Сломанная

Если бы это утро нужно было описать одним словом, то Чимин бы не задумываясь, ответил —  раскаяние. И дело тут даже не в том, что кто-то умыкнул его личные записи и выставил на всеобщее обозрение, и даже не в том, что он впервые за все время прилюдно практически подтвердил свои однополые отношения, и даже не в лучшем друге, с которым у него ночью случился не самый дурной в жизни секс, а во всем комплексе проблем, над которым красной нитью, золотым тисненым заголовком и неоновой вывеской сверху было имя – Мин Юнги.  У Тэхена хватило рассудка вчера остаться спать на диване в гостиной, но не хватило здравого смысла свалить до пробуждения хозяина дома, иначе как объяснить, что он сидел на кухне Пака по пояс голый, с абсолютно невозмутимым видом листал на планшете ленту новостей, закусывая утренний кофе свежеприготовленным тостом с маслом. Чимин же, кое-как собрав мысли и на ходу натягивая футболку, спускался вниз, и чуть не споткнулся на собственной лестнице, увидев друга за столом. Говорить он не мог, просто не знал, что сказать, можно было сделать вид, что ничего не было, что он ни хрена не помнит или, что это все плохой сон, но видимо у Тэ были свои планы. — Доброе утро, – абсолютно спокойно бросил он, возвращаясь к экрану планшета. Пак промолчал и лишь вздохнув прошел к холодильнику.  — Я похозяйничал немного, надеюсь ты не против, – все так же, не отрываясь от гаджета бросил Тэтэ. Чимин продолжал изучать содержимое холодильника, будто там было что-то интересное.  — Если ты хочешь обсудить произошедшее, я готов выслушать как специалист.  Пак, закинув голову к потолку, закатил глаза. — Что ты, блять, предлагаешь мне обсудить? – с размаху поставил он бутылку апельсинового сок на столешницу. – То, что мне вчера пришлось пережить очередной кризис прошлого? Или, блять, то, что мне пришлось обсуждать свои отношения с бывшим в присутствии его нынешнего? А может быть то, что мой член оказался в руках лучшего друга, по его, между прочим, инициативе?  — Можем обсудить все сразу, – Ким смотрел на него поверх экрана с нескрываемой усмешкой. – Кризис личности у тебя и не кончался. Обсуждение твоих с Юнги отношений в присутствии Хосока доставило тебе удовольствие. И тебе что, в клубах никогда не отдрачивали? Считай это взаимопомощью и разрядкой. — О неееет, – усмешка уже была и на лице Чимина, – у тебя всегда что-то за чем-то стоит. И не смей отрицать.  С этими словами он вновь отвернулся к рабочей поверхности и с остервенением швырнул на нее ни в чем не повинный хлеб. — Я и не собирался, – ответил друг, отпивая кофе. – Ты мне потом еще спасибо скажешь. — Блять, Тэхен, мы знакомы целую кучу лет, и поверь, еще ни разу за твои выходки мне не захотелось сказать тебе спасибо. — Как знать, – философски протянул Тэ, пряча улыбку в чашке кофе. – Кстати, тебе сегодня нужно наведаться в морг.  Тут Чимин слегка опешил и даже оторвался от намазывания куска тоста джемом. — Только разве что, чтобы опознать твой труп, — прошипел он и вернулся к своему занятию. — Нет, друг мой, тебе надо будет запросить в архиве результаты вскрытия Ли Хеджин. Нож выпал из рук. — Какого…? – повернулся он к Тэтэ, но взглядом искал сигареты на столе. — Хрена? Черта?  Все потому, что ты вчера пропустил самую занимательную часть нашей встречи. Где мы решили, что ты, как врач с лицензией хирурга, вполне себе можешь, не вызывая подозрений запросить отчет по делу столетней давности в архиве. — С этого места поподробнее, – не найдя пачку на столе, Чимин достал ее из ящика и присел напротив Кима. — Мы вчера пришли к выводу, что нам мстят особо изощренным способом, – откинулся на стуле Тэ, понимая, что наконец-то завладел вниманием друга. – И делает это некая особа женского пола, которая как-то связана с сучкой-Хеджин. Почему именно нам, и даже кому нам, пока непонятно, но среди жертв точно есть ты, я и Юнги.  — Ты хочешь сказать, что какая-то чокнутая думает, что это мы грохнули Хеджин? И теперь как в готических романах пытается вывести нас на чистую воду? – усмехался Чимин прикуривая сигарету. — Джин тоже так предположил, лично я не совсем с этим согласен. Наша мстительница думает, что мы к этому причастны, но доказательств у нее нет, вот она и ищет, кто именно это сделал. Ты – фигура очевидная, о том, как она за тобой таскалась, знала вся школа, и о том, что вы даже встречаться пытались, она растрезвонила всем, я — тоже понятно, именно я нашел ее труп тогда, вот с Юнги проблемы… — Ты мне об этом рассказать хочешь? – вскинулся Пак, и Тэ стало ясно, что лед тронулся. Возможно его ночную выходку они не скоро забудут, но Ким до сих пор свято уверен, что прав в своих действиях. А Чимин он отходчивый, вспыльчивый, но отходчивый. Психика, конечно, как у ранимого ребенка, который по ошибке попал в тело взрослого мужчины, да еще и со внешностью горячего соблазнителя, но стойкости ему не занимать. — Я о том, что непонятно почему первым под замес попал именно он.  Чимин уже почти открыл рот, чтобы рассказать, что скорее всего первым был отнюдь не Мин, а он сам, со своим личным дневником воспоминаний, но раскаленная игла стыда слишком быстро вошла в сердце – неподходящее время. Действительно, столько событий и дел, остается только надеяться, что подходящее так никогда и не настанет. Приступ самотерзаний прервал дверной звонок. И Тэхен с легкой улыбкой сорвался с места горной ланью, бросив на ходу что-то вроде — О, я открою. — Какого хрена? – искривил бровь Чимин и пошел за другом. Это утро было еще более абсурдным чем все происходившее за последнее время, безумно хотелось, чтобы наконец его кто-то ущипнул, и он проснулся.  — Лин Вэй? – услышал он еще из-за поворота к двери голос друга и напрягся, Пак не помнил, чтобы знакомил их. — Доктор Ким? – отвечает ему почти вздохом девушка. Тэхен, который, кстати, так и не оделся, и щеголял подтянутым торсом на контрасте с костюмными брюками, стоял живой статуей держа одной рукой дверь, а другой помогая себе подобрать слова, как иначе еще объяснить бессмысленные движения ладонью в воздухе. С другой стороны двери на пороге хлопала глазами миниатюрная брюнетка с бумажным пакетом с логотипом ближайшей пиццерии в руках. Чимин выглянул из-за плеча друга, надеясь, что тот ошибся и это еще какая-то Лин Вэй, но нет. Это была его бывшая невеста. И его друг. В 7 утра. В его доме.  — Только не говори мне…– зашипел Пак, угрожающе поворачиваясь к Тэ. — Я ее лечащий врач! – выпалил Ким и стыдливо повернулся к девушке, что стояла изваянием в дверях. — Ты не говорила, что ходила к психологу? – удивленно повернулся к ней Чимин вместо приветствия.  — Конечно, придурок, она ж из-за тебя и пошла! – осознав, что он ляпнул, Тэхен предпочел просочиться в щель между дверью и Чимином и вернуться на кухню. Повисла неловкая пауза, надо было бы пригласить ее войти, но что-то подсказывало Чимину, что вряд ли Тэтэ убрался в гостиной, а объясняться в этой ситуации было бы сложнее в разы.  — Он мой школьный друг, – опустил он голову, ладонью поправляя волосы. — Извини, я не знала, – пролепетала Лин Вэй дрогнувшим голосом. — Тэ хороший специалист, несмотря на то, что идиота кусок по жизни, он не будет мне ничего рассказывать.  — Да, – выдохнула девушка, протягивая пакет. – Я хотела забрать вещи и поговорить… — Да, проходи, – кивнул Чимин не поднимая головы, – поговорить наверно не получится. — В другой раз, – тихо сказала она и тенью проскользнула в дом сразу поднимаясь на второй этаж. Он откладывал этот разговор как мог, например, не появляясь дома, или игнорируя сообщения. И сейчас, он мог бы просто пригласить ее выпить кофе в той самой пресловутой пиццерии или поужинать вместе, но он очень сильно боялся увидеть вновь отвращение в ее глазах. Лин Вэй много лет была рядом, временами спасала своей молчаливостью и покорностью, он знал, что она его любила, любил ли он ее, большой вопрос. Он, по правде говоря, так и не выяснил для себя, что такое любовь, сколько не старался. Как только девушка скрылась наверху, Пак вновь влетел на кухню, где Тэхен уже успел заварить две чашки кофе. — Какого черта это было? – закричал Чимин. — Что? Она моя пациентка, я не должен раскрывать врачебные тайны даже друзьям. — Я не про это! Во-первых, нахрена ты ее довел, во-вторых, какого черта ты поперся открывать дверь в моем доме, еще и в таком виде?    Тэхен на это лишь ухмыльнулся и взглядом предложил другу присесть. — Чиминни, – почти ласково начал он, когда тот наконец сел на стул и потянулся к кружке. – Одолжи пару футболок, джинсы, дорожную сумку и зубную щетку. — Ты охренел? Зачем тебе все это?  — Затем, что мы с Чонгуком едем в Дольпагу и он заедет за мной сюда через 5 минут. Пак готов был биться головой о стену от эмоций, раздирающих его. На сцене этого театра абсурда сейчас только Чонгука не хватало. — Ты в конец охуел?! – после секундного помешательства пришел в себя Чимин. – Ты все это устроил ради Чонгука? Тэ, это не ты психолог, это тебя лечить нужно! — Успокойся ты, у меня есть одна теория и я ее проверяю, – пожал тонкими плечами Тэхен. — А чем проверка должна закончиться? Тем, что ты уложишь его на две лопатки? Или тем, что ты перетрахаешься со всеми друзьями? — А это уже тебя не касается, – щелкнул его по носу друг и, бросив взгляд в окно, направился к двери. Из кухни было прекрасно видно, как на подъездную дорожку шурша шинами по гравию заполз старенький седан, который рядом с большим блестящим внедорожником хозяина смотрелся несколько карикатурно. — Лучшая иллюстрация сегодняшнего утра, – пробормотал Чимин, стоя у панорамного окна и глядя на то, как акробатически аккуратно Чон буквально вытекает из салона, чтобы не задеть дверью машину Пака, которую тот вчера бросил чуть ли не на газоне, и как безуспешно пытается третий раз закрыть дверь своего авто. В доме Пака Чонгук выглядел скованным, осторожно озирался по сторонам и старался ступать как можно тише и ни к чему не прикасаться — ему хватило нервотрепки с машиной, стоившей больше его зарплаты за десять лет. Чимин же выглядел раздраженным и очень смущенным. До него медленно начал доходить весь маразм всего происходящего, и что он в его эпицентре, и единственное, чего хотелось, так это хорошенько вмазать Тэхену и никогда больше не встречаться взглядом с Чоном. Сам же виновник происходящего с напускным спокойствием и некоторой вальяжностью ходил по дому, собирал свои и чужие вещи в дорогу, и кажется даже успел прикончить третью за утро чашку кофе. И напряжения вокруг себя будто бы и не ощущал вовсе, а на самом деле просто физически чувствовал на своем теле два взгляда —  раздраженный холодный, колючий и заинтересованный, слегка прохладный. — Оденься, блять, уже! – ткнул ему в грудь черную толстовку Чимин, не выдержав. От кофе Чонгук отказался, курить ему не предлагали, выпить тоже, а вот последнего очень хотелось. — Тэ, так и не сказал зачем вы едете в школу, – попытался занять ставшую совсем неуютной паузу спросил Чимин, отпивая уже остывший кофе. — Мы…я…Тэхен предложил., – попытался собраться мыслями Чонгук и сложил руки на столе. – Мы должны поговорить с учителями и достать ее личное дело, чтобы выяснить контакты близких.  Пак аж поперхнулся. — Ты ж в полиции вроде работаешь? – приподнял он бровь. — Она дочь дипломата, при том, видимо непростого, все контакты закрыты, а той информации, что есть в общей базе, недостаточно даже, чтобы домашний адрес выяснить. — Понятно, – протянул Чимин. – А Тэхен тебе там зачем?  – Ну, это вроде как его идея, – опешил Чонгук. – И он психолог. — Хуелог, – пробормотал хозяин дома повернувшись к кофемашине. Их разговор прервал стук с лестницы и девушка, которая вошла на кухню, везя за собой габаритный чемодан. — Позвала бы, я бы помог, – кинулся к ней Чимин, только на ходу осознавая, как наверно неприятно слышать такие слова. — Ничего, я справлюсь, – тихо ответила девушка, поправляя объемный шоппер на плече. – Я оставила ноутбук, и кое-что из мелочей, места уже не было. И чемодан я верну. — Не надо, – поморщился шатен, вся эта ситуация и то, что у нее были свидетели, желчью отдавалась во рту. – Можешь заезжать как будет удобно, я всю неделю буду дежурить днем. — У тебя еще гости? – спросила девушка с легким беспокойством, выглядывая из-за плеча уже бывшего жениха.  Пак обернулся в Чонгуку, все так же каменным изваянием сидевшему за столом, и старавшемуся не смотреть в их сторону. — Еще один школьный друг. В глазах девушки застыл вопрос, который она никак не смела озвучить, несмотря на всю обиду, что клокотала в маленьком тельце. — Я готов, можем выезжать! – появился из-за угла Тэхен. Он выглядел так, будто пять минут назад не светил тут голой спиной и нечесанными кудрями. Идеальная укладка, свежий цвет лица, легкая поволока на глазах, даже костюм будто только что из химчистки.  Чимин лишь в сотый раз за утро закатил глаза. — Катитесь уже, — подтолкнул он к выходу Тэтэ. Чонгук, будто только команды ждал, уже стоял у входной двери, нацепив солнечные очки, видимо, чтобы соответствовать спутнику, который закинув на локоть кожаную дорожную сумку неторопливо шел к нему. От этой картины сглотнули двое, Чимин —  пытаясь проглотить язык и не ляпнуть ничего лишнего, и Чонгук — просто потому что резко захотелось. — Ну все, пока! – махнул рукой уже в дверях Тэхен. – До встречи, Лин Вэй. — Хорошей поездки, доктор Ким, всего доброго, Чонгук, — наклонила она голову в вежливом поклоне. Чимин направился к чемодану, чтобы хоть напоследок не портить карму, как вдруг замер. — А я разве представил вас?  *** Дорога в Дольпагу проходила вдоль горных хребтов, обширно раскинувшихся вдоль всего северо-востока страны. То ныряя в тоннели, то поднимаясь в самую высь причудливым полусерпантином и меняя пейзажи за окном как картинки в детской игрушке. Студенты интерната редко видели эту дорогу, на поезде было быстрее и комфортнее, как ни странно. Даже самые отъявленные “мажоры” предпочитали доехать на скоростном поезде до Сеульского вокзала и уже там пересесть в авто представительского класса, заботливо поданное родителями. Тэхён вообще видел ее только раз, когда отец приехал на выпускной, чтобы порадоваться за отпрыска, а на деле забрал домой еще раньше окончания праздника потерянного и полностью разбитого ребенка, который и слова-то ни проронил за весь долгий путь до столицы. Ким-старший явно в начале думал, что сын опять наглотался чего-то, пока они не остановились на заправке, недалеко от границы Канвондо и Кёнгидо. Возвращаясь из магазина с чеком на бензин и бутылкой воды для непутевого ребенка, он увидел то, из-за чего его сердце чуть не разорвалось второй раз в жизни. Первый был, когда Тхэсок узнал о смерти жены, а второй — когда увидел своего единственного сына рыдающим навзрыд на коленях в придорожной пыли у обочины дороги.  — Тэхен, сынок...— подлетел к нему отец на дрожащих ногах, – Что случилось? Тебе больно?  — Мне так больно...За что?  — Что случилось? Кто это сделал? – негодовал отец, удерживая в руках Тэхена, который продолжал захлебываться рыданиями и рвался куда-то, отмахиваясь от объятий родителя. Ким Тхэсок не готов был потерять сына, он, может, и не лучший родитель, но страх, что Тэ выбежит на проезжую часть в таком состоянии или же кинется к обрыву на другой стороне дороги, придавал невероятных сил немолодому мужчине, он крепко держал взбесившегося подростка, продолжая повторять, что все будет хорошо. Сын его, правда, последние годы сам прилагал все усилия, чтобы потеряться в прямом и переносном смысле, но видеть сейчас, как он искренне страдает, раздираемый душевными муками, отдавалось кровавыми ранами на собственной душе. — За что он так со мной, пап? – поднял на него наконец опухшие красные глаза Тэхен. — Он…? – опешил было отец. – Ты с кем-то поругался? Тебя кто-то обидел?  — Я ведь просто его любил… – глядя абсолютно стеклянными глазами, влажными от слез губами прошептал Тэхён.  До дома они ехали молча, Тэтэ то и дело проваливался в беспокойный и почти болезненный сон на заднем сидении, а Ким-старший много думал.  Утро Тэхён встретил с больной головой, опухшим красным носом и глазами. А ведь даже не пил вчера – не лезло. В который раз удивившись, как Юнги с таким разрезом глаз еще умудряется что-то видеть, он выполз из своей комнаты, понимая, что с папой придется объясниться. Как назло, он помнил все, что кричал, цепляясь пальцами за рукав отцовского пиджака и мелкую пыль обочины, помнил, как физически ощущал безумную пустоту и боль, которая криком рвалась из него, вышибая град слез. Ему не было стыдно, просто он хотел, чтобы отец или не узнал вовсе о его предпочтениях, или же узнал в более радостной обстановке. — Пап? – тихо начал Тэ, шлепая босыми ногами по плитке на полу кухни. Тхэсок пил кофе и курил, судя по одежде он еще не ложился с прошлой ночи. Он обернулся к сыну, будто тот застал его за постыдным занятием, но затем взяв себя в руки, зажатой между пальцами сигаретой указал на стул, напротив. — Пап, послушай…– попытался вновь начать разговор Тэхен, но отец жестом остановил его и придвинул пачку сигарет. — Я знаю, что ты куришь. Так что бери, возможно разговор тебе не понравится, – грустно улыбнулся отец, глядя на то, как по-цыплячьи полусогнутыми дрожащими пальцами, не отрывая взгляда от родительского лица Тэхен берет сигарету и не с первого раза прикуривает. – Я, наверно, плохой отец и твоя мама была бы очень мной недовольна. Каждый раз, когда мне звонили из школы и говорили, что ты куришь, пьешь, дерешься – я отмахивался и от них, и от тебя, думая, что ты перебесишься. Все мы были молодыми, и сам я, знаешь ли, не без греха. Но я не заметил, как совсем упустил тебя. Да, Тэхён, я совсем тебя оказывается не знаю. Твое вчерашнее откровение только показало мне, насколько я далек от собственного сына.  — Пап… — Подожди! – повысил голос Ким-старший. – Мне сложно принять твой выбор и я все еще думаю, что это твой протест. Таков мой мир и мир, в котором я вырос. Он не примет тебя. Сынок, ты понимаешь насколько таких как ты не любят в нашем обществе?  — Пап…– попытался он что-то сказать, но дым встал поперек горла. — Да что ты “папкаешь” мне все утро?! – сорвался на крик отец, – Сейчас начнешь говорить, что ты взрослый и сам все можешь решить, так вот – не можешь. Ты еще птенец, птенец, который даже на крыло толком не встал. Ты мой сын. А потом я подумал, насколько сильно была бы недовольна мной Джиён, будь она жива, что я отвернулся от собственной плоти и крови. Я не могу тебя поддержать, как поддержала бы она, не могу заботиться о тебе, как заботилась бы она, да я даже не могу наставление тебе толком дать. Но могу не мешать тебе сделать свой выбор. — Пап... — вновь подал голос Тэ, чувствуя, как слезы снова наворачиваются на глаза. — Ну все, не реви, – поморщился Тхэсок отводя взгляд, он все еще видел перед глазами истерику своего ребенка. – Я не скажу тебе больше ни слова по этому поводу, разберись со всем сам. Сейчас ты еще подросток, как бы ни старался выглядеть взрослым, но, если через десять лет ты приведешь ко мне знакомиться не девушку, и скажешь, что это твой осознанный выбор, я не скажу ни слова против, клянусь. Я, конечно, хотел внучку, чтобы у нее были твои глаза, глаза Джиён, но если моя судьба такова, то будь что будет. — Пап, – шмыгнул носом Тэхён и впервые за утро улыбнулся, – но технологии-то давно шагнули вперед. И вот сейчас, больше чем десять лет спустя, он стоял на той же заправке, где захлебывался пылью и слезами от разбитого вдребезги юного сердца, а тот самый негодяй, разбивший его сердце прямо в день выпускного, сейчас оплачивал бензин, а он сам, опершись на капот, докуривал вторую сигарету из пачки, стыренной у Чимина на кухне. И жизнь почему-то казалась ему не такой уж абсурдной и хаотичной.  Даже это утро можно было назвать добрым, несмотря на легкое похмелье, ноющую поясницу и злющего лучшего друга. Тэ мысленно себе сделал пометку отучить Пака курить этот дерьмовый “Мальборо”, кисловатый вкус которого четко ассоциировался с Юнги, не мог что ли вредный коротышка приучить Чимина к чему-нибудь другому?  — Готов? – окликнул его со спины Чонгук, возвращаясь из магазина с парой запотевших бутылок воды. – Если ты не в курсе, то на заправках курить нельзя. — И что, офицер, вы меня теперь арестуете? – усмехнулся Тэ, щелчком отбрасывая сигарету в сторону обочины. — Мусорить в национальном парке тоже, – закатил глаза Чон и бросил ему бутылку. — Наручники с собой? Без них я буду сопротивляться, – на отрывая взгляда от Чонгука, Тэ поймал бутылку на лету и даже не дернулся. — Это будет длинная поездка, – вздохнул Чонгук, прикусывая нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку. Они тронулись в путь, оставалось ехать примерно два часа до поселка возле Дольпагу, того самого, где в магазинчике у заправки у дядюшки Со они покупали какую-то сомнительную бормотуху под видом алкоголя. Дядюшка всегда руководствовался странными моральными принципами, что подростки найдут, что выпить и выкурить в любом случае, так пусть хоть принесут пользу, одной конкретной корейской семье, его семье. Чонгук не был особым любителем алкоголя, что в школьные времена, что сейчас, но почему-то выпивать с друзьями было очень весело. Он чувствовал себя полноценной частью их разношерстной компании, деля с парнями бутылку дешевого виски или же дорогой текилы, которую или Тэхен или Намджун регулярно тырили из домашних баров родителей. В силу юности и неопытности Гук не понимал, что не бутылка их связывает, и даже не команда, или же закрытый мирок интерната, а что-то большее, что-то, что они упустили, не понимая истинной ценности.  Украдкой кидая взгляд на Тэхена, который рассматривал пейзаж за окном, задумчиво подперев подбородок кулаком, Гуки вспомнил почему-то его разговор с Чимином. Пак перед выпуском был особенно нервным, он вообще весь последний класс был сам не свой, то огрызался ни с чего, то наоборот замыкался в себе. Тогда Чон думал, что это из-за смерти Хеджин, они вроде как начали встречаться прямо перед тем злополучным рождеством и той самой вечеринкой. Потом Тэхен рассказал про взаимоотношения Чима с отцом, и тем, как родитель давит на него с поступлением, и на каком месте господин прокурор вертел желание сына стать журналистом. — Что звал? Случилось что? – на ходу прикуривая спросил Чим, на дворе была ранняя весна, и он зябко кутался в потертую черную толстовку, что совершенно было не похоже на обычного Чимина с его яркими брендовыми шмотками. — Эм, да – оторвался от перил мостков Чонгук, протягивая руку для приветствия. Они виделись уже сегодня днем в школе, потом на обеде, затем и на тренировке, да даже на выборах нового капитана, но вся решимость к разговору куда-то улетучилась как дым от сигареты друга, и ничего лучше он не придумал чем подать руку, чтобы хоть как-то оттянуть начало разговора. – Я хотел поговорить с тобой. — Со мной? – усмехнулся, удивившись Пак. — Да, – кивнул Чонгук, подтверждая свои слова, скорее самому себе. Он все еще смутно мог объяснить, почему с этим разговором пошел именно к Чимину, просто Юнги уже не было в школе, а тот ценил Пака, как бы не ругался на него, но ценил и доверял ему. Ну, и кроме них троих никого, собственно, в Дольпагу-то и не осталось. Хосок не в счет, тот с ними уже полтора года не разговаривает. — И чем могу помочь? Денег занять? – сделал очередную затяжку Чим и накрутил на палец нитку, вылезшую из шва на запястье. — Нет, это скорее личное.  — Гук, – вздохнул парень, – Сорян, бро, но я тут не помощник. — Подожди, – неожиданно схватил его за локоть Чонгук, будто боясь, что тот уйдет. – Я не знаю, с кем мне еще поговорить об этом. — С Тэхеном.  — Нет, он не поймет, он…Блин, в общем, тут такое дело…Чим, пожалуйста, выслушай. Мне, правда, больше не к кому пойти, а нужен совет. Я раньше к Юнги за таким ходил, но его теперь нет — Нет… – зачем-то повторил Пак и вывернул руку из хватки друга. – Говори уже. — В общем, у меня вроде как отношения, – на этих словах Гуки Чимин присвистнул и приподнял брови. – Но я не могу понять, серьезно это или нет. — Воу, малыш Гуки стал совсем взрослым, – широко улыбнулся Пак. – А ты что подразумеваешь под серьезным? Вы сексом-то занимались? Если да, то считай для нее все серьезно. — Нет, то есть да, то есть ты не понял. Не в сексе дело. Тут другое. — Другое? – не до конца понял Чимин. — Я не могу до конца разобраться, люблю я человека или нет. И любит ли этот человек меня. Пак нахмурился и полез в карман за пачкой сигарет.  — И по-твоему я помогу тебе с этим разобраться? Ну, ок, – сказал он, чиркая колесиком зажигалки. – Представь, что этого человека нет рядом, он просто исчез. Что ты будешь чувствовать?  — Не знаю, мне наверно будет грустно, – пожал плечами Чон. — И все? – вновь приподнял брови Чим. – То есть просто грустно?  — Ну, мне сложно представить, и страшно. Я просто хотел бы быть вместе и дальше, после школы. Я уверен в себе, но не в другом человеке… — Так если ты не уверен, о чем вообще может идти речь?  — Мне просто кажется, что с моей стороны все серьезно, а вот с другой … — Гуки, если ты говоришь, что не уверен в серьезности с другой стороны, если ты говоришь, что тебе просто будет грустно от того, что человека рядом не будет, то тебе этот разговор не кажется бессмысленным? – зажимая пальцами одной руки сигарету Чимин пытался намотать на пальцы другой ту самую нитку. — Нет! – резко ответил Чон хватаясь за нитку и пытаясь помочь другу оторвать ее, но Пак резко отдернул руку, будто у него пытались забрать из рук что-то очень ценное. – Про себя я более-менее все понял – такого я никогда до этого не чувствовал, мне хочется быть рядом, касаться, целовать, – зарделся Чон. — А про нее? С ней-то что не так?  — Там, все сложно, мне кажется, что со мной играют… — Бро, если ты не уверен, что в один прекрасный день она тебя не разлюбит и не исчезнет, оставив тебе дыру в душе, то останови это сейчас, пока тебе без нее просто “грустно”. Слушай свое сердце, а не чужие слова. Люди врут друг другу, чтобы получить желаемое. — А если.. — А если хочешь продолжать, будь готов выть ночами в подушку, как сопливая девка.  Он тогда совершил парадоксальную вещь – послушал и не послушал Пака одновременно. И получил не менее парадоксальный результат – выл в подушку от того, что сам и натворил, и дыра в душе осталась столь огромная, что кажется из-за сквозняка даже мерзнет по ночам.  Сейчас пустота, конечно, подзатянулась, но время от времени, по ночам, наедине с бутылкой соджу, Чонгук все еще рассуждал, а могла ли его жизнь сложиться по другому. Осознание ненормальности их с Тэхеном школьной любви иногда волной ужаса накатывало, а иногда тихая тонкая писклявая боль и жалость к самому себе прижимали за плечи к дивану и не отпускали до рассвета. Но Чон запретил себе об этом думать, выбор сделан, у Кима теперь другая жизнь, мало чем отличающаяся от школьной, и сейчас они не на равных. Конкретно сейчас, он непонятно зачем согласился на совершенно глупую поездку, рискуя значком и репутацией серьезного копа, а Тэхен как всегда просто делает все, что взбредет в голову – например, закуривает в чужой машине не спросив разрешения. — Ты бы хоть спросил, – буркнул Чон, открывая окно пошире.  — Я спросил, но ты не отреагировал, – пожал плечами Тэ, затягиваясь глубже. — И ты решил, что молчание – знак согласия? – Чонгук все еще был недоволен.  — Я решил не мешать твоему внутреннему диалогу и сам принял решение. — Оно было неверным, – повернулся он, глядя Тэхену прямо в глаза.  — Ну, я на премию “Рассудительность года” и не претендую, – улыбнулся Ким, но взгляда не отвел. – Это просто сигарета, расслабься, запах выветрится — не успеем доехать. — За это время ты пол-пачки скурить можешь. — Я же не Юнги, – усмехнулся Тэ, – ты на дорогу смотреть не забывай. Чонгук будто вышел из кратковременного транса и машинально вернул взгляд на трассу. — Вы еще общаетесь? – аккуратно спросил Гуки. — Если можно так назвать, раз или два в месяц мы видимся, я приезжаю к нему выпить и расслабиться, а он всячески этому препятствует. Чонгук усмехнулся, он очень живо представил себе, как Мин отбирает из рук долговязого Тэ бутылку, ворча под нос, что тому уже хватит. Так оно и было в школе, Ким всегда имел особые отношения с алкоголем и даже когда они уже закрутили свой роман, стали парой, в общем, сдвинули отношения с мертвой точки, отношение это не поменялось. Пить, конечно, Тэхен умел, но меры не знал точно. И Юнги, как самый благоразумный, частенько с ним ругался по этому поводу. — Тэхен, блять, угомонись, ради бога! – шипел Мин, буквально вытаскивая из пальцев друга бутылку с сомнительного качества текилой. – Не хватало, чтобы и тебя отстранили!  — Меня не отстранят, – пьяно растягивая буквы улыбнулся Тэ, поднимая бутылку повыше, чтобы гордому Юнги пришлось прыгать за ней. – Меня, наоборот, в классах запрут!  Откуда в тот вечер взялась эта сомнительная паль никто не помнил, просто, когда они допили пиво и пошутили все шутки про внешний вид Джина и Юнги, которые надели форменные ветровки баскетбольной команды прямо поверх костюмов с галстуками, из ниоткуда нарисовалась текила.  На школьный бал они не пошли, чтобы поддержать Чимина и Чонгука, которые в этот период отбывали наказание. И сейчас жарко спорили, в чью комнату пойдет ночевать Хосок – нельзя было заявляться в жилой блок преподавателей в таком виде. Их, естественно, по голове не погладят за такое, но спасти друга от нравоучений отца это святое.  — Можешь идти к нам с Гуком в комнату, я все равно собирался на площадку, – отпивая из отобранной-таки бутылки сказал Юнги. — Ты по мячику-то не промахнись! – ржал в голос Джин. – Для тренировки погода не летная – тебя штормит.  Ответом ему послужил отставленный средний палец.  Гук же почти весь вечер грузился, не то, чтобы он так сильно хотел в класс или на осенний бал, просто было неприятно. Он свято верил, что поступал правильно, когда спасал задницу Тэтэ, но слова директора о том, что еще один подобный проступок и он потеряет стипендию, горьким осадком осели в душе. Тэхену-то насрать на эту школу, он тут потому, что отец уехал надолго по работе, а нанимать людей или просить многочисленных тетушек – проблематично. Гораздо проще заплатить фиксированную сумму в год, чтобы сынок был под присмотром, накормлен, одет, обут и даже чему-то научен, в не самой дурной компании. А для Чонгука это едва ли не единственный шанс в жизни хоть куда-то вскарабкаться, его не находили рекрутеры как Юнги, он сам написал письмо в Дольпагу, наивное детское, с замусоленной копией листа с оценками, и его приняли. Только он сам, а быть может и Мин, знает, как тяжело давались Чону первые недели обучения, он в прямом смысле загонял себя, чтобы показать лучшие результаты во всем, не спал ночами, делая бесконечные проекты, задалбывал Чимина и Тэхена с английским, который знал на уровне приветствия, когда они уже подружились, докапывался до Джина с презентациями, чтобы выглядеть не хуже других. Он и в баскетбольную команду пошел, просто потому что у нее было имя в школьном чемпионате. Чонгуку просто не хотелось быть таким “дном” как его отец. — Я так и не поблагодарил тебя, – заговорил Тэ, подходя к Гуку со спины. Уже совсем стемнело и по черной глади озера разлилась лунная дорожка, в легкой дымке пара от воды. Периодически казалось, что она рябит в такт отдаленным звукам современных хитов, доносящихся из актового зала – бал был в самом разгаре.  — Жалеешь, что ты не там? – усмехнулся Тэхен, проследив за взглядом Чонгука. — Нет, – покачал он головой и вновь зарылся в капюшон толстовки. – Совсем нет. — Тогда почему ты тут, а не со всеми? – спросил друг, усаживаясь прямо на холодный песок дикого пляжа.  — Не хочу пить, – пожал плечами Чон, – мне сегодня хватит. — Да, ладно, Гуки, – просто расслабься,  – улыбнулся Тэ. — Тэ, отвали, пожалуйста, ты все равно не поймешь. Я не хочу сегодня веселиться. — Джин и Юнги старались ради вас с Чимином. — Я им благодарен, но настроения нет. Иди ко всем и не сиди на холодном. — Уйду, если ты выпьешь это! – заговорщически улыбнулся Тэ, доставая из-за пазухи бутылку, украденную у Мина из-под носа.  Чонгук смерил взглядом знатно ополовиненную бутылку и перевел взгляд на блестящие глаза Тэхена. Он не уйдет. За то время, что они провели вместе, Гуки понял одно – Тэхен не знает слова “нет”. Если что-то взбрело в его взбалмошный мозг, то проще сделать, как он просит, чем доказать что это бессмысленно. Тяжко вздохнув он забрал бутылку с пойлом у друга и сделал опрометчивый глоток. Алкоголь мгновенно обжег гортань и удушающим жаром разлился по внутренностям. Пропускать ужин перед пьянкой – плохая идея.  — Малыш Гуки, ты это попробуй! – пошатываясь подбежал к ним Хосок, держа в руках странного вида сигарету. – Это же пропуск в космос!  На заднем плане покатывались со смеху Юнги с Чимином, показывая в сторону Хоби.  — Ему не стоит! – подскочил Тэ, хватая Гуки за запястье и одновременно забирая у Хосока косячок.  — Это еще почему? – возмутился Чонгук, выпутываясь из хватки длинных холодных пальцев.  — Ну, ты же у нас весь такой “правильный”, а тут травка, – затянулся Ким, задерживая дыхание, – и весьма недурная. — Дай сюда! – обиделся Гук.  — Неа, – улыбнулся еще шире Тэ, затянувшись еще раз. Хоби предчувствуя отказ тормозов у Тэхена, поспешил к остальным, видимо, чтобы предупредить Юнги. — Ты то сам мне бутылку в руки суешь, то теперь, когда я хочу попробовать, ты издеваешься! – обиженно крикнул Чон, ему на самом деле и не хотелось, просто достало это отношение – ты не знаешь, ты не поймешь, ты не пробовал. Да, не знаешь, не пробовал, потому что выживал все эти годы, а не жил. Он мороженое любил больше всего на свете, а не дорогущий алкоголь, который они хлестали последний год, потому что оно с праздником ассоциировалось. Чонгук звезды на небе любил, а не на вывесках отелей. Он форму свою холил и лелеял, потому это самая дорогая вещь в гардеробе.  — Это штука срывает тормоза, чтобы ты знал, – приподнял вверх тлеющий косячок Тэхен, – и я не уверен, что мы сможем сдержать такого как ты. Я себя-то сдерживаю с трудом.  — А ты не сдерживай! – зло выплюнул Чонгук не разрывая зрительный контакт и морально готовясь к возможной драке. На что Тэхен лишь окинул его расфокусированным взглядом с ног до головы и, неуверенно облизнув нижнюю губу, глубоко затянулся, глубже, чем в предыдущие разы. Не проглатывая дым, он в один шаг оказался рядом с ошарашенным Чоном, и в следующее мгновение прижался влажными искусанными губами к губам Гука. Тот приоткрыл рот в испуге и почувствовал травянисто терпкий вкус дыма с тонкой нотой алкоголя, сладковатая нега разливалась по языку, а сам он недоуменно хлопал глазами, пытаясь сфокусировать взгляд на Тэ, который крепко удерживал его за затылок, зажмурив глаза, словно от страха. Это длилось вечность или несколько секунд. Но за это время Чонгук не просто согрелся, он просто горел в ярком пламени стыда и адреналина. — Гуки, – выдохнул Тэ, оторвавшись от его губ. – Я не… — Давай я сам, – дрожащей рукой он все-таки забрал из пальцев Кима жалкий окурок, оставшийся от косяка, и, подняв глаза, медленно и глубоко затянулся.  Тэхен смотрел на него не отрываясь, ловя каждое движение, каждый блик на расширенных зрачках и не дышал в испуге. Дым оказался не сладким, а горьким, с привкусом сена, и абсолютно невкусным, он колол гортань и вышибал слезы из глаз. Хотелось выплюнуть его и помыть рот прямо в озере. Почему же в первый раз было так хорошо?  Случайная догадка вместе с градусом алкоголя поразила мозг и Чонгук медленно приблизился к Тэтэ. Тот в неверии и тихом ужасе приоткрыл глаза, завороженно следя за другом. В глазах Чона отражалась лунная дорожка, такая яркая и широкая, что солнца не нужно. Он сам прижался к губам Тэхена, стараясь как можно мягче выдохнуть дым, который терзал легкие, и сам не заметил как облизнул нижнюю губу Кима, собирая терпкость текилы. Это было словно “зеленый свет”, мурлыкнув что-то невнятное, Тэтэ притянул его к себе, нежно проводя своим языком по губам Чона, требуя чуть большего. Тот не сопротивлялся, а лишь наслаждался легкими касаниями языка и умелыми губами, что старались урвать как можно больше тепла от горячего дыхания Чонгука. — Гук, бро, хорош, пошли в общагу – холодно! – нарочито громко проговорил Юнги, откуда-то из-за спины Тэхена. И магия пропала, сказочный звездный мир, что вальсировал бесконечным хороводом перед глазами, вмиг стал обычным берегом озера с холодным песком и окурками. А нежное тепло от чужих губ превратилось в обжигающий стыд. Чон опустив голову и бездумно хлопая глазами обогнул опешившего Кима, и чуть ли не бегом на заплетающихся ногах, пошел за Чимином и Хосоком, которые уже собрали покрывало их импровизированного пикника и шли в сторону общаг. — Ноги переломаю…– обращенное Тэхену от Юнги, последнее, что он слышал в тот вечер, прежде чем уйти в себя и замечательный мир ярких фиолетовых звезд. — Ну, Юнги всегда был блюстителем порядка! – усмехнулся Чон, вновь поворачиваясь к Тэхену. — Только у самого грехов столько, что любой священник поседеет, – пробурчал Тэхен. — Наверно, – неоднозначно выдохнул Чонгук, возвращаясь взглядом на дорогу. Как минимум один грех у них с Юнги общий. Он до сих пор ненавидел холод, вспоминая, как провалился под лед, пока они тащили тело Хеджин к проруби, как его трясло всю ночь и от мороза, что пробрался до самых костей, и от осознания, что они сделали. Но тогда они руководствовались тем, что звали любовью, пусть и не говорили друг другу об этом. Неправильной, постыдной, но чистой любовью. Это сейчас, имея образование в области права и удостоверение детектива, он понимает, что посадить их можно было хотя бы за уничтожение улик, но тогда они безумно боялись, не за себя, а за тех кого любят, любили. Спроси Чонгука сейчас, смог бы он повторить это все? Он бы не задумываясь ответил – да. Все, кроме пневмонии и удушающего кашля в течение полутора месяцев.  Надо было рассказать Тэхену о том, что они тогда сделали, но почему-то страх объяснять почему, каждый раз заставлял зубы крепче смыкаться. И это, собственно, не только его секрет, у Юнги могло быть другое мнение по этому поводу, а с ним сейчас не поговоришь и не посоветуешься. Неловкая ситуация, с какой стороны не посмотри. Начинать разговор с фразы  “Как жизнь? А, кстати, мы тогда в школе труп Хеджин в прорубь скинули, чтобы не подумали что это ты или Чимин!”, но и молчать было опасно, ведь вся суета могла быть в том числе и из-за этого. — Тэхен, мне надо кое-что сказать…– невнятно начал Чон, собравшись духом и разумом. Ким помолчал пару секунд, уловив нотки нервозности в голосе Чонгука, и вновь полез к пачке сигарет. А ведь говорил, что не будет курить каждые три минуты, но интонации в голосе спутника, запускали вибрацию в районе живота. Выслушивать сейчас извинения или оправдания за то, что было в старших классах, Тэтэ был не готов. Он мог шутить на эту тему, заниматься самокопанием, использовать это как оправдание многим поступкам, но не слушать о том, что Гук жалеет. — Расскажи о себе, – выпалил Тэ, не с первого раза прикурив сигарету, и отвернувшись к окну. – Про меня ты все нарыл уже, а я ничего не знаю. Отрицание. Он не хотел это слушать, он не будет это слушать. Не было предыдущей фразы, не было этого раскаяния в голосе, что сводил с ума одинокими ночами, повторяя в голове заученные наизусть за столько лет фразы.  — А? – опешил Чон, явно не ожидая вопроса и такого откровенного игнорирования собственного порыва открыться. — Ну, нам работать вместе в школе, мы должны же знать хоть что-то о жизни друг друга, если собираемся играть в старых школьных друзей, – последнюю фразу, неожиданно даже для себя самого, Ким практически выплюнул. Гнев. Тэхена злила эта наивность, и своя, и чужая. Неужели так сложно было принять самого себя и свои желания? Почему в семнадцать они справлялись с этим лучше, не имея ни жизненного опыта, ни свободы от чужого мнения. — Я даже не знаю, что тебе рассказать, – провел по своим волосам Гуки – нервничает. – У меня все очень скучно – работаю в полиции, но это ты уже знаешь, закончил Академию в Пусане. И да, я о тебе тоже ничего не знаю, кроме штрафов за превышение скорости. — Это я и так мог догадаться, – фыркнул Тэ, стряхивая пепел в открытое окно. – Давай так, ты что-то рассказываешь о себе, а я — о себе. Торг. Не то, чтобы Тэтэ сильно горел желанием рассказывать, чем занимался последние годы, особенно вне работы, но теперь уже стало даже интересно, чем же жил все это время главный герой его депрессивных мыслей. — Ну, ок, я правда не знаю, с чего начать, – неуверенно пожал плечами Гук. — Семья, – выпалил Тэхен, он был уверен, что Чон сейчас отболтается общими фразами о родителях, еще больше был уверен, что Гуки с ними не общается. — Я был женат. Тэхен подавился дымом. С одной стороны, для него ничего не меняет, ведь “был”, а не “сейчас”, но верткий червячок сомнения, что Гуки все-таки “очистился” и смог перешагнуть свой школьный опыт уже вовсю вилял телом в мозгу психолога. — Был? - приподнял бровь он. – А дети? Собаки? Чонгук усмехнулся. — Да, был, разошлись быстро. Детей нет. Собак тоже. С моей работой сможет выжить только плесень в холодильнике. Что про тебя?  — Не женат. В серьезных отношениях не состоял. Детей, надеюсь, что нет, но уверенным до конца быть не могу. По крайней мере, в суд меня еще ни разу не вызывали. А родители?  Гуки замялся, закусив нижнюю губу. — Мой отец убил мою маму в пьяном угаре, почти сразу после нашего выпуска. И присел на пожизненное. Меня не было в тот момент дома, может быть иначе я мог бы что-то… Чонгук бесчисленное количество раз прокручивал в голове тот вечер, задаваясь одним единственным вопросом – а что если? Если бы он, как обычно не пошел на пляж, чтобы выплакаться в одиночестве, если бы он так сильно не зациклился на том, что наговорил Тэхену, если бы он был обычным подростком, без всех этих проблем, если бы внутри так сильно не жгло, так, что от любой мысли маешься, как загнанный зверь и даже стены давят, если бы он просто был дома, а не сбегал от своих собственных демонов. Чон нашел мать задушенной в крохотной гостиной их старого дома, и перед глазами почему-то встала картинка из гримерки театрального клуба, только Юнги  рядом не было, был только он и рыдающий пьяными слезами в приступе горячки отец, без конца повторявший как он не хотел и что она сама. Как он бил отца Чонгук не помнил, но он догадался по сбитым в кровь костяшкам, и по тому, что в себя пришел в соседней камере с родителем. Депрессия. — Как господин Тхэсок? – чтобы отвлечься спросил Чонгук.  — Все еще в Дубаи, они там кажется звезду смерти строят, судя по масштабам, – нервно облизнув губы и не глядя на Чона, ответил Тэхен. Он будто нутром сейчас чувствовал боль, исходящую от Гуки. – У него теперь там офис, так что я занял его сеульский. Звонит пару раз в месяц, последний раз я не взял трубку.  — Понятно, – протянул Чонгук. И понятно, что ни хрена за все эти годы не поменялось – Тэтэ так и шарахается по жизни как уличный кот, в надежде, что найдется на него свой альтруист, готовый подарить ласку, несмотря на всех паразитов и скверный характер. А Чонгук бродячим псом отвоевывает себе место под солнцем, старательно зализывая раны и с каждым годом все больше теряя доверие к окружающим.  Принятие. — Мы почти приехали, – кивнул на мелькнувшую меж деревьев крышу главного корпуса Ким. — Надеюсь нас там хоть кто-то помнит, – пробормотал Чонгук, понимая насколько осторожно в отсутствии ордера надо будет действовать. — А я надеюсь, что нет…