Ч: «Как твои дела?»
Меня спасли от разрушительной саморефлексии.М: «ПРивееет!!!»
М: «Сомнительно вообще хаха, сегодня опозорилась перед преподом, а
мне еще с ним год учиться»
М: «Как у тебя там? Хорошо себя чувствуешь?»
Щёлкаю стеклянный чайник. Изнутри он красиво подсвечивается голубым и начинает неспешно пускать пузырьки воздуха, каждый раз немного залипаю.Ч: «Как так получилось?» — на вопрос о своём самочувствии он видимо решил не отвечать
М: «Сегодня началась новая дисциплина в вузе, я по идее за неё шарю, надеялась о себе положительное впечатление оставить»
М: «Но както так получилось…что он только зашел в кабинет начал представляться все дела мне одногруппник скинул мем очень смешной и я посмеялась и перебила препода: ((»
М: «Мне очень стыдно: (((»
Кладу телефон на столешницу, открываю верхний ящик, достаю любимую тяжелую глиняную кружку, которую сделала сама на каком-то совершенно бесполезном мастер-классе по лепке. Кружка уродливее некуда, но слишком уж много времени было на нее убито, чтобы потом ей не пользоваться, а так уж получилось, что стерпелось и слюбилось, теперь пью только из неё.Ч: «Почему
сразу опозорилась? Мне кажется, ты скорее привлекла внимание и теперь он будет
к тебе относиться немного иначе, вот и всё»
М: «А это разве не называется опозориться?»
Ч: «Я бы на его месте не делал поспешных выводов»
Достаю пакетик зелёного чая, кидаю в кружку, заливаю кипятком, сажусь за маленький квадратный столик, иногда кажется, что он может сломаться под весом одной моей руки.М: «Ну мб»
М: «Я потом с ним пообщалась немного на паре по теме типа я же чето знаю вот»
Ч: «А что за дисциплина?»
Хотелось ответить, но на самом деле не очень. Я знаю, что не хочу быть раскрытой, при должном желании было достаточно просто узнать в каком вузе я учусь, исходя из того, что я уже сказала. Это была своеобразная игра в шахматы, мне не хватало интеллекта, чтобы думать в моменте и ходить просто так, нужно было продумывать наперед. Узнает ли он по деталям мою Испанскую партию? Но казалось, что если я раскрою перед ним что-нибудь, Георгин в свою очередь может почувствовать спокойствие и дать понять в какую игру играет он сам.М: «А вот угадай!»
Ч: «Так не честно»
М: «С чего бы?»
Глоток чая. Взгляд на настенные часы. Еще один глоток. Нужно покормить кошку. И еще глоток. Неприятный скрип стула подо мной. Он перестал отвечать. Неприятно. *** Очередное утро за туалетным столиком, глядя в своё отражение, я плохо понимала, что хочу сделать со своим лицом. Как будто бы ничего положение и не исправит. До поздней ночи переписывалась со Сливой, Георгин отвечать перестал, что, конечно, было очень неприятно. Но Слива, в свою очередь, вчера снова открылся, я выцепила некоторые детали. Поняла, что он не самый худший вариант для живой встречи, попыталась выбить из него описание собственной внешности, но получила лишь короткое «я секси» в ответ. Очередное утро у турникетов метро, глядя в своё отражение в стеклянных перегородках между эскалаторами, я плохо понимала, что сулит сегодняшний день. Как будто бы ничего положение и не исправит. Терпеть не могу метро. Раньше оно мне нравилось за свою чёткость — каждые две-три минуты обязательно приезжает поезд, в метро не бывает аварий, погодные условия не влияют на его скорость и стоимость проезда, но в последнее время фокус сместился с рационального на эмоции. Странно, понять не могу почему так происходит. Очередное утро, стоя в углу автобуса, зажатая между людьми, глядя в своё отражение в стеклянных окошках дверей, я плохо понимала, что вообще собираюсь делать со своей жизнью. Как будто бы положение исправить можно было, но не сегодня. В расписании стояли четыре пары, первые две — лекции по конституционному праву, а две последние — снова история философии, которой не будет еще две недели после. Было откровенно говоря страшно. Не в моем характере готовиться к занятиям ради эфемерного балла в накоп, но вчера я прочитала все статьи, которые Левин скинул старосте через Ватсап, в такие моменты я задумывалась о том, что надо было занять место Сони, когда в группе были перевыборы старосты. Работа грязная, тяжелая, но она справлялась с ней на ура, вся такая правильная и собранная, вызывала исключительно положительные эмоции со стороны, но у меня всегда было желание где-то подкопаться, найти повод для обсуждения с Аней и Костиком просто чтобы пожаловаться. Была у меня и такая черта, в сочетании с бесконечной рефлексией получалась самокритика: +2 к осознанности и -10 к общему эмоциональному фону. Ненадолго остановилась в курилке. Дождя не было, поэтому было не так жаль потратить лишние две минуты на сигарету. Не любила я это место, компания неприятная, да и слишком много времени занимало одновременно курение и разговоры, которых здесь было почти не избежать, даже если со мной никто напрямую не говорил, всегда хотелось послушать других людей, чем я в принципе и занималась сейчас. — Да я выпала, конечно… — Странный он какой-то хаха, добавить в телеграме бля, это вообще о чем? — Ну он меня в контакты свои добавил типа, но да странно короче. — А ты прогуглила кто он? — Так это самое интересное! Вбиваю имя и фамилию, вылетает сайт нашего вуза и бам! Оказывается он диспетчер юрфака, я в ахуе была… Дальше я слушать не стала, подумала о том, что неплохо было бы узнать об интернет жизни Григория Елизаровича, сразу же достала телефон, как вдруг краем глаза заметила его. Именно его. Того самого, который забил голову не только мне, но и ближайшим-неближайшим анонимам из интернета. Он шёл в мою сторону. Шел прямо ко мне. Сейчас по всем канонам должен произойти наш первый сближающий диалог, после которого будут совместные вечера в новом корпусе за стаканчиком кофе из автомата и совместной попытке соотнести бытие и ничто. Но он прошёл мимо меня, коротко кивнув и улыбнувшись. Я затушила сигарету о мусорку и ушла внутрь. *** Ани сегодня не было, с Костиком общаться тем более не хотелось, пришлось сбегать в стабильную компанию почти бессмысленных статей с киберленинки. У меня было несколько любимых диванов в корпусе. Один на первом этаже у банкоматов, второй между туалетом и аудиторией на четвертом этаже нового корпуса, третий на втором этаже между двумя лекционными залами и четвертый — самый любимый в старом корпусе на первом этаже между двумя огромными окнами и автоматом с кофе. Как ни странно, чаще всего пустым оставался именно последний, возможно, из-за того что рядом находились такие страшные кабинеты преподавателей и декана юридического, возможно, потому что это был старый корпус. Он был недостаточно старым, чтобы вписаться в эстетику светлой академии, скорее напоминал интерьеры кухонь начала двухтысячных — всё стерильно белое с аляповатыми цветными акцентами, слишком яркими для больницы и слишком бледными для максимализма. Этот небольшой «немодный» стык историй не особенно нравился даже мне, но я любила то, что полюбить его всем сердцем невозможно, слишком близкий и далёкий одновременно. Из гардероба, петляя узкими коридорами, то и дело сталкиваясь взглядами со студентами, я медленным шагом направлялась прямо туда, чтобы прогулять первые две пары. Был ли в этом смысл? Ни в коем случае. Хотелось ли идти на пары? Ни в коем случае. Чем ближе я подходила к излюбленному месту, тем меньше студентов встречала и тем больше думала о явлении диффузии, всё же для студентки юрфака, мой склад ума казался слишком техническим. Я села в угол излюбленного дивана, направив взгляд на тот, что оказался напротив, прожигая дыру где-то на стыке подушек, захотелось уменьшиться в размерах, заползти в него с головой и уснуть. За окном не наблюдалось ничего интересного, только мокрое полотенце стального питерского рассвета. Я подумала о канале Грибоедова, о безвкусной галерее у Аларчина моста, которая своей атмосферой напоминала это место, подумала о родном городе, куда уехала мама, устав от шума и загрязнений. Мы переехали почти двенадцать лет назад, сбегая от отсутствия возможностей карьерного продвижения, пустоты и затхлости, муссонного климата, плавящих июльских дней и постоянно утопающих деревень. Сбежать-то сбежали, но изнутри Дальний Восток отпечатался, а мама хотела соответствия, благо и финансы и работа позволяли бросить всё. Может, если бы её мечта о большой и полной семье сбылась, мы бы не бегали через всю страну, а так и остались бы по колено в родной грязной реке. — А вы на пары не опаздываете? Тёплый и светлый голос, я обернулась на него словно олень на горящие посреди дороги фары. — Ой… — вырвалось, но лицо держать надо, — Кхм, в смысле, я и не собиралась идти. Он сел на мой диван, оставляя между нами пространство ровно в одну подушку, поворачиваться не хотелось, но нужно было. — Я бы на вашем месте не относился так к учёбе, — маленький стаканчик из рук Левина опустился на кофейный столик. — Любая дисциплина важна, как бы вам она не нравилась. Казалось бы, вот он, момент сближения персонажей, сейчас будет тёплый диалог о сущем, обо всём и ни о чём, но как-то уже не хотелось, я вспомнила свой позор (который в моменте, ощущался двояко, а сделала ли я на самом деле что-то хоть немного постыдное или просто накрутила себя?). — Не спорю, — сделав усилие, повернулась и встретилась с его греческим профилем, — Но пытаюсь следовать своим ощущениям больше, чем обязательствам. — Может вы и правы. Небольшая пауза. Надо было чем-то разбавить, хотелось сейчас ощутить зрительный контакт, соприкосновение лучей жаркого солнца его глаз, но Григорий Елизарович всё никак не поворачивался. — Я вас здесь раньше не видела. Сюда вообще нечасто люди ходят. — почему я не услышала как он покупает кофе в автомате? Не могла же я так глубоко задуматься. Он взял в руки тёмно-зеленый стакан, я отметила отсутствие колец на пальцах, значит не женат? Отлично, просто чудесно, можно дальше утопать в собственных иллюзиях. — Мне выделили здесь кабинетик, вот, заезжал. — делает аккуратный глоток, но у него получается плохо, пара капель падает сначала на подбородок и по мелкой щетине скатывается на свитер, — Вашу мать… Со скоростью света поворачиваюсь к сумке, пару секунд шарясь внутри, достаю свой носовой платок, с моим именем, между прочим! Протягиваю ему и наконец-то получаю благодарный взгляд и короткую улыбку в свою сторону. — Про маму лишнее было, но не за что. Левин улыбнулся шире, но так, будто для него это непривычно, скривив губы посередине, растянув мелкие покрасневшие от крови трещины. — Остроумно, Марина, очень даже, хвалю, — он промакивает очередной уродливый свитер белым платочком, оставляя на нём пятнышки, — Но правда, спасибо, я последняя свинья, надо бы уже завести где-нибудь пачку салфеток… Детали собираются в картину, не самую привычную, но картину. Я думала о нем, как о сыне священника, благо хоть волосы не отращивал и рясу не носил, но из-под свитера выглядывала цепочка, так и подбивало вытащить и посмотреть на его крестик, еще тёплый от сероватой кожи, наверняка с резной округлой каймой. Нужно было продолжить диалог, заговорить о чём-то более широком, чтобы он не завершился прям здесь, оставаясь таким искусственно вежливым, разговором между просто коллегами, просто студентом и преподавателем, но тревога пожирала меня изнутри, в голове из стороны в сторону метались обрывки предложений, фразы и слова, которые могли бы стать неплохим продолжением, но неплохого недостаточно, нужно что-то чудное, что-то, что заставит его мной заинтересоваться и выделять не только как студентку, но и как человека. Было слишком тяжело, я отвернулась к окну, из-за ватных комков туч в окно падали тонкие золотые цепи солнца. Слишком большая пауза между фразами, если я что-то сейчас скажу, это будет совсем невпопад. Нужно сделать вид, что я занята, достаю из сумки электронную книжку, открываю на ней незаконченное «Бытие и время», может так я привлеку его внимание, он спросит что я читаю, почему в электронном формате, а не в бумажном, я поясню свою позицию, достану карманный греческо-русский словарик, покажу, что заинтересована в философии (самое приятное то, что здесь врать действительно не пришлось бы, всё это появилось в моей жизни еще давно, пусть и не при самых приятных обстоятельствах), мы о чём-нибудь поговорим, сблизимся, начнём видеться вне университета, посещать научные конференции и лекции в Дале и Листве, украдкой целоваться в пустых уголках университета, ловить лицами солнечные лучи на пикниках в Таврическом. Я обернулась, чтобы спросить его о его мнении насчёт бытия и данности у Хайдеггера, хотела поймать его мимолётный взгляд хоть на одну секунду, впитать в себя каждую светлую прожилку в его радужке, но он уже ушёл. Я опять забылась? На кофейном столике бледно-жёлтый стикер с аккуратной надписью карандашом: «Платочек постираю и верну, спасибо. — ГЕЛ» *** На парах по истории философии Аня тоже не появилась, на вопрос о причине ответила коротким «Влом», исчерпывающе. Пришлось сидеть с Костиком, он, похоже, был даже рад. Не был бы конченым мудаком, может я бы могла что-то к нему чувствовать, но пока эту ситуацию он не исправил, даже его красивые глазки с пушистыми ресницами не вызывали ничего кроме светлой зависти. — Поч не пошла на КП? — не отрываясь от экрана ноутбука, спросил Костя. — Не хотела, посидела кофе выпила рядом с деканатом, — не стала рассказывать про Левина, этот чёрт наверняка подкалывать будет, — Что-нибудь важное было? — Ну-у, он сказал, что за прогул трёх семинаров накоп обнуляется, так что, думаю, тебе стоит отнестись к этому посерьёзнее. — Кто бы говорил. — Я хотя бы пары прям в вузе не прогуливаю. — А я женщинам в глаза смотреть умею. — Крыть нечем. Разговор закончился невовремя, до пары оставалось еще несколько минут, а мы молчали, периодически в шутку пихая друг друга локтями под партой, но не роняя ни слова. Был в этих взаимодействиях какой-то комфорт, было спокойствие от осознания того, что вообще-то как бы они друг друга не подкалывали и иногда унижали, Костик зарекомендовал себя как хороший друг ещё на первом году обучения. Мы втроём поздним вечером после собрания клуба и пары часов за коктейлями в баре шли ко мне домой (ради разнообразия), но решили ненадолго остановиться в парке, присели на скамейку поболтать. До сих пор помню армянский анекдот, который тогда рассказывала Аня. В какой-то момент рядом оказалась компания из четырёх парней, в такой темноте невозможно было сказать сколько им лет, Аня тихо шепнула нам на ушко, что стремается и хочет уйти, когда Костик с самым серьёзным выражением лица, которое мы у него видели за всё время нашего знакомства, встал, достал из кармана нож, посмотрел на нас и сказал если что убегать, пока он будет их хуярить. Не знаю было ли дело в том, что он страдает проблемами с агрессией, или уже тогда имел суицидальные тенденции, но меня это впечатлило, потому что говорил он это со всей неприсущей ему серьёзностью, его серые глаза жгли намерением и искренним беспокойством. В аудиторию зашёл Левин, всё такой же неряшливо спокойный и позитивный, как будто ему в этой жизни ничто не помешает сохранять хороший настрой. На бордовом свитере остался след от кофе, видимо, застирать его в голову не пришло, а может он не носит ничего под свитером? А не холодно? Хотя, пятнышко от кофе наверняка заметила только я, зачем ему его застирывать. Я достала очки из сумки, у меня не было для них чехла, меня всегда пугал хлопок, которые они издают, когда закрываются. Если приглядеться, то это пятно не единственное. Края рукавов тоже чем-то испачканы, есть пара тёмных пятен, странно это всё, зачем он носит убитый свитер? — Здравствуйте, господа студенты. Перед началом попрошу вас об одной услуге, пожалуйста, не пересаживайтесь с тех мест, на которых сидите, оказалось, что запомнить вас всех я не успел, сейчас пущу по рядам листочек, запишитесь в нём в том же порядке, в котором сидите. — он достал немного помятый лист А4 из сумки и широкими шагами подошёл к первой парте на первом от окна ряду, — Сегодня мы с вами займёмся античностью, надеюсь, вы хотя бы названия документов, которые я скинул помните. Воздушные смешки от одногруппниц покатились по стенам аудиторий. К: «как же он пытается рофлить» Коротко смотрю на Костю, он на меня, пожимает плечами, показывает пальцем на экран. К: «меня не впечатлило» К: «он студенток клеить пытается или че)» М: «Ты вроде не на стендап шоу пришел тя никто впечатлять не обязан» К: «одну уже успешно склеил)))» Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза, да, склеил и что? М: «У него в отличие от тебя получается)))))» Листочек как-то незаметно успел дойти до нашей парты, стоит ли вписать Аню? Я беру ручку и стараюсь аккуратно выводить имена: Марина Рождественская, Константин Малашенко, Анна Романова (обычно она сидит здесь, но её сейчас нет:( ). Левин почувствовал на себе мой взгляд, продолжая говорить, он подошёл ближе и взял листочек. — Спасибо, — шепнул он мне, — Из организационных вопросов осталось обсудить, когда мы с вами можем провести пару, сегодня, я не смогу провести вторую, но на этой неделе у нас их должно быть четыре, поэтому давайте придумаем, у вас будут окна? Соня, подскажите, пожалуйста, что у вас с расписанием? Снова погружаюсь в свои мысли. Он такой хороший всё-таки. Смотрю как он бегает глазами по листочку, как легко улыбается и бросает на меня взгляд, как снова сосредотачивается на Соне и её разговорах. Говорит, что сегодня по личным причинам не сможет работать, Соня заметно расстраивается. Всё это так мило, надо будет писать с ним курсовую работу, чтобы продолжать утопать в своих же иллюзиях, ловить каждый взгляд, вздох, действие, собирать их в картотеку. Я открываю свой ноутбук, запускаю аликвис, открываю диалог с Георгином, всё-таки общение с ним более реально, чем с Левиным, смотрю на свой ник в углу экрана, интересно, у него буквы тоже совпадают с именем? Есть вообще имена на Ч? Григорий Елизарович садится за стол, берёт свой телефон, я ненароком гляжу на экран своего, может он мне сейчас напишет, что хочет увидеться после пар? Но сердце с глухим стуком падает куда-то к пяткам. На экране телефона вызов. Номер помечен как неизвестный, но я точно знаю, кто это.