Full Fathom Five - продолжение

      Третьего марта тысяча восемьсот сорок пятого года сэр Джон Франклин и капитан Френсис Крозье были вызваны в Адмиралтейство, для официального назначения на должности: первый — начальника экспедиции, снаряжаемой для продолжения поисков Северо-Западного прохода, второй — его заместителя. Выходя из Адмиралтейства в промозглый мартовский туман Уайтхолла, сэр Джон дружески похлопал Крозье по плечу:       — Ну, вот, Френсис. Нас можно поздравить — мы уже стали участниками великой миссии, которая сослужит добрую службу отечеству и, несомненно, прославит нас самих.       — Примите мои поздравления, — мрачно отозвался Френсис.       Написав письмо в Адмиралтейство с просьбой об участии в экспедиции, он втайне рассчитывал, что Росс не утерпит и согласится возглавить её, вопреки слову, данному жене. Если, конечно, их отношения имеют для него хоть какое-то значение… Но чуда не произошло. Случившееся в Антарктике пролегло между ними глубокой трещиной, и Френсис не мог этого не понимать.Не было больше того безграничного доверия и желания во что бы то ни стало быть рядом. Но и сил отказаться друг от друга, разорвать эту связь тоже не находилось. Джеймс по-прежнему был ему бесконечно дорог, так что Френсис готов был мириться с той ролью, которую тот отвёл ему в их странном треугольнике с Энн. И готов был простить ему боль, которая тисками сдавливала сердце с тех пор, как он, Френсис, вынужден был прогнать из своей жизни единственное существо, которое любило его по-настоящему, любовью безусловной и бескорыстной. И не просто прогнать, а предстать в глазах этого существа предателем и негодяем.       И Френсис прощал Росса, не до конца понимая при этом, что сам теперь для него значит. У Росса началась совсем иная, новая жизнь. Какое место в ней занимал Френсис? Особенно после произошедшего на Юге. Простил он Россу и отказ от участия в экспедиции, что не мешало ему теперь чувствовать боль, разочарование и опустошённость и не позволяло разделить радость сэра Джона по поводу их назначения. В этой экспедиции всё будет не так, как мечталось Френсису — и его накрывало волнами чёрной меланхолии и недобрых предчувствий. Впрочем… К чёрту предчувствия! Какая разница, что с ним случится? Заплачет ли хоть кто-то, если он не вернётся? Росс? Леди Энн? Заплачут, должно быть. Но переживут. И Росс переживёт, в этом Фрэнсис теперь не сомневался.       Френсис пытался отогреть душу рядом с Софией, племянницей сэра Джона. София была чертовски мила и с ним ласкова, отчего у Френсиса возникла шальная мысль жениться на ней по примеру Росса. Ну, а что? Джеймс был доволен браком, семейная жизнь явно пошла ему на пользу. Почему бы Френсису не попробовать? Но, дважды получив отказ, он смирился с тем, что придётся доживать жизнь, довольствуясь лишь подачками с супружеского стола Россов. К тому же, карие глаза, полные боли и любви, по-прежнему бередили его душу и не давали покоя телу, с завидной стабильностью появляясь в беспокойных, мучительных снах Френсиса. Но… Что там говорит сэр Джон?       — Френсис, нам с вами нужно очень многое обсудить. Время не ждёт — и так слишком много его упущено. Жду вас у себя сегодня к шести.       — Да, сэр.       Френсиса одолевали смешанные чувства. Он знал, насколько неловко и мучительно будет чувствовать себя в обществе мисс Крэкрофт, но в то же время испытывал болезненное желание вновь ощутить её спокойное доброжелательное тепло, увидеть милую знакомую улыбку. Он убеждал себя, что идёт на сугубо практичную встречу с теперь уже своим непосредственным начальником и не имеет права отказаться от неё. Но на душе всё равно было паршиво.                                                                   ***       Весь следующий день, четвёртое марта Крозье провёл на «Терроре», инспектируя корабль и оценивая степень его готовности к экспедиции. Оценка оказалась весьма неудовлетворительной, что не улучшило и без того скверного настроения капитана. Поэтому, когда ему доложили, что на борт «Террора» поднимается сэр Джон Франклин в сопровождении незнакомого офицера, Френсис мысленно чертыхнулся и сжал кулак. Ему сейчас не хотелось никого видеть. Френсис мечтал, чтобы этот день поскорее закончился, и он смог бы, добравшись до своей холостяцкой берлоги, принять, наконец, привычное «лекарство», без которого жизнь в последнее время становилась совершенно невыносимой. Появление непрошенных визитёров отодвигало это желанное событие, а посему Френсис не мог чувствовать к ним ничего, кроме раздражения.       Он встретил посетителей у трапа, в надежде, что не придётся приглашать их в каюту и вести долгие разговоры. Не сейчас. Только не сегодня, Господи!       В промозглых мартовских сумерках, пропахших дымом, дёгтем и нездоровыми речными испарениями, Френсису удалось лишь смутно различить черты человека, пришедшего вместе с сэром Джоном и стоявшего теперь чуть позади него. Тот был высок, строен и держался очень уверенно —этого не могли скрыть даже постепенно сгущающиеся сумерки. Френсис не любил таких — молодых самоуверенных выскочек, которым всё в жизни давалось слишком легко. От этих мыслей раздражение, а с ним и без того мучительное желание надраться сделалось почти невыносимым. «Чёрт их принёс!» — Мысленно ругнулся Френсис, пожимая протянутую руку Франклина.       — Сэр Джон…       Внезапно голос его сел, будто пропал вовсе. Он поднял глаза на стоявшего позади Франклина человека и встретил пронзительный карий взгляд, не дававший ему покоя последние три года. Френсис смотрел в эти глаза, не в силах пошевелиться. «Этого не может быть, — стучало молотом в висках. — Этого не может быть…»       Френсис замер, словно оцепенел от внезапно вспыхнувшей безумной, шальной, немыслимой надежды и от страха, что надежда эта сгинет, едва зародившись. Он почувствовал, как тело под шинелью покрылось холодным липким потом. В свете фонаря, предупредительно поднёсённого исполнительным рабочим из тех, что ремонтировали судно, Френсис заметил, как дрогнули и слегка раздулись ноздри у спутника сэра Джона.       — Добрый вечер, Френсис. Позвольте представить вам коммандера Джеймса Фицджеймса, который присоединится к нам в нашем путешествии на Север. Он будет командовать «Эребусом» — сегодня получил назначение. Коммандер, это капитан Френсис Крозье.       Фицджеймс протянул руку. Френсис пожал её, ощутив крепкую хватку горячей сильной ладони.       — Очень рад, капитан Крозье.       Его голос оказался глубже, чем ожидал Френсис, в нём сквозили несколько надменные интонации.       — Коммандер Фицджеймс, — единственное, что Френсису удалось выдавить под взором этих глаз.       — Вы, джентльмены, встречались прежде? — Поинтересовался сэр Джон, наблюдая за этими двумя, впрочем, весьма поверхностно, особо не задаваясь лишними вопросами.       Взгляд Фицджеймса оставался непоколебим.       — Нет, — ответил он Франклину. — Нет, сэр, я так не думаю.       Его ладонь всё ещё оставалась в руке Френсиса, который отдал бы многое, чтобы это продолжалось как можно дольше. Но вот рукопожатие закончилось. Френсис, словно зачарованный, наблюдал, как Фицджеймс с гордо приподнятой головой медленно натягивает на руку перчатку, обводя взглядом палубу и копошащихся на ней рабочих.        — Френсис, вы, кажется, собрались уходить? — Поинтересовался Франклин. — Может быть, джентльмены, поедем все втроём ко мне и обсудим то, что надлежит обсудить?       — Простите, сэр. Но сегодня меня уже ждут в другом месте, — ответил Фицджеймс. — К тому же, я хочу завтра при свете дня осмотреть «Эребус», чтобы оценить степень его готовности к путешествию. После этого я смогу сказать намного больше. Может быть, следующий вечер всех устроит?       — В таком случае, господа, я жду вас завтра у себя к шести вечера. Сперва мы обсудим главные вопросы относительно подготовки к экспедиции, ну, а после милости прошу отужинать у меня.       — Благодарю вас, сэр, — оба капитана произнесли эту фразу почти одновременно, сделав резкий синхронный кивок.       — Итак, до завтра, джентльмены. Впрочем, может быть, кого-нибудь нужно подвезти? — Поинтересовался сэр Джон.       — Нет, благодарю, — тут же отозвался Фицджеймс. — Я живу здесь, недалеко, на Френсис-стрит.       Он слегка улыбнулся краешками губ. Френсис-стрит, надо же, усмехнулся про себя Крозье. Совпадение? Интересно, у него остались прежние клыки? Или они исчезли вместе с дельфиньим хвостом? Френсис поймал себя на том, что он думает о новом знакомом, как о Джеймсе. Том Джеймсе, которого продолжал любить спустя три года после антарктической экспедиции. И почти не сомневается в произошедшем чуде. Почти… И всё же — почему ему так страшно сейчас, когда всё должно вот-вот решиться?       — Спасибо, сэр. У меня ещё остались незаконченные дела на «Терроре». До завтра.       — Всего хорошего, джентльмены, — с этими словами Франклин повернулся к ним спиной и стал спускаться по трапу с необычной для его возраста и комплекции лёгкостью.       Проводив его взглядом, Фицджеймс повернулся вполоборота к Крозье и произнёс непринуждённым светским тоном:       — Не хотите ли прогуляться, капитан? Думаю, нам есть что обсудить.       — Если вы подождёте пару минут, пока я отдам необходимые распоряжения мастеру…       — Да-да, конечно. Я, с вашего позволения, спущусь на берег и буду ждать вас там.       Френсис поспешно отыскал мастера, руководившего ремонтными работами на «Терроре» и, в двух словах обсудив с ним то, что было сделано за сегодня, наметил фронт работ на следующий день. Френсис торопился, словно опасался, что Фицджеймс уйдёт, не дождавшись его. И в то же время жутко боялся остаться с ним один на один. Что они скажут друг другу? А вдруг всё, что Френсис надумал за эти несколько минут, окажется лишь плодом его воспалённого воображения?       Разумеется, Фицджеймс никуда не ушёл. Он прохаживался у подножия трапа взад-вперёд, время от времени зябко поводя плечами. Наверное, ему холодно в этой щегольской офицерской двууголке, подумал Крозье. Но почему? Ведь не замерзал же он в холодных антарктических водах. «Да с чего ты решил, что это он?!» — Оборвал себя Крозье. Какая чушь лезет в голову по вечерам…       Услыхав, как Френсис спускается по трапу, Фицджеймс обернулся к нему. Они, не сговариваясь, повернули в одну сторону и какое-то время шли молча в неверном свете редких газовых фонарей.       — Ты узнал меня? — Услыхал Френсис голос, в котором вовсе не было надменности, только тревожно звенело скрытое напряжение.       — Разве можно тебя не узнать? — Френсис остановился и повернулся к Фицджеймсу. — Но… как?!       — Я всё тебе расскажу. Только… Нужно ли тебе это?       — Нужно. Очень нужно, — твёрдо ответил Крозье. — Но сначала скажи мне… Ты злишься на меня? Считаешь предателем?       — Нет… — Фицджеймс медленно покачал головой. — Уже нет. Вот, тогда…       Он медленно зашагал по улице, ведущей прочь от доков. Френсис шёл рядом, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово. А в душе его вскипала радость. «Это он! Это он! Это он!!!» — стучало в висках.       — Тогда я был в ярости и в отчаянии. Мне было очень больно. Я задыхался, я умирал от твоего… как я тогда думал, предательства. Я ненавидел тебя… Ненавидел и продолжал… любить…       Последнее слово Джеймс выдохнул почти неслышно, но от него Френсиса бросило в жар. Джеймс любит его… По-прежнему любит, несмотря ни на что. И это казалось чудом значительно большим, чем наличие у него ног и отсутствие дельфиньего хвоста.       Джеймс остановился и прикрыл лицо ладонью в модной кожаной перчатке. Френсис положил руку ему на плечо и прижал к себе. Улица была пустынна. Редкие прохожие, очевидно, стремившиеся поскорее оказаться дома, в тепле, не обращали на них внимания.       — Прости, — прохрипел Френсис.       — Давно простил, — Джеймс взял себя в руки, и они зашагали дальше. — Я понял, почему ты так поступил. Но уже значительно позже. Когда стал… человеком.       — Но как? — Снова воскликнул Френсис. — Как тебе это удалось?       — Пойдём ко мне? — Предложил Джеймс. — Не на улице же мне всё это рассказывать.       — А как же твоя встреча? — Спросил Френсис.       — Встреча? Какая встреча? — Удивился Джеймс. — Ах, это… — вспомнил он слова, сказанные Франклину. — Нет никакой встречи. Я просто соврал, чтобы отделаться от сэра Джона. Раз уж я овладел человеческой речью, почему бы не воспользоваться этим навыком по прямому назначению? Люди ведь всегда лгут, не так ли?       Горечь, прозвучавшая в его словах, резанула Френсиса по сердцу.       — Не всегда, — хрипло выдавил он. — Иногда люди бывают искренними.       — Но эта искренность зачастую им дорого обходится, — усмехнулся Фицджеймс.       И через секунду произнёс уже совсем другим тоном:       — Но чаще всего ложь используется людьми во благо. Твоя, например, спасла мне жизнь. Я ведь правильно всё понял?       — Да, — коротко бросил Френсис. Сердце сжала нежданная боль. Ему хотелось объяснить всё подробно, рассказать о том, чего стоил ему тот давний поступок в Антарктике. Но спазм в горле позволил выдавить лишь это коротенькое «да».       — Ну, а сегодня маленькая ложь позволила мне избавиться от нежелательного общества и остаться с тобой наедине. Ничего плохого я в этом не вижу.       По мере их продвижения вперёд улица приобретала более фешенебельный вид. Дома по обе стороны становились всё приличнее, освещение всё ярче.       — Ну, вот, мы и пришли, — заявил Фицджеймс, останавливаясь у подъезда серого двухэтажного дома, выглядевшего в темноте мрачновато, но весьма прилично.       Он порылся в кармане, доставая связку ключей и отпер дверь, пропуская Френсиса внутрь. Лестница была тускло освещена единственный газовым рожком.       — Поднимайся наверх, — сказал Джеймс, закрывая ключом подъездную дверь.       Френсис послушно потопал на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице с вычурными перилами. Он остановился на площадке второго этажа, между двух дверей, пытаясь угадать, за которой из них обитает Джеймс. Тот быстро поднялся следом и направился к левой, той, что располагалась дальше от лестницы.       Открыв её другим ключом, Джеймс пропустил Френсиса в тёмную прихожую. Буквально через несколько секунд из недр квартиры туда же вплыла полная невысокая женщина средних лет, державшая в руках зажжённую лампу.       — Добрый вечер, джентльмены, — присела она в приветственном неглубоком реверансе и, поставив лампу на небольшую этажерку, приняла шинель сперва у Джеймса, а после у Френсиса.       — Миссис Фишер, — обратился к ней Джеймс. — Как видите, у нас сегодня гость. Простите, что не предупредил вас заранее. Но, думаю. вы сумеете накормить не одного, а двух проголодавшихся джентльменов.       — Разумеется, сэр. Не в первый раз, — невозмутимо ответила женщина, вешая шинель на вешалку. — Ужин будет готов через час.       — Благодарю, миссис Фишер.       Джеймс взял лампу с этажерки и направился в гостиную, в то время, как миссис Фишер скрылась за дверью освещённой кухни.       — Хозяйка квартиры, она же, по совместительству, кухарка и экономка, — пояснил Джеймс, поставив лампу на стол и подвигая кресло к ярко пылавшему камину. — Обычно я ужинаю не дома. Но, когда такое случается, её услуги оказываются неоценимыми. Присаживайся, Френсис.       Френсис послушно уселся в кресло и вытянул ноги к огню. Всё здесь казалось ему таким милым и уютным — не то, что в его берлоге. Тревога покинула его и теперь он просто наслаждался теплом и уютом, отчего-то пребывая в полной уверенности, что теперь всё будет хорошо. Правда, где-то в глубине сознания пульсировала крохотная мыслишка — а вдруг всё это сон? Замысловатый и весьма реалистичный. Сон, после которого он, Френсис, проснётся в своей холодной мрачной квартире и будет глушить душевную боль неразбавленным виски…       — Выпьешь что-нибудь? — Услышал он внезапно пробившийся к нему голос Джеймса.       Выпьет ли он? Странно, но за всё то время, что Френсис находился в обществе Джеймса, ему ни разу не захотелось выпить. Он вообще забыл о выпивке, как это ни странно.       — Я… Не знаю. А ты?       — Я могу пить алкоголь, — заявил Джеймс. — По необходимости. Для поддержания компании. Но, когда возможно, предпочитаю этого не делать. Как вы, люди, можете употреблять такую гадость? Но ты не обращай на меня внимания, — тут же воскликнул он, словно вспомнив что-то. — Если тебе хочется…       — Если у тебя есть виски, — ответил Френсис.       Джеймс молча отлучился из комнаты и вернулся, держа в руках непочатую бутылку виски и два стакана. Он поставил всё это на низенький столик между креслами, откупорил бутылку и плеснул в стаканы янтарную жидкость — себе значительно меньше, чем Френсису.       — Спасибо, — Френсис повертел стакан в руке, ожидая, пока Джеймс усядется в соседнее кресло, после чего сделал большой глоток, чувствуя, как внутри него разливается тепло, приятно смешиваясь с внешним каминным жаром и обволакивает его, расслабляя тело и снимая напряжение с души.       Джеймс подержал стакан в руках и вернул его на столик, не сделав ни глотка.       — Пожалуй, я готов рассказать тебе всё, что случилось со мной после моего изгнания с «Террора», — усмехнулся он.        Френсис замер и весь обратился в слух. Джеймс потёр лоб, провёл ладонью по щеке. Френсис наблюдал за ним, любуясь его чётким профилем в свете отблесков каминного пламени.       — Как я уже сказал, в первые минуты после того, как… как ты выгнал меня… я испытывал жгучую боль, злобу и ненависть к тебе. Ты предал меня, променял на этого своего красавчика… Нет-нет, не оправдывайся, — Джеймс предупредительно поднял руку. — Я ни в чём тебя не обвиняю. Просто рассказываю, что чувствовал. Проходили дни, а боль не затухала. И вот пришло время обряда…       Джеймс глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. А после повернулся и взглянул на Френсиса, который решил не перебивать и не вставлять никаких вопросов — пусть Джеймс всё расскажет сам.       — Видишь ли, у нас, у морского народа, существует обычай. В тридцать лет мы можем сами выбрать, кем хотим быть — морскими жителями или людьми. Те, кто выбирает море, становятся дельфинами.       Джеймс помолчал.       — Обычно все мы выбираем море. Поскольку считается, что те, кто становится людьми, обрекают себя на несчастья и боль. Такое случается только с теми, кому выпадает проклятье влюбиться в человека. Люди не могут жить в водной стихии. И если кто-то из моего народа влюбляется в человека до такой степени, что не может без него жить — у того в тридцать лет появляется шанс получить вместо роскошного хвоста пару подпорок и возможность жить на суше вместе с тем, кого они любят. Обычно это заканчивается очень плохо, ибо люди непостоянны, любовь их недолговечна, да и не всегда является любовью в нашем привычном понимании. Те из бывших русалок, кого бросили их любимые, обычно долго не живут — тоскуют, чахнут, спиваются либо кончают жизнь самоубийством. Я помню, пожалуй, лишь парочку примеров счастливого союза между человеком и бывшим морским жителем.       Джеймс умолк, чтобы сделать небольшой глоток виски. Френсис, не говоря ни слова, последовал его примеру.       — Именно поэтому мы, молодые русалки обоего пола в период между пятнадцатью и тридцатью годами стараемся держаться подальше от людей. От тех мест, где вероятность встречи с ними наиболее высока. Те из нас, кто находит пару среди своих, обзаводятся семьёй и уже не обращают на людей никакого внимания. Другие, которые, как я, не готовы создать семью — по разным причинам — уплывают в места, людям обычно не доступные. Кто же знал, что я встречу людей там, среди льдов и пингвинов!       — А почему ты не захотел заводить семью? — Поинтересовался Крозье, сделав ударение на слове «ты».       — Не встретил ту, ради которой мне захотелось бы заниматься семейными делами — строить дом, заботиться о детях… Меня манила свобода и приключения. Вот я их и отыскал на свой хвост, — мягко улыбнулся Джеймс.       Френсису внезапно чертовски захотелось коснуться губами уголка его рта. Но он сдержался, ещё не совсем уверенный, имеет ли на это право.       — Ну, так вот. Близилось моё тридцатилетие, а боль не проходила. Я уже и сам не знал, почему мне так неистово хочется увидеть тебя — чтобы задушить из ненависти или же зацеловать до смерти от любви. Вот в таком состоянии я и пришёл к жрецу, который должен был провести обряд инициации.       Джеймс вновь вздохнул, посмотрел на недопитый виски, но не взял стакан. Френсису почему-то тоже расхотелось пить. Казалось, он весь превратился в слух и напряжённо застыл в кресле, ощущая каждый свой нерв, точно готовую вот-вот лопнуть струну.       — Жрец почувствовал моё состояние сразу — они обязаны понимать такие вещи. Пришлось рассказать ему, ради кого и чего я собрался становиться человеком. Он, разумеется, поведал мне обо всех минусах моей затеи — ведь я собирался получить человеческое тело даже не ради великой любви, а вообще непонятно для чего. Непонятно прежде всего мне самому. Жрец оставил меня одного в глубоководном гроте — ещё раз всё тщательно обдумать. А сам в одиночестве провёл обряд гадания, чтобы не совершить ошибку и не взять на себя великий грех, приняв неправильное решение. Сошлись на том, что мне всё же больше нужны ноги, чем хвост. И вот…       Джеймс кивнул на свои длинные стройные ноги, которые он сейчас вытянул к огню. Снова повисла пауза.       — А как же ты попал во флот? Как добился назначения в экспедицию? — Спросил Френсис.       — Понимаешь, когда кто-то из нас отправляется в мир людей, он попадает туда не просто так — существом без прошлого, без воспоминаний и без средств к существованию. Для каждого из нас жрец тщательно готовит легенду, в зависимости от того, ради кого мы покидаем море. Эта легенда позволяет максимально приблизиться к объекту любви. В моём случае лучше всего было выдать себя за морского офицера, успешно продвигающегося по карьерной лестнице, имеющего связи среди высокопоставленных покровителей и, разумеется, достаточно обеспеченного. По легенде я — приёмный сын из добропорядочного английского семейства. Скажу тебе по секрету, поскольку для прочих это тайна — я незаконный сын, плод греховной любви английского аристократа и некой дамы бразильского полусвета. Но я это тщательно ото всех скрываю. Жрец сделал всё, чтобы моя легенда позволила мне оказаться рядом с тобой в этой экспедиции. А дальше — на моё усмотрение.       — И что же ты сделаешь со мной? — С интересом спросил Френсис.       — Став человеком, я поначалу не знал ответа на этот вопрос. Но через неделю пребывания в человеческом обществе, я уже знал, какие порядки царят во флоте и понимал, что тогда мне реально грозила смерть. Твой любовник был главным в экспедиции. Напав на него, я подписал себе смертный приговор. Он бы, не раздумывая, вздёрнул меня на рее. Ты спасал мне жизнь. Хоть я этого и не понимал тогда. И вот, когда я понял всё, ненависть и боль ушли из моего сердца. И там осталась только любовь.       Джеймс выпрямился в кресле и всем корпусом развернулся к Френсису, напряжённо заглядывая ему в лицо.       — Скажи, тебе было больно тогда, когда ты прогонял меня? Когда стрелял и швырялся бочкой?       — Очень, — прохрипел Френсис, опуская голову и пряча лицо в ладонях. — Мне и сейчас больно. Твоя прощальная песня до сих пор звучит у меня в ушах. А твой взгляд преследует меня каждую ночь. Если бы не вмешательство МакМёрдо и Коттера, я бы бросился в воду на твой зов.       — И погиб бы… Может быть, моя ненависть была бы удовлетворена. Но моя боль… Хорошо, что ты тогда не бросился в воду.       Джеймс медленно сполз с кресла и замер на коленях перед Френсисом. Он взял его руки в свои горячие ладони и отвёл их от лица. Френсис приподнял голову и встретил взгляд карих глаз — таких родных, таких понимающих…       — Я люблю тебя… — голос Джеймса, глубокий и проникновенный, разливался в сознании Френсиса, растапливая все нагромождения льда, скопившиеся за эти годы в его неприкаянной душе.       — И я люблю тебя, — это признание вырвалось на волю так легко и естественно, словно только и ждало подходящей возможности.       Продолжая стоять на коленях. Джеймс приблизил к Френсису лицо. Его губы коснулись сухих потрескавшихся губ Френсиса и жадно впились в них, просительно и требовательно одновременно. И Френсис чуть не задохнулся от счастья, понимая, что это были те самые поцелуи, без которых он буквально загибался все эти три проклятых года.       — Не осторожничай, — улыбнулся Джеймс в перерыве между первым и вторым поцелуем. — У меня больше нет клыков.       — И это очень жаль, — выдохнул Френсис, подаваясь вперёд и запуская пальцы в шевелюру Джеймса. — Они придавали пикантности твоим поцелуям.       Зато теперь язык Френсиса без опаски исследовал рот Джеймса — настойчиво и властно, без помех сплетаясь с его языком, проникая вглубь…       — Жаль, что у тебя больше нет твоих прекрасных волос, — прохрипел Френсис, задыхаясь, когда их долгий поцелуй подошёл к концу. — Я их так любил…       — Как ты представляешь себе коммандера флота Её Величества с волосами до пояса? — Хохотнул Джеймс.       — Да уж, — хмыкнул Френсис, пропуская его кудри сквозь пальцы и вновь впиваясь в истерзанные поцелуями губы.       Внезапный стук в дверь заставил обоих вздрогнуть. Джеймс подскочил, как ужаленный и рухнул в кресло.       — Да-да, миссис Фишер, — произнёс он нарочито бесстрастным голосом, стараясь унять бешено колотящееся сердце и успокоить дыхание.       — Ужин готов, джентльмены. Прошу к столу, — объявила хозяйка с порога.       — Благодарю, миссис Фишер. Мы уже идём. Кстати, мэм. Познакомьтесь с капитаном Крозье. Сегодня он останется у нас ночевать — постелите ему, пожалуйста, в гостевой комнате. Отсюда гораздо ближе к докам, чем из его жилища. А нам с утра предстоит очень много работы.       Френсис поднялся с кресла, немного смущённый столь резким переходом от состояния полного блаженства к возвращению в реальный мир. Его беспокоил факт, что некая часть тела может выдать мысли, владевшие им в течение нескольких последних минут. Но миссис Фишер, кажется, не обратила на гостя особого внимания, слегка присела и опрометью бросилась в столовую, где на столе уже стояли сияющие приборы в ожидании двух изголодавшихся (во всех смыслах) мужчин.       За ужином слегка ошалевшего от нежданно свалившегося на него счастья Френсиса внезапно посетила одна мысль.       — Постарайся до отплытия не попадаться на глаза Россу, — сказал он, приподнимая стакан с виски и глядя на Джеймса сквозь янтарную жидкость с бликами от свечей. — Он — лорд Адмиралтейства, мой друг и на основании этого принимает активное участие в подготовке экспедиции. Если он увидит тебя… Я даже не могу представить, как он отреагирует.       Джеймс помрачнел.       — А вы что, до сих пор… — Голос его внезапно пропал.       Френсис опустил голову.       — Я и сам не знаю, кто мы друг другу. Он женат и счастлив в браке. Его жена — прекрасная женщина, мы с ней дружим. Она родила ему сына… Мы с ним по-прежнему друзья. Хотя отношения наши стали менее доверительными, как раз после того случая… Иногда, в последнее время очень редко, между нами происходит то, что раньше крепко связывало. Но, мне кажется, для него это просто разрядка, способ отдохнуть от брака. А для меня… — Френсис задумался.       Джеймс напряжённо вглядывался в его лицо, пытаясь поймать взгляд Френсиса, устремлённый куда-то внутрь, вглубь себя.       — Для меня, наверное, пилюля от одиночества. Попытка почувствовать себя кому-то нужным, как раньше. И на время забыть взгляд этих глаз.       Френсис устремил взор прямо в напряжённые, тревожные глаза Фицджеймса. Какое-то время они неотрывно смотрели друг на друга.       — А что будет, если он всё же увидит меня? — Спросил Джеймс не отводя взгляд от серо-голубых глаз Крозье.       — Скорее всего, он добьётся того, чтобы тебя отчислили из экспедиции. Поверь, у него хватит на это влияния, — вздохнул Френсис.       — Вот тогда и посмотрим, у кого влияния больше — у него или у старика Барроу, — усмехнулся Джеймс.       — Так вот какие у нас покровители! — Френсис широко улыбнулся, обнажая щербинку между передними зубами. — Неплохо у вас там жрецы работают!       — А то! — Улыбнулся в ответ Джеймс. — По-другому нельзя — ставки слишком высоки. И риск реален.       — Кстати, — Френсис нахмурился от внезапно посетившей его мысли. — Этот жрец работает бескорыстно? Или требует плату за свои услуги?       — Для тех, кто остаётся в море, обряд проводится бесплатно. Ну, а за качественную легенду надо заплатить. Моя-то оказалась одной из самых крутых, тут уж колдун постарался, — ухмыльнулся Джеймс. — К тому же, я выторговал у него ещё один пунктик — думаю, он мне обязательно пригодится.       — Что за пунктик? — Спросил Френсис.       — Потом узнаешь, — бесшабашно подмигнул Джеймс.       — Так что же ты заплатил этому вымогателю? — С некоторой тревогой поинтересовался Френсис.       Они уже почти покончили с ужином и теперь лениво ковыряли пудинг, откинувшись на спинки стульев и расстегнув кители.       — Ну, во-первых, я отдал ему мои волосы — они мне тут, на суше, всё равно не нужны.       Френсис с сожалением вздохнул.       — Во-вторых, пришлось поменять тот роскошный пенис, который ты помнишь, на обычный, человеческий. Не переживай, — предусмотрительно заявил Джеймс, услыхав очередной тяжёлый вздох. — Ты ничего от этого не потеряешь. С тем размером нам было бы очень неудобно, поверь мне. Я уверен, что смогу доставить тебе максимум удовольствия.       И довольно улыбнулся, заметив, как Френсис мучительно покраснел от его слов.       — И что ещё? — Тревожно спросил Френсис, понимая, что всё вышеперечисленное было не главным.       Джеймс набрал в грудь побольше воздуха и сказал:       — А ещё я должен буду принять смерть из рук того человека, ради которого покинул море. То есть, убить меня должен будешь ты, — Джеймс виновато опустил голову.       — Что?! — Френсис возмущённо воззрился на него. — Какого дьявола вы впутали меня в свои сделки? Вы у меня спросили — хочу ли я этого?!       — А если бы спросили — ты бы отказался от меня? — Джеймс в упор уставился на него. — Отказался бы?       Френсис опустил голову, не в силах вынести этот взгляд.       — Нет, — еле слышно пробормотал он.       — Ну, так и не возмущайся, — подытожил Джеймс.       — А если я не захочу убивать тебя? — С надеждой поинтересовался Френсис. — Ты будешь жить вечно?       — Не думаю, — Джеймс тряхнул головой, отчего его каштановый кудри живописно растрепались, обрамляя лицо. — Скорее всего, обстоятельства принудят тебя сделать это. Я не знаю, как всё случится. Но, полагаю, мне будет так плохо, что ты сам захочешь убить меня, чтобы избавить от мук.       Френсис поёжился.       — А если я умру раньше тебя?       Джеймс неопределённо пожал плечами:       — А вот этот вариант мы не обговаривали. Но, наверное, я тогда умру вместе с тобой?       Френсис потёр лицо ладонью, словно собирая с него паутину.       — Не думай об этом, Френсис. Сейчас мы вместе. И нам хорошо. А что будет потом… Да чёрт с ним! Узнаем позже. Иди ко мне…       Джеймс поднялся со своего мета и, подойдя сзади, обнял Френсиса. Тот откинул голову назад и прижался к Джеймсу, блаженно зажмурившись. Действительно — какая разница, что будет потом, если сейчас им так хорошо вдвоём? Ведь он, Френсис Крозье, даже помыслить не мог о возможности подобного чуда, которое так неожиданно подарила ему судьба. Джеймс — его Джеймс! — вернулся к нему из морских глубин в виде человека. Более того — он понял, чем руководствовался Френсис в своих поступках. Понял и простил. И по-прежнему любит его. Они вместе отправятся в экспедицию — пусть даже на разных кораблях — и Френсис уже не будет так одинок. Что ещё нужно для счастья? Ему есть, за что благодарить судьбу.       Френсис поднял руки, обхватил ими шею Джеймса и, притянув его к себе, крепко поцеловал.       — Мы с тобой два идиота, — расхохотался Джеймс завершив поцелуй. — Зачем же мы с тобой так обожрались? И как мы теперь?..       — Там разберёмся, — улыбнулся Френсис, положив руку на то место на теле Джеймса, к которому давно уже устремились его мысли и с удовольствием ощутил его налитую твёрдость. — Пойдём-ка приляжем. Честно говоря, я по тебе страшно соскучился… — Признался он, вставая.       — А я — по тебе.       Джеймс обнял Френсиса, прильнул к нему всем телом и легонько потёрся членом о его брюки, с радостью убедившись в том, что Френсис действительно скучал и готов прямо сейчас доказать это.       Поздно ночью, лёжа рядом с Джеймсом и ощущая приятную усталость во всём теле, Френсис сонно прошептал:       — Нужно признать, что твои ноги великолепны. Жрец поработал на славу. А сколько радости он поместил между ними! Считай, плату свою он честно отработал.       — Хорошо, что я всё-таки выбрал тебя, — Джеймс прильнул к нему, просовывая ногу между мускулистых бёдер Френсиса. — Переплетать ноги и засыпать вот так — особое удовольствие, ранее мне недоступное.       И пока Френсис обдумывал ответ, сжимая рукой крепкую поджарую ягодицу Джеймса, тот уже мирно спал, посапывая у него на плече трогательно и совершенно по-детски. Через минуту и Френсис уснул, убаюканный нежностью, тёплой волной разлившейся по телу и затопившей его с головой.