Быть может это ты

Звуки тяжёлых усталых шагов раздавались в абсолютном безмолвии дома. Такого большого, такого красивого и совершенно чужого для Алаза. Сердце оставило это место. Эшреф Сойсалан был этим сердцем. Он выстроил свой дом под себя, большая, нерушимая глыба. Создал особняк для того, чтобы его массивные, непробиваемые стены ограждали его семью от всех невзгод огромного мира. Только вот теперь эти стены рушились одна за одной, заставляя задыхаться, грозясь навсегда погребсти под собой всех тех, кто был дорог хозяину дома. Сердце остановилось, а душа так и не нашла здесь своего пристанища. Никто не вышел навстречу молодому мужчине, заслышав щелчок входной двери, никто не взглянул на него, когда он медленно поднимался на лестнице. Только лишь серые, дымчатые тени обступали его, слетаясь на его кровоточащие раны. Сегодня в этом доме стало ещё на один призрак больше. Больше на одну нестерпимую боль. И с ней он тоже научится жить… Но вот только научится ли? Полупустая бутылка, зажатая в судорожно стиснутой руке, звонко, словно набат ударялась о деревянные перила. И на этот звук из омута его памяти выходили мрачные обитатели особняка. Те, кто смотрел на Алаза с любовью и невыразимой тоской, в чьих глазах он видел сочувствие. Молодая женщина, такая какой он помнил свою мать из далёкого детства. Ещё не исковерканная, не потухшая от горя. Отец, герой его детства, ещё не вырвавший своими руками сердце этого места. Молодой человек замер, не в силах пошевелиться от боли при мыслях о дедушке. Нужно перетерпеть, отдышаться. Лёгкое прикосновение к руке и дрожь пробегает по телу. Снизу вверх на него смотрят чистые, блестящие детские глаза. И хочется рыдать от облегчения, хочется упасть на колени и прижать к себе маленьких Чаглу, Эдже, Алаза и пообещать им, что это всё дурной сон. Для них уготовано другое будущее. Но это всё обман, игра воспалённого сознания. Алаз уже много лет ни на кого не смотрит такими глазами, как в детстве. Только лишь на неё… На тонких губах расплывается улыбка и в хмельных глазах плещется адская смесь неутолённого желания и жгучей обиды. Сегодня она не стояла рядом, стояла напротив… Алаз проходит в свою комнату и устало опускается на край кровати. Дрожащими руками он сжимает кружащуюся голову и губы вновь трогает улыбка. Надо же, он ещё способен улыбаться… Интересно, что туманит разум сильнее? Выпитый алкоголь? Или удар о холодную, дребезжащую гладь зеркала, разбивающегося на рваные осколки? Нет, это Бунтарка, девочка Аси пьянит его, попадая прямиком в его кровь. На лицо наползает тень и губы сжимаются в тонкую линию. Нельзя. Нельзя думать о ней. Иначе чувство презрения к самому себе, стыд за совершённое затопит его. Как же он истерзал себя за эти дни, и даже пролитая кровь не унесла с собой отравляющее чувство вины. Порывисто стянув с плеч куртку, Алаз швыряет её на пол и с рваным хрипом опускается спиной на постель. Резко вскочив на ноги, молодой человек продолжает срывать с себя одежду, разбрасывая её по комнате, и устремляется в ванную комнату. Зубы плотно стиснуты, глаза закрыты, когда ледяная вода бьёт по кажущемуся раскалённым телу. Убежать от себя, от того, что причиняет страдания… и наполняет тело тянущей, сладкой болью. Но как же хочется уступить самому себе. Предаться своим воспоминаниям. «Эта ночь была настоящей». Несмотря ни на что она была настоящей. Вытянутые руки упираются в стену и по напряжённым плечам хлещут струи воды, стекая между сведённых лопаток. Тело вздрагивает, в груди не хватает воздуха. Изысканное наслаждение и перехватывающая дыхание боль. Это всё мысли о ней. И он уступает. Невыносимо признаться даже самому себе, что он не жалеет о случившемся. Паскуда и жалкий мерзавец. Пусть! В самом грязном месте, в день, когда его бессмертная душа, расколотая убийством, сгорала в аду, он прикоснулся к безусловной чистоте. «Это была она, девочка Аси! И я рад, что это была она! Только она одна! И она хотела меня, так же как и я её! Я знаю, что это правда!» - крутится в голове и сбитый в кровь кулак ударяется в стену. Чтобы она не говорила, как бы не храбрилась, бросая ему вызов. Какие бы слова с невозмутимым самодовольным видом не произносил сам Алаз, он прекрасно понимал, что эта ночь была нужна им обоим. И не было там ни фальши, ни обмана. Он пришёл «умирать» к её порогу, чтобы его Бунтарка стала самым ярким воспоминанием на всю его оставшуюся безрадостную жизнь. Пусть и у него в жизни будет искристый свет, на который он пойдёт, пусть будет живительная влага, которую он изопьёт до дна. Эгоистично, безрассудно, ведь сам он нанесёт ей новые раны, не исцелив прежние. Алаз ненавидел себя за то, что касался её «окровавленными руками», что его сознание было отравлено мерзким зельем, но он ни на минуту не пожалел, что это была Аси. Как бы ни старался себя убедить в обратном. Умирать и возрождаться в её объятиях, вот, что он хотел той ночью. Голова мужчины откидывается назад и упирается в стену. Пронзённый яркими, чувственными воспоминаниями, Алаз не в силах сдержаться стонет от наслаждения. - Ты для меня, как и я для тебя. - даже не осознавая этого шепчет охрипшим голосом Алаз. Вода струиться по шершавому подбородку, стекает по дёргающемуся кадыку. Так и её нетерпеливые губы порывисто приникали к его горячей коже, скользя всё ниже. Алаз судорожно вздыхает и запускает сведённые судорогой пальцы в короткие волоски на затылке. Проводит руками по шее, по груди, невольно повторяя путь дрожащих тонких пальчиков Аси. Мужская рука ложиться на напряжённый пресс, но это совсем не то… Воспоминание вспышкой пронзает Алаза, когда он представляет как девушка с несдержанным стоном опускает дрожащую прохладную ладонь ему на живот и тут же начинает стягивать его свитер. Ей мало, ей нужно почувствовать его полностью. Мужчина, шатаясь, переступает босыми ногами по влажному кафелю, представляя как двое любовников тесно переплетаясь, натыкаясь на стены движутся по обветшалому дому, приближаясь к убогой комнатке Аси. Его тело опускается на неё и вдавливает худенькое тело в продавленный матрас. Девичий вздох удовлетворения и Алаз с тихим рычанием вновь набрасывается на её губы, сминая их и не встречая никакого сопротивления. Только лишь бесконечное желание, чистое, безыскусное. Такое земное и при этом непостижимо высокое. На узкой, пахнущей затхлостью кровати они познают самое настоящее, что было и будет в их жизни. Нет, Алаз отказывался верить в то, что он оскорбил её, опорочил. Той ночью он поклонялся ей, приникая к трепещущему, раздираемому абсолютно неизведанными ощущениями восхитительному девичьему телу. Опьяневший от страсти, сотрясаемый желаниями Алаз накрывает узкие поджарые бёдра полотенцем и выходит из ванной комнаты. Вода не остудила его. Он не остынет, уже не сможет. Эта девчонка, такая худенькая, гибкая, словно ветка ивы, распалила его, запуская по его венам жидкий огонь. Лёжа на широкой постели, на мягких простынях, мужчина умирал наяву, представляя тот миг, когда его дрожащие руки стягивали с Аси спортивную майку серого цвета. Девичья грудь вздымалась, покрываясь мурашками от прохладного воздуха. Большие, карие глаза испуганно распахнулись. И в них был целый мир, когда Аси посмотрела на Алаза, склонившегося над ней. «Нравлюсь ли я тебе… Хороша ли я… Только не обижай меня…» - Восхитительная, такая одна… - хрипло, с неподдельным восторгом в голосе шепчет молодой человек, проводя ладонью по упругим холмикам груди и обводя трепещущими пальцами рёбра, скрытые под тонкой загорелой кожей. Аси порывисто обхватывает рукой голову Алаза и накрывает его губы своими. Чтобы он не видел слёз в ей глазах. Девушка выгибается дугой, желая впервые в жизни прикоснуться обнажённым телом к мужской груди. Сильные руки обхватывают восхитительно тонкую талию и с отчаянием прижимают желанное тело. Ещё ближе, уже без преград. Вот бы и между их душами не было преград. Вот бы и они смогли поговорить той ночью… Не только их тела, что кричали им о любви, о всепоглощающей страсти, которой они отдавались полностью, беззаветно. Греховная улыбка тронула пересохшие губы Алаза, когда он вспоминал как его язык скользил по напряжённым вершинкам груди, заставляя девушку нетерпеливо стонать и пытаться вырваться из его рук. - Они как черешня, словно ягоды черешни. Как цвет её губ. Теперь я понял, - сладко выдохнул молодой человек и положил под голову согнутую в локте руку. Кожа на животе напрягается и рана на левом боку даёт о себе знать. И тем не менее улыбка не сходит с его губ, несмотря на боль, а глаза всё так же лучатся светом, как и в тот момент, когда он вышел из машины навстречу ей. Навстречу острию ножа. Она как луч света проникла в омут его отчаяния, появилась когда была так нужна. Он не забудет её, теперь никогда, эта девочка навсегда у него внутри, под кожей, и на коже. Не страшно умирать от её руки. Он уже умирал в её объятиях. И это было прекрасно. Лишь бы не видеть таких затравленных любимых глаз, не видеть в них боль и смятение. Как тогда перед машиной, как на рассвете их единственной ночи. Кровь замедляет бег, дыхание выравнивается и в сознание с пугающей стремительностью врывается реальность всего произошедшего. Нежные, едва уловимые поцелуи покрывают щёки и дрожащие губы девушки. Алаз надрывно дышит, опаляя жарким дыханием изящную беззащитную шею. Девушка напрягается и поворачивает голову набок. Одна-единственная слезинка сбегает по скуле теряясь в прохладных гладких кудрях. Волны страсти неумолимо отступают, а впереди осознание того, что же она натворила. Аси решается посмотреть на молодого человека, который моментально улавливает перемену в ней и опирается на один локоть, нависая над ней. Сколько в её глазах вопросов, сомнений и он не сможет дать ответ ни на один их них… Аси пытается нащупать рукой свою одежду и начинает натягивать её на себя, стремясь прикрыться, сжаться в тугой узел. На её сгорбленные плечи ложатся мужские ладони, скользят вперёд и накрывают собой её скрещенные на груди руки. Упершись лбом в шею девушки, Алаз ничего не говорит, просто ждёт. Тело медленно расслабляется, уступая ласковым прикосновениям и Аси позволяет себе слегка отклониться назад, опереться спиной на грудь мужчины, который перевернул её жизнь, её представление о самой себе, о том, чего она хочет. Они плавно опускаются на постель, не размыкая рук на груди девушки, тесно прижавшись друг к другу и не глядя в глаза друг другу. Не сейчас. Быть может они поговорят завтра. Только вот Алаз понимает, что никакого завтра у него не может быть. Завтра он во всём признается. Спасёт Аси от самого себя. Но сейчас он не уйдёт, не растопчет то, что так боготворит в ней. Не сломит её дух. Он бы хотел, чтобы все рассветы Аси принадлежали ему, все ночи. Пусть у них будет хотя бы один рассвет. Это меньшее из того, что он может ей дать. Алаз поворачивается на бок и поджимает колени к груди. В этом огромном доме, на этой большой кровати он не сможет скрыться от самого себя. Будет бегать за ней как пёс. Аси права. Он подлец и поэтому не оставит её. Будет думать, лёжа в своей постели о ней. О хрупкой и такой сильной, о невинной, и такой испепеляюще страстной, об его Бунтарке. Быть может она сейчас думает о нём, свернувшись клубочком на своей узкой, убогой кроватке. Такая бледная, маленькая… Не болеет ли она сейчас? «Я бы псом лежал у твоих ног… Беспризорным псом лежал на твоих ногах, чтобы согревать тебя» - с мукой в глазах думает Алаз, вспоминая неподвижную, объятую жаром болезни девушку. Беспризорный, как и ты сама. Никому не нужный. И кто ещё из нас беспризорник?! В жизни каждого есть человек, без которого не сможешь, без которого всё теряет смысл. Но Алаз ни для кого не был тем самым человеком. И он это чувствовал. С самого рождения. Это ощущение жило внутри него, крепло, неумолимо разрастаясь, затапливая его яростью и безнадёжностью. Для матери это Али. Кудрявый мальчишка, до недавнего времени лишь бледное детское воспоминание в жизни Алаза. Он не мог победить его тень, не мог вытеснить его призрак из материнского сердца, а его плоть и кровь и подавно не сможет победить. Для отца таким человеком была мать. Несбывшаяся мечта, непокорённая вершина. Любовь, отравляющая всё вокруг, не дающая тепла, только холод. Отец был неправ. Он считал их любовь тлением углей. Но ровное, безмятежное тление углей не для Алаза. Теперь-то он это отчётливо понимал. Чистое, обновляющее, исцеляющий душу пламя — вот, что ему нужно. И только повстречав на своём пути Аси, он это понял. И только она может ему это дать. Гулко бьющееся сердце выламывало грудь и испуганный молодой человек сел на кровати, сжимая покрывало резко вспотевшими руками. Предвкушение чего-то судьбоносного, нестерпимое желание, чтобы это было явью, и вместе с тем порабощающий страх. Алаз резко тряхнул головой, отгоняя от себя не прошенные и такие нежданные мысли. Завтра похороны деда. Завтра он облачится во всё чёрное, наденет водолазку с высоким воротом, пальто и может быть одежда защитит его, скроет его мысли ото всех и к нему вернётся самообладание. Завтра он вновь будет готов встретить её. «Быть может я стану для тебя тем самым человеком, Аси… Быть может ты станешь им для меня...» - было последней мыслью Алаза перед тем как он погрузился в забвение, не приносящее отдыха и успокоения.