Сломанная

Стены из старого видавшего вида кирпича, кажется, краснели еще больше от нецензурной брани, разносившейся из разных углов ресторана. Хосок носился между столами подобно фурии, находя все новые и новые недочеты, персонал лишь устало закатывал глаза и бросался то перестилать скатерти, то менять тусклые вилки на столах, то передвигать столы. Управляющий нервничал с самого неприличного утра. Еще в районе девяти, за шесть часов до первых посетителей, он влетел в зал с бешеными глазами и тут же накинулся на администратора с криками, что сегодня все должно быть идеальнее, чем в день открытия. Бедный юноша подумал уж, что Юнги выписывают, и ради него Чон так старается, но потом зазвучали какие-то другие имена и стало понятно, что босса сегодня ждать не стоит, а вот каких-то людей, способных ввергнуть Хосока в ужас – да. Полчаса они блуждали по залу и выбирали стол, потом управляющий сел за бар и одну за одной осушил четыре чашки капучино с катастрофическим количеством сахара. И вот теперь его резко перестало все устраивать. Официанты и уборщики, мягко говоря уставшие от этой незапланированной генуборки, понуро таскались за своим начальством абсолютно не понимая, что же такого будет вечером. А Хосок внутри сетовал на свою судьбу, его будто кто-то проклял. Жизнь много лет назад дала ему шанс никогда не видеть больше этих людей и он с радостью воспользовался им. За исключением Юнги конечно же. Даже когда Тэхен изредка притаскивал свою тощую задницу, чтобы напиться на пару с Мином до беспамятства, Хоби предпочитал сидеть в своем кабинете и заниматься делами. Обычно ближе к закрытию он вызывал такси для Кима, забирал своего чудом стоящего на ногах парня и отвозил домой, стараясь не сталкиваться с ним взглядом. В самом начале этой странной алкогольной традиции, когда он еще не знал, что она станет таковой, и в глубине души надеялся, что это разовая ностальгическая акция, Хосок привез Юнги еще в старую квартиру, на задворках студенческого района, где если летом открыть окна можно услышать все популярные хиты разом, доносящиеся из ночных клубов на соседних улицах, положил его на кровать, и пошел на кухню за водой. Когда он вернулся с полной кружкой ледяной воды, то столкнулся взглядом с Мином, который уже сидел на кровати с трудом сохраняя равновесие, и казалось, что его окатили этой самой водой. Юнги смотрел на него с разочарованием, будто ждал, что хотя бы в пьяном бреду ему привидится другой человек. Пристальный взгляд темных глаз резал душу словно лезвием, тонким, от которого не ощущаешь пореза, но проникающим так глубоко, что чувствуешь холод металла. И страшно было то, что он уже видел подобный взгляд, много лет назад. В школе Чон Хосок был крепким середняком с ярким характером – шутник, балагур, рассказчик от Бога, но на этом будто все его таланты и заканчивались. Для математики и точных наук он был слишком неусидчив и быстро терял концентрацию, для спорта – слишком увлекающимся, он начинал и бросал, потом снова начинал и снова бросал, потому что надоедало или не получалось. Глупо конечно, но он верил, что найдет что-то свое. И в начале второго года старшей школы ему казалось, что нашел – если он хорошо излагает мысли вслух, то значит и на бумаге должно получиться, тем более его отец был профессором литературы, уж он-то точно поможет. А в прошлом году ушла половина сборной по баскетболу, значит и туда можно попробоваться, он вроде в неплохих отношениях с Сокджином и Намджуном, с капитаном правда не очень складывается, но Мин Юнги нелюдимый человек. Отбор в Клуб Публицистики в этом году собрал аншлаг, две полных аудитории желающих пройти на всего-то десять доступных мест. Первым этапом было эссе – «В чем вы не согласным с автором своего любимого произведения?». Хосок выбрал «Отверженные» Виктора Гюго, книга очень нравилась отцу, он сам рекомендовал ее прочитать, и не согласиться там было с чем, главное теперь было расписать все подробненько и по существу. Десять исписанных убористым почерком страниц внушали надежду на то, что он пройдет в следующий тур и сможет удивить преподавателей красноречием, но она разбилась в пыль, когда он получил назад свою стопку листков с ничтожным баллом и почти издевательской припиской – «поверхностно». Юношеский максимализм вкупе с детской обидой переворачивали душу в режиме центрифуги – это несправедливо, он же старался, он так хотел попасть в этот чертов клуб. Хосок подрастерял свой запал, когда дошел-таки до двери аудитории, где у отца только закончилась пара с первогодками, но развернуться и уйти не решился. Родители всегда говорили ему, что он ветреный и пора уже определиться и «найти почву под ногами, укрепиться в своих целях, а не скакать по верхам», вот он и решил, что это хороший случай доказать серьезность своих намерений как писателя или журналиста. Отец в аудитории был не один, на первой парте внизу амфитеатра, прямо на столе сидел парень, видимо задержавшийся студент. Болтая ногами в воздухе он активно что-то доказывал отцу помогая себе жестикуляцией. Ворох густых светло-розовых волос, взлетавший каждый раз стоило парнишке дернуть головой усиливая свои аргументы, будто освещал интерьер из мрачного дерева и темного паркета. - …нет, профессор, подождите, вы хотите сказать, что вот этот детский порыв и есть проявление самой искренней любви, которым восторгаются сквозь века. Вы расстраиваете меня. — Чимин, ты еще слишком молод, и видишь только внешнюю картинку, поверхность воды так сказать, – отец Чона сидел напротив, облокотившись на учительский стол и сложив руку на руку, он всецело был занят разговором, и даже не заметил гостя на самом верху. – Не сам поступок двух подростков, Ромео и Джульетты — это проявление любви, а самопожертвование ради любимого, жертвенность. Это символизм. –  Это глупость! – юноша в очередной раз рваным жестом убрал челку от лица. – Такому нельзя учить детей, как вы сами сказали, мы воспринимаем все буквально. Это сколько самоубийств происходит из-за навязанного мировой культурой шаблона, уму непостижимо. Почему не выбрали историю, в которой люди не сдаются при первых трудностях? Почему нельзя было возвести в ранг эталона историю со счастливым концом? – Потому что такие истории обычно теряются на фоне драм, людям свойственно вызывать у себя сильные эмоции – переживания, эйфорию, страх. Думаешь почему так популярны фильмы ужасов? – Потому что людям нравится щекотать себе нервы, потому же им и нравятся американские горки, алкоголь, гонки и эксперименты в сексе, – загибал пальцы Чимин. – Боже, не думаю, что мы должны продолжать подобную тему, а то меня могут отстранить. Но в целом ты прав, – засмеялся профессор Чон. – Я не пойму одного, ты получил один из высших баллов, но пришел ко мне, чтобы оспорить оценку. – Да, именно, потому что мое эссе — это полная чушь. Я писал все, что придет в голову, а пришел за компанию с Тэхеном, в итоге он получил меньше баллов и не прошел отбор. Парнишка с досадой хлопнул ладонью по парте, на которой сидел, и отец вновь искренне засмеялся. Ему явно импонировал этот «розовый» ураган. — Я помню эссе Ким Тэхена, скажем так, выбор произведения был весьма странным – «Дама с камелиями» для шестнадцатилетнего юноши еще слишком тяжела, и, если честно, я так и не понял, в чем именно он не согласен с автором. Он приводил аргумент и тут же сам его опровергал, но это интересный подход, чем-то напоминает один из приемов психотерапии, возможно, твоему другу стоит… В этот момент половица предательски скрипнула под ногой Хосока и присутствующие в аудитории обернулись на него. Чимин окинул его быстрым взглядом и повернулся назад к профессору. А тот, увидев сына, да еще и с листочками в руках, разом помрачнел. – Вы что-то хотели, Хосок? – спросил он уже совершенно другим, ровным голосом. Хоби спустился на еще одну ступеньку ниже и прокашлявшись начал. – Да, я хотел бы подать апелляцию к своей работе, – и словно доказательство протянул листы, уже порядком намокшие с одной стороны от влажных ладоней. — Точно – апелляция, – прошипел Чимин, глядя на свои колени. Профессор вновь улыбнулся, взглянув на Чимина, который только что узнал, как называется то, зачем он пришел, но подняв взгляд на Чона, лишь разочарованно покачал головой. В его холодном взгляде сложно было разобрать спектр эмоций, но вряд ли идентификация хоть одной принесла бы Хоби облегчение. – В вашей работе я не нашел самого главного, – начал профессор Чон оттолкнувшись от стола, на котором сидел, и обходя его. – Там было много хороших мыслей, но не хватало вас. В повисшей тишине было слышно, как профессор шелестит бумагами, убирая их в кожаный портфель, как стучат дужки очков, убираемых в футляр, и как скрипит старая парта под ерзающим парнем на ней. Хосок не знал, что сказать, он не понимал, как в его мыслях может не быть его самого. Это же он написал, изложил на бумаге, своим почерком, из своей головы. – Я, пожалуй, пойду, - пролепетал Чимин, понимая напряжённость ситуации. - У нас еще отбор в команду через сорок минут… — Да, конечно, идите Чимин, – кивнул учитель, не поднимая взгляд. – Увидимся с вами на занятиях Клуба. — Что? – замер с рюкзаком в руке парень и яркая челка все-таки свалилась ему на глаза. Чон позади него тоже замер. Этот парень только что просил снизить ему балл, он не хотел в этот клуб, ему это не нужно. Так где же справедливость, почему тому, кто так сильно желает туда попасть, не дают даже малейшего шанса? – Что значит, на занятиях клуба? – отойдя от первого шока все-таки спросил Чимин, крепче сжимая в руке лямку рюкзака. – А второй этап? Я на него не приду, не ждите. Профессор поднял на него взгляд и вновь улыбка посетила его лицо, как и было при разговоре тет-а-тет. – То, что слышали. Я сразу понял, что на второй этап вас ждать не стоит, но вы прекрасно доказали свои ораторские способности в споре со мной по поводу нравственных ценностей произведений Шекспира. – Я ведь признался вам, что даже не читал… Дальше Хоби уже не слышал, или не слушал, он попятившись ушел из аудитории, мечтая больше никогда не видеть такой взгляд отца. На отбор он пришел уже не в лучшем расположении духа, слегка опоздав, разминка и первые игровые практики уже начались. Мяч стучал по начищенному паркету, а Хосок, присев на скамейку позади вездесущих див из группы поддержки, пытался вникнуть в происходящее на площадке. До этого он играл пару раз, еще в средней школе с друзьями, но в нюансы игры при дворовом баскетболе, а тем более в правила никто не погружается, главное же забить мяч в корзину, а уж с какой отметки ты это сделал, или как оттолкнул соперника, это вопросы второстепенные. Перед тем как прийти сюда, он по совету Намджуна посмотрел пару матчей НБА, но и там главной целью было забить быстрее и прыгнуть выше. – Хеджин, кто это в правом углу разминается? — пропищала блондинка с первого ряда, наклоняясь к капитану группы поддержки.  – Кто именно? — повернулась в указанном направлении девушка. —  Если ты про того, что с татуировкой, то это Чон Чонгук, смазливый, но стипендиат-первогодка, ловить нечего. – Ты руки его видела? Это он ловить должен, — покраснела блондинка, ощупывая взглядом торс упомянутого парня. На это заявление Хеджин только фыркнула и вернулась взглядом в правый угол. — Я слышала, что на отбор его лично злобный коротышка позвал, видимо понял, что ему самому в баскетболе не место.  — Мин Юнги, между прочим, капитаном стал, его лично одобрил Ёнджун, когда уходил, зря ты так, — заступилась за парня девушка, что сидела по левую руку от Хеджин. — Посмотрим, какой из него капитан, – откинулась на сидении шатенка, говорить о Юнги ей видимо не хотелось, поэтому она продолжила рассказывать о парнях, что готовились выйти на площадку. — Высокий, кудрявый — это Ким Тэхен, сын какого-то там архитектора. Сам папаша практически живет в Эмиратах, поэтому и засунул сыночка сюда. —  Он сын Ким Тхэсока? Мои родители хотели сотрудничать с ним по своему новому торговому центру в Пусане, но он отказался, потому что разрабатывает Хадикат Алсама, самое высокое здание в мире, — зажала ладошкой рот миниатюрная брюнетка, сидевшая с краю. — Видимо, — пожала плечами капитан. — Его рейтинг прям за секунду вырос. — А третий, конфетка с розовыми волосами, это Пак Чимин.  На этих словах Хоби все-таки оторвался от попыток понять ход игры и почему ее все время останавливают и повернулся вправо. На фоне рослого Тэхена и широкоплечего Чонгука, Чимин смотрелся миниатюрно и даже несколько модельно, но в его движениях была неуловимая грация спокойного хищника, мяч в его руках был явно не первый раз, и он отстукивал по паркету лишь ему понятный ритм, периодически пропуская мяч между ног или обводя вокруг себя. Чонгук, в шутку попытавшийся отобрать снаряд у сосредоточенного парня, потерпел неудачу, — еле заметное движение и мяч уже был с другой стороны. Хосок чуть не приоткрыл рот, ничего на первый взгляд впечатляющего, просто стандартная реакция, но то, с какой пластикой и скоростью это было сделано, его впечатлило, он никогда не видел, чтобы играли так …мягко, изящно, будто танцуя. На площадку в тот день Чон Хосок так и не попал, он просто не решился после игровой десятиминутки Чонгука, Тэхена и Чимина выходить на поле не хотелось, всем в зале было ясно, как божий день, что отбор завершен. Они практически обыграли лучшую линию действующей команды и сделали это слегка издевательски, в своей собственной, слегка эпатажной манере. Мастерство сыграло, конечно, главную роль в победе над зарвавшимися позерами, но то, что Мин Юнги был впечатлен и взбешен одновременно чувствовалось по наэлектризованному воздуху. После финального свистка даже девочки, щебетавшие на первых рядах, поспешили свалить из густой накаленной атмосферы грядущей бури. Юнги сверлил взглядом Чимина. Тот будто целью своей в игре поставил не дать капитану даже прикоснуться к мячу выделывая каждый раз невероятные вещи с издевательской ухмылкой, Сокджин тяжело дыша и опираясь руками на колени исподлобья следил то за ощетинившимся Мином, то за Тэхеном, который казалось вообще ни капельки не устал и продолжал отстранено бродить по паркету выписывая круги. Чонгук ушел в раздевалку сразу после свистка, ему вообще словно было все равно, будто не он только что накидал трехочковых больше, чем кто-либо на площадке. Вечер не наступал категорически долго по мнению Хосока, он успел надоесть всем в ресторане, включая себя. Он пересмотрел отчеты о поставках, график работы персонала, перерыл всю стопку неподписанных документов на предмет критичных просрочек, докопался до шеф-повара по поводу предзаказа на вечер, даже сам вытер несуществующую пыль на рабочем столе, но стрелка часов все так же издевательски медленно ползла по циферблату. Мысли скакали от воспоминаний о школе к попыткам выстроить внутренний диалог со старыми знакомыми, легче всего получилось с Джином. Он легкий в общении, всегда сторонился интриг и сплетен, хотя окружен был ими с самого детства. Как-то раз он даже признался, что не знает, кто его отец, потому что мама, известная актриса и прима азиатского кинематографа, так и не называет его имени, уходя от разговора или давая странные размытые намеки. Сложнее всего, что ожидаемо, с Чимином, кроме язвительных комментариев даже проекции в своей голове он сказать ничего не мог. Все, чего хотелось, это слегка свысока смотреть на Пака, который подобно маленькой змейке извивается под пристальным взглядом, прячась и увиливая от разговора, потупливая насмешливый взгляд в самых темных уголках подсознания Хосока. Как Чон мечтал об этом моменте, когда наконец на этот праздник жизни вынесут уже ледяное блюдо с названием – личная месть. Моменте, когда он сможет показать Чимину, что тот упустил, потерял, растоптал в погоне за личными амбициями и опостылевшей репутацией. Что тень раздражающего выскочки не висит больше грозовой тучей ни над ним самим, ни над Юнги. Они успешны, молоды и, самая главная изюминка блюда, – они счастливы. Счастливы же?  Хоби, откинувшись на широком офисном кресле, скользил взглядом по глянцевым стенам кабинета, отполированным до сверкающего состояния. Черные зеркала, затемняющие реальность и искажающие очертания предметов из-за своей неидеальности, по панелям пробегали огни фар от проезжающих машин, волнами растекаясь по поверхности, где-то распадаясь и расходясь как рябь на темной воде, чтобы вновь соединиться. Он не любил этот кабинет, тут все было слишком миновским — резкое, темное, с минимумом ненужных деталей. Он не любил это кабинет, потому что сюда приходил отбитый придурок — Тэхен. Не любил этот кабинет, потому что тут Юнги последнее время ночевал чаще, чем в их общей квартире. Но сейчас это было единственное место, где он мог чувствовать себя спокойно, в почти вакуумной тишине звукоизоляции и воздухе, пропитанном терпким амбровым парфюмом, разбавленном с горечью табачного духа, уже осевшего на всех поверхностях, это был его оплот спокойствия, словно эти черные стены были последним фортом его идеальной жизни, которая сейчас рушилась под атаками монстров прошлого. До случившегося он приходил сюда нечасто, последний раз за два дня до происшествия. Засиделся сам, работая над сценарием нового выпуска подкаста, того самого, с Сокджином, и сам не заметил, как стрелка часов перевалила за отметку двенадцать. Подкаст в последние недели стал отдушиной, тем, что он делал сам для себя, а не для кого-то, точнее не помогал Юнги в его бизнесе, хотя помощь Хоби там особо и не требовалась, с любовью-то Мина к тотальному контролю всех процессов, Чон скорее выступал в роли секретаря или личной автоматической машины для проставления подписи на документах. Хоби как можно медленнее приоткрыл тяжелую дверь чужого кабинета, будто боялся увидеть там что-то страшное. Например, Тэхена. Или же кого-то из очередных, наивно улыбающихся полными губами мальчиков, едва ли перешагнувших рубеж совершеннолетия. То, что Юнги ему изменял с завидной регулярностью, Хосок прекрасно знал, но не подавал вида, чувствуя себя той самой “женой” из классической европейской мелодрамы, от которой гуляет богатый “муж” по молоденьким девочкам, но по закону жанра никуда в итоге не денется. И смешно, и унизительно. Особенно в моменты, когда он в предрассветный час, сидя в кровати набирает Хаюн, уже зная, что она ответит, что не знает, где босс, и что у нее на объекте он не появлялся. Она прямолинейна и ей не жалко Хосока, за это он благодарен, потому что жалости от этой малолетки он бы не выдержал. Юнги нашелся спящим головой на собственном столе, используя толстую подшивку финансовых документов по новому проекту как подушку. И выглядел он в этот момент до безобразия мило, прям до приторного подташнивания и тех самых бабочек. Хосок тихо подошел к нему и тронул за плечо. — Хэй, – позвал он негромко, – Юнги, поехали домой. Мин скривился во сне и еле разлепил еще мутные ото сна глаза. Он положил свою ладонь поверх пальцев Хоби на его плече и аккуратно провел большим пальцем по костяшкам, словно боясь этим невинным жестом причинить боль или сломать. Так же медленно, с пластикой разбуженного кота, Мин повернулся в кресле, притянул парня к себе и прижался лбом к его животу. От этого незамысловатого проявления давно потерянной, или быть может никогда и не находившейся нежности, Хосок окаменел, и лишь когда почувствовал горячее дыхание Юнги сквозь ткань на своей коже, все еще нерешительно опустил ладонь тому на голову, мягко зарываясь пальцами в жесткие обесцвеченные пряди. Мин зажмурился, словно от боли или яркого света, и не отрываясь продолжал целовать живот сквозь тонкую ткань рубашки. — Прости, прости, – шептал он как в горячечном бреду, – Ради бога… Чон лишь сильнее зарылся в волосы парня, прижимая того к себе. Боль, которую Юнги вкладывал в эти слова, он осязал телом, а то, с каким трепетом и осторожностью он целовал его, разливалось неясной дрожью вдоль позвоночника. – Тщщщ, – наконец прошептал он, понимая, что еще чуть-чуть и постыдно расплачется от этой сцены, – Юнги, все хорошо. Мин лишь на секунду замер, прижимаясь к телу, которое держал так крепко и, закусив губу, медленно поднял взгляд. Темные глаза были полны колкой боли и раскаяния, в скудном свете теплой настольной лампы Хосоку даже показалось, что он видит слезы в уголках глаз парня. Юнги слегка ослабил хватку, словно не решаясь отпустить совсем. — Прости, — более осознанно прошептал Юнги.  *** Тэхен_Шуга  “Раздевайся!” Одно единственное слово в сообщении, прежде чем стащить с себя мешающий галстук, что давил на мысли, и ослабить пряжку на ремне. Доехать до чужого офиса — двадцать минут, найти место на парковке в не просматриваемом углу — еще пять, еще пять уйдет на объяснения — “Какого хрена, Тэхён?”, итого осталось потерпеть полчаса, прежде чем он получит желаемую разрядку. Почти наплевать, что обнимать его будут не крепкие накачанные руки с россыпью татуировок и что смотреть он будет не в огромные омуты с отражением собственного потаенного желания, а в хитрый прищур с нагловатым мороком, но что поделать, если это единственный человек, к которому он может так припереться посреди бела дня с одной единственной целью - заняться сексом, как можно быстрее и без вопросов. 

                                                                                                            

  Л.Т.

“Ты охренел?!! Я совещание провожу!”

Тэхен_Шуга “Разгони их всех. Все равно ничего путного не обсуждаете”

                                                                 Л.Т.

“У нас саммит АТЭС через 4 дня, я в Интерконтинентале”

Тэхен_Шуга  “Прекрасно! Найди номер” Лучше сложиться и не могло, в этот монумент пафоса и ехать ближе, и кровать дает сто очков форы даже самому комфортабельному салону авто, вид из окна опять же. Лучше видов, конечно, чем из окна интерната, он уже не увидит, когда пальцами хватался за стекло пытаясь поймать звезды, миллиардами падающие на верхушки деревьев, но рассыпающиеся тихим эхом приглушенных стонов. Хотя хотелось кричать во все горло, так, чтоб слышали на других планетах, чтобы завидовала вся Корея, как же им было хорошо. Расстегнуть пуговицу на воротнике и прибавить кондиционер, сегодня слишком жарко. Он просматривал фото, присланные помощником, раз за разом, убивая в себе профессионализм и самообладание. Обладать сейчас хотелось не собой, а чужим в прямом и переносном смысле телом, прижаться, чтобы почувствовать твердость чужих мышц и крепость объятий, чтобы выцеловывать каждый узор на руках и каждую родинку на теле, растекаться собственной слабостью и похотью по чужим бедрам обволакивая, впитываясь, отдаваясь. Рука машинально попыталась найти несуществующую пачку сигарет в подстаканнике, но там было только вода, теплая после целого дня стояния в жаркой машине на палящем солнце. Сойдет, горло сводило в томительном и тягучем как сироп желании, виски бы подошел больше от этой жажды. Он знает, он много лет проверял, заглушая желание случайными связями и большим количеством алкоголя вперемешку с разноцветными таблетками и марками. В таком мареве даже начиналось казаться, что он видит перед собой Чона, что он сейчас с ним в постели, выстанывает его имя срываясь на крик, что это его голос шепчет Тэхену, что хочет большего, а самому Тэхену хочется другого. 

                                                                 Л.Т.

“2214”

Подъехав к отелю он выскочил из машины захватив только мобильный телефон и практически бросил ключ парковщику. Молоденький мальчишка едва ли не отпрыгнул от Тэхена, в глазах которого сейчас было мало человечности, только чистое животное желание. Кудрявые волосы лежали неопрятным хаосом, по пути он зарывался в них пальцами, будто стараясь вытащить картинки из головы, но лишь накидывал сверху новую порцию воспоминаний, где Гуки мягко перебирал его пряди лежа на кровати, или же, где крепко держал на затылке, заставляя прогнуться еще больше, отдаться еще глубже.  Лифт ехал катастрофически медленно, хотя закладывало уши от скорости подъема. Дверцы вообще разъезжались будто в слоумо. Глухой звук шагов по мягкому ковролину только раздражал и распалял, это было словно пульс под водой в собственных ушах, на фоне этого писк открывшегося замка на двери был райской музыкой. Осталось немного. — Еще раз такое себе позволишь…— начал его спутник на это послеобеденное рандеву. — Ты мог отказаться, — скидывая пиджак на широкую кровать заправленную сияюще белым бельем он принялся за запонки, — что ты им сказал?  — Что мне нужно провести приватный телефонный разговор с руководством, — ослабил галстук парень и подошел к столику у окна, где дежурно стояла бутылка игристого и пара бокалов. — Шампанского?  — И тебе для этого нужен был номер с кроватью кинг-сайз? — ухмыльнулся Тэтэ, наконец кидая непрактичный, но стильный аксессуар на тумбочку у кровати. — Имя моего руководителя может многое, — усмехнулся тот, протягивая наполненный бокал подошедшему Киму. Тэхен расстегнул рубашку будоража уже чужие фантазии голой грудью. Его спутник не то пошло, не то хищно облизнулся и отставил бокал. Разговоры кончились. Тэтэ отдельного приглашения и не нужно было, он пришел сюда получить желаемое, а потому, поддерживая игру, схватил парня за галстук и притянул к себе, потребовалось несколько долгих секунд, чтобы уговорить самого себя, что эти пухлые губы — именно то, чего он хочет. Что эти раскосые глаза, то — за чем он приехал. Но нет, нет, упрямый мозг подкидывал картинки с упругой накаченной задницей в костюме не по размеру, и острую ложбинку меж губ, к которой хотелось прикасаться языком, чтобы проверить порежешься или нет. Поцелуй слишком мягкий для состояния Тэ, а движения чужих пальцев на ремне слишком медленные. Время вообще, словно как смола, тяжелыми каплями бьет по голове, как в той древнекитайской пытке. Ему нужно прямо сейчас. До закушенной губы, до чужого пота, до мурашек. Но нет, все не то. Одним движением развернув своего партнера, неловко путаясь в сброшенных вещах и, кажется, опрокинув бутылку шампанского, он наконец прижимает тело к панорамному стеклу и зацеловывает чужую шею. Так лучше, так проще обмануться. Хотел вид на город, вот он перед ним, в дымке конденсата от дыхания. Пряжка ремня приглушенно звякнула, упав к ногам вместе с брюками, следом еще одними. Шуршание упаковки от защиты, скрип ладоней по стеклу, еле слышное шипение игристого в бокалах, Тэхен пытается сосредоточится на чем угодно, лишь бы не дать себе упасть, одна неверная мысль и он проиграл. Пробежав кончиками пальцев по спине мужчины перед ним, он опустил руку ниже самодовольно ухмыльнулся. — А ты, я смотрю, прям ждал моего сообщения?  — У меня было целых двадцать минут, — откинув голову ему на плечо и одарив томным взглядом ответил парень. Тэ слегка подался бедрами вперед обозначая намерения и ждал чужой инициативы. Ему нравилось это, когда партнер отдавался ему сам, во всем, высшая степень доверия, которую он проявлял лишь с одним человеком. Тем самым, чьи глаза он видел в силуэте темнеющего города, под кем сам стонал, растекаясь ярким желанием задолго до оргазма, чью спину расцарапал, не контролируя себя. Он сжал пальцы на стекле сцепив зубы и подался навстречу, холодная поверхность не была такой податливой как кожа Гуки, она не шипела в ответ, не закусывала шею в наказание, она лишь отражала закрытые похотью глаза и их тела. Сильнее, еще сильнее. Тихий тонкий стон и резкое давление в паху подсказывало, что он на правильном пути. Город под его ладонями жил своей жизнью, пульсируя движением машин по артериям дорог, он же сейчас прижимал к стеклу свое живое лекарство от пустоты, втрахивая того в гладкую глянцевую поверхность, перемежая глубокие точные фрикции с подчас болезненными поцелуями, невольно двигаясь в такт с пробкой на дороге внизу. Остановиться, замедлиться, провести языком по загривку, ощущая чуть солоноватый вкус чужой похоти, чтобы ускориться, сбивая дыхание. Хорошо, это было хорошо, и он был хорош в сексе, истома легкой дымкой ползла вверх от внутренней поверхности бедра, приятным греющим теплом расползаясь по животу и груди. Лаская чужое тело, он получал в ответ комплименты в виде сдавленных стонов и собственной дрожи. Картинка перед глазами стала расплываться, смазывая контуры, но еще рано, он хотел звезд, но небо еще светлое. Оторвав руку от стекла, он протянул руку к чужому члену, парень зашипел и невольно дернулся, насаживаясь глубже — ловушка удовольствия. Холод тонких пальцев обжигал, и Тэхен это чувствовал, мурашки по спине, дрожь в коленках, но это было необычно и остро. Словно играя мелодию Тэ перебирал пальцами, ускоряя темп, отвлекаясь на короткие мгновения на то, как фальшиво для него звучит чужой голос. Звезд все не было. Они стыдливо спрятались в светлеющем вечерней зарей небе. Пара глубоких и точных движений, и по пальцам и окну расплылось пошлое пятно сползая крупными каплями на светлый ковролин. Грязно, но заводит. Тэхен закрыл глаза позволяя своему разуму унести его туда, где они кончали от одних поцелуев, доводили друг друга до мурашек одним взглядом, и главной целью было увидеть звезды одновременно. Звезда в этот раз была всего одна, она промелькнула перед закрытыми веками яркой вспышкой былых ощущений и, скользнув сквозь ресницы, упала на щеку слезой. Он практически упал на своего партнера прижимая его грудью к окну. Все-таки стоило выбрать кровать. — Вообще-то оно холодное, — раздалось недовольное бурчание.  — Извини, просто вид потрясающий, — ухмыльнулся Тэхен отступая назад.  — Второй раунд? - поправив густые темные волосы спросил парень, жестом указывая Тэхену на бокал. — И снова, извини, но у меня встреча в восемь, - протянул ему шампанское со столика Тэ и точным броском отправил использованную “резинку” в урну. Ты разбиваешь мне сердце, - притворно приложив руку ко лбу откинул голову его недавний партнер, совершенно не стесняясь наготы и нелепой картины брюк болтающихся на лодыжках. — Ты социопат, - ухмыльнулся Тэ, падая на кровать попутно высматривая, где он оставил свое белье и брюки. — Можно сказать, сердца у тебя нет. В том смысле, в котором ты пытаешься его представить. — Тогда проще, у нас есть час, и я хочу еще, — многозначительно толкнувшись языком в щеку, произнес он.  *** Возвращаться в этот ресторан было некомфортно, особенно после того, как Чимин узнал, кому он принадлежит, но волей судьбы, этот самый хозяин, закутанный в бинты и опутанный катетерами капельниц, лежал сейчас мирно в палате интенсивной терапии в более чем пяти кварталах от этого места, и точно не появится с неожиданным визитом. Но, пока он шел до стола вслед за худенькой хостес, ему постоянно мерещилось, что за ним наблюдает тяжелый темный взгляд с хитрым прищуром. Юнги тут был повсюду – в деталях, в черном глянце всех поверхностей, в высоких спинках кресел и бокалах с резкими гранями, в огромном баре, даже в чертовой люстре под потолком, что светом имитировала разводы воды – сукин сын, явно все делал по своему вкусу. Даже чертовы маленькие свечки в стеклянных стаканах, какой-то фетиш видимо. – Так вот что значит «всем вместе», – скривился Пак, увидев за круглым столом в самом конце зала, помимо Чонгука еще и Джина с Хосоком. – … я вообще не понимаю, как они издали это. У меня был трип на Бали, и я, если честно, смутно помню, как половину книги написал, – над столом прокатился очень узнаваемый скрипучий смех Сокджина. Те уже что-то обсуждали и лица у всех были озадаченные, но увидев его издалека Джин расплылся в улыбке, будто и не ожидал его здесь увидеть. Если б не черные круги под глазами и землистый цвет лица, можно было сказать, что он не изменился вообще – все те же плечи, все те же темные волосы, не знавшие краски, все та же улыбка. – Прошу прощения, – бросил он, присаживаясь на кресло возле Чонгука, будто специально садясь максимально далеко от Хоби. – Я верю, что повод для сбора важный, но мое дежурство заканчивается только в восемь. – Ничего страшного, – улыбнулся Гуки, пытаясь усмирить пассивную агрессию в голосе Чимина. – Ты в принципе в курсе всего, что мы обсудили, наверно за исключением «посылки» у Тэхена в офисе. – Он рассказал с утра мельком, – бросил Чимин, углубляясь в изучение принесенного меню, отдельно остановившись на карте бара – сегодня явно не день для здорового образа жизни. Чонгук отчего-то бросил на парня немного растерянный взгляд, будто ожидая пояснений, но затем, смахнув наваждение, вернулся взглядом в центр стола, где остывало достаточно много закусок. Собственная реакция ему однозначно не понравилась, некомфортно и даже слегка стыдно, будто в невинной фразе он отыскал целый кладезь подтекстов. Надо меньше разговаривать с Тэтэ. — Тогда не будем на этом останавливаться, потому что Джин получил весточку повесомее, – продолжил детектив, поворачиваясь к Киму. – Мне прислали рукопись, – сглотнул Джин, тоже явно подбирая слова и теребя пальцами ниточки, которыми была сшита достаточно увесистая стопка бумаг со слегка замусоленными краями. – Ну, ты ж вроде редактор? – изогнул бровь Чимин, стряхивая пепел с сигареты. – Пока не вижу ничего удивительного. – Да, – Джин вновь замялся, почему-то Хоби говорить об этом было легче, наверно потому что его в повествовании было не так чтобы очень много. – Но она о нас. – В смысле? – рука Пака замерла над пепельницей и слегка дрогнула. – В прямом, – не выдержал Хосок, поставив бокал с ярким коктейлем на стол. – Какой-то псих взял и описал все, что вы...мы, творили в Дольпагу. – Это книга про нашу школьную жизнь. Про разные ее аспекты. В том числе и про ваши взаимоотношения с Юнги, – перебив Хоби продолжил Джин, – и отношения Чонгука и Тэхена. Шатен выронил сигарету изо рта и резко повернулся к детективу, сидящему рядом. Тот вновь опустил взгляд в стол и перебирал большими пальцами сцепленных ладоней. Чимин потянулся за следующей сигаретой и подумывал заказать что-то покрепче вина. – Там возможно описано то, что вы бы не хотели выносить, но сейчас, я думаю, все написанное там важно, в сложившейся ситуации, – на одном дыхании продолжил Ким. – А откуда мы знаем, что написанное там правда? – приподнял бровь Чимин. – Мы даже не знаем, кто это сделал. – Это хороший вопрос, думаю нам надо проверить факты. Джин, ты полностью прочел? – кивнув на стопку спросил Чонгук. – Нет, примерно треть. В свете всего произошедшего, не могу заставить себя читать дальше, – потер переносицу Сокджин, ему действительно искренне не нравилось копаться в чужом грязном белье, тем более в интимных подробностях взаимоотношений людей, которых он считал друзьями, хотя бы тогда. Они же предпочли это скрыть, а значит это слишком лично для них. – Мы отвлеклись, нам же надо проверить правдивость, потому что не все верят, – вновь схватился за бокал Хоби, приподнимая взгляд в сторону неожиданно затихшего Чимина. Его душа в этот момент ликовала, все шло даже лучше, чем в иллюзорных диалогах, которые он строил в голове весь день. – Я просто до сих пор не могу понять, как мы собираемся это проверять. С нами нет как минимум Тэхена и Юнги, не говоря уже о Намджуне. И то, что правда для одного, может быть ложью для другого, – поднял на него непроницаемый взгляд Пак. – Факты, Чиминни, – улыбнулся Хосок, а самого шатена от этого обращения просто передернуло. – Я предлагаю проверить факты каких-либо событий. Просто было или нет. – Хосок прав, – наконец притронулся к своему пиву Чонгук. – Надо просто задать каждому из действующих лиц по вопросу. Задавать будет Джин. При том, если есть сомнения в правдивости сказанного, надо задать те же вопросы Юнги и Тэ...хену. – А где, кстати, он? Сам написал и сам не явился,  – забрал с подноса свой свежеподанный коктейль Хосок. – В психушке… – чуть закашлявшись от слишком глубокой затяжки выдохнул Чимин, туша сигарету. – Да, ладно...— шокирован Джин, – все-таки... – Он там работает, – вклинился Чонгук, – давай свой вопрос, а Тэхену мы потом позвоним. За столом повисла пауза. Джин мысленно перебирал все то, что прочитал об их отношениях, но язык не поворачивался что-либо из этого спросить. Для него вообще было чужеродным вмешиваться в те вещи, в которые его не посвящали. Копаться в чужом грязном белье, подсматривать, подслушивать — это все будто из параллельного с ним мира. Да он даже светскую хронику не читал, сплошная грязь и унижение для читателя. И сейчас, глядя на реакцию Чонгука и Чимина, Джин видел, как тяжело им дается это все. Возможно поднятая тема слишком интимная, чтобы обсуждать вот так за столом, еще и спустя столько лет, а возможно, каждый из них осознавал ошибку юности и сейчас просто не желал ее признавать. Но дело в том, что сейчас это был вопрос если не жизни и смерти, то уж точно спокойной жизни для них всех. Хоби же откровенно наслаждался, глядя на закушенную губу Пака и на дрожащие пальцы, не выпускающие одну сигарету за другой. В его понимании парень получал по заслугам. За годы пусть и неосознанных, но издевательств, за то, как оскорбительно стыдился сейчас своей связи с Юнги. Для Чона сейчас все поведение Чимина было возмездием, за треснувшую душу Мина, за всю ту боль, с которой Юнги вытаскивал из себя крючки, которыми они были связаны, за отвратительное ощущение собственной никчемности, когда в момент наслаждения он слышал не свое имя хриплым шепотом. Этим чувством можно было упиваться, оно пьянило даже лучше коктейлей. Превосходство, дешевое напускное, но все же превосходство, что сейчас он сидит тут и имеет право на любимого человека, а не прячет взгляд в пепельнице, нервно поправляя челку. Единственное, что действительно портило этот момент личного триумфа, то, что сам любимый сейчас в больнице, где власть, пусть и мнимая, не в его руках. – Где вы в первый раз поцеловались? – собравшись духом выпалил Сокджин, глядя на Чонгука. Все взгляды устремились на парня, а тот, казалось, был где-то не здесь. Слова застряли где-то в районе диафрагмы и давили на грудную клетку – глубокий вдох. И вместе с кислородом в легкие проникает целая волна воспоминаний и ощущений, в первый момент кажется, что от этого чувства противно до тошноты в горле, но потом оно теплом легкой дрожи разливается по телу и греет кожу изнутри. – На озере, в день осеннего бала, – раздался из-за спины Чимина голос Тэ, – и, кстати, это он меня поцеловал. Или у него еще тайные романы были и речь не обо мне? Чонгук одарил парня резким взглядом с тонким привкусом благодарности, сам бы он вряд ли смог открыть рот ближайшие минуты три, говорить о таком оказалось сложнее, чем Гук предполагал. Парень повернулся к Джину и кивнул. — Так и было, – голос слегка охрип от нервного спазма. – Я смотрю, вы перешли к «десерту» не дожидаясь меня, – улыбнулся Тэхен, присаживаясь между Чимином и Хосоком, — а еще «друзья» называется! За его спиной бесшумно появился официант, который на реплику «Как обычно», кивнул затылку Кима и исчез в стороне барной стойки. Чимин все это представление проводил недоумевающим взглядом. – Ты сам опоздал и не предупредил, – прочистив наконец горло ответил Чонгук. Теперь и ему стало некомфортно, они не виделись с Тэхеном с момента выпуска из школы и собственно их расставания. В последнее время они разговаривали исключительно по телефону, но слышать голос и видеть — это абсолютно разные вещи.  Гук, визуализируя собеседника во время разговора, видел в голове все того же тощего парнишку с копной непослушных волос, россыпью шкодных родинок и пронзительным взглядом, который, казалось, смотрел сквозь тебя. А сейчас перед ним был молодой мужчина в темно-серой тройке будто только что от портного, с идеальной укладкой темных волос, словно только что из душа, и такой жгучей самоуверенностью во взгляде, что больно даже пересекаться взглядом – обжечься можно. Что общего у этих двоих Тэхенов, так это дикая сексуальная энергетика, которая будто осязаемо расползалась по залу, заставляя гостей оборачиваться, пока он шел к столу, и такая же опасность. Он вел свою игру во всем и всегда, отстраненный с виду – замечал и запоминал больше, чем кто-либо. Детали, мелочи, нюансы — Ким считывал людей, не прощал обид, но никогда не действовал напролом. Он уничтожал недоброжелателей морально, давил словами, пусть и не так хлестко, как Юнги, и искренне не любил драки, в которых ему обычно нехило доставалось на пару с Чимином, как говорится за язык в ответе голова. Сейчас, спустя годы, казалось, что слабых мест у него не осталось, задеть человека, у которого самомнение и чувство собственного превосходства в помещения заходят раньше него – нереально. Но что-то неуловимое витало вокруг образа Тэтэ, словно призрачная дымка, что раскалывало всю картинку, покрывая глянцевый лоск мелкими трещинками. — Если грязные подробности вас не интересуют, чему я собственно рад, – скинул пиджак на спинку кресла Тэтэ – То, может быть, продолжим? Чимин недобро скосил взгляд на друга. Отвечать на вопросы об отношениях с Мином ему не хотелось от слова «вообще». И причина была не в стыде за содеянное, а в банальной интимности, которую хотелось сохранить. Это те картинки, что как фотонегативы надо хранить в темной комнате под замком, не пуская ни луча солнца, дожидаясь, когда они проявятся, каждую ночь молясь, что этот момент никогда не настанет и они померкнут неясными очертаниями на чистых блестящих листах. Потому что все произошедшее было в другом мире, в другое время, с другим человеком. Стыдливость за содеянное покинула его вместе со всеми эмоциями разом. Пусто. Тогда, сейчас, всегда, чтобы было кому-то. Пак не мог отвести взгляда от рукописи, лежавшей под рукой Джина, и внутри, собирался густой рой мошек, мерзкий гул почти застилал слух, и хотелось выломать себе ребра, чтобы успокоить мерзких щекотливых насекомых, что копошились будто перед грозой. Он знал, что это не предчувствие – это осознание. Неизбежная расплата за содеянное, с отсрочкой на неопределенное количество времени. И к шее вновь ползут призрачные пальцы, а в нос ударяет резкий запах влажной коры и цитрусов, холод вместе с тошнотворным отвращением с легкой вуалью нарастающего жара давит, и словно выталкивает его из собственных мыслей назад в шум ресторана. Хоби спорил о чем-то с Тэхеном, по всей видимости о корректности дальнейшего чтения. Чонгук что-то строчил в блокноте убористым почерком. И только Джин, будто уловив мгновенное помешательство Чимина, смотрел на него в растерянности, держа свой подготовленный вопрос на самом кончике языка. Шатен со скрипом отодвинул кресло и почти побежал в сторону уборной. Он толком не знал, где она, но сбежать хотелось неимоверно, ему было больно, физически, давление в груди нарастало, дыхание уже поверхностное, как при отеке легких. Был бы на нем галстук он бы стянул его не задумываясь, но на нем лишь рубашка, и ту из-за жары пришлось расстегнуть на грани приличия. Но воротник уже влажный и неприятно трет. Происходящее, что в душе, что вокруг, кажется сюром, цветным вакуумом из картинок, как в детской игре про крота, где надо успеть стукнуть вредителя молотком, но он не успевает закрывать их, их слишком много, они слишком яркие. Как настоящие фотокарточки. Проявились. Уже почти добежав до угла, на который показывала стрелка под заветными «WC» он столкнулся с кем-то. – Простите…—  на автомате почти прошептал Чимин, склоняясь в дежурном поклоне, стараясь обойти так не вовремя нарисовавшееся препятствие. – Это вы меня…– прощебетала невысокая девушка и осеклась на полуслове, глядя на него будто призрака увидела. Мгновенно побелев, она лишь схватила его за рукав похолодевшими пальцами. – Что вы делаете? – опешил Пак, выпутывая руку, но у кукольного вида брюнетки оказалась стальная схватка. – Отпустите меня. – Вы? – выдохнула она. – Живой? — Заходи давай, – толкнул его в сторону уборной Тэхен и через плечо бросил девушке. – Хаюн, не сейчас. И, захлопнув дверь в помещение, Тэ практически волоком затащил его в одну из кабинок и прижал к хлипкой стенке. Чимин предпринял пару попыток освободиться от неожиданно крепкой хватки с виду тщедушного друга и откинулся затылком на черную поверхность. – Что с тобой, блять, творится? – прошипел Ким, хватая его за полу рубашки. – Ты че, на наркоту подсел? От предположения друга шатену становится смешно. Он хирург, ему пить-то лишнего нельзя, не то, что употреблять запрещенные вещества, от него жизни зависят. Чужие, но не своя. – Отъебись, – выдохнул Чимин, перехватывая запястье Тэ. – Нет. Ты весь вечер сидишь будто мешком из-за угла ударенный. Чем, между прочим, неимоверно радуешь Хоби, пугаешь Джина и настораживаешь Гуки, – Тэхен лишь сильнее перехватил его рубашку и пуговица, не выдержав напряжения, с громким стуком отскочила куда-то на идеально чистый кафель. – Ты что творишь, полоумный? – наконец стряхнул с себя руки Чимин. — Как я, блять, по-твоему, должен сидеть? Если мы по сути сейчас обсуждаем мой личный дневник, который, блять, каким-то ниибическим образом оказался у Джина, хотя спрятан под семью замками в моей старой квартире. – Ты уверен? – отшатнулся от него Тэтэ. – Практически, – выдохнул Пак, уронив голову на грудь. – Кто мог взять его? У кого есть ключи? Родители? Домработница? — Юнги… Я так и не забрал у него ключи. *** – А где ты Пака потерял? – несколько издевательски спросил Хосок резким жестом откидывая челку со лба. – Мы ведем себя как подростки, — будто сам для себя пробормотал Тэхен, возвращаясь на свое место. — Что ты хочешь этим сказать? – спросил Чонгук, его изменения в поведении Кима по привычке мало пугали, скорее настораживали. – Что хотел, то и сказал, – усмехается Тэ, – мы все тут взрослые люди, кто-то даже преступления расследует. Но почему-то здесь вы все решили вести себя как подростки, для которых главное, чтобы родители не узнали.  – Мне кажется, у нас кроме Чимина этого уже никто не боится, – хохотнул Хоби, протягивая руку к пачке сигарет, оставленной как раз-таки Паком. – То, что сейчас происходит, ничем не отличается от обычного преступления, и наш недоброжелатель такой же преступник, – продолжил Тэ, игнорируя выпады Хосока. Чонгук лишь кивнул. — Мы не можем написать заявление про маскарад на мосту, любовные романы с нашим участием или подкинутые цветы, нас скорее в психушку упекут, чем всерьез вопросом займуться. Но мы можем сами найти ее. — Её? – удивился Джин. Книга, которую он получил, не выдавала в авторе женщину ни стилем языка, ни описаниями, она вообще скорее была обезличенной с точки зрения автора. — У нашего, эм, противника, давайте так это назовем, есть психологический портрет и я, как психолог, попробовал его составить. Хосок откинулся на спинку стула и закатил глаза. — Тэтэ, давай только без этого. — Вообще-то он прав, – подал голос Чонгук и опустил на стол стакан с так и не выпитым пивом. Сколько они тут сидят, он лишь пару раз пригубил заказанный лагер и лишь прокручивал высокий стакан в пальцах. —  Я и сам об этом думал. Тэхен расплылся в победной улыбке. — Вот смотри, ты когда хочешь с кем-то разобраться или припугнуть, ты же явно не цветочки подкидывать будешь? – обратился психолог к Джину. – Ты пойдешь и по-мужски поговоришь, морду в конце концов набьешь — Я не сторонник насилия, – хохотнул Сокджин, – но в целом ты прав. Ким продолжал улыбаться, на стороне его теории уже было трое, в том, что Пак согласится с ним, Тэтэ даже не сомневался, тот конечно вспыльчивый, но не идиот. — Так вот, к чему я это все, мы имеем барышню, которая точит на нас зуб и обладает крайне устойчивой психикой, чтобы быть терпеливой и прождать столько времени для… — Мести, – выдохнул Хосок глядя на полупустой бокал с коктейлем. – Она нам мстит. — Да, – согласился Чонгук, – Она нам мстит. При том вполне понятно за что, точнее за кого.  — Она считает, что мы причастны  к самоубийству Ли Хеджин, – произнес все-таки вслух Тэхен. – А мы причастны? – озвучил после паузы общий вопрос Сокджин.