобы её понять ему пришлось постараться и прочесть добрый список литературы. Если бы сестра могла говорить, то сначала отругала бы его, а затем дала совет, что окажется полезнее, чем всё, что писали просвещённые умы человечества. Надо было почаще слушать Цумики.       Следующим днём, просматривая ежедневник, Фушигуро вспомнил, что так и не забрал у Кодзуки книгу про психологию убийц. Пора бы ей вернуться на место. За тем он пошёл к ней в комнату и в коридоре женского общежития услышал что-то между пением и завыванием. Дверь была открыта, Кодзуки проветривала комнату и танцевала в наушниках и со шваброй, напевая: — Живу ли я в коробке? Живу ли я… Живу ли я… Живу ли я в картонной коробке? — последнее она протянула драматично и сжала кулак.       Фушигуро упёрся плечом в дверной косяк и встал, ожидая, когда на него обратят внимание. Кодзуки вдруг повернулась и замерла, на секунду смутилась даже, а затем жестом пригласила к себе, сняла наушники и включила песню погромче. — Послушай, это про меня! — она развеселилась, покачала головой и, ойкнув, поправила всё ту же белую косынку. — Тебе не хватает свободы даже в техникуме? — поинтересовался Фушигуро и сел на кровать, глазами ища свою книгу среди других. — Для начала мне нужно свергнуть Верхушку, а потом я буду свободна, — усмехнулась Кодзуки и вернулась к уборке. — Каким образом ты собралась это делать? — он опустил взгляд, проверяя, что урок по мытью пола был усвоен. — Стану главой, договорюсь с другими кланами, и мы устроим восстание! Ну, вернее мирный протест. Как в профсоюзах делают, — горячо рассказывала она. — Маги откажутся изгонять проклятия, начальству придётся что-то с этим делать. — Как ты собираешься договариваться с консервативными кланами? — Фушигуро не с целью обидеть, а с целью разумности искал брешь в её стратегии. — Без понятия, — Кодзуки хихикнула и лёгким движением, в такт музыке, собрала грязь с угла. — Пока не придумала. Но я ещё и главой не стала. Вот добьюсь признания! И заживу, — мечтательно пропела она и качнула бёдрами. — Только не говори никому, не хочу, чтобы меня из техникума выгнали. — Кто ещё знает? — Годжо-сенсей, директор Яга, Маки, — она начала загибать пальцы, — А ещё Панда и Инумаки, — Кодзуки расслабила ладонь, когда пальцев не осталось. — Оккоцу я тоже написала. Он, кстати, рассказал, что еда вкусная в Африке, на нашу никудзягу похожа. — И ты всем сказала никому не говорить? — вздохнул Фушигуро. — Ты так далеко не уйдёшь. — А что, план дерьмо? Всё по новой? — она расстроилась. — Это даже не план, — серьёзно начал Фушигуро. — Люди там сидят не просто так, они принимают решения, исходя из ситуации. Они могут отдать приказ о казни, и их не будут заботить чувства людей. Ты сможешь переступить через это ради общего блага? — Почему у магов нет такой штуки, как тюрьма? — Кодзуки надула губы и опёрлась на швабру. — Ты хоть представляешь, сколько ресурсов нужно, чтобы сдерживать одного мага годами? — Тоже верно, — согласилась она и продолжила мыть пол, — но насилие и жестокость — самое простое решение. Всегда должно быть что-то ещё… Нужно думать иначе, — Кодзуки кивнула сама себе. — Спасибо за идею. — Я буквально разрушил сейчас все твои идеи, — он снисходительно хмыкнул. — Время придумывать новые! — пропела Кодзуки и улыбнулась. — Я бы тебя советчиком назначила. — Нет уж, спасибо, — вяло отказался Фушигуро.       Вот так он зашёл за книгой, а вместе с тем разбил мечты Кодзуки о жестокую реальность и сам задумался, что лучше предпринять в их ситуации. Никто её, первокурсницу, не допустит до решения важных вопросов. В их нынешнем положении ничего не изменить, разве что признание и сила как-то помогут проложить путь в будущем, но и Маки даже не приблизилась к тому, чтобы стать главой Зенин. А Годжо-сенсей, если бы мог что-то изменить, вероятно, не предупреждал бы в открытую об угрозе. Было бы так много заклинателей, если бы всех шаманов устраивала работа министерства?       Книгу Фушигуро не забрал.       В маленьком кинотеатре на окраине Токио они спускались по лестнице в зал. На стенах висели постеры новинок и нестареющей классики. В будний день посетителей было мало, но даже так Кодзуки и Фушигуро сидели не одни. И даже не на последнем ряду. Свидание, не свидание; романтика, не романтика; а Кодзуки хотела поближе к экрану, чтобы получше разглядеть удивительных животных и насладиться операторской работой. В фильме, начавшемся с кадров сизого тумана, с первых минут рассуждали о вечности: цикле смерти и жизни.       После первых десяти минут Фушигуро понял, что не ошибся. Они на самом деле пришли смотреть фильм. Оставался вопрос, хватит ли внимания Кодзуки на два часа? Но пока она не сводила глаз с экрана. И Фушигуро изредка и незаметно наблюдал, как она умиротворённо улыбается, как взволнованно сжимает юбку, когда птенцы прыгают с высокого дерева, впервые расправляя крошечные крылья. На моменте поимки мыши совой Фушигуро ожидаемо услышал под боком тихие всхлипы. Он аккуратно закинул руку на спинку сидения, едва надавил пальцами на плечо Кодзуки, которая охотно прильнула к нему.       И вскоре так же охотно отстранилась, оставив немой вопрос и с десяток догадок. Это потому что они друзья? А до этого кем тогда были, если Кодзуки его не отталкивала? — А Нуэ сова? — поднимаясь по лестнице, спросила Кодзуки. — В какой-то степени, — ответил Фушигуро, идущий впереди.       Кодзуки угукнула себе под нос. И к чему это? Фушигуро затормозил. Его сомнения подкрепило её выражение лица, будто нарочно равнодушное. — Что случилось? — настойчиво спросил Фушигуро. — Скажи прямо. — Кугисаки сказала, что парням нравятся недоступные девушки, — пролепетала Кодзуки и покраснела. Слишком очевидно, кому ей хочется нравиться. — Кто в твоём понимании доступная девушка? — Я? — робко спросила она. — Ты дура, — резко ответил он и едва сдержал негодование. — Кодзуки, ты же не глупая. Тебе необязательно строить из себя кого-то другого, чтобы нравиться парням, — монотонно произнёс он и отвернулся. Слишком очевидно, каких «парней» он имел в виду.       И его уходящая широкая спина казалась ещё шире в большой белой кофте. Заведя руки за спину, Кодзуки улыбнулась и нагнала Фушигуро. Пускай недомолвки останутся уделом взрослых.       Взрослых.       Так думал и Фушигуро. До поры, до времени. А пока обмен с Киотским техникумом близился, всего через несколько дней станет ясно, насколько тренировки второгодок сработали. Обычные школьники сейчас ходили бы в походы с одноклассниками, ездили на море, гуляли на фестивалях — наслаждались каникулами. Фушигуро же довольствовался тем, что сидел после тренировки на ступенях и отдыхал. — Как жарко! — Кодзуки села рядом, обмахивая себя рукой. — Лето же, — отозвался Фушигуро. — Кстати, — она начала тише, — ты давно гончих не призывал, — Кодзуки развела пальцы и накрыла руку второй. — Гав. — Одной больше нет, — монотонно сказал Фушигуро. — Белой, — добавил он. — Вот как, — грустно кивнула Кодзуки, обняла себя за колени и переплела указательные пальцы. — Ты в порядке? Годжо-сенсей говорил, что у владельцев техники изначально есть две гончих. То есть… они же росли вместе с тобой, — пробурчала она себе под нос. — Я в порядке, — сухо ответил Фушигуро. — Я понимаю, что они не домашние животные.       Кодзуки с сожалением поджала губы, пока он взглядом сверлил одну точку в основании лестницы. — Ну, скажи, если захочешь поговорить об этом, — она похлопала его по плечу и поднялась.       Губы Фушигуро вытянулись в бледной улыбке. Даже к собственным шикигами не следовало привязываться, пускай и гончие были с ним едва ли не всю жизнь. Зимой, в Сайтаме, от белой гончей оставался только нос с глазами и красной меткой. В пути нужен попутчик, в жизни — друг. Чем больше воспоминаний их связывало, тем сильнее стиралась грань между спутником и другом. Фушигуро сложил ладони в печать. Чёрная гончая вытянулась из его тени и закрыла глаза, подставляя голову под руку владельца. Он почесал её за ухом и бросил тихое: — Давай.       Скорбеть можно долго. Сукуна был и будет величайшим злом во плоти, не даром прозванным Королём проклятий. Где он, там и страх, потери, горечь и боль. И он же признал, что у Фушигуро были силы справиться с Особым уровнем. Прибавил раздумий в и без того загруженную голову.       Услышав лай, Кодзуки тут же забыла про тренировку и пустилась играть с гончей в догонялки. Если постоянно крутить одни и те же мысли, как на повторе, то недолго с ума сойти. И заливистый смех Кодзуки вперемешку с радостным лаем гончей оторвали Фушигуро от привычных серых размышлений и бросили в омут момента между прошлым и будущим — в настоящее. — Кусай! — воскликнула Кодзуки и подставила ладонь гончей. Та лениво воткнула клыки в руку. — Ты не стараешься, — вздохнула Кодзуки и, усмехнувшись, плюхнулась на спину.       Воздух свистел и завывал в ушах. Снова и снова, пока не закончатся силы. Кодзуки упёрлась в колени и посмотрела на Панду, который шёл к ней с секундомером в лапе. Пот ручьём стекал со лба, Кодзуки не успевала его вытирать. А Панда всё томил, не говорил, сколько же секунд показывали цифры на экранчике. Либо всё совсем неутешительно, либо поставлен новый личный рекорд Кодзуки. И в то короткое мгновение ожидания Кодзуки успела расстаться со всеми иллюзиями. — Девять целых восемь десятых секунд.       Миг — и Кодзуки подпрыгнула в ликовании. В груди приятным теплом растеклась надежда. Панда раскинул лапы, принял в объятия, низко хохотнул и отпустил Кодзуки. Та выпорхнула и понеслась по полю, раскинув руки. Она смогла. Десять метров в секунду. По щелчку пальцев преодолевать расстояние в шесть раз больше её собственного роста. Сил не осталось.       Фушигуро замер. Радость быстро сменилась напряжением тяжёлым. Кодзуки стояла на четвереньках и дышала, точно выдыхала раскалённый жар. Её лицо горело румянцем, а лосины недвусмысленно обтягивали бёдра и ягодицы. Общение Кугисаки и Кодзуки стало для него и милостью, и наказанием в тот самый момент. Фушигуро задержал взгляд лишь на секунду и пожалел. Ой как пожалел. Сглотнул мучительно, во рту пересохло. Больше избегать не получится, начнутся вопросы, на которые он ответить не сможет.       Это стало пыткой.       Когда она сидела на нём и невинным, совершенно наивным голосом просила взять её покрепче. Как блестели её глаза от желания, большого и жгучего. Как она стягивала с себя майку, и розовые волосы рассыпались по плечам, прикрывали грудь. И на каждое его движение срывался стон из приоткрытых и влажных губ.       Фушигуро распахнул глаза от первой ноты будильника. Схватил телефон, сжал, отбросил на тумбу. Со стола на него с презрением смотрели салфетки. Нет. Придётся ложиться спать без сил до того, что такие — и вообще любые — сны перестанут сниться.       Как прикажете разговаривать с ней теперь? Если его снова уличат в попытке закрыться, то одной помощью с гирляндой будет не отделаться. И напрямую не сказать: неизвестно, как отреагирует. И не выйдет. Слова в горле комом встанут. И в чём признаваться? Не в этом же! Это никогда не будет произнесено вслух, никогда не покинет границы его комнаты, тела и разума. — Опять кофе? — сонно спросила Кодзуки и села напротив.       В столовой они вдвоём. Фушигуро молился, чтобы Кугисаки пришла и забрала всё внимание Кодзуки на себя. — Да, — хрипло и сухо ответил он. — Извини, — вдруг сказала она, на что Фушигуро поднял хмурый и вопросительный взгляд. — Я тебе вчера про гончую напомнила. Не надо было, наверное, — Кодзуки положила голову на руки и посмотрела сочувственно.       В тот момент Фушигуро был поистине рад, что Кодзуки перестала его понимать. — Ты сейчас опять это сделала, — усмехнулся Фушигуро и отвернулся к окну. — Я в порядке. Не думай об этом, — спокойно сказал он, опередив её переживания. — Мне сегодня задание назначили, — сообщила Кодзуки, меняя тему, — хоть уговорю Идзити-сана на арбуз. Не одной же нести его. — Вчера второгодки ходили в конбини, почему их не попросила? — Фушигуро искренне пытался не думать, что в голове Кодзуки временами звенящая пустота. — Вчера не хотела! — воскликнула Кодзуки. — А сегодня, глянь, погода прям для арбуза! Или дыни, — блаженно протянула она, словно чувствуя вкус лета на языке. — Вчера такая же была, — снисходительно отозвался он и получил колючий взгляд. — Да-да, сегодня погода для арбуза. Или дыни.       Повеселев от того, что её поняли, Кодзуки оттолкнулась от стола, а вскоре выпорхнула из столовой в мечтах, как будет выплёвывать семечки арбуза после поручения.       Перед глазами вспыхнул огонь.       Когда Кодзуки ехала на задание вместе с Идзити, яркое солнце светило высоко, и не было причин переживать. По сравнению с весной поручений убавилось, так и Кодзуки не могла отказаться от возможности опробовать силы после стольких тренировок. Не перенапрягаться. Сейчас совет Годжо был как нельзя кстати. Теребя свежие бинты, Кодзуки входила в заброшенный дом. Отсыревший пол мокро трещал под ногами, в нос ударил запах плесени, и она же чёрными плотными пятнами расползалась из углов, точно зараза. Влажное лето стало парником. Пушистый налёт заполонил потолок.       Жаром обдало лёгкие.       Из звуков лишь шаги Кодзуки и пение цикад на улице. Ничего не происходит, проклятия нет, страха нет. Затишье перед бурей? Кап. Кодзуки обернулась и вынула нож из сапога. Она сделала шаг. Треск. Гниющая доска провалилась под ногой. Кодзуки цыкнула и продолжила идти дальше, оглядываясь по сторонам. Из одного дверного проёма лился свет. Ванная. Кодзуки сделала шаг, на разбитой плитке хлюпнула вода. Плотная шторка задёрнута, на пол капает через край.       В глазах испарились слёзы.       Кодзуки резко одёрнула штору. Пусто. Она осмотрелась, поморщила нос и вышла в коридор. Послышался шёпот, бредовый, бессвязный. Кодзуки нахмурилась. Страх? Она шагнула в гостиную, где следов плесени стало меньше. За спинка багрового дивана мелькнуло что-то. Проклятие. Кодзуки бесшумно засучила рукава, ухватилась покрепче за нож.       Искра разожглась пламенем, яростным и ненасытным. Дым застилал глаза, оседал в лёгких. Кодзуки закрылась руками, тело укрепила проклятой энергией. Бесполезно. Иссиня-чёрная ткань пиджака плавилась вместе с бинтами. Рукоять ножа, раскалённого в мгновение ока, обожгла. «Бабочка» пала на пол, объятый огнём. Кожа шипела, дымилась, едва поспевая затягивать глубокие ожоги. Больно. Проклятая энергия иссякает слишком быстро. Назад, к воде, не сбежать. Огонь повсюду, огонь догонит.       Рокот проклятия как гром оглушил. Треск дерева, ещё недавно сырого, послышался сверху. Кровь испарится. Пожарных не пустят. Пожарные не успеют. В чёрном дыму видится что-то, между языками пламени. Не проклятие. Смерть. Её глаза смотрят сквозь огонь, насмехаются.       Она здесь не умрёт.       Кодзуки намотала лохмотья бинтов на кулак, стиснула зубы.       Ни за что не умрёт.       Она бросилась в сердце огня, на проклятие, вмиг настигла его. Удар — и костяшки пальцев стёрлись в кровь. Одной силы недостаточно. Изгнать проклятие можно только проклятой энергией. Выпустить из искры страха, нет, сожаления. Кодзуки взревела от злости. Проклятие не посмеет забрать у неё жизнь. Мечту — что самое ценное.       Ногой отправила проклятие в стену, тут же подскочила и кулаком, охваченным проклятой энергией, изгнала его. Огонь не исчез. Дом горел, потолок рушился, поднимая искры. Кровь закончила очередной цикл, кислорода перестало хватать. Пошатнувшись, Кодзуки соединила ладони, с трудом оставаясь в сознании.       Погода для арбуза сегодня.       Сквозь пелену послышались голоса. Тяжёлые веки разомкнулись. Сквозь уцелевшие ресницы виднелся потолок скорой помощи. Кодзуки подняла ладонь. Целая, невредимая, как прежде. Кашель пробил, Кодзуки содрала с себя кислородную маску, перевернулась на бок. Чёрная мокрота осталась на руке. Не будь Кодзуки магом, то всё закончилось бы печально. Отделалась тем, что проклятая энергия кончилась. Так вот каков вкус беспомощности.       Идзити объяснился с пожарными и работниками скорой, помог Кодзуки сесть на заднее сидение авто. Та укуталась в плед, скорее из желания прикрыть подгоревшую форму, и зажалась в угол. Помощник протянул телефон и нож. — «Бабочка» теперь закалённая, — горько усмехнулась Кодзуки и пальцем провела по металлической рукояти. — Метафорично, а? — Метафорично, — согласился Идзити и кивнул топорно, нервно.       Кодзуки вздохнула и посмотрела в экран телефона. Фушигуро писал. Сил хватило, чтобы ответить короткое: «Я жива». Разве не это ли радость? Да, не в порядке. Да, всё пошло не так. Она жива. И будет жить вопреки и ради.       Задремав в машине, Кодзуки проснулась от лёгких толчков и только тогда услышала, что Идзити повторял: «Мы приехали». Иэири встретила в больничном крыле, проверила состояние, подлечила всё, что смогла и наказала лежать, отдыхать. Вот Кодзуки и лежала. Отдыхала. Об арбузе даже не вспоминала. Думала лишь о том, как часто маги оказываются на волоске от смерти. В какой-нибудь статистике наверняка смерть и чаще дышит в спину обычным людям потому лишь, что магов намного-намного меньше.       Дверь открылась, тихие шаги нарушили тишину, в какой неразличимо было дыхание Кодзуки, до того поверхностное. Матрас качнулся. Кодзуки моргнула и подняла глаза. Лицо у Фушигуро хмурое снова, ещё мрачнее, чем утром. В груди что-то сжалось. Это боль? А чья именно? — Ты слишком близко, — тихо начала Кодзуки, — от меня горелой плотью несёт, — хмыкнула она и опустила голову. — Тебя всерьёз это волнует? — раздражённо спросил Фушигуро, опустив ладонь на колено сквозь одеяло. — Тебе необязательно быть сильной сейчас.       Губы Кодзуки поджались. Она и не пыталась быть сильной сейчас. Беззащитной была и только. — Не думала, что буду бояться огня так сильно, — проронила Кодзуки и, согнув пальцы, закрыла лицо.       Плач сотряс её плечи, вырвался горькими слезами и хныканьем. Его руки притянули так, словно хрупкое что-то. В его груди билось сердце совсем не спокойно. Кодзуки охотно прижималась к нему, отдавалась в объятия, такие необходимые. Фушигуро поглаживал её плечо кончиками пальцев, и желваки напряглись на его скулах. — Фушигуро-кун, — позвала она, отстранившись. — Я даже не из-за задания плачу, — Кодзуки улыбнулась, вытирая слёзы, — а из-за того, что не успею полностью восстановиться к обмену, — она всхлипнула, и улыбка её искривилась.       Он понимающе кивнул. И без лишних вопросов знал, почему ей так это важно. — Принести что-нибудь? — только и спросил Фушигуро. — Сок, — попросила Кодзуки и отодвинулась к изголовью кровати. — Яблочный бы. — И всё? — он приподнял брови, удивляясь тому, как невелики её запросы. — И всё.       Стояло солнце, день продолжался мирным чередом. Фушигуро ступил в тень квадратной арки, подошёл к автоматам, куда вскоре подтянулась Кугисаки. Они переглянулись вяло. Тренировки в такую жару выматывали, но не сильнее, чем задание в горящем доме, так что жаловаться было не на что. Почти не на что. — Ты-то слинял, а меня Маки-сан отправила за чем-нибудь прохладным на всех, — вздохнула Кугисаки и принялась выбирать, что можно взять. — Кодзуки сделала то же самое, — отразил Фушигуро. — Как она? — Кугисаки перешла ко второму автомату. — В порядке, — ровно ответил он. — Блин, не могли побольше автоматов поставить? — возмутилась Кугисаки и нажала кнопку. — Зачем? Да и не каждого производителя пустят на территорию техникума, — объяснил Фушигуро.       Жестяная банка с грохотом упала. Фушигуро и Кугисаки повернулись на звук шагов. Беда не приходит одна. А директор Киотского техникума не ездит на переговоры без студентов. И второкурсники стояли напротив, смотрели игриво-презрительно. Пришли узнать, как дела у первогодок? — Зенин-семпай? — спросил Фушигуро с оттенком удивления. — Почему ты здесь? — А, так я не ошиблась? — Кугисаки взглянула на него. — У них ауры схожие. Они сёстры? — Близнецы, — ответил он. — Не называй меня так, Фушигуро-кун, — лукавым голосом начала Зенин, — так нас с Маки можно перепутать, — она поднесла руку к лицу, не снимая усмешку. — Зови меня Май. — Это и есть замена Оккоцу-сана и третьекурсников? — задрав нос, второкурсник из Киото посмотрел на них свысока, точно на земляных блох.       И чем дольше Май пыталась задеть их чувства, называя Итадори «проклятым монстром», чья смерть должна была принести облегчение для всех. Человек, проглотивший пальцы и спасший чужие жизни, стоял с ними и считался таким же магом, как они. Наполовину человек, наполовину проклятие. И всё, что чувствовал Фушигуро в тот момент — растущее раздражение. Там, где Кугисаки понимала, что встревать не стоит, Кодзуки бы сорвалась с места, наплевав на разницу в силе и плохое самочувствие, как только услышала, что об Итадори, которого она назвала другом, по которому лила слёзы, отзываются такими словами. — Фушигуро, правильно? — Киотский студент вышел вперёд, и в его баритоне послышалась угроза. — Какие женщины тебе нравятся?!       Первой эмоцией — недоумение. Второй — настороженность. Проверку Тодо Аой стоило бы пройти, отделаться малой кровью. Потому что Кугисаки безоружна. Потому что Кодзуки только вернулась с задания. Но вот первый удар, и «скучный» Фушигуро отлетает на несколько метров, болезненно приземляясь. Договорились не извиняться за боль. Но и дважды за день они не угождали в критические ситуации. И какой там порядок поведения? Не паниковать? Хоть с этим проблем нет.       Кодзуки неслась по техникуму на грохот и сжимала кулаки. Она готова прибить первого, кто появится на глаза и ответит за прерванный отдых. Фушигуро уже получил своё, сидя перед Инумаки. Кровь стекала ему на лоб. А вот вероятный нарушитель спокойствия — незнакомец с голым торсом остался невредим. Но Кодзуки слишком уязвима, чтобы лезть на него. Да и после драки кулаками не машут. Увы, буквально. — Тебя только за смертью посылать, Фушигуро-кун, — тускло сказала Кодзуки. — Эй, — она окликнула Тодо, что собирался уходить.       Не то разница в росте, не то он действительно через плечо посмотрел на неё свысока. — Где Норитоши? — спросила Кодзуки, будто не заметив, как её оценили с ног до головы. — Приедет с остальными, — со скукой ответил Тодо.       Теперь отдых нужен был и Кодзуки, и Фушигуро. В палате она сидела у изголовья кровати и крутила в руках сложенный нож. Больше бежать некуда, обмен совсем скоро. Всё шло так хорошо, она добилась желаемой скорости, навыки ближнего боя возросли. По всем параметрам Кодзуки ощущала себя сильнее. Но только не сейчас, когда проклятой энергии не хватит даже для того, чтобы залечить маленькую царапину.       К ней вновь пришёл Фушигуро. Она подвинула ноги, давая ему сесть на кровать. — Мне показалось, или этот парень как-то… странно посмотрел на меня? — спросила Кодзуки с подозрением. — Не бери в голову, — ответил Фушигуро и отвёл взгляд. Не мог же он сказать, что Кодзуки не подходит не под один из параметров идеального типажа девушек Тодо. — Тебе лучше? — она протянула руку к его лбу, который ещё недавно был залит кровью. — Да, — он не двинулся, когда её холодные пальцы коснулись кожи. Пора бы прекращать сокращать негласную дистанцию между ними только по таким случаям. — Камо Норитоши твой брат? — спросил наконец Фушигуро, ранее не решавший лезть в семейные дела. О них и сама Кодзуки без надобности не говорила. — Да, — чуть кивнула она. — Давай не будем, — Кодзуки вдруг взяла его за запястье и потянула на себя, усмехнувшись, — спать хочу.       Попытки Фушигуро воспротивиться погасли там же, где последние разумные решения. Он поддался, лёг рядом, смерил её лицо взглядом. Она ни на что не намекала, устала и только. Фушигуро тоже. Пускай и задремал вторым, чувствуя, как щёки краснеют от того, что Кодзуки уснула на его руке. А он было поверил, что истинное смущение осталось в средней школе, когда выходки Кодзуки были в новинку. Думал, что привык и к её выходкам. Не привык. Пожалуй, Кодзуки была постоянна лишь в своей непостоянности.       Сладкая дрёма оборвалась через пятнадцать минут, тогда же затекла рука. Фушигуро чудом смог выбраться из ловушки, не разбудив Кодзуки, и оставил её одну досматривать сны. Не мог он так взять и побороть смущение.       Следующим днём, таким же знойным, как предыдущие, Кодзуки встала у зеркала в комнате, а на её расчёске запутался приличного размера комок влажных волос. А ведь только недавно в салон сходила, кончики подстригла. — Насколько всё плохо? — спросила Кодзуки у Кугисаки, которая пришла и уже несколько минут смотрела на её волосы. — Сантиметров десять лучше обрезать, — ответила она, — если тебе здоровье волос дороже их длины. — Десять? — удивилась Кодзуки. — Это меня ещё не так сильно подпалило. Хотя бы не каре, — она вынула ножницы из стаканчика. — Не в обиду, тебе оно идёт. — Даже не думала обижаться, — Кугисаки хмыкнула. — Режь, — Кодзуки протянула ей ножницы. — Не жалей, — серьёзно добавила она.       Сказала не жалеть, а сама с блестящими от слёз глазами смотрела на розовые пряди на полу. Лучше так, чем с веником на голове ходить. Закончив и оценив результат, Кугисаки собиралась что-то сказать, но раздался звук уведомления. На экране телефона была фотография, где Панда держит арбуз, а Фушигуро дыню. Отправитель Маки-сан. Проклятия проклятиями, а лето — летом! Кодзуки поторопилась убрать волосы с пола, чтобы поскорее присоединиться к пикнику.       На небе разошлись облака, в тени лежал плед. Панда помогал Маки нарезать дольки, пока Инумаки и Кодзуки нетерпеливо воровали те с тарелок. Годжо-сенсей не пришёл, зато каждому, кто отправил приглашение, пожелал хорошо провести время. Статус сильнейшего скучать не давал.       И сочная мякоть таяла во рту, и косточки летели. И по рукам текло. — Салфетку! Салфетку! — крикнула Кодзуки, заляпав все запястья в липком соке.       С двух сторон ей сунули бумажное полотенце: Фушигуро и Кугисаки, что в моменте переглянулись и вздохнули. — Спасибо, — улыбнулась Кодзуки и смущённо принялась вытирать руки. — Не смотрите так, будто я неряха. — Ты и есть неряха, — в один голос сказали Фушигуро и Кугисаки.       Вот уж они спелись там, где Кодзуки не ждала. Она надула щёки и притихла. Ненадолго. Спелый арбуз развалился в лапах Панды, упал на белую шерсть, окрасив ту в розовый. Кодзуки пустила смешок, а затем вовсе разлилась хохотом вместе с Кугисаки, когда Инумаки сквозь смех бросил: «Сушёный тунец». Вероятно, то означало, что Панда ещё один неряха.