Вечером выезжаю! Твой Мишка

Андрей не стал писать ответ. Уже бессмысленно, Мишка явно в пути. Вместо того Князев усиленно строчил новые текста в тетради. Что-то перечеркивал, что-то подводил. Рисовал картинки на полях или просто в тексте. Писал много, сколько было времени, сколько было сил. Почти не спал. Хотел, чтобы Мишка посмотрел весь новый материал, чтобы понравилось. Хотел его впечатлить. Писал разное. И про его любимую нечисть, и сказки про русалок, да и «сопли» тоже были. Не спал еще потому, что за все плюхи, что он выпросил у начальства и старшаков — увал на сутки, ключи от хаты в городе, гитару — набрал себе чужих дежурств и нарядов. Ночью стоял на посту, днем мыл общие комнаты и продолжал расписывать кабинет начальства. Благодаря всему этому, в субботу после обеда Андрей стоял на КПП в зоне свиданий, с гитарой в чехле на плече, ключами в кармане, и нетерпеливой улыбкой на уставшем лице. Все вокруг было словно слегка в тумане, но в голове четко мигала лампочка Миха-Миха-Миха. Я увижу Миху!! — Андрюха! — Миха кидается его обнять, даже не потрудившись опустить на пол увестистую сумку с гостинцами от тетьНади, захватывает за шею свободной рукой. — Ты как тут? — по-дебильному спрашивает, стараясь оглядеть Андрея всего-всего — от непривычно по-военному стриженной макушки до все также глупо вздернутого носа. — Забирай свою колбасу, — и пихает сумку ему под ноги. А у Андрея сердце подпрыгивает и делает кувырок от этого голоса. Он распахивает глаза шире и с тихим выдохом крепко обнимает Миху обеими руками поперек талии. Черт, черт, черт. Высоченный такой. Андрюха уже и отвык. Внутри все трепетало и забавно щекотало от этой близости, этого запаха. - Да нормально, - широко улыбаясь, отвечает Князев, все еще не желая выпускать из рук Мишу. - Ты, дурак, так и приехал в кожанке. Ну самоубийца натуральный. Андрей все никак не мог стереть с лица улыбку и перестать смотреть на Миху. Бля, не верится, что он и правда здесь. Он подхватывает сумку, что привез Горшенев, и взваливает к себе на второе плечо. - Ты сам то как? Как добрался? Как мама? Как пацаны? - сыпет вопросами, довольный, пробираясь к посту охраны, чтобы выписаться и показать увольнительную. Мелькнула мысль сходить в казарму, оставить сумку сразу, но это пришлось бы тащиться обратно через плац и здание. Добрых пятнадцать минут бы заняло. Не хочет он. С Мишкой хочет теперь каждую секунду провести. Сердце все еще дикий ритм в горле отстукивает, заставляя Андрея слегка задыхаться. - Сразу на хату поедем, ага? Вещи скинем, а там уже и погулять можем. Только оденем тебя потеплее. Сам Андрей в армейской форме и пухане словно в шубе - тепло и не продувает. А Мишку да, Мишку надо слегка утеплить, если правда гулять пойдут. — Бля, да отстань ты, — Миха ржет и тычет Андрея в бок локтем, — Не замерзну! Ты че, и правда хату достал? Вот молоток! — Конечно достал, Мишка. Как по другому то? Если уж ты хочешь со мной аж на всю ночь, куда б я делся, — весело ухмыляется Князев и вредно вздергивает нос, показывая Мише кончик языка. Тот фыркает в ответ. Князев расписался во всех нужных документах. Глянул на настенные часы — 16:12. Что ж, с этой минуты пошли его сутки, опаздывать нельзя. Миша на ходу рассказывает последние новости, стараясь даже самые невеселые моменты переложить в шутку — что Миха после пары попыток в грузчика так нигде и не работал, и дома сейчас почти не появляется, что они с Балу, оголодавшие на его шабашках, сожрали половину хавки от князевской мамы, что записали парочку песен, что обложка Андрея понравилась всем, и что как Миха вернется — будут еще выступать в Там-Таме. Миха как обычно - ураган, что сносит с ног своей энергией. Его всего обнять охото миллион раз и закусать. У Андрея в голове все плыло немного. От недосыпа и не понимания где реальность, а где его фантазии. Потому что это было так странно видеть Горшенёва здесь. Будто бы персонажа, сошедшего со страниц книг, а в Андреевом случае писем. — Ваще, придем, и я тебе сыграю, че на твои текста сочинил, хочешь? — в конце спрашивает Миха, чуть застенчиво, будто слегка отвык говорить с Андреем вслух, слишком давно они не виделись. Мишка был таким родным, таким теплым и щемяще-прекрасным, будто бы они разговаривали только вчера. — Черт, как я рад тебя видеть! — Князев не сдерживается и свободной рукой снова цапает Мишку за плечо, притягивая к себе, — Конечно хочу! Вон, смотри, наш автобус. Нам тут пять остановок проехать. Андрей указывает в сторону колдыхающегося на ухабах белого пазика, подталкивая Мишку в спину, чтобы тот прыгал в транспорт. — Я тоже рад, Андрюх! — энергично кивнув, отзывается Миха и, мимоходом успев стиснуть Андрея за локоть, заваливается вместе с ним в автобус. Парни плюхаются на свободные места, Князев бросает дорожную сумку на пол, а гитару ставит возле сидения. Проверяет устойчивость и придерживает рукой, чтоб не упала. Вещь чужая, да и всегда в принципе Андрей с уважением относился к инструментам. — А ты че, — Миха легонько пихает Андрея в плечо. — Устал на своих нарядах? Вымотанный такой, — вблизи видно, что под глазами у Андрея разливается синева — чуть ли не ярче его небесно-голубого взгляда, да и вообще рожа — краше в гроб кладут. — Ты поспи, если хочешь, пять остановок все-таки. — Да ну, чего ты, какой спать! — Князев зевнул и проморгался, мотая головой из стороны в сторону, — Я еще стихов несколько написал и рисунков накидал, чтобы ты посмотрел. Все в тетради с собой, все тут. Хлопает рукой по гитарному чехлу и пускается в рассказы сюжетов уже написанных текстов и тех, что планируются. Прижимается к Мише и, то ли качающийся автобус, то ли действительно усталость повлияла, но спустя пару минут Андрей сам не замечает как засыпает, роняя голову на плечо Горшенёва. Миха не тревожит его, отворачивается, уставившись в покрытое изморозью окно, за которым все равно ничего не видно, считает остановки про себя — третья, четвертая, оп, наша: — Приехали, — шепчет он Андрею в скрытый шапкой висок, а потом грубовато подпихивает в бок: — Поднимай жопу. Андрей выплывает сквозь пелену сна, слегка отрываясь от чужого плеча, нахохлившийся, словно птенец. — А? Гитара начинает соскальзывать в сторону и Князев резко ловит ее рукой, что будит его окончательно. — Бля, я че, уснул? Он спешно начал вставать, поднимая все свои поклажи с пола и чувствуя как автобус останавливается. — Чего ты не разбудил меня? — глаза трет, выходит на улицу и щурится от дневного света. На щеке остался след от Мишиной куртки, — Мишка, ты мне не давай спать, ладно? — как-то чересчур серьезно глянул в темные глаза, — А то я если начну - не смогу остановиться.