***
Было это давным-давно, в те далëкие времена, когда Навь была тише воды, ниже травы. Ни Ярги, ни войны: спокойствие, какого мало. Было это давным-давно: не было тогда ни недопониманий, ни лишней боли, ни страха. Было это давным-давно: Князь сидел на троне, а подле него, обаятельно улыбаясь, сидел верный помощник. В те далëкие времена Навь нашла драму для истощëнных подданных. И даже в те далëкие времена Тëмным Двором заправлял всеми ненавидимый Сантьяга. А как иначе? Тëмный Двор — странное место. Чужое. Тëмное, как никак. Другие Великие Дома относятся в Нави не с презрением, но с опаской; кто знает, что выкинут еë подданные? Навы славились своим скверным характером, а значит с ними нужно держать ухо востро, как бы смешно это, по отношению к ним, не звучало. Но, наверное, больше всего Великие Дома ненавидели одного Сантьягу. Почему? Да вы на него посмотрите! Он… Он слишком умный, что ли… Не было аргументов, только обойма ненависти в наличии. Ну, комиссару было далеко не привыкать. Ты либо хорош, либо любим врагами — иначе никак. Происходило это не сейчас. И не пару лет назад. Было это много-много лет назад. И не здесь это было, совсем не здесь; пусть Тайный Город спрятан в Москве, но от неë он так далëк, как ни далеки от неë не Нью-Йорк, не Сидней; так что, наверное, можно было сказать, что всë вышеописанное происходило за тысячу морей. Придадим нашему сказу формат сказки… Так вот. Жили в Нави люди, а точнее совсем не люди, скорее, нелюди, с душами чернее Тьмы. Возможно ли такое? Вполне себе. Они же еë дети. Сыновья и дочери Тьмы… Официально, на троне сидел Князь. Но, конечно, всем заправлял всего один нав, не побоюсь этих слов, прекрасный, как сам рассвет, столь обожающий затыкать коллег «за пояс». И никогда бы Повелитель Нави не признался, что руководствуется лишь его сказаниями и предложениями, лишь его мнением и жестами. Если это, конечно, не переходило грань. Но оставим их взаимоотношения: о них написан не один рассказ. Стоит ли поднимать их тему ещë раз? Думаю, нет. Поговорим лучше о том, что у каждого помощника есть свой помощник…***
— Здесь готово?Доминга! У вас всë сделано? —
— Почистите окна!Позвоните Биджару, нам нужно поговорить! —
— Все другие звонки, будьте добры переправить в канцелярию Тëмного Двора, у меня нет на это времени…Тренировки идут по плану? Молодцы-бойцы! —
Комиссар славился своей деловитостью, что уже стало частью шуток и… И одной из причин ненависти, ибо когда ты вездесущ, ты знаешь всë и всегда. — Комиссар! — Ортега едва догнал Сантьягу, что уже находился в другой стороне Цитадели. — Да комиссар, постойте пять секунд, это важно! Франт мгновенно провернулся на каблуках, а нерассчитавший расстояние помощник влетел в него. — Ортега, давайте не тут… — любовник князя стал торопливо стряхивать с рукавов невидимые и видимые пылинки, выползая из-под упавшего на него мужчины. — Ох, простите, комиссар… — торопливо заморгал Ортега. — Я не хотел… — Да ладно. Не важно. В чëм дело? — Нужно одного шаса ободрать. Он бунтует и налоги не платит… — Приведите его ко мне. — распорядился командир гарок, позволяя войну помочь себе подняться. — А там… Человские налоги платит? — Нет. — Ментам его сдадим. Перед этим стрясëм побольше… — Сантьяга не был лишëн знаменитой навской бережливости. — Но они могут взбунтоваться… Франт рассмеялся. — Ох, Ортега… — а затем добавил заметно поледеневшим тоном: — Неужели они захотят перечить мне? Гарка нервно сглотнул, потеребив воротник. — Ещë вопросы? — Да… Комиссар… Мы можем уединиться? Просто, вы, вроде, не заняты… Парень усмехнулся, а в его глазах мелькнул похотливый огонëк. — Без проблем. Пройдëмся…?***
Сантьягу называли главным цветком Нави. Ну, во-первых, он воистину был таким же символом Тëмного Двора, как и белка, грызущая орех. Во-вторых, ограниченный круг гарок знал, что сиë прозвище пошло от князева сравнения: молчаливый повелитель навов, порой, называл верного слугу «единственным цветком, который он поливал», что, собственно, являлось правдой; ни один нав не получал столько внимания, ни одному не было столько дозволено, как Сантьяге. И не один не смел сопротивляться воле правой и левой руки, а также головы, гласу и сердцу Князя, что сошлись в одном существе. Наверное, его ненавидели и за это. Но, тем не менее… «…Даже если мести плетëт судьба узор, Наказанье деву не постигло до сих пор…»***
Никто не знал точного числа его партнëров. С одними он спал «по делам», с другими — из-за каких то своих «хотелок», с третьими как-то случайно сплелось… Сантьяга уже привык к частоте слова «шлюха», звучавшего за его спиной. Но это не мешало ему побеждать. Побеждать величественно и только так, как мог он. Царь. Король. Нав, сумевший воспротивиться Тьме. Карающая длань Тëмного Двора. Наверное, многие из нас знают, о чëм я хочу вам сейчас сказать. Это житейская мудрость, никто не оскорбляет вас за это, нужно просто смириться. Часто, когда в группе людей оказывается та самая «сучка», она сразу же лишается любой поддержки с женской стороны коллектива. И вряд ли кто то из девушек или женщин может объяснить эту нелюбовь: просто инстинкт. Что то незримое. Дело в том самом инстинкте, про который все, без сомнения, знают с детства: запрещая что либо, мы лишь подогреваем к этому интерес. Эти женщины знают, что так нельзя, но… Но в самом тайном уголке души каждая из них мечтает встать на место этой самой «сучки». Хотя бы на миг. Зависть. Зависть, толкающая к ненависти. Франц не был для нава кем то особенным. Сначала «дела», потом и исполнение хотелок… Выше повелитель Чуди не встал, хотя старался, чуть ли не из штанов прыгал. Он стал лишь целью, знаком для Сантьяги. Знаком, что он способен заставить полюбить даже столь сильного и враждебного человека. Это победа. Достижение. Но не более. А назойливый рыжий всë же надеялся, что ему удастся подкупить что то в душе у, почти что, врага. Всего страннее, по видению чуда, было то, что делëжка постели вовсе не была чем то объединяющим. А для комиссара это был ещë один флажок — у Де Гира, как оказалось, была совсем детская вера в «долго и счастливо»… «Ха! Ну и бред…» — Сантьяга поудобнее устроился на краешке своего стола, улыбнувшись своим мыслям. И, всë таки, это была маленькая победа. Радость. Поддержка рыжиков, твëрдое плечо рядом… И всë равно, что он делает это ради того, чтобы закрыть дырищу внутри себя… — Комиссар… — Бога неуверенно приоткрыл дверь. — А? — франт мгновенно соскользнул с края стола, смотря на… Помощника помощника? Ну, пожалуй, так. Гарка тяжело вздохнул и, на всякий случай, сделал небольшой шаг назад. — Франц Де Гир… Подписал дружеский контракт с Людью. На более тесных условиях, чем с Навью. На лице Сантьяги не дрогнул ни один мускул, и лишь в чëрных, глубоко запавших глазах мелькнула ярость. Ярость страшная и дикая. А ещë уши заострились. Совсем не чуть-чуть. — Позовите Ортегу. — сдержался командир гарок, вежливо улыбнувшись. Бога чуть слышно выскользнул за дверь.***
— Вы что то хотели, комиссар? — тихо спросил Ортега. Видеть лица шефа он не мог — Сантьяга стоял спиной к помощнику, нисколько не боясь — но догадывался, что комиссар ОЧЕНЬ не доволен. Догадывался и безумно нервничал. «Как он мог… Жалкий чуд… Кем он себя возомнил?! Я сделал его всем…» — Комиссар…? Гарка не спеша подошëл к командиру и всë так же медленно приобнял его за пояс. — Что произошло…? Я… Могу что то сделать…? Любовник князя вздохнул, ответно приобнял подручного и тихонько прошептал, пряча улыбку: — Да, Ортега… Сотрите Зелëный Дом в прах. А затем прижался к кудрявому мужчине поближе. Прижался, не увидев, сколько эмоций промелькнуло на лице Ортеги.***
Нет ничего страшнее гарок. Это люды и чуды, да даже челы, усвоили хорошо. Дружинники и дружинницы порой давали сбои, рыцари Ордена так часто ссорились и мирились друг с другом, что межклановые войны давным-давно утеряли концы и начала, человские наëмники и колдуны были слабы и ветрены, а гарки… Гарки были страшны в своей идеальности. Одинаково хмурые, одинаково гордые и одинаково жестокие, навские войны пускали страх на весь Тайный Город. Верные псы Сантьяги, лучшие из лучших, Убийственные Невидимки… Близко с гарками были знакомы и масаны, особенно мятежные; но мы не будем тревожить из души воспоминаниями о Походах Очищения… Красные Шапки преданно верили, что навы едят таких, как они на завтрак, обед и ужин, а ещё обязательно носят сухпаëк из одного дикаря с собой, так сказать, «на перекус», а потому до дрожи в коленках боялись тëмных. Эрлийцы и шасы также были не в восторгах: первые — из-за скверного характера своих царей, а вторые благодаря гигантским налогам. Одним словом, гарки большой любовью пользовались только у гарок. Занавес. Но с тем, что произошло тогда, не сравнилась бы даже Лунная Фантазия. Не сравнилось бы даже Навское Побоище, произошедшее при Ярге и Парге. Ни один Поход Очищения даже рядом не стоял. То была смерть, смерть страшная и непреклонная. Они не жалели никого. Придя с утра, чëрными тенями приникнув к домам и палисадникам, к дверям подъездов и узким стволам деревьев Лосиного Острова… «…Словно в адском пламени таяли дома, Звуки исчезали, обрывались голоса, Людям, что не могут принцессе угодить, Жалости еë не заслужить…!»***
— Комиссар, ваш приказ выполнен. — Ах… Как прелестно. — Сантьяга подошëл к помощнику и тихо проворковал: — Хороший мальчик… Ты такой старательный, моя любовь… — тонкие пальцы одной из рук сжали пряди на затылке гарки, а пальцы другой стали теребить чëрный галстук. По телу Ортеги поползли приятные мурашки. — Не настало ли время пить чай…? — Конечно, комиссар… — преданный слуга усмехнулся, целуя костяшки пальцев партнëра и ловко заваливая его на стол…***
— Сантьяга? — Да, мой повелитель. Комиссар Тëмного Двора склонился в поклоне. — Ты навлëк на зелëных беду. — резко бросил голос из-под капюшона. — И даже не посоветовался со мной! — Потому что знал, что вы подтвердите моë решение. — франт позволил себе язвительную улыбку и принялся стряхивать с рукава белоснежного пиджака невидимые пылинки, тем самым привлекая внимание Князя к цвету этого самого пиджака. — К тому же, это было вполне целесообразно: Чудь предала нас. Из под капюшона, полностью закрывавшего лицо повелителя Нави, донëсся недовольный вздох. Брюнет напоследок поправил галстук и усмехнулся. — Я думал, ты договорился с Францем… — Мы и договорились. — Сантьяга развëл руками. — А он ударил в спину. — Так может… — Кн… Хозяин, я поступил так, как должен был… — Мне всë равно. Ты знаешь, что это значит. На губах нава заиграла покладистая улыбка, а руки скользнули к пуговицам пиджака. — Уже соскучились, да? — тем не менее, в голосе парня не было ни капли язвительности. — Безумно… — последовал тихий ответ. Комиссар отвернулся, быстро пряча почему то мокрые глаза.***
— Чудь подписала с Людью договор. А значит мы должны им помочь. — Франц, ты уверен…? — Рик, я уверен всегда. Всю свою жизнь я был уверен. И уверен сейчас. К тому же, я не могу простить навам это. Де Гир не произнëс этого, но Бомбарда знал, что именно Великий Магистр вкладывал во слово «навам». Всего одно имя. Из восьми букв.***
— Чудь…!Людь…! —
Чуды и люды редко вставали под один флаг. Очень редко. Ненависть к друг другу, кажется, была заложена в них чуть ли не патологически… Чем навы, а точнее Сантьяга в их лице довольно часто пользовался. Вот вам и причина. — Чудь!Людь! —
Они знали твëрдо — настал час возмездия. Навы слишком долго творили всякую чушь. Навы слишком высоко подняли голову. Навов нужно присмирить. Как это сделать? Да просто! Убить их позорную звезду. Сорвать главный цветок в королевском саду… — Чудь!!!Людь!!! —
И каждый — люд, чуд, кто угодно, все! Каждый смело дрался, словно заклеймëнный местью, а где то в голове кричали, погибая под навской сталью, беззащитные заспанные люды… Но и гарки сражались изо всех сил… Да только зря. После того побоища, забыв об осторожности… Разве возможно так биться? В любой другой ситуации, один нав уложил бы и люду, и чуда в один присест, не успев даже до трëх досчитать, но… Не эти навы. И не этих людов и чудов. Они гнали из себя «а что, если». Прогоняли страхи и сомнения. И понимали, что могут победить и уже побеждают. Они выступали с такой храбростью, что гарки отступали, топясь в абсолютно тупой, но, почему то, действенной смелости!***
— Комиссар! Комиссар! — Бога рывком распахнул двери. Сантьяга, чьë лицо приняло отрешëнное выражение, уши заострились так, что нав мог дать сто очков вперëд любому сказочному эльфу, а глаза почернели целиком, прямо с белками, медленно повернулся к гарке. — Комиссар… Армия… Истощëнная армия не отобьëт дворец…! Парень отвернулся и тихо прошептал: — Запускайте. Возьмут меня, а вас не тронут. Ортега, сидящий в кресле рядом, поперхнулся кофе.***
«…В замок горожане отважно ворвались, Слуги в плен покорно мятежникам сдались, Маленькой принцессе теперь несдобровать, Некуда из замка ей бежать…»***
— Прошу, не надо! — из чëрных глаз потоками лились слëзы. — Я должен… — Ну-ну, хватит. Не надо. Я сам… — рука нава мягко погладила парня по голове, надевая на неë капюшон, затем скользнула вниз, на какое то время задержалась на грудной клетке тихо всхлипывающего возлюбленного, а затем вновь скользнула в карман. — Я сам, а ты беги. Ну же! — Пожалуйста, нет…! — Это приказ. Помни, кто из нас… — мужчина в белом костюме сглотнул. — Кто из нас комиссар. — Я не смогу без тебя… — Моя могила… — Не говори так…! Пожалуйста! Я люблю тебя, почему ты… — Потому что я тоже тебя люблю. И гораздо больше, чем ты можешь подумать. Двери распахнулись. — Комиссар? Пройдëмте с нами. В эту секунду чëрная тень в плаще мелькнула к дверям и скрылась. Чуд попытался было схватить еë, но безуспешно. — Э… — Да ничë. Это его помощник, ну этот… Ортега. Пусть бежит, нам то что… — махнул рукой люд, защëлкивая на запястьях нава наручники. — А ну пошли…! — Какое, Азаг-Тот подери, неуважение!***
«…Дьявольский цветок Привлекает взор, В пламени возмездия сго-ра-я… Рай еë разрушен, растоптаны цветы, Сломаны все куклы и разбиты все мечты…!»***
— Его казнят.?Его казнят! —
— Ну наконец-то…!Комиссар… —
— Бедняга…Так ему и надо! —
Народ шумел, как непокорное море, ибо здесь, под землёй, подальше от челов, они могли себе это позволить… Но вдруг все замерли. Притихли. Задрожали. И отвели взгляды. Ибо вышел он. Позади нава в белом костюме стояли двое рыцарей, но в этом не было нужды. Он шëл сам. Шëл гордо подняв голову, шëл улыбаясь и маша ладонями в наручниках публике, словно пришëл на светское мероприятие, а не на собственную казнь. Он смеялся над ними. Он был счастлив, вспоминая тепло чужих рук и сладость чужих губ… И грустить ему было более не о чëм: его мир разрушен, потерян и забыт. А значит… Значит смысла бояться нет. Брюнет медленно положил голову на плаху, не спуская взгляда с одной единственной фигуры, затерявшейся в толпе. Худощавой фигуре в плаще, дрожащей, но совсем не от холода. И он не ударил в грязь лицом. С тем же гордым видом, не оробев ни на йоту, радостно и при этом высокопарно улыбаясь, мужчина промолвил: — Ах, настало время пить чай…! А затем голова полетела с плеч, заливая чëрной кровью страшное лезвие и эшафот. Люди невольно отвернулись, морщась и кривя губы. А может, скрывая слëзы. А он, передëрнув плечами и натянув капюшон поглубже, медленно развернулся и исчез средь улочек Москвы.«…Дьявольский цветок Привлекает взор, Взгляд своим окрасом о-па-ля-я… С той поры в народе легенда прослыла, О прекрасной дочери истинного Зла!»