Пока я в атмосфере, словно пепел, сгораю Ты тянешь меня в ад, а я тебя маню раем Рядом с тобой не место мне, и я это знаю Я избегаю тебя, и я сбегаю © Три дня дождя & MONA — Прощание
Кругом голова, задыхаюсь я, Не хватает мне. Кругом голова, задыхаюсь я, Не хватает мне тебя, тебя! © Артём Пивоваров — Кислород
Глава 1 Конец июля 1995 года Они сразу среагировали на шум в коридоре. Переглянувшись с медсестрой, Павлина жестом показала ей спокойно оставаться на месте, а сама встала из-за стола, чтобы выглянуть из кабинета. Всё равно собиралась выйти покурить. За последние лет десять, если не больше, все травмпункты привыкли, что смена без кого-нибудь шумного из группировок это не смена вовсе. Поэтому девушка относилась к таким моментам флегматично. Должность врача и умелые руки делали её неприкосновенной для большинства бандитов. К тому моменту, когда она открыла дверь, визитёры были уже перед кабинетом. Двое парней её возраста. Один из них поддерживал второго, а часть пути, как заподозрила Золотова, и вовсе по-сути тащил на себе. Девушка узнала обоих, но вида почти не подала. Лишь спину выпрямила, словно, как говорила её бабушка, кочергу проглотила, да лицо застыло в равнодушном, высокомерном выражении. — Нам, — слух уловил секундную заметку парня, что тоже узнал её, но в отличие от друга Вахит всегда был более сдержанным и рассудительным, — помощь нужна. Где-то на фоне ругался со сторожем третий «пацан». Павлина придирчиво осмотрела обоих с ног до головы, игнорируя прямой, угрюмый взгляд Валеры. Помятые, пыльные и оба в крови. У Туркина так вообще кровью залито всё правое плечо. Поля на долю секунды задалась вопросом, а Валеркина ли кровь, и тут же отмела его как глупейший. По состоянию парня было видно, что его. Шаг в сторону и кивок на кушетку. Взгляд на медсестру, которая тут же начала готовить инструменты, и руки уже чисто по привычке, без участия разума, натягивают перчатки. — Жалобы? Причины жалоб? — деловой тон, немое осуждение и безразличие к чужой судьбе это всё, что позволила себе Золотова. — Пуля в плече, — сказано словно выплюнуто. Надо же, ненависть Туркина к ней прошла с ним все эти годы, в то время как сама Павлина о недруге уже почти забыла. Подробного рассказа о получении ранения Поля и не ожидала. Впрочем, оно и так было понятно, что у группировок очередные разборки. И если раньше мальчишки поступали к ним в травму просто избитые кулаками или чем-то вроде арматуры, то теперь у бандитов всё чаще стал появляться огнестрел. Золотова видела в этом лишь один плюс — собирать раздробленные кости теперь приходилось в разы меньше. И пробитых голов, «копилок», как говорили сами пацаны, тоже стало немного меньше. — Футболка на мусорку? — у Валеры, стоило ему её узнать, тут же растворилось в никуда состояние умирающего и болезненного. На её вопрос он вполне осмысленно приподнял бровь. — Либо я её режу, и она идёт после этого в утиль, либо снимай. Пока Туркин морщась и откровенно матерясь раздевался, Поля с медсестрой обустроили рабочее место. К этому времени в кабинет также вошёл третий из компании. Он запомнился девушке лишь неровной, косой челкой и чуть косящим правым глазом. Работала Золотова, на удивление, в тишине. Шебаршение издавал лишь мельтешащий за спиной Косой, как прозвала в про себя незнакомца Павлина. — Хэй, док, с ним точно нормально всё? Чё он вялый-то такой? Может укольчик какой или микстурку пропишите? — Блять, Косой, заткнись, а? — всё же рыкнул на товарища парень, оторвав тяжёлый взгляд от лица Павлины и переведя его на нервного приятеля, да тут же заорал от боли. — А поаккуратнее нельзя?! Павлина так и замерла перед ним с окровавленным пинцетом в руке, да с вытащенной им пулей. Выражение её лица было чем-то средним между «чё это ты мне сейчас тут вякнул?» и «да как же вы все меня уже заебали!» Правда, Валера увидел в нём ещё и «а не пойти ли тебе на хуй?» и, в целом, был прав. Не задать этот риторический вопрос девушке помогла лишь профессиональная этика. Впрочем, немного поогрызаться в ответ она себе позволила: — Ох, прости, золотце. Люблю погрубее, — на её издевательский тон Валера только сжал челюсть. Не будь Павлина настолько уставшей за смену, то даже удивилась бы его сдержанности. — Юль, дай марлю и готовь нитки с иглой. Когда теперь уже не нужные инструменты были убраны, а Поля приступила к наложению швов, медсестра Юля решила заполнить журнал: — Как зовут? — Турбо. — А нормальное имя есть? — Валерка он Туркин, — буркнула Павлина, не отводя глаз от ранения и не прекращая свой очередной и далеко не последний в жизни «урок кройки и шитья». — Вот как бывает, а, Валер? Презираешь человека, каждый день доводишь его, ненавидишь, а потом раз, и он тебе пулю из плеча достаёт. Хорошее чувство юмора у судьбы, согласен? Пока руки уверенно заканчивали последний шов, взгляд зацепился за знакомую тонкую полоску шрама между шеей и ключицей. Тоже её работа. Кажется, это был их последний год в школе. В очередной раз доведённая Поля сидела в туалете. Её и там находили, конечно. Некоторые пацаны даже не стеснялись войти. Вот даже тот же Валерка. В тот день, переломный в её жизни, между прочим, именно он вошёл в санузел по наводке то ли чей-то девчонки, то ли кого-то из пацанов и застал её с небольшим ножом в руке. Бабушкин любимый ножичек для фруктов. Павлина водила им по запястью с очевидными для этой ситуации мыслями. — Чё, вафлершей быть надоело? Решила кардинально избавиться от проблем, Павлюша? Девушка тогда на его слова и бровью не повела. Как стояла у стены напротив кабинок с ножом над венами, так и осталась. Валеру же это не устроило. На самом деле он и сам не мог уверенно ответить, зачем пошёл к ней. Да и зачем в итоге подошёл к бывшей приятельнице на расстояние вытянутой руки, тоже было загадкой для него. У парня лишь мельком вспыхнула в голове мысль, что она реально может сейчас перерезать себе вены. — Так может напоследок, доставишь удовольствие? В тот раз его спасли рефлексы: стоило Павлине только начать делать резкий выпад рукой, как парень уже отскочил назад. Да вот только кабинки манёвренности не добавили, и Валера вписался в перегородку между ними спиной, а девушка твёрдой рукой держала у его шеи кончик ножа. — А может мне напоследок тебя на тот свет отправить? — слух парня с трудом уловил её хрипящий, тихий голос. — Кишка у тебя тонка для этого, — Валера выглядел безмятежным, хоть и сомневался в правдивости своих слов. Серьёзные глаза внимательно следили за каждым движением Павлины, за каждой эмоцией на лице. — Правда? Кишка тонка у тех, кому есть что терять. А что потеряю я? Безмятежную жизнь, которую ты со своими дружками уже испортили? Или думаешь, кто-то по мне плакать будет? Наверное, мать, которая вспомнила о моём существовании, лишь после смерти бабушки, когда еда не стала по волшебству появляться на столе. Ааа. Я, должно быть, вспомню о светлом будущем? Ну да, ночью на чердаке, когда вместо одеяла только пальто и блохастый, бездомный котяра, только о будущем и думать, — девушка криво усмехнулась, подрагивающий в её руке нож уже неглубоко резанул кожу парня. — А знаешь, почему на чердаке? Мамкиным собутыльникам очень пришлась по душе ваша идеология о «ебучках». Вот ирония. От вас спасение лишь дома, от них — вне дома. Так ты действительно думаешь, что сейчас меня что-то может остановить? Терять мне нечего, Валер. Наоборот даже, до смешного, прирежу тебя, загремлю на зону, и хотя бы еда станет более частым явлением в жизни, чем сейчас. Он действовал резко и быстро. Всего доля секунды, и Павлина оказалась развёрнута к Туркину спиной, крепко схвачена за оба предплечья и с ещё большей силой прижата к крепкой груди. И её накрыло. Золотова пыталась вырываться, брыкалась, кричала ругательства и в итоге скатилась в истерику. Когда девушка уже просто обмякла в руках Валеры и только вздрагивала от всхлипываний, дверь в туалет открылась. На пороге с округлившимися глазами замерла какая-то младшеклассница. Турбо посмотрел на неё мельком и грубо выкрикнул: — Съебись отсюда на хуй! От девчонки след простыл, а Поля всё не успокаивалась. Парень чувствовал, как промокли от крови рубашка и футболка под ней. Пустяковый порез, а проблем от него… Туркин недовольно цыкнул и посмотрел на нож, что валялся в паре метров от них. Его он, ловко заломив девушке кисть, выбил из пальцев и отпнул в сторону от греха подальше. Взгляд вернулся на подрагивающую спину девушки. Спину, которую он уже не первый год сразу узнавал в толпе или просто на улице. Вот почему так не справедливо вышло?! Он ведь решился в тот чёртов день, наконец, её поцеловать, чтобы она была не школьной приятельницей, а его девкой! И обломился, когда узнал, что её расчихвостили. Пацаны бы не поняли, стань он с ней встречаться после такого. А она ведь до сих пор сидела в сердце. Полгода спустя! Как он только не пытался выжечь из себя чувства к Золотовой и всё без толку. Он и издевался над ней больше других только из-за этой привязанности. И обиды. На себя за то, что слишком поздно осознал свои чувства и желания. На неё за то, что позволила с собой так поступить. Павлина перестала дрожать от слёз, лишь продолжала обессиленной куклой висеть в крепком захвате, смирившись со своей участью. Туркин подумал, что хватит ему уже быть её смирительной рубашкой, и пора бы и честь знать. Особенно, пока не набежали доброжелатели из комсомольцев. Эти ведь не поверят, что он действительно просто держал её, пока она истерила. Пока он в два шага перемещался к раковинам, то заметил, что Поля была лёгкой словно пушинка. Даже легче, чем раньше. Сколько ж веса она потеряла за это время? И всё также пахла чем-то цветочным, летним. Вкусным и родным. Память подкинула ещё воспоминание, что с этим запахом всегда в комплекте шёл аромат выпечки Полиной бабушки. Валере было жаль, что та умерла. Ему нравилась Лидия Семёновна, относящаяся к нему с добротой и заботой. Даже мать так о нём не пеклась, как бабка Золотовой. Поставив Павлину перед раковиной, Валера буркнул, что та истеричная дура, и ушёл, не забыв прихватить с собой так и валяющийся на полу ножик.***
Девушка затянула последний шов и устало откинулась на спинку стула. То ли от тяжёлой смены, за которую они с Юлей так и не смогли прилечь поспать, то ли из-за воспоминаний, вызванных появлением Туркина, но факт оставался фактом — Павлина ужасно устала. Ещё раз придирчиво осмотрев свою работу, она нарушила молчание: — Юль, а он у нас какой за сегодня? — Юбилейный, Поленька, тридцатый, — несмотря на извечный оптимистичный настрой медсестры, в её голосе тоже слышалась усталость. — Юбилейный, — сказала, словно выплюнула, прямо как её пациент несколькими минутами ранее. — Сделай ему повязку и пусть сваливают уже. Достали. Два часа до конца смены, а мы до сих пор даже не вздремнули и не ели. Всё шьём, гипсуем, да лечим. Павлина встала и выгнула спину, разминая затёкшие мышцы. Покрутила шеей, плечами, да сняла и выбросила использованные перчатки. Понаблюдав за работой напарницы, девушка бросила взгляд на продолжающего мельтешить Косого (до чего суетливый человек! Аж вломить захотелось), перевела его на Вахита, что тоже внимательно наблюдал за действиями медсестры, и пошла к выходу. — Юль, я на улице. — Ой, Павлинка, ну некрасиво же девушке курить, — завела очередную агитацию Юля, сразу догадавшаяся с каким намерением молодой врач пошла на выход. — Бросай ты. — Вот замуж выйду и брошу, — фыркнула в ответ Поля и скрылась за дверью. — Несносная девчонка, — без злобы поворчала женщина и покачала головой. — Давно она здесь работает? — как бы между делом поинтересовался Турбо. — На третьем курсе практику у нас проходила, да так и осталась в итоге. Начинала санитаркой, потом пару лет как я медсестрой, а как доучилась, уже доктором перевели её. Золотые у Павлинки руки. Большое будущее ждёт. У нас уже полрайона на неё молятся. А вы знакомы, что ли? — Юля любила поболтать. И любила сплетни. Не мудрено, что в итоге на парня был устремлён горящий любопытством взгляд. — В школе учились вместе, — буркнул Валера и замолчал, не желая утолять чужое любопытство. — Дружили поди? — а Юля всё равно пыталась хоть что-то вытянуть из него, вот только парень глянул в ответ так, словно наигрубейшим образом послал её в пеший эротический тур, и ни слова не сказал. Когда парни покинули здание больницы, Павлина докуривала сигарету и поэтому проводила их взглядом. Это была одна из тех встреч, повторения которой она бы не хотела. До неё девушка считала, что события прошлого её отпустили. Лишь иногда во время похожих встреч с парнями из группировок, кто-то нет-нет, но вспоминал, что долгие несколько лет Поля была для всех «ебучкой» и «вафлершей». Кстати, её последний статус для пацанов был несправедливым по отношению к Поле. Его успешно к ней прилепил своими выкриками Туркин, а она не могла и не смогла бы в принципе доказать обратное. И вот оказалось, что обида всё также была сильна в её душе. Валера вызывал в ней практически неконтролируемую агрессию и нервозность. Павлина выругалась, гневно вышвырнула окурок и пошла обратно на своё рабочее место, так и не увидев, что её уход тоже проводили взглядом. Стоило девушке только вернуться обратно и сесть за заполнение журналов, как Юля принялась за неё, рассудив, что Золотова будет не так враждебно настроена на её желание поболтать. — Павлиночка, вы с этим Туркиным поди дружили в школе-то? — Нет, не дружили. — Да? А он на тебя та-а-ак смотрел. Влюблен, поди, был? — Не был, Юль. Ненавидел он меня в школе. Как и я его. — А мне, кажется, был. Таким взглядом смотрят на тех, с кем судьба не позволила быть вместе, а чувства так и остались. Павлина фыркнула, не поверив. Да, было время, когда ей тоже казалось, что она ему нравилась. Было время, когда она могла назвать его другом. Но то, что сделали с ней, и то, как он потом поступил, когда узнал о случившемся, расставило всё по полочкам, показав истинные лица и настоящее отношение. Может оно и к лучшему, что так вышло. Вряд ли её жизнь была бы спокойной, если бы она стала девушкой уличного пацана. А так она — подающий надежды молодой врач-травматолог. Во всех отношениях это звучит лучше, чем «баба Турбо». Одно было хорошо. Встретиться снова у них практически не было шансов. Во дворе Павлина появлялась редко, предпочитая проводить время в другой части города, либо просто сидя дома, а больница, в которой работала девушка, находилась на территории группировки, к которой Туркин с приятелями не имел никакого отношения. К тому же, насколько Павлине было известно, между Универсамами и Разъездом в последние годы взаимоотношения обострились. И соответственно приход на улицы Разъезда был бы равносилен дразнению собак для универсамовских. Сам факт того, что парни зашли именно в их травмпункт уже был чистой воды случайностью.