Возвращайся домой

кровь на танцполе – mujuice

— Ну он и чучело. — Юнги, за что ты его так? А-ха-ха-ха! Рыжие кудри гадкого мистера Боно, плюшевой куклы, были такими нелепыми, нечесанными и запутанными, что каждый раз видя эту игрушку в руках младшего брата Хосока – Чонина, Юнги не мог над ней не постебаться. Чонгук всегда смеялся, поэтому грех было не пошутить. — Ничего не чучело, сам ты чучело! — ребенок насупился, хмуря темные маленькие бровки и сильнее сжимая Боно в объятиях. — Ну-ка, цыц! — Хосок сложил руки на груди, наблюдая за друзьями и мелким. — Если ты так будешь при маме говорить, она подумает, что я тебя научил. А мне еще поджопников не хватало. — Поджопник. — Да тихо, мелкий! А-а, черт! Юнги и Чонгук разразились зычным гоготом, пока младший, как глупая рыбка, вытаращил большие черные глаза, изредка хлопая ресницами. Сидеть вот так было очень мило, хотя Хосок всегда жаловался, когда мама просила его посидеть с братом. Ребятам Чонин нравился, Хоби же был рад, что хотя бы они его развлекают. Не придется часами напролет смотреть с ним Губку Боба по телевизору. — Ну что, Ваше Величество, готовить пойдем? — Во-первых, зови меня так почаще. А во-вторых, не «готовить», а расхуячивать кухню родителей Хоби. — Юнги, блин! Чонин подал голос, тоненько излагая: — Расхуя… — Не продолжай! — у Хосока брови, кажется, скоро пробьют кожу и встретятся друг с другом. Сегодня ребята его бесят сильнее обычного. — Вот так и проси любимых друзей посидеть с братом. — Да я случайно, че ты. Чонгук подтвердит, из меня маты польются, как из рога изобилия, даже если я молитву читать начну. — Подтверждаю. Хосок привычно закатил глаза, мотая худыми острыми плечами туда-сюда. Он бы сейчас все отдал, чтобы поскорее убежать отсюда в свою комнату, просто лежать и смотреть кино на диске в тишине. Под тишиной он подразумевал ни единого лишнего голоса. В доме с появлением брата стало слишком много всего. Юнги взял с собой Чонина, схватил Чонгука за руку и не спеша поплелся на кухню. Посадил мелкого на свободную кухонную тумбу, учтиво разрешая тому поиграться с ложками-поварешками, и стал раздавать указания: — Так. Я придумал короче, слушай. Я даже в блокнотик записал. Будем готовить адовый американский пирог. — Прямо адовый? — Прямо адовый. Не перебивай, — Юнги отложил блокнот, обхватывая щеки Гука руками и заглядывая прямо в глаза. — Будешь перебивать, я из тебя пирог сделаю. Бери муку, яйца и всё по списку. И фартуки поищи, у него тут стопроц где-то лежит. — М-гм… Я масла кусочек отрежу? — Давай. Аккуратно, не порежься. Ага, молодец, так достаточно, кидай в миску. По прошествии двадцати минут Юнги поставил печку на разогрев, пока они с Чонгуком пытались развлечь начинающего хныкать Чонина. — Я не вижу, сколько муки надо? — Ты мой почерк разобрать не можешь? Написано же, 800 грамм. Погоди, или это двести? — Вот и готовь с шефом Мином. — Жаловаться будешь? — Не-а. Редко тебя вот так увидишь. Домашний такой. — А то когда я пиво глушу, я не домашний? — Ну, там ты другой. А щас такой хорошенький, даже щеки порозовели. — Это от духовки, дурная ты голова. И от недостатка в моем организме топлива. Ты же понимаешь, что я имею в виду? — Стащим у Хосока пиво? Да он нас сам тут пошинкует и в духовку кинет. Отличный выйдет корейско-американский пирог с яблоками и нашими костями. — Я точно не умру в этом городе, даже не надейся. Минимум полкилометра от границы. — Фу, не говори так! Чонгук шутливо забил кулаками по плечам улыбающегося Юнги, поглядывая на мятое в его руках тесто. — Тут кто-то базарит про мое пиво? — Хосок выбрался со второго этажа, шаркая ступнями в дебильных тапочках по лестнице. Он навалился на перила, свешивая длинные руки. — Без меня не пить, это во-первых. — Да ладно тебе, мы пошутили. Какие друзья пиво друг у друга крадут? — Не знаю, что насчет «друг у друга». Я-то у вас ниче не брал. Воры гадкие, позор. — Хосок, я клянусь тебе, за этот пирог ты отдашь не только пиво, но и свою девственность. Юнги так старался, потел тут на кухне. — Ага, аж в муке обвалялся от стресса. И талию твою запачкал, прям вот трудился на славу. — Я щас тебя запачкаю. Сиди и жди пирог, не выебывайся. *** Ушли из дома Хосока они, конечно, не с пустыми руками. Стащили все-таки по банке пива, шатаясь от смеха по всей улице, толкаясь локтями. Юнги горячо хватал его за руку по дороге домой, сжимая и ныкая свой мизинец в его ладонь. — Ну, хватит так делать, бесит ужасно! — Да это же смешно-о-о, — Мин уже изнывал от смеха. Чонгук называл это «словил бесяку». — Ладно, всё. Все, мы щас устраиваем марафон мультиков и будем смотреть все части «Фей». — Гуляй, Динь-Динь, не буду я смотреть этих фей. Если ты поржать хочешь, то надо «Шрека» или «Мадагаскар» какой-нибудь. — Какой поржать? Я хочу словить чисто эстетический кайф. — О, какой. Ну тогда просто выключи телевизор и смотри в мои красивые глаза. — Щас, ага. Чтобы ты потом сделал вот этот свой щенячий прием и заставил меня тащиться посреди ночи за мороженым в морозилке? — А то ты не потащишься. — Конечно потащусь, я что, по-твоему, идиот, чтобы тебе отказывать? Ты вот эти свои чары применяешь и у меня аргументов вообще не остается. Наушник бери, глазами не лупи тут. *** Дома все прошло, как и было обещано – парни развалились на кровати, Юнги почесывал впалый живот, открывая рот, чтобы Чонгук закидывал туда сырные Читос, и они попивали гаденькое пиво мамы Хосока. У нее со вкусом вообще не все в порядке. Поэтому у них в гостиной такой дрянной ковер. — Что значит – дрянной ковер? — Да я хер знает, Чонгук, он какой-то шлюший, я клянусь тебе. — Как ковер может быть шлюшим? На нем написано «я отдамся за сто тысяч вон в час» или татуировка бабочки на пояснице? — Нет, он просто по-блядски красный. Вызывающий. Как будто его приподнимешь, а там люк в БДСМ-подвал с плетками и кляпами. — Юнги, ты дурак такой, что мне хочется на стену лезть. — Это все пиво. Фу, я тоже скоро стану, как этот ковер ебучий. Это влияние мамки Хосока. Чонгук каждый раз внутренне умирал, когда Юнги открывал рот. Либо от его умопомрачительного голоса, хриплого и низкого (ничего сексуального, он его прокурил еще лет в 12), либо от шуток, из-за которых он впадал в состояние дичайшей истерики. Причем, Юнги сам обычно не смеялся. Только если Чонгука сильно уносило, тогда да. Он получал удовольствие только в те нередкие случаи, когда Чон от смеха уже дышать не мог. Тогда он переставал, томно замолкая и наслаждаясь чувством выполненного долга. — Давай тебя покрасим? У тебя цвет подсмываться начинает, ты уже не зеленый, а какой-то мятный. — Ну и заебись. Скоро съебемся отсюда в какой-нибудь Сеул, там вместе и покрасимся. А то потратим деньги на краску, а на покрытие ущерба кухни Хосока не хватит. — Да он убраться успеет, ладно тебе. Он всегда так следы подчищает после каждой пьянки, что я думаю, она даже не заметит ничего. — Ага, охуенно клёво поцарапанную плиту она точно не заметит. Хосок скажет, что дома был тигр. Чонгук снова взорвался смехом, колотя кулаками по одеялу. Мин криво и искренне улыбнулся, пробегаясь глазами по его красиво растрепанным волосам. — Все, давай сворачиваться, я спать хочу, — Чонгук начал картинно зевать, делая вид самого уставшего человека на свете. — Че, уже? Ладно, раз ты такой сегодня неактивный. — Я тебя сейчас задушу насмерть в своих объятиях и посмотрим, кто из нас будет неактивный. — Ну, а как мне че-то сделать, если я умру? Все, адьос амигос. Чонгука прошибло какое-то нехорошее тревожное чувство, как будто этой ночью ему приснится кошмар или что-то в этом духе. — А целовать на ночь меня кто-нибудь собирается вообще? — Тебе тут не бордель. Завтра, все завтра, понял? — В смысле «завтра»? Чонгук вообще-то завтра хотел приступить к выполнению плана-капкана, к которому готовился целые несколько дней. Просто ему в голову пришло, что пора бы уже признаться в своих чувствах к Юнги и расставить все точки над «ё». Поэтому, может он его и правда поцелует. — Ну ладно. Спокойной ночи. Я тебя ловлю на слове, ковбой. — М-гм! — ой, как неловко получилось. Аж сердце где-то в горле забилось от предвкушения. — Спокойной ночи, Юнги.