Вечером выезжаю! Твой Мишка

Квартира оказалась простецкой холостяцкой дырой: небольшая комната, диван, сразу разложенный, со стопкой чистого постельного белья на краю, две табуретки, что были составлены на манер журнального столика, и пустой платяной шкаф. На кухне хлипенький столик, дребезжащий холодильник, раковина, пара шкафов и однокомфорная электрическая плитка. В ванной стояла маленькая советская стиральная машина с верхней загрузкой, на веревках висело сухое постельное белье и почему-то не было шторки в душе. Единственную инструкцию, что дали Андрею старшаки — оставлять за собой чистоту как была. Никакого мусора, грязной посуды и пятен по дивану. Последний пункт можно опустить. Он в конце концов не девчонку привел и трахаться не собирается. Перед уходом нужно обязательно постирать использованное постельное белье, а второй комплект свернуть и положить на диван. Все строго, четко и по-армейски. Квартирой пользовалось достаточно народу, чтобы вломить Князеву по шее, если тот вдруг пренебрежет правилами. — Ну, вот и наши хоромы на ближайшие сутки, Мишка, — весело воскликнул Андрей, занося гитару и сумку в комнату. — О, крутяк, — Миха обходит квартиру, всюду сует свой любопытный нос, даже в стиральную машинку зачем-то. Кидает где-то в коридоре куртку, а вот свитер оставляет при себе, хотя в хате и нагрето ебашащим отоплением. — Там, между прочим, вот! — Миха наклоняется, чтоб занырнуть в сумку, а потом победоносно вытаскивает из нее бутылку водки. — От пацанов считай подарок, чтоб лучше отдыхалось, — он тут же откупоривает ее и озирается по сторонам в поисках, куда бы налить. —- Ща, — так, с бутылкой в руках, Миха топает на кухню и притаскивает два пустых стакана, сгружает все это на табуретки, и наконец с бульканием разливает водку. — Че, за встречу, Андрюх? Андрей, если честно, не помнил, когда пил последний раз. У кого-то из деревенских пацанов в казарме была бормотуха, которую они как-то распивали ночью, и кто-то не очень умный выбросил бутылку просто в урну. Старшина утром нашел и впаял всем наряд вне очереди. В остальном в части действовал строжайший сухой закон. Поэтому сейчас глоток водки, еще и на уставшую голову, прошел словно удар в живот от самого опытного бойца части. — За встречу, Мишка! — отсалютировал Князев и бахнул стакан до конца, слегка зашипев. Андрей так смешно сморщился от водки, что Миха, не удержавшись, заржал: — Че, отвык от крепкого, солдат? — и снова тычет его в бок. Сам он опрокидывает свой стакан, стараясь не кривить рожу — вот, пусть видит, как пьют настоящие панки! Мишка выпендривается, хорохорится. Хотя Андрей то знает, что он вообще особо эти крепкие не любит. Ему бы что-то сладенькое, с клубничным соком например, а не вот это вот горькое пойло. - Ну крут, крут, - смеется Андрей, разливая еще водки. Ну что уж, раз начали, то пить так пить. Андрей смотрел на Миху, тот тоже выглядел бледнее и худее, чем обычно. Интересно, так же с родителями собачится и мыкается по хатам, не имея стабильного угла? Вероятно. Мишка начинает рассказывать как жизнь. Что они с Шурой познакомились с одним парнем, у которого есть аппарат что музыку и голос пишет. Что привез кассеты послушать и они договорились потом вместе поискать на антресолях магнитофон. Про родителей не рассказывал, а Лешка так и сидит у них за барабанами, пока Пор в армейке, хотя и сам пробует писать текста и музыку, но оно все такое «не кишовское». Наверное будет отдельную группу делать, как Пор вернется. Они хлебали горькую из стаканов и бесконечно заглядывали друг другу в глаза. Мишка смешно жестикулировал, тараторил, постоянно ерошил себе волосы и чесал нос. Слова запинались друг об дружку, то ли от волнения и долгой разлуки, то ли от водки. Но Миха сам с этого смеялся и счастливо светил сколотыми зубами. Захотелось снова обнять его. Крепко-крепко, и никуда не пускать! Просто сжать в руках и так просидеть до утра, утыкаясь носом в ворот свитера, от которого так сильно пахло Мишей… Вместо объятия Андрей хлопнул Горшенёва по плечу. — Ну чего, Мих, гулять пойдем или ну ее, улицу эту, дома посидим? Вообще сам Андрей не знал чего хотел. Просто хотелось не прекращать смотреть в эти карие глаза. — Я тебе сыграю давай! Ща, — Миха резко вскакивает с дивана, крутит головой по сторонам — во, гитара здесь, и аккуратно вытряхивает ее из чехла. — На текст твой, ну, ты присылал который. Я соплями обозвал, а мне понравилось на самом деле, — немного застенчиво выходит, но водка уже кружит голову и развязывает язык. — Слушай, — серьезно предупреждает, будто бы у Андрея есть вариант отказаться, сначала быстро ведет пальцами по струнам, примеряясь, а потом берет первый аккорд, начиная петь. Андрей устраивается удобнее, поджимая под себя ноги, его всегда завораживало как Мишка играет на гитаре, его голос, его манера перебирать струны. Руки эти... Так здорово у Миши получилось музыкально разложить его стихи. Как будто и не романтика совсем. Такой задорный, легкий панк, тоже слегка в частушечьем стиле местами. Андрей и сам не заметил как практически перестал дышать. Ему настолько нравилось Мишино исполнение и так давно он его не слышал. — Черт, Мишка, это потрясающе! — щеки раскраснелись, то ли от духоты в квартире, то ли от алкоголя, то ли еще чего, — Сыграй еще. Миха пожимает плечами — типа все равно ему на Андрюхину похвалу, хотя гордится, конечно, аж уши розовеют, приятно, давно он не слышал, как Андрей вслух восхищается — он всегда это делает так искренне, без всякой лести, прямо и честно, что даже сомневаться не нужно — правда. Энергия рвалась наружу, Князев не знал куда ее деть, а потому снова поднял стакан, делая крепкий глоток и морщась. Надо будет поискать в сумке какую еду, а то их сейчас так быстро развезет. — Ща, давай про Садовника еще, — бормочет Миха, ударяя по аккордам. — Бля, Мих! Садовник прям как у меня в голове было! Так четко ты его поймал, круто вообще. Миша заканчивает, тянется за уже налитым стаканом, делает глоток и все-таки морщится, кривит рожу — ну, мерзко, блин, в чистую хлебать, что поделать: — А это, заесть у нас там должно быть чем. Доставай, — кивает Андрею, а сам Миха уже не может отлипнуть от гитары, снова ведет пальцами по струнам — это так, мелодия без слов, просто сочиненая совсем недавно, только чтобы Андрей еще повосхищался. Тот кивает, начиная копаться в сумке. Там и правда находится сырокопченая колбаса, сушки, конфеты, пара консервов, что-то еще там на дне под теплыми вещами, куда Андрей пока не лезет. Он достает из кармана армейских штанов складной финский нож и располагает припасы на табуретке, грубо нарубая колбасу и закидывая в рот сразу два куска. Миха на фоне играет меланхоличную мелодию, а Андрей, чувствуя как ему становится жарко, снимает свитер, оставаясь в одной футболке. — А это под что писал? — спрашивает Князев, внимательно прислушиваясь и смотря будто бы куда-то вглубь, дальше Миши, — Так… красиво. На самом деле вот Миша вечно плюется на его романтику, а сам то любит вот эти медленные проникновенные мелодии. У них практически все творчество Конторы таким было. И Андрею нравится и такая вот сторона Горшенёва. — А это… так… — он отмахивается и, не выпуская гитару из рук, тянется за куском колбасы, тут же сует его в рот, заглотив в два укуса и освободившейся рукой берет стакан – отпить еще. — Это я так… — повторяется Миха уже слегка заплетающимся языком, а потом все-таки говорит: — По тебе скучал. И сочинилось. Вот. Андрей улыбнулся как-то глупо. Сам особо своей реакции не понимая. Ему и приятно и горько было. Почему Миха так сказал? Правда скучал или шутит? Но в письмах же писал, что скучал… может… Нет, Андрюх, не надо тебе сейчас придумывать себе того, чего нет и быть не может. Мишка просто прикалывается. Князев вскидывает голову и с улыбкой говорит: — Давай, Мишка, без соплей. Сказал на манер самого Горшенёва, как тот вечно про его романтичные стихи говорит. Затем подумал и добавил тише: — Я тоже скучал. Андрей подвис на пару мгновений, пытаясь собраться с мыслями, потому что в голове все равно продолжала играть Мишина мелодия, но после встрепенулся и потянул на себя чехол от гитары. — Я тут писал, сочинял к твоему приезду, — сумбурно говорит, тетрадь потрепанную достает, — Хотел, чтоб ты побольше материала увидел. На, гляди че есть. Протягивает открытую тетрадь и подсаживается ближе, чтобы пояснять что-то по ходу. Миха как-то нарочито дергает плечом, задумавшись, и убирает гитару в сторону — посмотреть, что там у Андрея, дожевывая колбасу. Андрей расслабленный, пьет из стакана уже спокойно, не морщится, время от времени закидывая чего-то в рот, чтоб горький вкус перебить. Показывает рисунки, стихи некоторые зачитывает. Миша уже тычет пальцем в одного из нарисованных вурдалаков, чтобы прокомментировать увиденное. — Я так-то на самом деле скучал очень, — вместо этого говорит Миха и, не удержавшись, шлепает ладонь Андрею на колено, от чего тот чуть вздрагивает, — Че ты сразу. Это ж не сопли, — он бормочет, глядя не на Андрея, а куда-то в пол, ковыряя пальцем его коленку так усердно, что скоро продерет дырку в форменных брюках. — А правда. Сильно. Хочу каждый день так с тобой сидеть, — и Миха быстрее тянется за стаканом, словно пытаясь запить свои слишком честные слова водкой. Андрей совсем от Миши не ожидает таких вот проникновенных слов. Черт. Задело значит. — Я знаю, Миш, — серьезно говорит Князев, — Знаю. Я тоже сильно скучаю. Он подался чуть вперед, стараясь заглянуть в глаза Горшенёва, который смотрел куда-то в сторону. Затем опустил взгляд на свое колено, наблюдая как Миха нервно скребет его, и накрыл руку Миши своей. — Перестань. Миш… — он не знал чего хотел сказать, щеки уже так сильно горели от выпитого, а голова слегка кружилась, — Я даже сейчас не до конца верю, что ты мне не снишься. Так странно все. Но я же скоро уже приду. Немного осталось. Меньше года. И будем так каждый день с тобой сидеть, да? Князев вдруг осознал, что так и держит свою руку на ладони Миши. Он поспешно ее убрал и глянул в окно. На улице уже стемнело. — Мишка, — более веселым голосом позвал Андрей, — А пошли валяться в снегу? Он улыбнулся ему во все тридцать два, а глаза заискрились задором.