soundcloud

* * *

1

      Минхо — человек идейный.       И тут дело вовсе не в том, что он мог бы быть легким на подъем человеком, который загорается чем-то и идет до талого, не нуждаясь в мотивации, а только следуя за идеей, будто она Данко. Нет. Это означает, что в эстетичных картинках на pinterest он в первую очередь ищет подтекст и отсылки. В фильмах обращает внимание на мелочи типа заднего плана и цветокоррекции. Он не кинулся сразу судить актерскую игру или сюжет в «Сумерках», когда посмотрел впервые, а зацепился глазами за тоскливую палитру и вечный дождь в Форксе, примеряя эти обстоятельства на героиню. В песнях Ли тоже обращает внимание на текст. Танцевальное прошлое, конечно, дёргает тело за ниточки, цепляясь за бит и мелодию, но текст — первостепенно. Именно поэтому Минхо может часами наматывать экранное время телефона в soundcloud и искать те самые шедевры, которые заставляют бегать по комнате и заучивать текст наизусть, ведь он так откликнулся, и это же невероятно!       Он вообще любит искать смыслы во всём: от кофейных гущ, до скорости, с которой по небу плывут облака. Иногда бывает так, что он идёт из вуза в общежитие и останавливается где-то на полпути, разглядывая небо и размышляя на тему того, как много людей в этот момент смотрят на это небо вместе с ним. А иногда он стоит у общаги в тапках, переминается с ноги на ногу и думает о том, что сигаретный дым с запахом шоколада, который струится у него изо рта и растворяется в воздухе, — это тоже своего рода облака. Только его личные. И в этих облаках тоже можно искать причудливые формы и придавать им смысл. В общем, Минхо достаточно странный, чтобы о нем было сложно сложить правильное мнение. И его это устраивает, правда.       За двадцать лет он сумел пройти большой личностный путь. Да и многое у него есть. Например, учится он бесплатно, из родного города смотался, живет теперь в столице, отношения, крепкие, стабильные, долгосрочные, тоже имеются. Несколько друзей, которых Минхо считал кучкой чудаков, ведь они умудрились понять его, принять и терпеть. А ведь он противный, это правда. О таких, как Минхо, говорят «за словом в карман не полезет». И это тоже правда. Рубит с плеча сразу, зачастую даже не задумываясь о том, что его правда-матка может ранить чьи-то чувства. Поэтому в институте за ним закрепилось гордое звание «скандалист», хоть ни одного скандала он так и не устроил, но грозился. Просто не терпел грубости и наглости, а такое бывало. Почти со всеми преподавателями у него натянутые отношения, но его это мало заботит. В конце концов, такие отношения у него почти со всеми. Лишь самым близким была известна страшная тайна, что Ли Минхо ласковый, любит долгие ленивые объятия, разговоры о вечном да тупые шутки, такие, которые обычно называют «локальные». Чтобы узнать такого Ли Минхо, надо попотеть. Сломать три стены вокруг его души, доказать, что не предашь, чтобы он разрешил дотронуться, а не шипел, как кот, когда к нему тянут руки. Открыть окошко в свою душу и мысли, чтобы он продегустировал, сравнил со своим мировоззрением и доверился. В общем, Минхо сложный человек. В нём много доброты, много любви и много наивности, но это он и близким показывать не хочет. Проблемы с доверием, хах, как банально.       И все же были такие люди, которые прошли весь этот Форт Боярд и теперь звались «друзьями». Был Хенджин, пожалуй, единственный «привет» из прошлого. С этим парнем у него столько подростковых секретов, что сейчас всё их общение состояло из полуфлирта, который в каждую секунду грозился вылиться в активные действия. Минхо украл у Хвана первый поцелуй и страшно гордился этим. И всё же они друзья, хорошие причем, понимают друг друга хорошо. Хенджин всегда с интересом слушает всякие безумные идеи и размышления Ли, что было жутко ценно. Минхо мало кому доверяет свои мысли. Однако был еще один человек, который был так похож с Ли своими мыслями, что иногда от этого даже страшно было. Его звали Ким Сынмин — столичный мальчик, одногруппник и названый брат-близнец Ли. За два с лишним года они сумели выстроить такой прочный мост взаимопонимания, что его будет сложно сжечь. С этим парнем Минхо говорил абсолютно обо всем. Вот что в голову взбредет, то и выдает, не фильтрует. О таких, как Сынмин, говорят «громкий интроверт». Каждый раз, когда Минхо заглядывал к Киму в гости, они сначала распивали чаи, обсуждая политику и социум, а потом разговор как-то сам скатывался к историям из детства, и все это под громкий смех и самые искренние восклицания «Клянусь! Так и было!». Потом они обязательно включали just dance, потому что в гостиной у Сынмина стоял огромный телек, и они танцевали до упаду. Они понимали друг друга с полуслова, и это даже не образное выражение. Просто Сынмин говорил «обмен», а Минхо уже протягивал ему свою электронку, потому что купил сегодня пачку сигарет, а Ким вонючие палочки курить не будет, потому что мама унюхает с порога. Был ещё Чан. С ним Минхо ни разу в жизни не виделся, но он всё равно считал его лучшим другом, потому что за четыре года переписок они стали родными друг другу. Раньше могли сутки на пролет по facetime болтать, и темы для разговоров не заканчивались, а сейчас они такие важные, — студенты, мать его — но всё равно регулярно списываются и держат друг друга в курсе. Наверное, Бан был чуть ли не единственным, чьи смски он никогда не игнорировал. А это дорогого стоит.       А ещё у Минхо была девушка. Да-да, первые поцелуи Хвана и всё такое, но кризис ориентации он преодолел уже давно, причем довольно легко. Просто с детства знал, что не только девочки нежные и прекрасные, но и мальчики такие есть, и ему это нравилось. Что пережил Минхо ради этих своих стабильных отношений, нельзя уместить в описание парой строк. Слишком много нервов и сил он вложил. И всё же оно того стоило, наверное. Вот уже почти три года он не ходил в холостяках. История эта, отчасти, смешная, но всё же сейчас Минхо думает, что она достаточно грустная.       Бессонница уже третий месяц укладывала Ли на лопатки, но глаз сомкнуть не давала. Сейчас около пяти утра, он лежит на своей не особо просторной кровати в общежитии, курит, скорее от привычки, электронку, смотрит в потолок и не знает: плакать ему или продолжать тяжело вздыхать, подавляя тоску и дальше. В другом углу комнаты зубами во сне скрипел Ян Чонин — сосед и просто забавный парень, с которым Минхо похож, пожалуй, только темпераментом. Чонин обязательно по ушам надает, когда обнаружит к утру, что Ли опять не спал, но его мало трогала такая забота. Минхо просто не мог уснуть. Лучшая подружка, тревога, щекотала ему грудь изнутри, запуская в голове громкий локомотив из мыслей, у которого не было стоп-крана. Его в очередной раз посетила мерзкая мысль: «а может, ну его? пора заканчивать?», когда он видел свою девушку. Они сошлись до смешного быстро. Только-только заехали в общежитие на первом курсе, пару дней на то, чтобы познакомиться, пару пьянок соседними комнатами, чтобы понять, что заинтересованные взгляды взаимны, и пара шотов чистой водки без закуски, чтобы разделить первый пьяный поцелуй и только потом пойти на свидание. Она была первой у Минхо. И еще полгода назад Ли бы поправил, что первой и последней. И это касалось всего. С ней он первый раз сходил на настоящее свидание, с ней первый раз неуклюже занялся сексом, с ней в первый раз заговорил о будущем, о семье. А еще с ней он впервые пережил «расставания». Расходились они пять раз, Минхо помнит каждый. Но в итоге всё равно сходились. Пролитые слезы нужно считать литрами, потраченные нервные клетки — в квадратных мерах измерения, а опыт — бесценный. Минхо даже ездил этим летом к ее семье, познакомился со всеми, а Рождество они и в этом году планировали отмечать на его малой родине. Пусть кого-то это и насмешит, но они уже даже выбрали имена своим детям. Тогда Минхо думал, что это жутко интимно и вообще какой-то верх доверия. Да, признаться честно, он и сейчас так думает. Он любит её, всем сердцем любит. Ему казалось всю жизнь, что это чувство придумано кем-то, одна из теорий заговора на ровне с Иллюминатами. Но она открыла ему мир, в котором всегда пахнет домом, всегда есть причина улыбнуться. С ней ему захотелось поверить в happily ever after. Однако всегда найдется место для «но». Он поверил в счастливо и навсегда, но потом друг вспомнил, что ему всего-то, на минуточку, двадцать лет. Он вдыхал, ставший родным, запах ее шампуня, думая о том, что, наконец, затишье, все отношения выяснены, но вдруг понял, что эту любовь он будто заслужил, выбил в смертной битве. А это так разнилось с его уверенным убеждением, что любовь безусловна, ей не нужны причины и поводы. Он смотрел на её красивый профиль, вновь не держа в себе комплиментов, и говорил «ты такая красивая», но не слышал чего-то подобного в ответ. А ему хотелось. В конце концов, он такой же человек. Хрупкий по своей сути, нуждающийся в напоминаниях о том, что он важен, что ценен, привыкший быть в защитной позе, но искренне желавший опустить кулаки и не бежать от морозного ветра, а подставлять лицо, чтобы штиль целовал его щеки. Он молод и прекрасен, хоть и не понимал в полной мере насколько, и его нежное сердце хочет романтики, хочет движения, трепета и гостей в виде бабочек в животе. Но крепкие и долгосрочные отношения приводят всё в статику. И понял он это только сейчас. Дело даже не в отношениях как таковых, а в людях, как всегда. Она была тихой гаванью, а он — кораблем, который кинул якорь. Все предыдущие баталии их притирок сделали дыру в палубе, которую никто не посчитал нужным залатать, поэтому он и сам не заметил, что начал идти ко дну. Медленно, но так верно. Воды эти теплые и спокойные, комфортные, но дышать на глубине невозможно. Справедливости ради, она тоже любила его. Крепко и фундаментально. Приносила апельсины, когда он болел, мягко гладила по животу, когда мучило несварение, вкрадчиво слушала, когда наваливалась смертная тоска и обида не весь мир, целовала ласково в лоб, когда мысли пытались пробить дыру в висках. Делала домом всё, к чему прикасалась.       Минхо из тех, кто не ищет позитив. Он, грустный и депрессивный, уже смирился и менять это никак не пытался. Но сейчас, выдыхая в потолок сладкий пар, он опять содрогался всем телом, потому что ему мерзко от себя самого. Как можно любить человека и при том думать, что вся ласка и забота, которой тебя иногда одаривают, — не такая, какой хочется? Это эгоистично и подло. Но это правда. Слишком рано он стал домашним, слишком много он ещё не испытал. То, как проходят его будни, — ад, пусть и не буквальный, но ощущается именно так. Тяжесть на сердце появляется сама собой, когда он смотрит на, как привык думать, любовь всей своей жизни, хочет честно сказать, что она очень красивая, но осекается, потому что не услышит такого в ответ. Душно становится от того, что он понимает, что она, ответственная, проведёт очередной вечер в общежитии, делая какой-то доклад или реферат, но не пойдёт с ним прогуляться, не будет греть ладошку в его руке, потому что «милый, я правда не хочу сейчас выходить на улицу». Минхо тоже не хочет, но ему тошно в четырех стенах уже. Такое понятие, как quality time давно испарилось в их отношениях, потому что они живут в двух шагах друг от друга, нет трепета от встреч, потому что можно в любой момент зайти к ней в комнату и тихонько сидеть на кровати, смотреть, как она будет делать домашку. Ему хочется, чтобы она крепко-крепко обнимала и гладила спину, но она никогда так не делала. Она всегда обнимала до боли нежно, еле сжимая в объятиях. Хотелось тысячу и один поцелуй-бабочку на щеках и губах, но она всегда целовала тепло и долго, прижимаясь губами к виску. Хотелось нежного и тягучего секса, но и тот перестал быть чем-то особенным. Просто выплеск гормонов и вынужденная разрядка, как по расписанию.       Он звучно вздыхает и проводит ладонями по лицу. Неправильно все это. Руки сами тянутся к телефону. Наплевав на ранний час, он пишет другу смс:

сынмо

мне кажется, я схожу с ума еще чуть чуть — и я рельно вскроюсь

от себя тошнит уже

      эй эй эй       не в мою смену       пох на пары, пригоняй завтра ко мне, все будут на работе       Вот так и договорились. С Сынмином они могли не переписываться неделями, но это не тянуло дружбу вниз. Ким знал и понимал: Минхо просто такой человек, который живёт в своем коконе и редко из него вылазит, но никогда в беде не бросит. По крайней мере, Ли хотелось верить, что Сынмин это понимает.       За окном уже брызжет рассвет. Минхо даже не спрашивает, почему друг не спит и так быстро отвечает на его смски. Знает, что они с Кимом два сапога пара — живут с бессонницей и ничего с ней делать не собираются. Но Минхо она уже надоела. Он поправляет наушники на голове и смахивает одним движением чат, чтобы заученным движением нажать на иконку soundcloud. Пока приложение грузится, он снимает очки и трет кулаком сухие глаза, подмечая, что голова идёт кругом от недосыпа и усталости. Холодное зимнее солнце рисует тоскливый рассвет. Минхо не любит зимний рассвет. Он его вводит в еще большую тоску. Наконец, интерфейс прогружается, и Ли предвкушает это по-странному захватывающее занятие — поиск крутых ноунеймов и их амбициозных композиций с ужасным сведением.       В другом углу комнаты опять возится Чонин, причмокивает во сне, что-то бормочет. Минхо прислушивается к этому и усмехается, но с грустью, потому что ему бы тоже сейчас лежать и чмокать во сне, а не вот это всё. В любом случае, он нажимает на плейлист, который составил специально для такого случая, он называется «ноунеймы». Пролистывает вниз, видит рекомендованные приложением песни. И понеслась.       Он слушал песни до тех пор, пока утренний свет окончательно не обрисовал всю комнату. Пару песен понравилось — добавил в плейлист. Но в основном — ничего интересного. Вот же блять, даже его любимая охота на ноунеймов неудачная. Минхо тяжело вздыхает, тут же жалея об этом. Из-за поступившего в мозг кислорода в таком количестве закружилась голова. А сна ни в одном глазу. Расстроенный, он снимает очки, кладет их неаккуратно на стол и укладывается в кровать, закутываясь в одеяло. Что ж, по крайне мере, у него есть план «Б» — слушать до тошноты уже полюбившиеся песни. Минхо вообще можно сравнить с пингвином. Он цепляется за что-то, что ему понравилось: еда, одежда, музыка — и фиксируется на этом. Таким образом, он мог переслушивать одни и те же песни на репите месяц, а то и больше. Пару месяцев назад он наткнулся в soundcloud на исполнителя, у которого пятнадцать подписчиков и на каждом треке по два-три лайка. Некий j.one, песни которого Минхо уже знает наизусть. Этот парень был одним огромным исключением из правила всех ноунеймов «одна хорошая, остальным песням бог судья», у него каждая песня была хорошей. Вот прямо вообще без исключений. Странно то, что в каждой Минхо узнавал себя. Этот парень не пел о цепях, тачках, успехе и прочем.       «я чужой на этой земле.       кажется, что нигде не принадлежу сам себе.       как бы я не смеялся, это всё лишь враньё       как пришелец пытаюсь слиться с землёй.       никто не слышит меня в этой толпе       разговоры веду с отраженьем в стекле».       Не сказать, что Ли Минхо сентиментальный человек, но вот так, лёжа в постели, не спавший толком уже неделю, его пробивало на слезы, когда какой-то там j.one красивыми словами обрисовывает горькое чувство одиночества, которое живет в каждом, но лишь некоторых решает выбрать отличным местом для ПМЖ.       У Чонина звенит будильник. Минхо стратегически решает отвернуться к стене, чтобы сосед, открыв глаза, не увидел его хнычущую физиономию. Так утро точно не будет добрым.

* * *

2

      Переваливаясь с ноги на ногу в максимально неуклюжей манере, Минхо проклинает зиму. Он кутается в шарф как может, но даже это не спасает от морозного ветра. За спиной у него портфель, куда он закинул пару пачек рамёна. Зашёл в магазин перед тем, как поехать к Сынмину. Этот балбес, живя с родителями, всё равно отказывается иногда от домашней еды. Что ж, не Минхо его осуждать, но справедливости ради, тетушка Ким готовит отменно. Остановившись, чтобы устало выдохнуть, Минхо поднимает взгляд на многоэтажку, в которой тут и там горят окна. Сраная зима, темнеть начинает сразу после обеда. Ли грустно смотрит на дом, понимая, что он в очередной раз забыл этаж и номер квартиры. Видимо, память на адрес — это плата за хорошую дружбу. Он подходит к подъезду, раздумывая над планом действий. Он примерно помнит, как идти, но он больше, чем уверен, что промахнётся с этажом. Звонить или писать Сынмину смысла нет: говнюк точно оставил телефон где-то в квартире, а она у него большая, точно включил музыку на колонке и не услышит, что мобильник пиликает. Пару секунд Минхо усердно думает, но потом вспоминает, что как-то писал в заметках этаж и номер квартиры. Замёрзшими и покрасневшими пальцами он достаёт телефон. Вот оно. Радостная улыбка тут же трогает его губ.       Здоровается с консьержем, когда заходит внутрь, его тут уже знают. Заходит в лифт и чувствует, как ляжки начинает щипать, потому что такой контраст мороза и теплого помещения кожа не уважает. Очки от этого контраста тоже начинают запотевать, это Минхо вообще ненавидит. Заходит в лифт и нажимает нужную кнопку, замечая в зеркале свое отражение. Иу, ну и чудище. Румяный, взъерошенный, с запотевшими очками, которые сползли на самый кончик носа, ещё и ободок наушников зажевал волосы на макушке. Минхо не знает, кто и когда решил, что в этом может быть что-то очаровательное, и почему люди в интернете, когда пишут фанфики, описывают так героев. Он сейчас что угодно, но не очаровательный. Двери лифта закрыться не успевают, потому что кто-то врывается внутрь, насильно раздвигая дверцы. Минхо смотрит на запыхавшегося парня, ровесника, возможно, который неловко бормочет извинения. Он выглядит очень по-домашнему, а пластиковый пакет в руке говорит о том, что он выбежал в магазин неподалеку. Растянутые в коленях спортивки говорят о том, что он решил не заморачиваться и вышел прямо в домашнем. Минхо оглядывает его, не говоря ничего, потому что ему, если честно, похуй абсолютно, он всеми мыслями у Сынмина на кухне с теплым чаем и рамёном.       Минхо протирает краем шарфа запотевшие очки и видит, как парень нажимает на кнопку этажа ниже, чем нужно ему самому. Он мнётся неловко, шурша пакетом, и прячет руки в карманах куртки. Неловкость прямо чувствуется в воздухе. «Тревожный,» — с усмешкой думает Минхо, ни разу не осуждая, ведь сам такой же. Лифт дёргается, сотрясая все внутренности, и в кабинке играет ненавязчивая музыка. Минхо, если честно, очень раздражает музыка в лифтах, причина этому неизвестна. Он делает музыку в наушниках громче. Вот голос j.one ему очень даже нравится. И плевать, что он делает всегда звук так громко, что окружающие тоже могут слышать его музыку. Он смотрит тупо вниз, на свои ботинки, чтобы просто переждать неловкую поездку с незнакомцем в лифте, так и не увидев, что этот парень то и дело оборачивался на него, хмурясь.       Наконец, лифт останавливается. Минхо рефлекторно поднимает голову, но вовремя вспоминает, что это не его этаж. Парень выходит из лифта и перед тем, как двери закрываются, Минхо видит, как незнакомец оборачивается и смотрит прямо в глаза Минхо с какой-то непонятной эмоцией. Он бы обозвал эту эмоцию «ахуй», но это не точно. Минхо выгибает бровь, пытаясь понять, что всё это значит, а когда лифт закрывается и снова трогается, он продолжает смотреть на закрытые двери, глупо моргая.       Неловкость от странной поездки в лифте исчезает ровно в тот момент, когда Сынмин открывает ему дверь в квартиру. Как и ожидалось, на всю работает колонка, которую Ким притащил на кухню, сам он плавал по квартире, подпевая любимым песням во весь голос, кстати, Минхо очень любил слушать, как друг поёт. Ким встречает его теплыми приветственными объятиями и улыбкой.       — Кайфуешь? — улыбается Минхо, снимая верхнюю одежду и обувь.       —Да, — радостно звучит голос Кима с кухни, куда он сразу же ушёл, чтобы поставить чайник, — конечно кайфую, весь дом в моем распоряжении. — Минхо понимающе кивает и усаживается за стол, ставя портфель на соседний стул.       —Тётя приготовила что-то?       —Угу, — пританцовывая музыке, которую он сделал много тише, Сынмин подходит к холодильнику, — голодный? — это вопрос скорее приличия ради, потому что он уже доставал кастрюльки и контейнеры.       Минхо любил этот дом. Правда, ведь живя в общежитии, вдруг начинаешь скучать за собственной кухней, диванам и прочим мелочам, которые делают дом домом. А вот так, время от времени заглядывая в гости к другу, он немного унимает эту тоску. Плюс, какая-никакая, но смена обстановки. Пока Сынмин возится на кухне, Минхо уходит в комнату, чтобы вытащить из его шкафа домашнее, переодеться и помыть руки. Туда-сюда, из кухни уже слышится зазывающий запах домашней еды вперемешку с острым запахом рамена. Ли лениво чешет живот, когда снова усаживается за стол, предвкушая тяжкий разговор по душам и вкусный ужин.       Сынмин выключил музыку на колонке и уже ждёт его, смотря своими большими глазами в самую душу.       — Ой, — отмахивается Минхо, помешивая палочками дымящуюся лапшу, — не смотри так, а.       — Мы отменяем суицидальные мысли, Минхо, — щебечет Ким, — по крайней мере, ты точно не двинешь коней раньше, чем это сделаю я, — усмехается. Пожалуй, депрессивно-суицидальные шутки — львиная доля репертуара этого дуэта. Кто вообще сказал, что все люди с депрессией выглядят также, как Хаул, заплывший в грустной жиже? Бред. Вот они, допустим, до слез могут смеяться над мемом с котом, а потом просто кто-то вкинет фразу типа «Эх, вот бы щас повеситься…», а второй согласится. — Рассказывай, что случилось.       Минхо не знает, как начать, потому что, по ощущениям — его личным так точно — по сути и говорить-то нечего. Все его проблемы вдруг кажутся надуманными, не стоящими внимания. С другой стороны, он сам точно знает, что любую проблему, чтобы найти ей решение, нужно озвучить. А заниматься самокопанием он умеет так виртуозно, что иногда эти мысли так вмешивались в общий ритм жизни, что отличить самокопание от рутинных размышлений уже нельзя было. А Сынмину он доверял. Этот парень, как никто другой, мог прочесть его эмоции, с распознанием которых у Минхо тоже были порой проблемы. Сынмин, что очень ценно, всегда честно говорил свое мнение. Ничего не утаивал. Если «хуйня», значит, и правда хуйня. Если «разъеб», значит, так оно и есть.       — Мне кажется, я хочу расстаться, — тихо говорит Минхо, меланхолично смотря на то, как лапша соскальзывает в горячий бульон с палочек.       — Хм, — Сынмин тоже не смотрит на него. Он накладывал себе в отдельную тарелку салат, на глаз прикидывая, сколько съесть, чтобы в желудке ещё осталось место на десерт, — аргументы?       Минхо задумывается, пытаясь сформулировать правильно мысли, чтобы речь не превращалась в кашу. Такое часто бывало, когда он нервничал или был очень взволнован, всё, что выходило из его рта, смешивалось в одно месиво, в итоге превращаясь в нечленораздельные звуки. Он тоскливо захватывает палочками размокший кусок гриба, гоняя его по тарелке.       — Ну, мне двадцать. Так?       — Так, — Сынмин заворачивает кусок мяса в салатный лист и протягивает его Минхо.       — Но я чувствую себя так, будто вся жизнь мимо проходит. Как будто я в ебучем манекен челледже, — он принимает салатный сверток, одним движением засовывая его за щеку, — как будто я с ней в браке уже лет тридцать и мы тупо сожительствуем, — договаривает и принимается жевать.       — А чего ты вообще хочешь от отношений? — в этом и была прелесть Ким Сынмина. Он никогда не кидался словами просто так. Сначала выяснит, что да как, а потом уже скажет, что сам думает.       — Не знаю, — жмёт плечами, — романтики? Ну, типа, — плохо прожевал мясо и когда глотает, болезненно жмурит глаза, проталкивая еду в пищевод, — я вдруг понял, что, возможно, я заслуживаю немного большего?       — Ну, учитывая, сколько ты пережил ради этих отношений, — кивает Ким, — точно заслуживаешь. Ты с ней говорил по этому поводу?       Минхо тяжело вздыхает, проводя ладонями по лицу, и зачёсывает назад челку. Жест самоуспокоения, который помогает ему собрать все мысли в кучу.       — Ты же знаешь её, — он смотрит прямо в глаза Сынмина, надеясь, что он прочитает его мысли, и ему не придется озвучивать всё, — разведет руками и скажет: «Ну, я такая». И я не могу винить её. Она тоже много старалась для нас.       — Ну ты же понимаешь, — Сынмин тычет палочками в его сторону для большей убедительности, — что иногда люди спустя большой промежуток времени понимают, что не совсем подходят друг другу. И это жизнь. Это нормально. Никто же не говорит со скандалом расходиться. Если ты чувствуешь, что всё, отношения себя исчерпали, то ты не должен сидеть в этом болоте. Ты можешь двигаться дальше. И она тоже.       Минхо притих. Сидит, смотрит на палочки перед носом, не мигая. Сынмин, черт его дери, прав во всём, в каждом своём слове. И не то чтобы он открывает Минхо какие-то секретные материалы, он и сам всё это понимает. Но иногда так важно услышать мнение со стороны. Но еще лучше, конечно, прислушаться к нему. Эх, как хорошо, что Минхо виртуозно умеет перекладывать и избегать ответственность. Если что, скажет, что это Сынмин всё придумал. А Минхо что? А Минхо ничего, он просто… Поток бреда в голове парня прерывает громкий звук, доносящийся из квартиры снизу. Он и Сынмин синхронно подпрыгивают со страху на месте. Минхо крякает от неожиданности, а у Сынмина палочки вываливаются из рук, одна приземляется аккурат в тарелку, брызгая бульоном, а вторая беспомощно укатывается со стола на пол. Минхо глупо моргает несколько раз, смотря на Сынмина с вопросом в глазах.       — Сука, заебал, — лаконично выдаёт Ким, лицо его не выражает ни одной читаемой эмоции, а под конец только нервно дёргается нижнее веко.       — Что это, блять, такое? — Минхо смотрит под стол, будто бы он сможет увидеть сквозь пол, что происходит этажом ниже.       — Это ебаный сосед, который на той неделе въехал в квартиру и теперь, по ощущениям, решил там все разбомбить, — Сынмин нехотя встаёт со стула, чтобы подобрать палочку с пола, замечает, что бульон измарал ему всю футболку, матерится себе под нос и многозначно вздыхает, — погоди, это только начало, — он злобно кидает палочки в мусорку, недовольно хлопает кухонным ящиком, доставая новые, — он ещё петь начнёт скоро, — бросает взгляд на настенные часы, — сука, как по расписанию, всегда в одно и тоже время.       Минхо делает лицо, которое можно назвать только «да, треш» и снова смотрит на пол. В целом, он не так уж и против того, что случилось, ведь нить тяжелого разговора потерялась, и теперь они могут переключиться на другую тему. Обхаять нерадивого соседа, ну, а потом, к самому сочному — обсудить ненавистных одногруппников. Минхо гордо носил звание «изгоя» в группе, но, к счастью, Сынмин и тут его не бросил. Вот такие они, Бонни и Клайд, одни против всех. Зато всегда есть свежие сплетни для обсуждения.       Всё, что было на столе, они умяли быстро, профессионально, не оставляя улик. Самое крутое, что у Сынмина в загашнике всегда были какие-то сладости, а ещё у него была крутая кофемашина, которую Минхо побаивался, но американо она ему делала и слава богу. Наевшись досыта и прихватив с кухни пакет со сладостями, они переместились на диван в гостиной. Сейчас, по классике, начнётся традиционный просмотр ютуба. Сынмин удобно разваливается на диване, вытягивая ноги, Минхо тоже усаживается, но более компактно, потому что он всё ещё стесняется занимать много места в чужой квартире. Он положил на живот несколько конфет и шуршал обертками, пока Ким включал ленту ютуба на телевизоре.       — Что будем смотреть сегодня? — участливо спрашивает друг.       — Не знаю, мне похуй, главное, чтобы потом был just dance, — отмахивается Ли.       — Справедливо.       Ким даже не успевает набрать в строке поиска буквы, как замирает всем телом, а его голова падает вниз, он смотрит на пол. Минхо сначала не совсем понимает, что случилось, но в образовавшейся тишине он вдруг слышит голос, доносящийся из квартиры снизу. Как Сынмин и обещал, сосед начал петь. Минхо это смешит сначала, потому что, зная Сынмина, тот и сам не прочь попеть в полный голос, когда дома никого нет. А потом смех сходит на нет. Он напрягается всем телом и даже свешивается торсом к полу, как будто это поможет лучше услышать всё, что происходит в чужой квартире.       — Да ну нахуй, — не веря, говорит он. Сынмин смотрит на него скептически, — да быть этого не может! — его глаза хаотично бегают то на пол, то на лицо друга.       — Что?       Минхо вскакивает на ноги, путаясь в них, и чертыхается, семеня быстро на кухню, где оставил телефон. Хватает гаджет со стола и тут же бежит обратно в гостиную, на ходу включая soundcloud, а когда тормозит у дивана, чуть не валится с ног, проезжаясь по паркету носками.       — Ну-ка, мистер «музыкальный слух», скажи, я ебнулся или это он? — Минхо включает последнюю прослушанную песню из плейлиста, ту самую, «alien», того самого j.one, и подносит динамик ближе к уху Сынмина, который скорчил такое кислое лицо, будто лимонов объелся.       Тем не менее Ким напрягает слух, то прижимая телефон, то убирая его, чтобы сравнить с голосом соседа. С каждой секундой его лицо меняется в эмоциях от сконфуженного к сбитого с толку. Минхо всё это время смотрит на него пристально, сидя на корточках у дивана.       — Да ну нахуй, — в итоге выдает Ким, —реально он. Может, по батареям постучим?       — Нахуя? — в тон ему отвечает Минхо. — Не мешай ему, он гений. Если он записывает свои треки вот так, в квартире, а не на студии, то он даже больше, чем гений.       Сынмин искренне заливается смехом от того, с каким серьезным лицом Минхо всё это говорит. Он ставит на паузу трек, пролистывая всю фонотеку Минхо и присвистывает, видя, что там подряд идут штук семь песен этого парня.       — Он настолько хорош, что ты все треки пролайкал?       Минхо выхватывает свой телефон из рук друга.       — Самородок, клянусь. Даже песня про нуну, видимо, это его подростковые мечты, и та хороша.       — Песня про, прости господи, что?! —Сынмин валится на диван, хватаясь за живот от смеха.       Пара движений — и Минхо открывает под последним треком секцию комментариев, одновременно с этим кивая Сынмину, мол, да-да, мы все не без греха. Пальцы быстро набирают комментарий, да и на кнопку «отправить» он нажимает без раздумий.       «В жизни твой голос звучит намного круче, бро».       Впрочем, хотя Сынмин и продолжает хохотать, Минхо чувствует себя немного странно. Ведь именно так, сидя в чужой квартире и слушая пение незнакомца, он впервые осознаёт, что готов к изменениям в своей жизни. А живот начинает крутить не из-за несварения, а из-за чего-то, что подозрительно похоже на трепет крыльев роя бабочек.

* * *

3

      Минхо что угодно, но не фаталист. И как же он был наивен, когда думал, что, вернувшись в общагу из гостей, непринужденное чувство легкости не покинет его. Ан нет, покинуло, да так поспешно, что он даже не успел насладиться им вдоволь.       Чонина в комнате не было. Ушел в зал, наверное. Такой вывод сделал Минхо, когда зашёл в комнату и не увидел на привычном месте спортивной сумки соседа. Оно и к лучшему. Потому что тоска навалилась на него с новой силой. Ему даже не хочется включать свет в комнате, он просто подключает гирлянду, чтобы не спотыкаться об углы.       Он валится на кровать прямо в куртке, чувствуя себя глупым мячиком, катающимся из стороны в сторону.       Голова снова забита тяжелыми мыслями о ближайшем будущем. Ну и что ему делать-то? Тут наваливается и чувство стыда, что он собирается разрушить то, что строилось так долго и усердно. Тут и тревога о том, а как она воспримет всё то, что Минхо ещё не придумал, но должен сказать. Он хочет для неё только лучшего, ведь любит, по-своему странно, не горячо, как этого хочется, но любит. Нельзя просто взять и вырвать из сердца тёплые чувства к близкому человеку. Он слышит из соседней комнаты знакомый звонкий смех. Сам невольно улыбается, представляя, как она хохочет с соседкой над чем-то. Но только улыбка эта тоскливая такая, что просто пиздец. Он даже думает, что было бы проще, если бы они поругались и разошлись со скандалом — быстро и без разговоров. Но вот незадача, они и не ругались то никогда по-настоящему. Минхо горазд поскандалить с кем угодно, но не с близкими.       Нехотя вылез из куртки и тут же нацепил на голову наушники, чтобы не слышать её приятный смех, чтобы не думать, чтобы просто быть. Руки сами собой включают все песни j.one, он находит в них какой-то иррациональный покой. Просто теряется в словах и музыке. Это какая-то приятная функция его мозга — придумывать каждый раз разные сюжеты и картинки под песни, которые он слушает. А j.one почему-то так хорош в аранжировке и лирике, что там даже стараться не надо: картинки рисуются в голове сами собой.       «Let’s be free» говорит голос в наушниках, а Минхо сам не замечает, как начинает качать головой в бит. Он просто вдруг теряет всю нить своих удручающих размышлений, теряясь в ощущении легкости, которое дарит песня. Если бы у песен были цвета, то «run» была бы окрашена в нежно-голубой, воздушный, Минхо в этом уверен. Он физически чувствует, как с каждой строчкой нарастает и легкий ветерок в лицо, весенний такой, которым хочется дышать и наслаждаться. Все ударные инструменты в музыке проходят импульсами по его телу. Если бы Минхо мог, он бы подпевал, но за речитативом музыканта он просто не поспевал. Сам не замечает, как начинает дышать полной грудью, хоть и не бежал он никуда, даже не танцевал толком. Просто эта песня, она… Она заставляет его вздохнуть. В ней всё понятно, в ней всё знакомо, нет ни одной эмоции, которую бы Минхо не разделял.       Телефон, потерявшийся в складках пледа на кровати, пиликает новым уведомлением и выводит парня из транса. Обидно, он же так наслаждался. Минхо удручённо вздыхает и хватает мобильный.       «Ваш комментарий оценил j.one»       «j.one ответил на Ваш комментарий: напиши в инсту».       Минхо моргает часто, не совсем понимая, что только что произошло. Странное чувство, будто бы он прикоснулся к запретному. И пусть у этого j.one по пальцам посчитать подписчиков, для Минхо это всё равно ощущается так, будто он вступил в контакт со знаменитостью. Тревожное и в то же время разрывающее изнутри чувство. Типа, что? Да он, честно говоря, даже на инсту j.one не подписан. Всё ещё не веря в происходящее, он тычет на профиль музыканта, чтобы обнаружить там в описании активную ссылку на другую соц.сеть. Помнится, раньше её не было… Или была? Да не, не было, Минхо знает его страницу в soundcloud наизусть, не было тут никакой ссылки.       В тёмной комнате свет от экрана телефона ярко освещает лицо Минхо, когда прогружается страница. Хах, да это просто смешно. С аватарки и нескольких фото в профиле на Минхо смотрел тот самый парень из лифта. Только тут не было ни пакета в руках, ни домашних спортивок, ни бегающего тревожного взгляда. Было пару селфи, на которых был юный и очаровательный парень с большими блестящими глазами и претензией на крутость. Вот он, типа крутой, в чёрной бини и клетчатой рубашке, со свисающей с шеи цепочкой. А вот он, типа репер, в синей кепке, с такими же синими наушниками на шее, прячет глаза за челкой. И тут он не j.one, а hannieone. Минхо жмёт на кнопку подписаться, до конца не осознавая, что вообще происходит, жмет на кнопку сообщений.

leemeow

то есть я буквально ехал с тобой в лифте

       hannieone.       чел я сам в шоке       это безумие       я не думал, что когда-то в жизни встречу человека, который слушает мою музыку       причем вот так       в лифте своего же дома

leemeow

что ты там так уронил? даже этажом выше было слышно, боюсь представить, что подумали твои соседи снизу

      hannieone.       эммм       нууу       я только переехал и там коробки всякие…

leemeow

это мало что объясняет, но допустим

      hannieone.       так это что получается       ты слышал, как я пою сегодня?

leemeow

да, и это было безумно красиво

      Минхо что угодно, но не фаталист. Но если не судьба столкнула его нос к носу с человеком, чьи песни он заслушивает до дыр, то, возможно, для Ли Минхо появилась новая тема для размышления.

* * *

4

      Джисон музыку любил, и эта любовь, она была взаимной. Любой творец, решивший, что детище увидит свет, будет прыгать как сумасшедший на месте даже от одного скромного лайка, это вам Джисон по опыту скажет. Творческий потенциал — дело такое, однажды просто скапливается груда, в случае Джисона, песен, которые не так уж и плохи, и возможно, эти «не-такие-уж-плохие-песни» могли бы понравиться не только друзьям, которые всегда слушают его демки. И возможно, soundcloud — это не кладбище талантов и репа «про тёлку», а вполне себе неплохое место, чтобы начать делиться своей музыкой. Справедливости ради, и у Джисона была «песня про тёлку», но он бы предпочел не вспоминать об этом. Пронесло, что эта песня не разлетелась на мемы, а то знали бы его как сального подростка, который подкатывает к девушкам постарше. Увольте, пусть лучше он прославится как-то иначе. Но и удалять злосчастную дорожку рука не поднимается. Как говорится, в семье не без урода, так что пусть этим уродом будет она.       Вывозил Джисон на энтузиазме, наверное. Он за свои два лайка на куски порвет, а песни писать даже под дулом пистолета не перестанет.       Он занимается этим уже давно. Со временем удалось собрать на рабочем столе свою мини-студию. Ну, так эту конструкцию из микрофона и небольшого микшерного пульта можно назвать с натяжкой. Но он и этому рад, правда. Он крутится как может. Дома работает над музыкой, текстом, записывает фонящие гайды. Потом подкапливает деньжат и снимает на пару часов студию, чтобы записаться. Сводит тоже дома. Есть у него знакомый на студии, Чанбин, этот парень всегда помогает с записью, вставляет свои пять копеек то тут, то там, но Джисон это ценит. Тяжело в абсолютном одиночестве крутиться в этом суровом мире.       Он часто думал о том, что, возможно, было бы проще пойти на прослушивание в агентство, стать айдолом и все дела. Но, если честно… Нет, он слишком ревностно относится к музыке и всему с ней связанному. Айдолов он более чем уважает, но себя среди них не видит. Там и пой, и пляши, и на камеру улыбайся. Нет-нет. Не с его социальной тревожностью и прогрессирующей депрессией. В конце концов, мир айдолов — это сплошная лотерея, правда ведь? А так, он будет сидеть ночи на пролет, закутавшись в одеяло, как в кокон, будет щебетать в микрофон и надеяться хоть бы на один комментарий в придачу к своим двум лайкам на трек.       Примерно такой же план у него был и на сегодня. В вузе, слава богу, выходной, значит, можно начиркать по-быстрому домашку и сесть за музыку. Вот только недавний переезд никак не освобождал ему времени на творчество.       Джисон смотрел на коробки с вещами и мебелью, которые всё ещё не разобрал, с искренним осуждением. Все утро он убил на то, чтобы сделать домашку и прибраться в ванной и на кухне, но дел меньше как будто не становилось. В коридоре у входной двери стояла громадная коробка, в которой лежал стеллаж, что путешествовал с ним с квартиру на квартиру. Джисон очень не хотел его вытаскивать и собирать. Коробка, в которой покоился стеллаж, была вся помятая, потасканная, грязная, словом, повидавшая переезды.       К слову о них. В эту квартиру переехал на последние сбережения. Не то чтобы он совсем без денег остался, но шиковать доставками он не сможет ближайшие пару месяцев точно. Он писал и продавал биты другим музыкантам, иногда у него даже покупали сэмплы большие компании! Ну, это, конечно, исключение из правила. Все деньги с музыки он откладывал на аренду, а ел на мамины воны. Не переезжайте, пацаны, вы матерям ещё нужны. Поэтому, когда в животе жалобно заурчало, Джисон понял, что надо бы сгонять в магазин. Он посчитал свои гроши, тяжело вздохнул. Ну, не в первой ему на лапшичной диете сидеть. Он ведь парень смекалистый, даже с маминых денег умудрялся копить.       Парень взглянул мельком в окно. Картина, честно говоря, удручающая. Снег не шёл, а прогноз погоды, скорее всего, врать не будет о том, что там мороз и лютый ветер. Но живот уже болит от голода, так что делать нечего. Уборка отняла у него все силы, поэтому Джисон просто натянул толстовку и куртку, надеясь, что не околеет, пока будет пробираться по снегу в магазин за углом.       Этот дом, кстати говоря, очень даже ничего. Страшно представить, сколько тут стоят квартиры, даже на съём. Та квартира, в которую въехал он, была, как ему кажется, единственным исключением. Две комнаты, кухня, санузел соединённый, вроде всё в порядке. Но вот, например, входная дверь у него открывалась внутрь, межкомнатных не было и вовсе. Мебель тоже не сдавалась, поэтому въезжал он со своей. Хозяева только обеспечили его столами и кроватью, не сказать, что самой удобной, но он и на полу спать может. Джисон человек простой, хочешь спать — спи, хоть на потолке, хоть на полу, хоть на кухонном столе, главное, чтобы подушка была. Хотя, если честно, иногда ему и подушка не нужна. В общем, квартирка, скажем так, с «характером».       Джисон вспоминает о том, что оставил наушники дома только тогда, когда выходит из подъезда, и его уши в ту же секунду краснеют и немеют от холода. Слава богу, хоть шарф по привычке схватил. Делать нечего, прямо на ходу, стараясь передвигать ногами как можно быстрее, он наматывает шарф на голову, чтобы не заболеть.       В ближайшем круглосуточном он дрожит как осиновый лист и стучит зубами, трёт замёрзшие ладошки друг о друга, как будто это правда поможет ему быстрее согреться. В кармане звенит мелочь — все его богатства, которые он может себе позволить потратить. Живот всё ещё подвывает, вторя ветру на улице, поэтому без лишних раздумий парень идёт к полке с рамёном. Своим привычкам он не изменял, всегда брал один и тот же — не острый с куриным ароматизатором. Уже хотел было двинуть на кассу, но проходя мимо холодильника, увидел уж очень привлекательный кимбап. Пару секунд на раздумья — и к трём упаковкам лапши он прихватывает кимбап с крабовыми палочками. Он по скидке, сложно сказать «нет». На кассе на него смотрит молодая девушка, Джисон бы даже сказал девочка, школьница, наверное, с таким сожалением, что даже немного обидно. Видок у него не «фонтан», он и сам это знает, так что не надо его жалеть. Закинув скромные покупки в пакет, Джисон останавливается у выхода из магазина на пару секунд: переводит дух. Еще одна вылазка в мороз, последний рывок, Хан Джисон, и ты сможешь поесть вонючую лапшу вприкуску с кимбапом, у которого выходит срок годности.       Вдох, выдох. И вот он опять борется со стихией, пинает сугробы ногами и плетется обратно домой. Если бы Джисон не был дефиницией слова «неловкость» во всех смыслах, которые вообще можно дать этому слову, он бы, наверное, не спотыкался о свои собственные ноги, пока идет по заснеженной тропинке. Мерцающая домашними огнями многоэтажка для него сейчас не что иное, как цель, финишная прямая. Поэтому, бурча под нос все матерные слова, какие он вообще знает, а знает он много, он проклинает зиму и доходит до подъезда. Даже взмокнуть под курткой успевает от того, как тяжко ему дался этот путь. Уже в подъезде он вздыхает с облегчением, наплевав на грязную лужу, которая собралась у дверей. А зря. Именно на ней он поскальзывается, еле удержав равновесие. Консьерж косит на него глаза, потому что, пока он лавировал в пространстве, пытаясь поймать баланс, выкрикнул пару невнятных звуков.       Что удивило Джисона, когда он впервые попал в этот дом, так это лифты. Их было четыре штуки. «Удобно», — подумал он тогда. Но достаточно быстро выяснилось, что один стабильно не работает, а еще три всегда по каким-то причинам висят на верхних этажах. Поэтому, когда Хан оправляется от неудавшегося падения, он замечает закрывающиеся двери одного из них. Выбора нет. Он рванул к лифту, еле успев просунуть руки между дверцами. Задумывался ли в этот момент он о том, как глупо выглядит? Да, конечно. Но он не хочет ждать лишние десять минут, пока один из лифтов сообразит приехать вниз. Из замкнутой коробки на него глядели большие блестящие глаза паренька, который, кажется, даже не мигает, смотря на него. Джисон неловко качает головой, мямлит извинения. Не уверен даже, что его слышат, потому что у парня на голове наушники, чуть съехавшие и растрепавшие ему челку. Лифт со скрипом закрывается, и Джисон поворачивается к незнакомцу спиной, чтобы не создавать ещё больше неловкости, а в этом он профессионал.       Как только двери лифта закрываются, по кабинке разносится будничная мелодия, призванная скрасить путешествие пассажиров. Джисон суёт руки в карманы куртки, оставляя пакет безвольно болтаться на согнутом запястье. В голове он прокручивает ещё раз эту неловкую сцену, оценивая степень сегодняшнего позора. Ещё больше горечи ситуации добавляет то, что он умудрился опозориться перед таким красавчиком. Не то чтобы Джисон чувствовал меньше стыда перед человеком не в его вкусе, но все же… И вдруг его слух цепляется за знакомые звуки, которые стали доноситься из-за спины громче с того момента, как лифт тронулся. Чего? У Джисона шиза или он реально слышит свой собственный голос, глухо доносящийся из чужих наушников? Не успев подумать дважды, он чуть оборачивается на парня, стреляя в его сторону огромными глазами. Тот стоит, уперевшись спиной в стенку лифта и опустив глаза в пол. У незнакомца очки на самом кончике острого носа, грозящиеся вот-вот упасть. Джисон привык доверять своему музыкальному слуху, но он просто поверить в это не может. Отворачивается. Снова напрягает слух. Нет, это точно его песня. Сердце в груди начинает совершать кульбиты. Не сдерживается и поворачивается опять с не менее охуевшим лицом. Да. Ошибки быть не может, это его песня. Что же делать? Джисон должен, нет, он обязан что-то сделать. Если прямо сейчас с ним в лифте едет человек, который не пожадничал и поставил j.one лайк на soundcloud, то он должен как минимум спасибо ему сказать. В голове мартышка бьет в тарелки, ни одной внятной фразы, кроме «ебать». Лифт дёргается, звенит, сообщая о том, что всё, приехали. Хан делает шаг наружу, оборачиваясь и начиная махать руками.       — Чел, это я! Это я у тебя в наушниках!       Идиот, вот именно, он в наушниках и не слышит тебя. Двери лифта медленно закрываются, оставляя незнакомца с поднятой в непонимании бровью — с одной стороны, и взбудораженного Джисона — с другой.       Лифтовая коробка уезжает выше, а Джисон всё продолжает стоять как дурак и пялиться в стену. От того, как Хан активно жестикулировал, шарф на его голове потихоньку разваливается, сползая медленно на плечи. Только что Хан Джисон испытал такую эмоциональную встряску, что первое время он даже дышит через раз. Это самое крутое, что случалось с ним за все годы существования. Но, к сожалению, эйфория никак не наполняет его желудок, поэтому парень отмирает ровно в тот момент, когда по пустому коридору этажа раскатом проносится урчание из его живота.       Он, опьяненной от счастья походкой, плетётся к своей двери, пытаясь держать довольные писк и визг в себе. Ну, это уж совсем не по-пацански, если он сейчас заверещит на радостях на весь этаж. Вместо этого он на репите бубнит себе под нос «ахуйахуйахуйахуй», до той степени, что это слово теряет смысл. Трясущимися руками проворачивает ключ в замке, на лице у парня до того довольная улыбка, что аж щёки сводит, а в голове только радость, он совсем забывает о ебучем стеллаже, который стоит в прихожей и, не рассчитывая силу, толкает входную дверь. Ручка тут же с грохотом врезается в и так помятую коробку, и вот он уже кидает пакет с покупками прямо на пол и ловит коробку, чтобы она не упала с грохотом. Стеллаж металлический, тяжёлый, если упадет, то соседи подумают, что он гантели на пол швыряет.       С облегчённым «фух, успел», он ставит коробку на место, закрывает дверь. Вдох. Выдох. И вот он уже не сдерживает совсем не пацанский визг, пружиня на согнутых коленях и крутясь на месте. Хан сейчас самый счастливый ноунейм на soundcloud, самый вдохновлённый, самый замотивированный. Если этот парень из лифта знает одну его песню, то каковы шансы, что знает и другие? Да и вообще, Джисон соврёт, если скажет, что сердце не ёкает от того, что его музыку знает такой парень. Ну, вот прям такой. Прям вот совсем в его вкусе. Джисон не влюбчивый, но ему пиздец как душу греет это осознание.       Наспех заварив себе рамён, он сидит на кухне, прижимая коленки к груди и упирая их в край стола. Одной рукой, левой, он держит палочки, и это пиздец как неудобно, но в правой у него телефон с заметками и он не может ждать: он обязан здесь и сейчас накидать лирику, которая сама-собой в голове рисуется. В какой-то степени написание музыки для него — терапия. Он только так может в достаточной мере выплеснуть эмоции, не важно какие — плохие или хорошие. В конкретный момент он чувствует себя самым счастливым. Он искренне верит, что музыка, которую слушает человек, отображает его внутренний мир. Нам же не нравятся все песни подряд, правильно? В избранное мы добавляем только те, которые откликаются, в которых ты находишь себя. И он верит, что те несчастные пятнадцать подписчиков — это те люди, которые нашли себя и в его треках. Не был бы Джисон так поглощён всеми этими мыслями и подбором рифм, то точно бы услышал, как коробка со стеллажом тихонечко съезжает вниз по стене.       Бабах. Он замирает с поднесенным ко рту рамёном, а пол в квартире ходит ходуном от громкого удара коробки об пол. А он знал, что это будет громко. Надеется только на то, что соседи снизу сейчас не придут к нему под дверь с вилами и факелами.

* * *

5

      Давненько с Минхо не происходило чего-то подобного. А именно того, чтобы он с утра пораньше светился как лампочка, постоянно проверяя телефон на наличие новых уведомлений. А он сидит, взъерошенный весь, так и не сомкнувший ночью глаз даже на часок, но довольный. Странным образом он находит в себе силы на то, чтобы приготовить кашу на завтрак, а не как обычно, ну, хуй на постном масле, то есть ничего. У него вообще в последнее время какие-то проблемы с едой случились. Он ел только с Сынмином, а иногда и с ним не получалось. Просто аппетита не было. Вот, допустим, на той неделе, когда было ну совсем хуево морально, он не ел, кажется, дня три. И он мальчик не глупый, понимает, что это очень тревожные звоночки: отсутствие сна, потеря аппетита, перманентная апатия. Термин «депрессия» он не любил, но никак иначе обозвать его состояние просто нельзя. Да и не ново всё это. У него еще со старшей школы есть бумажка, что он дединсайд, даже рецепт на антидепрессанты есть. Но он так заебался чувствовать себя жалким, что в какой-то момент решил игнорировать всё это. Ну, вот и аукнулось. Слава богу, был Чонин, у него аппетит зверский, и он быстро заметил, что сосед не ест ни вместе с ним, ни в одиночку. И поэтому сейчас, когда Чонин вышел из душа и застал Минхо за ковырянием каши ложкой в ожидании, пока та остынет, он подходит ближе, заглядывает через плечо и говорит:       — Молодец, хён, — и хлопает одобрительно по спине.       Минхо сразу понимает, что он имел в виду «молодец, хён, боишься, что я опять буду бубнить на тебя и заставлять есть, продолжай в том же духе». Минхо просто стыдно было перед Чонином. Он типа старше на год и всё такое, но ему надо напоминать есть и следить, чтобы он хоть бы расстилал постель, чтобы была возможность лечь спать. Ему не нравится, когда над ним так носятся, но и выбора нет, ведь сам со своей больной головой он уже не справляется. Словом, спасибо, Ян Чонин, что ты есть.       И все же, сейчас Минхо дует на кашу в ложке и выглядит он пусть и помято, но живым. Он чуть дёргает ногой в нетерпении и улыбается однобоко, когда экран загорается и там появляется уведомление из instagram. Минхо всю ночь переписывался с j.one, у которого теперь есть имя. Его зовут Хан Джисон, и он такой забавный. Простой, матерится через слово и то и дело напоминает о том, в каком он ахуе, ведь Минхо лайкает и любит все его треки, и что Минхо с ним ехал в одном лифте и одной этой поездкой вселил в Джисона уверенность в том, что пишет песни он не в пустоту. А хотя бы тому же Минхо, который с нетерпением ждёт новый трэк.       Оказывается, что Джисон, дурная голова, так потерялся в чувстве своей эйфории, что даже не подумал, что ну вдруг Минхо страшный сталкер, который выследил его и теперь знает, где Джисон живет. «Да какой же ты сталкер?» — ответил тогда Джисон, было, кажется, часа четыре утра, а может быть и шесть, Минхо точно не помнит. За болтовней с Джисоном он даже не обращал внимание на время. Хан еще пошутил тупо, мол, если ты и сталкер, Минхо, то тогда придется поверить в небезызвестную манхву, ведь такие симпатяги могут быть злодеями только в чьей-то фантазии. Минхо назвал его ебаным лукистом, но ни слова не написал о том, как его щёки согрелись от такого виртуозного комплимента.       Ложка остается тонуть в горячей каше, а Ли хватает в руки мобильный, чтобы поскорее открыть новое сообщение.       hannieone.       чувак, я, кажется, опаздываю на пары, так что не теряй       я обязательно отвечу на все твои сообщения, но только чуточку позже, на перемене       идет?       Минхо звучно вздыхает и нетерпеливо перебирает ногами под стулом. Често говоря, такое ощущение, будто ему снова пятнадцать и он болтает со своим лучшим другом в интернете. Да даже не с другом, а с… С кем? С другим подростком, к которому он вдруг начал испытывать теплые и сомнительные чувства. А такое вообще возможно? Ну, типа, что вот так за одну ночь он сблизился с человеком настолько, что тот заранее заверяет, что все его смски будут просмотрены и отвечены. Так ведь только лучшие друзья делают. Ну, по крайней мере, именно так они общались с Чаном. Точно, Чан. Надо поскорее рассказать ему всё, что случилось. Он отправляет Джисону «окок, удачи на учебе», чувствуя толику вины за то, что Хан не спал всю ночь, а теперь идёт на пары, а потом смахивает приложение и открывает мессенджер, чтобы написать Бану капсом: «ТЫ НЕ ПОВЕРИШЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО». Старший не в сети.       В этом году Чан поступил в универ. Позже, чем это принято делать в общей массе абитуриентов, но Минхо всегда придерживался мнения, что лучше поздно, чем никогда. Они жили, считай, на разных концах страны. Ну ладно, это слишком драматично. Поездом ехать почти три часа, однако они ни разу не решились на встречу вживую. Возможно, им это и не было нужно. Чан старше на пару лет, после окончания школы пытался подаваться в универ. Увы, но в городах, где всего пара универов, конкурс был таким же жестким, как и в столице. Потерпев неудачу, Чан решил заняться фрилансом. И затянулось это на четыре года. Да, жил с родителями, но полностью на свои деньги. Его это вполне устраивало. И вот, когда Минхо переходил на третий курс своей педашараги (читать как: педагогического университета), Бан взял судьбу за яйца и подал документы снова, перед этим заново сдав часть экзаменов. И поступил. Да, теперь Минхо грел мысль о том, что когда друг закончит обучение, у него будет самый крутой личный психолог, потому что Чан поступил на психологический. Минхо гордился им, правда. Только скучал за их переписками нон стоп, когда они были в курсе каждой прожитой минуты, но понимал, что это, ебать ее в рот, взрослая жизнь. А Чан делал очень взрослые и правильные решения, не пропуская пары и не валяя дурака, как это делал сам Минхо. Но зато с Чаном Минхо чувствовал себя очень уютно и свободно. Ведь в этой дружбе, прямо как в песнях j.one, всё ясно и понятно. Они доверяют друг другу, понимают и принимают. Их диалог был для Минхо комфортным местом. Сравнимым по комфорту со страничкой Джисона на soundcloud.       Через пару минут, пока Минхо ждал, что Чан зайдёт в сеть, уже начал есть кашу, Бан прислал несколько сообщений.

чани<3

      о боже       что я пропустил       драма?       гс мне срочно       послушаю на перемене       И Минхо бросает кашу, которая оказалась вкуснее, чем он ожидал. Так ведь каждый раз, в голове тупая установка, что полезная еда — невкусная. А на деле, овсяная каша со вкусом клубники очень даже ничего, надо бы почаще её есть. Надо бы, в целом, почаще есть. Он неуклюже встаёт из-за стола, ныряя стопами в тапки на ходу, и выходит в общажный коридор, чтобы нажать на кнопку в виде микрофона и начать свой увлекательный и до дури эмоциональный рассказ о том, как он встретил кумира в лифте. Он рассказывает во всех подробностях. Не упуская из виду даже дурацкий продуктовый пакет. Ему почему-то кажется, что это очень важно. Как будто всё, что связано с Джисоном, хотя бы косвенно, важно.

* * *

6

      Джисон, если быть до конца откровенным, был человеком жутко рассеянным. И он, будучи в курсе своей рассеянности, старался не спешить особо. Иногда, когда случался особо острый приступ паники, он составлял себе небольшой план действий, to do list, если хотите. В общем, он расписывал свой день на каком-нибудь огрызке тетрадного листа «от» и «до», начиная с подъема и заканчивая мелочами типа «помыть руки перед едой», и следовал ему. Это помогало держать жизнь в каком-никаком, но порядке.       Сегодня он не чувствовал потребности в этом списке. Да и вообще, последние несколько дней он не ходил, он порхал. Интересно то, как сильно настроение и ментальное состояние влияет на продуктивность. В универе с делами он разбирался на раз-два, любую свободную минуту урывал для того, чтобы достать из портфеля тяжелый ноут, наушники и сидеть в универском кафетерии, не обращая внимания ни на что вокруг. Его даже не беспокоило то, что поясница уже ноет от постоянного ношения с собой плоской железки в куче с учебниками и тетрадями. Похуй плюс похуй, вот такое состояние. Он просто обязан дописать музыку как можно быстрей. Он уже договорился с Чанбином на запись. Со удивился такой искрометности джисонова настроя, не смея стопорить музыканта. Вдохновение дело такое. Поймав за хвост, держи крепко, думай быстро, делай качественно.       Одногруппники, с которыми Джисон держался на расстоянии двух вытянутых рук, кажется, давно смирились с его странностями, поэтому даже особо не обращали внимания на чудаковатого парнишку, который говорит только тогда, когда на паре спрашивают, а всё остальное время сидит со сложным лицом в своем ноуте. Даже сейчас Джисон сидит по-турецки на пуфе в зоне коворкинга в универе, у его группы окно между парами. Часть группы разбрелась куда-то, а часть засела здесь. Он кинул портфель около пуфа, даже не потрудился застегнуть. Из сумки повалились на пол исписанные лирикой листки, конспекты, скромная канцелярия. В наушниках на всю играет на репите минус к новой песне, который он продолжает доводить до ума. В ноуте на коленках открыто окно с готовым текстом, там он делает пометки, куда впихнуть бэквокал, куда накинуть спецэффектов. Вдруг его озаряет, что в куплет идеально впишется несколько ноток ксилофона. Улыбается сам себе, думая, какой он молодец, что придумал такое крутое использование недооцененного инструмента.       И даже несмотря на то, что он был так сосредоточен на музыке, глаза то и дело косились на темный экран мобильного, который лежал у него под ляжкой. Не мог не коситься, ведь песня, над которой он в поте лица трудится, она ему постоянно напоминает о Минхо.       Этого парня Хан назвал бы «музой» без приукрас. Их общение казалось до того легким и естественным, что мало верилось в то, что без пяти минут незнакомцы могут находить так много общего. С Джисоном никогда такого не случалось. Он типа, ну, сам знает, что странный, а тут одна еще более странная, чем он, встреча в лифте, и Хан вдруг находит не меньше чем родственную душу. И он не дурак, хоть и кажется таким. Он быстро и чётко распознал в теплом трепете от каждого сообщения Минхо зарождающуюся симпатию. Он и раньше влюблялся с полпинка, но никогда это не было так. Привязанность, кстати, тоже формируется быстрее, чем можно думать. И не надо ждать месяц, чтобы что-то вошло в привычку. Например, вот уже неделю первым делом утром он заходит в инсту, чтобы посмотреть, какие рилсы ему прислал Минхо, улыбнуться и написать «доброе утро». Без смайлика, а то не по-пацански. И этим утром о тоже написал ему «доброе утро». Вот только ответа не было. Он лайкнул все до одного рилсы, к каждому написал ответ, будь то «хаха», «жиза», или целое эссе на тему щенят, которые делают йогу. Но вот уже полдень, сообщения так и не просмотрены. Минхо мог пропадать на пару часов, но чтобы так, даже не прочитать… Это было впервые за неделю их общения. Джисон старается, конечно, не накручивать себя, потому что ну, у Минхо своя жизнь по ту сторону экрана, он ни разу не обязан быть в сети для Джисона всегда. И отчитываться тоже не должен. Ведь, в конце концов, это Хан тот, кто дрессирует бабочек в своем животе, и он вообще не уверен, что есть вероятность того, что он может понравиться Минхо в том самом плане. Ну типа, не было разговора об ориентациях, симпатиях, личных жизнях. Были разговоры о музыке, любимых жанрах, тупых рифмах, трудности жизни в общаге и то, как трудно жить одному, хоть и на съемной квартире. Но именно эти мелочи заманили Джисона как мышку в мышеловку тёплых чувств. Он слишком давно не испытывал такого комфорта от общения, где он может не фильтровать базар, говорить всю ерунду, что в голову придет, и его не то, что не осудят, а скажут какой-нибудь бред в ответ. Минхо для Джисона был слишком красивым, чтобы претендовать на роль друга. Блять, да не лукист Джисон! Он просто честный. Есть что-то в Минхо, что заставляет кровь в жилах бежать быстрей. Он не хочет признаваться, что каждый раз, когда ждал ответ Ли в ночи, пока тот набирал сообщение, он переходил в его профиль и по новой рассматривал все фотки. Их было немного, но Хан почти наизусть выучил каждую.       На пятый раз, когда он соскальзывает взглядом с текста песни на мобильный, он раздраженно цокает языком и хватает его в руки.       hannieone.       минхо       все в порядке?       почему не отвечаешь?       Джисон сжимает одну руку в кулак, останавливая себя от того, чтобы начать спамить dm Минхо. Он не должен быть таким навязчивым. А он знает, что может. В общем-то, именно по этой причине все его интрижки быстро заканчивались, ведь люди просто не готовы к тому количеству слов, которое Джисон может нассать за раз в переписке. Он бы назвал это красиво — «профдеформация», мол, он репер, ему призвание диктует ссать людям в уши речитативом. Но в реальности это называют «язык без костей». Так себе, конечно, но зато честно. Он пялит на аватарку парня несколько секунд, не мигая, а потом выключает телефон и снова засовывает его под ляжку, возвращаясь к треку, сопровождая это всё раздраженным пыхтением. Не будь идиотом, Джисон, даже если Минхо нравится твоя музыка, это не значит, что он должен быть с тобой на одной волне постоянно. Минхо, вообще, надо памятник поставить за то, что он пережил реп про нуну и ни разу в диалоге не припомнил этого автору творения.

* * *

7

      Тяжело. Быть человеком очень, блять, тяжело. Минхо мечтает о том, чтобы быть чем угодно, лишь бы не чувствовать так много. Он, признаться честно, даже удивлён немного, что он всё ещё способен так много чувств испытывать за раз. Он ведь закончился как человек уже давно. Мало что могло вызвать искреннюю улыбку на его угловатых искусанных губах, но зато много что могло довести его до слез. И слезы эти, они скорее были просто отражением необъятной грусти, что ютилась у него в грудной клетке и не давала толком вздохнуть. Сердце ощущалось инородным предметом, холодным камнем, который тяготил. Но именно сейчас он чувствует каждый его удар, да так явственно, что даже на мгновение кажется, что импульс от него проходит по всему телу. Он смотрит стеклянными глазами на свои руки, сложенные в крепкий замок на коленях. Это жест самоуспокоения и защиты, а еще попытка скрыть то, как сильно его трясёт.       С противоположной стороны кровати слышится тихий, в попытке сдавить, всхлип. Он не хочет поднимать глаза и смотреть на неё. Только не сейчас. Он не выдержит её слёз. Они не раздражают его, он и сам бы сейчас с удовольствием разнылся, ведь он прекрасно понимает, что она чувствует сейчас. Скорее всего, её горло точно также сжимается от недосказанности, а глупое сердце пытается не остановиться от режущей боли. И Минхо не боится передумать, ведь уверен в своем решении почти на все сто, но он боится не выдержать боли в её взгляде. Разочарования. Она ведь ему такая родная, он не хочет слышать её всхлипы и не хочет видеть её такой разбитой. Но больше так продолжаться не может.       Он всё сказал. Как есть сказал, ничего не утаил. Ему тяжело далось произнести без запинки «я думаю, что нам нужно расстаться». Удачно сложилось, что в общаге удалось урвать несколько часов наедине, и Минхо решил, что тянуть больше не может. И он ненавидит себя за то, что всё же поднимает глаза и видит её сутулые плечи и зажмуренные глаза, она пытается не ронять слёз. Такая красивая, такая хрупкая сейчас, кажется, уменьшилась в размерах даже. Какой же Минхо мудак, она ведь не заслуживает этих слёз. Ей больше идёт широкая улыбка и огоньки в глазах. Но она не сказала ни слова против. Она вообще ничего не сказала ему в ответ. Она просто вдруг затаила дыхание и через пару мгновений начала плакать. Кажется, Минхо всё-таки был прав: она тоже чувствовала, что их история подходит к некрасивому плаксивому концу.       Он её не торопит. Кусает больно губу и сжимает руки еще крепче в замке, потому что инстинктивно хочет обнять и успокоить. Но так ведь не расстаются. Он вообще не знает, как это правильно делают. Да он, блять, вообще о жизни ни черта не знает.       Девушка проводит трясущимися руками по лицу, собирая ладонями слезы, медленно вдыхает. Одним движением она убирает волосы от лица, заправляя прядки за уши, затем также медленно выдыхает. Она не смотрит на Минхо, специально отводит взгляд в сторону. Знает, что если взглянет на него, то истерика только продолжит набирать обороты.       — Ты всё обдумал, так ведь? — блять, Минхо выкручивает наизнанку от её дрожащего голоса. Какой же он тупой мудак. Вместо ответа он прочищает горло, моргая пару раз, и выдает тихое «угу». — Ты такой смелый, — говорит она, а на дрожащих губах рисуется такая болезненная улыбка, что Минхо готов прямо сейчас приложиться головой об стену, — правда, Хо, ты молодчина, — и её голос срывается на вновь сдавленный всхлип.       Это не так. Минхо не «молодчина», и он не «смелый». Он просто отчаянный и уставший. А в её словах столько нежной любви, сколько, пожалуй, она не показала ни разу за всё время их отношений. И Минхо так жаль, что он слышит это только в такой критический момент, когда их отношения буквально рушатся. Но он не может винить её.       — Ты же знаешь, да? — он сипит и моргает чаще, потому что чувствует, как тонкая струйка слезы щекочет ему уголок глаза и крыло носа. — Я люблю тебя, правда, — слабак, голос всё же задрожал, — но все стало как-то… Блять, — он шумно втягивает носом воздух и хлопает себя по груди, пытаясь так отогнать тревогу, — как-то не так, понимаешь?       Она понимает, Минхо видит это по её лицу и сведённым к переносице бровям, которые подчеркивают грустную безысходность. Но она такая умница, продолжает улыбаться сквозь слезы и боль. Ли знает, что это всего лишь защитная реакция, но он не может не восхищаться ею.       — Мне жаль, — она вдруг собирается с силами и смотрит ему прямо в глаза. Такая красивая, такая разбитая и печальная, смотрит ему в глаза так тепло и искренне. — Мне правда жаль, что я не смогла дать тебе то, что тебе так нужно. Наверное, нужно было поговорить об этом раньше…       Да, нужно было. Но они, к сожалению, оба трусы и безнадёжно верили, что все само как-нибудь решится. Минхо кивает отчаянно, всё же не сдерживаясь и протягивая аккуратно руку к ней. Она нежно берёт его ладонь холодными пальцами, чуть сжимая. Вот и всё. Это, наверное, последний раз, когда он касается её кожи так интимно. Это последний раз, когда она смотрит в глаза так открыто и доверительно. Это последний раз, когда они делят секунды на двоих. То, как их отношения подходят к концу, ощущается больно, словно от сердца отрывают артерию. Но вот только красную нить между душами никто не разорвал и не посмеет этого сделать. Да, они больше друг другу не пара, но они и не чужие. Они навсегда будут связаны этой нитью.       Правда, всё меняется. Любовь меняется, страсть угасает, люди становятся другими. Но то, что было между ними, никогда не исчезнет. Оно останется как сильное напоминание о том, какими они были, как любили и как отпустили друг друга.

* * *

      Мы все живем под куполом — к такому выводу приходит Минхо, сидя на скамейке в парке недалеко от общаги. Он вышел прогуляться глубокой ночью, просто, чтобы замедлить свой сдвиг по фазе. Стены общажной комнаты стали давить на него больше обычного, и он вдруг осознал, как сильно нуждается в открытом пространстве, свежем воздухе и пустоте, хотя бы в своей голове.       Вот он натягивает первое, что под руку попадает, ему кристаллически похуй, как он выглядит в полпятого, бредя по совершенно пустым улицам в сторону заснеженного парка. Хорошо, что Чонин спит как убитый и не слышит его ночных передвижений, иначе не обошлось бы без очередного тяжелого молчания, ведь сосед уже не знает, что говорить Минхо, лишь бы он не выглядел так, будто вот-вот расплачется.       Сейчас Ли сидит на скамейке, не потрудившись даже смахнуть с неё снег. Зад уже промок и начинает мёрзнуть, но Минхо так похуй. Руки покраснели и пальцы не гнутся, но на это ему тоже похуй. Он просто сидит, сжавшись, курит свои шоколадные сигареты и смотрит не мигая на то, как дым и пар от его дыхания растворяется в желтовато-угольном небе. Такой оттенок принимает небосвод зимней снежной ночью. Облака плотно стянулись, образуя купол, а снежинки кружат в воздухе планомерно, оседая на всём, постепенно превращая и фигуру парня в сугроб. Можно подумать, что он находится внутри снежного шара, который встряхнули, и теперь нужно ждать, пока все мерцающие снежинки осядут. Может, он и правда внутри снежного шара? Тогда сдавливающее чувство во своём теле можно было бы объяснить тем, что он просто наполнен глицерином, густым и плотным, поэтому так тяжело дышать.       И в парке ночью, кстати, страшно, но только у Минхо будто все инстинкты самосохранения притупились, и он, возможно, даже был бы рад, если бы из тёмной чащи деревьев на него сейчас накинулся маньяк и прикончил прямо сейчас. Он бы не сопротивлялся. Проходит десять минут, двадцать, полчаса, полтора… На него так никто и не накинулся, а сигареты в пачке стремительно кончаются. Он, на самом деле, уже не чувствует нос, из которого текут сопли, и он только рефлекторно им шмыгает. Щёки тоже замёрзли, потому что на них застывают слезливые дорожки. Идиот. Просто тупица. Он думал, что, разорвав свои отношения, станет легче, но теперь он только сидит и плачет без остановки. Слёзы сдерживать просто не получается.       В голове то и дело проигрывается одна и та же сцена того, как она берет его за руку и говорит «мне жаль». Кулак сжимается сам собой, как будто пытается поймать это фантомное касание, но в итоге лишь сжимает воздух. В груди тянет так сильно, прямо за ту красную ниточку, но он знает, что нельзя. Просто отпускать тяжело и, возможно, он оказался слишком эгоистичным в жалости к самому себе. Можно ли вернуть всё? Примет ли она его обратно в теплые объятия, крепкие и родные? Наверное, всё-таки, нет, но оно и к лучшему. Минхо чувствует в самом себе диструкт, и ему так претит это чувство. Чего он вообще хотел от самого себя? Думал, что, оставшись в своём болоте в одиночку, станет чуточку легче, не будет так много ответственности ещё и за другого человека. А в итоге, что? Сидит на лавке, засыпанный с ног до головы снегом, и сопли на кулак наматывает, легче не стало ни ему, ни, он уверен, ей. А болото из тоски и гниющей печали только разрослось в размерах, липко оседая на всех сферах жизни.       Из его замёрзших треморных рук ускользает все: жизнь, отношения, люди, время. Время, пожалуй, самое ценное, что он теряет. И ценность его понимает только тогда, когда очередное «сегодня» соединяется плавно с «завтра», а такое понятие, как «вчера» потерялось где-то далеко, может, именно тогда, когда на него накинулась бессонница. Время становится ценным именно тогда, когда понимаешь, что провел его правильно. Не обязательно продуктивно, но хотя бы так, чтобы потом закрывать глаза и вместо всего, что происходит в голове Минхо, думать: «сейчас бы вернуть те летние деньки, когда было так тепло и спокойно, хорошо…» И хочется вспоминать тёплые улыбки и заботливые руки, ведь именно из этого и складывается такое пресловутое понятие, как «жизнь». Вот так и получается, что время — это и есть жизнь, а жизнь — это воспоминания, которые создают тебе близкие люди. Минхо проебал всё.       Но, может, он слишком драматизирует? Ну, типа, так, как он любит это делать — с лишком навалить грусти и отчаяния туда, где этого и так хватает. Когда в кармане гудит телефон от уведомления, парень дёргается всем телом, потому что слишком сильно увлёкся своими философскими рассуждениями о жизни. С плеч соскальзывает горстка снега.       Глаза неприятно режет от яркости экрана, и перед тем, как посмотреть на уведомление, он по новой закусывает губу и неаккуратно проводит по носу запястьем, утирая сопли. Идиот, поставил на экран телефона их совместную фотку, где они, такие счастливые и влюблённые, стоят под золотым клёном и жмутся ближе, улыбаясь в камеру. Он не будет удалять ни одной совместной фотографии: пусть будет напоминанием о том, что Ли Минхо — неблагодарный мудак.       hannieone.       я тебя чем-то обидел?       хен, правда, прости за это, я мог сболтнуть лишнего       но       я перечитал нашу переписку       и ты просто пропал       что за дела?       мог бы хотя бы просто сказать, что не хочешь со мной общаться, а не кидать в игнор       я типа места себе не нахожу       я тревожный       Тяжела жизнь мудака, да, Ли Минхо? С тобой буквально переписывается человек, на чьи песни ты готов молиться, а ты даже пару смс написать не можешь, чтобы не заставлять человека не беспокоиться. Наверное, именно поэтому Минхо такой хуёвый друг, партнёр, да и человек, в целом. Эгоистичный не в меру, такого мешка цинизма не видел даже Мариенгоф. А теперь ему стыдно становится за свое поведение, и он три раза отдёргивает руку от уведомления, потому что, ну, а что сказать? «Привет, Джисон, знаешь, дело не в тебе, это я мудак с разбитым сердцем и разбил себе я его сам, кстати. Ты не переживай, я не только тебя игнорирую, я вообще жизнь игнорирую, знаешь? У меня не хватает смелости уже сделать с собой что-нибудь, поэтому я просто хожу грустный и думаю мысли, не обращая внимания на людей, которые хотят со мной связаться»? Он хлопает себя по лбу ощутимо и шепчет сам себе «идиот», всё же открывая переписку с Ханом. Сколько он его уже игнорирует? Хах, три дня. Вау, Минхо, да такими темпами ты скоро все свои рекорды бить будешь. С тяжёлым вздохом он нажимает на строку сообщения, с сожалением отмечая, что Джисон в сети ранним утром и ответив сейчас, без разбора полётов не обойдётся.

leemeow

прости я просто был немного занят

      Сообщения короткие, будто оборванные, сразу выдают его пустые мысли, ведь он даже не знает, что сказать Джисону, чтобы не вдаваться в подробности и не давить на жалость хуйней типа «мне плохо, я страдаю, спасите меня кто-нибудь». Мгновенно под сообщениями появляется полупрозрачное «прочитано».       hannieone.       вау, я думал, что ты с концами меня бросишь в этой переписке

leemeow

нет, правда, прости дел навалилось и всё такое

      hannieone.       ты в порядке?       Минхо ненавидит этот вопрос. Прямо вот всей душой ненавидит. Вроде вопрос-то простой, без всяких философских выкрутасов и прочего дерьма, но ответа на него он не знает. Ему плаксиво и тоскливо, холодно и сонно, одиноко и безнадёжно. Но у него есть где жить, есть что поесть, есть где поспать, в семье все живы и здоровы. Так что… Да? Нет? Он не знает. И по дурости пишет:

leemeow я не знаю

* * *

8

      В маленькой комнатке — по ощущениям тут два на два метра, не больше — свет приглушенный, его хватает только для того, чтобы не теряться глазами в строчках на листке бумаги. Ни одного лишнего звука, даже собственное дыхание слышится еле-еле, немного душно, но в целом, если снять толстовку и остаться просто в футболке, то будет нормально. Джисон поправляет наушники на голове, ободком прижимая чёлку к макушке, чтобы она не мешалась. За звуконепроницаемым стеклом сидит Чанбин, готовый по отмашке включить заново минус. Они переписывают второй куплет, по ощущениям, раз в трёхсотый. У Джисона уже губы сухие, он их смачивает постоянно языком. Он прочищает горло и кивает Чанбину, готовый в очередной раз прочитать куплет.       Джисон не был перфекционистом, но этот куплет… Он постоянно сбивался, то тут, то там, а всё потому, что в голове мысли играли в чехарду. Не понятно, что он делал быстрее: говорил или думал, но что-то было не так. И у этого «чего-то» было вполне себе настоящее имя, человеческое — Ли Минхо. Джисон бы с радостью не думал о нём днями на пролет, если бы между строчек песни не рисовался портрет юноши, которого он видел вживую лишь однажды, но этого почему-то хватило, чтобы запустить в Хане этот дурацкий тумблер. И вот пару недель спустя он уже стоит в студии и записывает песню, в которую в очередной раз вложил слишком много личного и сокровенного.       «Первая весна, прямо в сердце расцвел твой цветок,       Я случайно увидел, и глаз оторвать я не смог       Прости, что гружу, но слова сами лезут сюда,       чтобы цветок сохранить навсегда».       Может, дело в том, что Хан устал от морозов и снега, поэтому так хочется петь о весне. А может, он просто слишком наивный, раз полагается не на мозг, а на моторчик в своей грудной клетке, который тарахтит и пыхтит в унисон с бабочками в животе. Он даже гуглил, нормально ли влюбляться с первого взгляда, провёл на древних форумах достаточно времени, чтобы понять, что сейчас эта романтическая хуйня не в почёте, но так ответа на свой вопрос он и не нашёл. Приходится, как обычно, самому разбираться со своим дерьмом.       Соврёт, если скажет, что не надеется также по случайности наткнуться на Минхо в лифте. Но что бы он ему сказал? «Чувак, рад тебя видеть! Кстати, а че на смски не отвечаешь?». Нет, бред какой-то. Ему с каждым днём хочется знать о Минхо всё больше и больше, но этот его игнор, он бесит жутко. Джисон даже успел накрутить себя и подумать, что это какие-то коварные манипуляции со стороны парня. Но осадил себя быстро, потому что это уж правда бред. Но ответов на свои вопросы он так и не нашёл, поэтому в очередной раз запинается о собственные слова и рычит злобно в микрофон. Спасибо, Минхо, что пробудил в Джисоне музу, но отправь хоть точку, чтобы Хан не думал, что наломал дров в общении с человеком, который ему симпатичен.       В соседней комнате Чанбин тяжело вздыхает, останавливая запись, и жмёт на красную кнопку, чтобы Джисон услышал его через наушники:       — Чувак, может, ты потом допишешься? Ну не прёт, ну что ты с этим сделаешь?       — Всё прёт, — Джисон по-детски пинает воздух, упирается и стоит на своём, — я допишусь сегодня. Блять, остался один куплет!       — Чел, —Чанбин красноречиво вздыхает, — мы провели тут всю ночь, и тебе, и мне надо отдохнуть.       Джисон хватает мобильный и с ужасом понимает, что это правда. Похуй на себя, а вот перед Чанбином стыдно. Он смотрит на Бина через толщу звукоизоляции глазами, в которых чётко читается «прости», на что старший вздыхает и трёт лицо руками, в итоге снова нажимая красную кнопку.       — Окей, уговорил. Перерыв пять минут, собери мозги в кучу, а я сгоняю поссать, — и тут же встает из своего кресла, оставляя Джисона в студии в гордом творческом одиночестве.       Он присаживается на стул рядом, хватая с пола почти пустую бутылку воды. Как собрать мозги в кучу и добить сраный куплет? Вода приятно смачивает губы и горло, становится чуть легче дышать. Мог бы выйти из будки звукозаписи, потому что вне её пределов не так душно, но навязчивая мысль о том, что если он хоть шаг отсюда сделает, то Чанбин за шкирку выкинет его из студии, пригвождая Джисона к стулу. Он гоняет воду за щеками, рефлекторно нажимая на иконку instagram. Попытка не пытка. Он напишет ещё несколько сообщений до кучи к тем, что и так остались без ответа. Минхо просто не даёт ему покоя. Джисон, правда, надеется, что Ли мучится от икоты все эти дни.

hannieone. я тебя чем-то обидел? хен, правда, прости за это, я мог сболтнуть лишнего но я перечитал нашу переписку и ты просто пропал что за дела?

      Пальцы почти судорожно скользят по экрану, а сам Джисон надеется, что сможет хоть немного донести до Минхо степень своей потерянности.

hannieone. мог бы хотя бы просто сказать, что не хочешь со мной общаться, а не кидать в игнор я типа места себе не нахожу я тревожный

      Последнее он добавил в сердцах, потому что это было чистейшей правдой. Тревожнее себя Джисон человека не знает. Ну, возможно, Феликс, — его одногруппник и хороший друг — но у него совсем другая тревожность. Джисонова тревожность выглядит как булава, бьёт его по всем внутренним органам и заставляет кручиниться, не понимая, как унять. Он, кстати, даже пытался обидеться на Минхо, что было бы очень правильно с точки зрения его задетой гордости, но не выходило совсем. Просто Минхо… Он казался Джисону недосягаемой звездой, красивой, но далекой. Мол, любуйся издалека, но близко ты всё равно подойти не сможешь.       Он чуть не роняет из рук мобильный, когда видит три скачущие точки, за которыми скрывается чертов Ли Минхо, который своим бездействием заставил мозг Джисона перевернуться с ног на голову. И сердце в придачу.       Чанбин возвращается в студию, о чем Джисон знать не мог, потому что всё внимание приковано к телефону, а звуков никаких не слышно. Бин падает в кресло и замечает нахмуренные брови парня. Он подпирает щёку ладонью, наблюдая за ним через стекло, как за животным в зоопарке. С каждой секундой его лицо становится все хмурее и хмурее, но в итоге он блокирует мобильный и поднимает голову, дёргаясь от внезапно появившегося Чанбина с той стороны студии. Хан запихивает телефон в задний карман джинс и встаёт к микрофону.       — Последняя попытка, Бини, и закругляемся быстро, — и прочищает горло, готовый в очередной раз зачитать выученный наизусть куплет.

* * *

9

      Ким Сынмин проснулся этим утром в чертовски хорошем настроении. А почему бы ему не быть хорошим? Родители, до кучи взяв с собой младшего брата, уехали на неделю к родственникам, а это значит, что вся квартира будет в его распоряжении. Ох, Сынмин обожал это чувство. Будучи уроженцем консервативной и достаточно строгой семьи, он ценил эту периодическую свободу. Сынмин, на самом деле, парень спокойный, любит неспешные прогулки в хорошую погоду, долгие разговоры с друзьями и сплетни. И не сказать, что он party monster, он даже алкоголь особо не пил. Но вот танцевать и веселиться он горазд. А как ещё справляться с иррациональным желанием повеситься на люстре на кухне? У Сынмина именно такой способ. Раз родителей не будет целую неделю, то можно устроить в квартире какой-нибудь движ. Обычно он выбирался в клубы с друзьями, но можно и просто несколько ночевок замутить. Он не любит на слишком долго оставаться без социума.       К сожалению, Ким Сынмин был человеком до боли эмпатичным. Это было и его благословением, и проклятием одновременно. Вот уже вторую неделю он пытается вытащить Минхо из кокона депрессии. Этого стоило ожидать, а терять друга из-за, блять, расставания он не готов. Проблема Минхо в том, что у него прямо на лице написана вся степень его желания вздёрнуться, и если не делать с этим что-то срочно, то он даже не удивится, если однажды утром узнает, что дружок копыта откинул. В универе Ли появлялся всё реже и реже, да и на оценки вообще-то похуй, Минхо — взрослый мальчик, сам со своей успеваемостью разберется, но вот контролировать его суицидальные мысли надо.       Ему потребовалось три дня, чтобы уговорить Минхо дойти до вуза. В ход пошли и угрозы об отчислении, и аргументы по типу «чел, ты реально хочешь ебаться с этим в сессию?». И — о чудо! — Ли Минхо написал, что придёт сегодня в универ. Это заставило Сынмина вздохнуть с облегчением. Есть надежда. А еще он соскучился за его угрюмой физиономией.       Пока собирался на учебу, обошёл квартиру пару раз, раздумывая, как же ему провести эту чертовки кайфовую неделю без родителей. Оценил степень загрязнения — нормально. Раскидать туда-сюда вещи и будет вообще идеально. Пройтись по полу тряпкой — и от пятизвездочного отеля не отличить. Уже стоя на пороге и застёгивая до самого конца куртку, он просматривает список своих контактов. А что, вот эти и эти чуваки нормальные ребята, было бы славно узнать, что у них в жизни творится. Да и как он помнит, ссылаясь на воспоминания своих бурных школьных дней выпускного класса, эти чуваки умеют веселиться.       В автобусе Сынмин успел урвать себе местечко у окна. Красота, не так ли? Этот день нравится Киму всё больше и больше. Дорога от дома до универа занимает десять минут, за это время он успевает разослать несколько сообщений. Ну, типа, а что такого? Ким Сынмин устраивает вечеринку в своей большой квартире, кто не придет, тот лох.       На КПП у университета Сынмин чуть не валится с ног, потому что под снегом, который заботливо убрали, оказывается лёд. Он, как пингвин, переваливается из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие. «Вот позор», — думает он, уже смирившись с тем, что навернётся на глазах у всех студентов, которые толпятся у турникетов, лишь бы поскорее попасть на территорию универа. Но вместо удара задом о холодный лёд он чувствует, что висит как тряпичная кукла, ведь кто-то схватил его за куртку, спасая от падения. Ким глупо мигает глазами, вертит головой из стороны в сторону, в конечном итоге замечая за правым плечом среднего роста девушку, которая с поразительной ловкостью вцепилась ему в куртку.       — Нормально? — мило спрашивает она, когда Сынмин уже твёрдо стоит на ногах. Он спешно оборачивается, тут же кланяясь ей в благодарностях. Полупустой портфель от смены ориентации в пространстве проскальзывает по его спине, в итоге переваливая через голову. Ким поднимает неловко на неё глаза и слышит тихий смущенный смешок.       — Спасибо, правда, — бубнит парень, провожая девушку глазами, потому что она уже двинулась к КПП, напоследок кинув ему «будь аккуратней» и помахала ладошкой.       Вау, женщины такие крутые. Сынмин чувствует себя глупо, но вообще как-то плевать. Он просто в очередной раз убеждается, что он безнадёжный романтик, раз его можно очаровать простым проявлением человечности и манящим шлейфом приятного парфюма, который незнакомка оставила после себя.       Она теряется в толпе студентов, исчезая также незаметно, как появилась. Сынмин одёргивает куртку и поправляет портфель. До пары остается не так много времени, а ему ещё на шестой этаж пешком подниматься, потому что все лифты, как обычно, будут переполнены. Легкой походкой, стараясь по пятам следовать за остатками парфюма спасительницы, он проходит КПП и уже бегом мчит в универ. Грызть гранит науки? Нет, увидеть лучшего друга и «обрадовать» его новостями, что вечер этой пятницы он проведёт в компании хорошей музыки и алкоголя у него дома.

* * *

10

      В универском кафетерии было, как обычно, шумно и много суеты, в попытке найти свободный столик. Минхо, правда, пытался, но у него в ДНК прописано кислое лицо, на котором ни одна мышца не дрогнет, особенно, когда он в таком скверном настроении. Но, справедливости ради, он стал чувствовать себя чуть лучше, самую капельку. Может, дело в каком-то бессознательном чутье, но он оделся во всё черное, на фоне чего его лицо казалось прямо-таки мертвецки бледным. Кажется, даже каштановые волосы стали на несколько тонов темнее, обрамляя лицо так, что он выглядел как фарфоровая кукла.       Сынмин рядом весело качал ногой, закинутой на колено, и уплетал сэндвич, последний, между прочим. Эти сухие бутерброды разлетались тут быстрее, чем гонит тачка «формулы-один». Да и кофе тут делали просто омерзительный, но тратить большую перемену на то, чтобы бежать в ближайший торговый центр, — увольте. Поэтому Сынмин запивал свой сухой сэндвич с ветчиной отвратным латте, а Минхо давился горьким американо. Ей богу, даже растворимый кофе лучше этой бурды.       — Ну, что ты, — толком не прожевав, тянет Ким, — я не принимаю отказа, ты же знаешь. Я всё равно сделаю так, что ты окажешься сегодня у меня, — под конец он пожимает плечами, делая нескромный укус, зная, что прав.       Минхо закатывает глаза и прокручивает бумажный стаканчик с кофе. Так уж сложилось, что он не может отказывать Сынмину. Соглашается с каждой его тупой идеей, например, прийти на внезапную вечеринку. Минхо всё это не прикалывает: он домашний, а в его нынешнем состоянии, можно сказать, что пещерный. С удовольствием бы и дальше сидел в своем углу в общежитии, разлагался как морально, так и физически. От недосыпа у него появились высыпания, совсем как у подростка. Ну а вишенкой на торте стало, конечно, его появление в вузе. Минхо, очевидно, не был так наивен и знал, что за все прогулы ему влетит по первое число, но совершенно необязательно было преподше по японскому унижать его перед всей группой. Короче, от этого посещения универа одни только расстройства.       Касательно его переживаний о расставании, легче тоже не становится. Тоска и тянущее чувство собственной ничтожности никуда не делись, но будто отошли на второй план, уступая место пассивной агрессии, которую вызывали все сторонние факторы. И в конце концов, Сынмин прав: упиться сегодня вечером чем-то легковоспламеняющимся звучит лучше, чем утонуть в водовороте собственных мыслей.       — Хуй с тобой, — небрежно бросает Ли, допивая так называемый американо одним большим глотком, — только, чур я…       — Нет, ты не будешь выбирать плейлист, — перебивает Сынмин, — иначе там все повесятся.

* * *

11

      Дом Ким Сынмина никогда прежде не был таким наполненным. Людей собралось больше, чем сам Сынмин мог предположить. Было ли это похоже на типичную вечеринку с бассейном из американских фильмов? Никак нет. Скорее, человеческий муравейник из знакомых, знакомых знакомых, людей, которых Сынмин знал не очень хорошо, но мог вспомнить имя. Таких тусовок никогда в этой квартире не было, но Ким будто поймал волну и просто решил наслаждаться по полной. Приглушенный свет, фиолетовая подсветка, музыка, грохочущая басами, и на перебой звучащие отовсюду разговоры об учебе и работе, предстоящей сессии. Скоро Рождество, об этом Минхо вспомнил только тогда, когда всё больше и больше народу появлялось в квартире и стали звучать тосты за предстоящий год и Рождественское чудо.       Сынмин лавировал в толпе, пританцовывал и постоянно стрелял глазами в Минхо, который стратегически засел в углу дивана с бутылкой пива, наблюдая за всеобщим весельем. Студентам особого повода для праздника не надо — дожили до конца недели, и слава богу. А у Минхо априори не было повода для веселья. Вопреки желанию напиться и забыться, он, наоборот, загрузился ещё больше. Он не знает, у кого вообще эта схема работает, ведь в реальности, когда на тебя наваливается куча переживаний и тревог, ты не забываешь о них с глотком алкоголя, а напротив, тонешь в них быстрее, ведь мысли становятся более удручающими, а чувства оголяются и искрятся, как провода.       Ли меланхолично сканирует взглядом толпу перед собой, в конечном счёте заканчивая свой путь на окне. По ту сторону ебучая зима, валит снег и мерцает ночная столица с высоты многоэтажки. Если бы он не был так разбит, то точно бы нашел этот пейзаж уютным, но сейчас он вызывает в нём только большую тоску. Веселые голоса и музыка не заглушают его собственный внутренний голос. Напротив, Минхо вновь понимает, что живет под вакуумным куполом. Только этот купол, кажется, не такой большой, как ему казалось недавно. Этот купол только его, в радиусе его личного пространства. А еще внутри этого купола токсично и холодно. Это, как ни странно, тоже очередной признак его депрессии, но вот только знание этого факта не помогает с ней справиться.       Постепенно, совсем незаметно, но посторонние звуки сходят на нет. Всё внимание Минхо сконцентрировалось на падающих за окном снежинках. Они летели медленно, красиво, кружили и сталкивались друг с другом, в итоге образуя снежинку побольше. Он не мог видеть этого из-за своего неидеального зрения, но зато мог представить. Он искал в этом смысл. Раньше ему удавалось придавать особое значение всему, но сейчас он будто утратил эту способность. Как будто его мозг превратился в мерзкую кашу, которая больше не могла функционировать нормально, только выдавать ему одни и те же тревожные мысли. Невольно, смотря на падающий снег, ему вспомнилось, как он и его теперь уже бывшая девушка гуляли прошлой зимой под руку по парку. Тогда тоже валил сильный снег, и он, как дурак, рисовал на сугробах сердечки, вписывая туда первые буквы их имён. Он тогда был уверен, что это, вернее любого штампа в паспорте, закрепляет их чувства. Чувства… Сейчас в нём только тоска и горечь сожалений с привкусом пива. А ведь когда-то он был способен на целый спектр. Когда-то в нем, как калейдоскоп, менялись радость и трепет от касаний к чужим ладоням, искрящаяся эйфория от поцелуев и уютное созерцание чужой красоты. Он делает пару глотков пива, когда чувствует щекотку в носу. Ну вот, опять он прыгнул в омут воспоминаний с головой.       С тяжёлым вздохом он встаёт с насиженного места, надеясь, что никто его не займет. Не церемонясь сильно, он легонько расталкивает толпу локтями, чтобы дойти до кухни и оставить там пустую бутылку. За кухонным столом собралась веселая компания, где был и Сынмин. Он не пил, кстати, совсем. Киму для веселья не нужен алкоголь, он и так станцует от души под любую песню Шакиры. Когда понурая фигура Минхо появляется в поле зрения Кима, последний легко покидает беседу и подходит к Ли.       — Чего глаза на мокром месте? — он спрашивает аккуратно, опираясь поясницей о край столешницы, и заглядывает другу в глаза.       — Тебе кажется, — и шмыгает носом.       — Минхо, — вздыхает парень и укладывает ладони ему на плечи, чуть сжимая, — мне кажется, что ты уже достаточно слёз выплакал. Пора двигаться дальше, понимаешь? Или ты еще не все стадии принятия прошел?       — Да не плачу я, — Минхо делает круг плечами, пытаясь таким образом смахнуть с себя чужие касания, но все безуспешно, — просто что-то в глаз попало, окей?       — Ты не ответил, — хмыкает Ким.       — Какие, к чёрту, стадии принятия? Я просто понял, что совершил ошибку, — бубнит он себе под нос и заглядывает за спину Сынмина, замечая там начатую бутылку текилы. Сынмин тяжело вздыхает.       — Ты думал о расставании достаточно долго, чтобы это не было ошибкой, — голос твердый, он говорит фактами, — а сейчас ты просто попал в ловушку своего сознания. И это нормально. Ты должен просто понять, что такое твоё состояние не навсегда. В жизни не бывает только чёрная полоса. После того как ты поотрицаешь, погорюешь и пожалеешь себя, ты увидишь, что конца света не произошло, мир не схлопнулся. И у тебя, и у неё все будет хорошо. У всех все будет хорошо. И я всегда рядом, ты же помнишь, да? Ты можешь в любой момент поговорить со мной.       Вместо ответа Минхо только смотрит ему в глаза. Хочет сказать: «да что ты вообще понимаешь?», но вместо этого присасывается к горлышку бутылки. Сынмин снова вздыхает и хлопает его по плечу. Бесполезно. Сейчас нет смысла стучаться в эту закрытую дверь, хотя обычно у него это получалось. Остаётся лишь надеется на то, что смена обстановки благотворно повлияет на друга. А если нет, то план «Б» уже на подходе.       Минхо уходит из кухни, шаркая ногами по полу, чтобы в итоге упасть обратно на диван и сидеть там уже в обнимку с бутылкой текилы. Вряд ли её купил Сынмин, скорее, кто-то из гостей, но Минхо похуй. Он с этой бутылкой уже выстроил эмоциональную связь. Удивительная жижа эта текила. Она так быстро и эффективно действует на мозг, что Минхо даже понять не успевает, когда происходящее вокруг превращается в кашу из звуков, света и движений. И в голове всё тоже смешивается. В одну секунду он думает о падающем снеге, в следующую уже вспоминает бесящее лицо преподавательницы по японскому, а потом вдруг он вспоминает свой первый поцелуй со вкусом водки, и становиться так весело. Ноги сами собой поднимают его с дивана, и теперь он танцует неуклюже в толпе, чьих лиц не видит. Он всё ещё понимает, где находится, что происходит, но чувство внезапной лёгкости заставляет глупо улыбаться, пусть эта улыбка и выглядит вымученной со стороны. Кто-то включил легкий и динамичный синтвейв, а Минхо любит такую музыку. В голове всё ещё продолжается слайд-шоу из каких-то рандомных воспоминаний. Вот он с ней стоит под золотым клёном и целует искренне, а вот он сжимается в комок после их первого расставания. В следующий момент он уже вспоминает, как был в её родном доме прошлым летом и гладил домашних котов, а потом он вдруг вспоминает горькое чувство обиды, что не чувствует, что его по-настоящему любят. Все эти призрачные воспоминания смешиваются в одно, а очередной глоток текилы подводит черту с выводом: он сходил с ума. Он всю жизнь избегал ответственности, а теперь, взяв на себя огромную, решив разорвать плотную связь с партнером, он не может вынести последствий.

12

      Вдруг захотелось написать Джисону. Да, точно, Джисон. Человек, который в стихи запихивает все сложные чувства Минхо и который получает два лайка на трек в soundcloud. Парень с большими блестящими глазами и не менее большим словарным запасом, который готов болтать с ним днями и ночами, но которого он, кажется, проебал, потому что повёл себя как мудак и вместо того, чтобы нормально объяснить, дал заднюю, сначала игнорировал несколько дней подряд, а потом испугался и нагрубил. У Ли Минхо чёрный пояс по проебам. А еще у Минхо идиотская установка в голове, что нельзя слишком близко подбираться к кумиру. Честно говоря, сначала это прикольно и круто, это будоражит, что есть такой талантливый человек, чьё творчество так пришлось по вкусу. Но потом, как только спала пелена, Минхо испугался того, что такой человек — не выдумка, что он настоящий и совершенно обычный. Что кроме музыки у него учёба и жизнь, какие-то дела и мысли. Может, именно поэтому кумир всегда должен оставаться кумиром, а не переходить в статус знакомого или друга?       Джисон неловко мялся у входной двери. Несколько часов назад, когда он вернулся домой после пар и сидел в коридоре на полу, собирая, наконец, стеллаж, вдруг кто-то постучался в дверь. Он удивился и напрягся, потому что гостей не ждал, а в домах с консьержами обычно не ходят посторонние, предлагающие пройти какие-то сомнительные соцопросы или что-то в этом духе. Посмотрев в дверной глазок, удивился ещё больше: там стоял худощавый паренёк, которого он видел пару раз на автобусной остановке рядом с домом. Наверное, тоже живет в этом доме. Хан, не особо спеша, открыл дверь и высунул в щель голову, встречаясь с приветливой улыбкой.       — J.one? — уточняет незнакомец, звуча максимально неловко, ведь это очень странно обращаться к человеку по какому-то псевдониму, а не по имени. Джисон кивнул согласно, чувствуя, как внутри скручивает тревога, что кто-то знает его как j.one. — Я Ким Сынмин, — протягивает руку для рукопожатия, — сосед сверху.— Джисон открывает дверь чуть шире и жмёт руку. Сынмин неловко топчется на месте, кусая губы, и будто подбирает правильные слова. — Слушай, ты же, типа, музыкант, да?       Глаза Джисона принимают ровное очертание буквы «о». Какого черта вообще происходит? Он неуверенно кивает головой в знак согласия.       — Я сегодня вечеринку устраиваю у себя, и мой лучший друг, ну, он типа твой фанат…       — Минхо? — голос Хана предательски подрагивает, но Сынмин будто не замечает этого, зато проясняется в лице.       — Да-да, Минхо! — щёлкает пальцами. — Обязательно потом расскажешь, откуда ты его знаешь, но, короче, если хочешь, приходи к восьми, потусуемся вместе. Минхо не в очень хорошем настроении, и я уверен, что он будет сидеть там кислый весь вечер. Поэтому, если ты вдруг решишь заглянуть, то он будет рад.       Джисон молчит несколько секунд, всё ещё сбитый с толку таким внезапным приглашением и тем, что вдруг в разговоре всплывает имя Ли Минхо, которое теперь отдает неприятным уколом где-то в груди.       Дело в том, что последний их диалог, тогда, ранним отчаянным утром, закончился не очень хорошо. На совершенно искренний вопрос «ты в порядке?» Ли ответил сначала уклончивым «я не знаю», а после написал целую тираду о том, что вообще-то Минхо заебало, что к нему в жизнь лезут со всякими расспросами, и кто вообще Хан такой, чтобы донимать его постоянными смсками. Словом, грубо дал понять, что продолжать разговор он не намерен. С того момента Джисон больше не пытался ему писать. А смысл? Предельно ясно сказано «отъебись», а Джисон себя не на помойке нашёл. Он искренне не понимает, чем вызвал такую реакцию, но и разбираться с этим желание резко пропало.       Он ведь правда запереживал. Правда думал, что сам где-то прокололся. Правда думал, что у них выстраивается какая-то связь, ведь ничего не предвещало беды. После продолжительного молчания, когда Сынмин уже начал вопросительно поднимать брови, мол, чего молчишь, Джисон вздохнул и прочистил горло:       — Посмотрим. У меня тут дела есть незаконченные, так что ничего не обещаю, но спасибо за приглашение, — на самом деле имея в виду, что ему похуй, в каком там настроении Минхо, и никуда он не пойдёт. Сынмин понимающе кивнул и улыбнулся всё также дружелюбно на прощание.       Но вот он, Хан Джисон, он же j.one, он же глупый мальчишка, который не смог унять своё любопытство и идиотских бабочек в животе, которые тут же ожили, когда он понял, что появился шанс вновь встретиться лицом к лицу с Минхо и, возможно, узнать, что же всё-таки произошло. Стоит у двери в квартиру, которая располагается точно над его собственной, нервно одёргивает рубашку, которую вытащил откуда-то из закромов в попытке принарядиться, ведь он на вечеринку собрался. Даже брюки укороченные достал и самые приличные белые носки. Под рубашкой с коротким рукавом у него чёрная футболка, и она по-идиотски липнет к коже, но, скорее всего, ему просто это кажется, потому что он нервничает и тревожится. Завершает его «выходной» образ пара домашних тапок, потому что ему до вечеринки идти ровно один этаж по лестнице.       Из-за двери грохочет музыка. Ему это не нравится, нагоняет ещё больше тревоги. Он ещё на первом курсе прохавал, что из него совсем уж плохой тусовщик. Ему больше нравится быть по ту сторону тусовок, то есть писать танцевальные биты и качать головой в такт музыке в наушниках. Есть ещё вариант — развернуться и уйти. Но с другой стороны, по ту сторону двери, где-то в глубине квартиры сидит Минхо, которого он так сильно хочет увидеть, посмотреть в его бессовестные глаза и, возможно, даже сказать что-то колкое, но обязательно в надежде на то, что Ли объяснит своё поведение, и они не перестанут общаться совсем.       Несколько секунд он мнётся, не зная, звонить ли в звонок, стучать ли в дверь, музыка играет так громко, что, скорее всего, никто не услышит ни один из вариантов. Звучно втянув через нос воздух, он собирает в кулак всю свою мужественность. Дверь оказывается открытой. Сразу же с порога он замечает качающуюся толпу молодых людей, у кого-то в руках пластиковые стаканчики, у кого-то бутылки с дешевым шампанским. Сквозь толпу пробирается уже знакомый Ким Сынмин. Он держит в руках пустую коробку пиццы, но не отказывает себе в ритмичных покачиваниях в такт музыке.       — О! — Сынмин широко и обворожительно улыбается, завидев неловко мнущегося на пороге Джисона, — музыкант! Пришёл всё-таки, — он оперативно подходит к нему, подхватывая бесцеремонно под локоть одной рукой, потому что вторая всё ещё занята коробкой, —заходи, заходи.       — Я Джисон, — скидывая тапки в кучу другой обуви, говорит Хан, — можешь просто звать меня Джисон, — он натянуто улыбается, чуть заплетаясь в собственных ногах, но быстро выравнивается, следуя за хозяином квартиры, который ведет его на кухню.       — Отлично, — хохочет Сынмин, — Джисон звучит лучше, чем j.one, без обид.       Сынмин весёлый, от него веет какой-то очень легкой и приятной аурой, возможно, Джисону становится чуть комфортнее в его окружении, потому Сынмин абсолютно трезвый, просто сам по себе прикольный. Он ловко засовывает коробку от пиццы под раковину и поворачивается к гостю, который хлопает глазами и оглядывается по сторонам, невольно сравнивая обстановку со своей собственной квартирой. Тем временем Ким постукивает по столешнице костяшками.       — Ну, короче, чувствуй себя как дома, — разводит руками, обводя кухню взглядом, — бери пей, ешь, танцуй, короче, делай что хочешь.       Джисон кивает болванчиком. В голове он себе делает пометку, что вряд ли будет пить, потому что тогда его загрызет совесть, что он будет должен денег, а их у него не водится после переезда. Он собирается что-то сказать, чисто приличия ради, чтобы не было такой неловкости, но не успевает, потому что на кухню заваливается компания из трех девушек. Они хохочут и что-то бурно обсуждают. Сынмин тут же реагирует, втягивается в разговор, поэтому Джисон догадывается, что это его подруги. Одна из девушек неловко спотыкается об собственную ногу и рефлекторно цепляется за рядом стоящего Джисона. Тот с готовностью подхватывает её под локоть. Та хохочет пьяно и тут же извиняется.       — Так, так, дорогуша, — щебечет Ким, — ты перепила, давай-ка на боковую.       Девушка капризно хнычет и топает ногой. Джисон думает, что это забавно, потому что девушка явно из тех, кто делает всю домашку и пишет все контрольные на круглые пятёрки. Это выдает несколько пометок ручкой на её запястье. Но сегодня она решила не быть отличницей и пришла на эту вечеринку, сделала красивый макияж, впрочем, всю помаду уже съела, а на щеках у неё красиво мерцают блестки, явно нанесённые для того, чтобы придать более праздничный вид макияжу. Подруги позади неё что-то тоже щебечут, одна заботливо поглаживает её по макушке и обещает Сынмину, что они уже скоро поедут домой, а бедовую подругу уложат спать. Еще одна девушка отошла к столешнице, держа в одной руке сумочку и два телефона, видимо, чтобы перепившая подруга не искала потом свои вещи. В другой руке у неё стакан воды, и она жадно пьет, чуть пошатываясь. Когда она оборачивается, то замечает изучающий взгляд скромно стоящего Джисона. Улыбается ему уголками губ и нетвёрдой походкой подходит ближе. На её лице тоже красиво рассыпаны блёстки, некоторые даже запутались в кудрях темных волос.       — Не кисни, — она щёлкает Хана игриво по носу, совсем не заботясь о формальностях того, что они даже незнакомы. Джисон чуть дёргается от неожиданности и потирает кончик носа, наблюдая, как девушка залазит в сумочку, доставая оттуда небольшую баночку. Ей требуется несколько мгновений, чтобы справиться с крышкой, когда её окликает вторая подруга, и она небрежно бросает: — Обувайся, я сейчас подойду, — потом злится в милой манере, всё-таки открывая банку. Двумя пальцами она зачерпывает липкие блёстки и игриво улыбается Джисону, проводя пальцами по его щекам. — Ну вот, так-то лучше, — довольно говорит она, — теперь ты тоже в клубе.       Она салютует оторопевшему парню и скрывается за углом прихожей, пританцовывая, как может, музыке. Джисон глупо хлопает глазами, не особо понимая, в какой клуб его только что завербовали этими блёстками, но чувствует себя чуть расслабленней. Он ждёт несколько мгновений, не уверенный, что ему делать дальше, но когда понимает, что Сынмин на кухню не вернётся, коротко вздыхает и решает найти Минхо. На самом деле, людей не так уж и много, но из-за того, что происходят постоянно какие-то перемещения по квартире, всё превращается в суету. В зале несколько человек скромно танцуют, скорее просто, чтобы не упускать хорошую песню, но по большей части все просто общаются. Джисон обводит глазами комнату и людей, вдруг натыкаясь на знакомую фигуру.       Минхо мнётся где-то в центре толпы. Его глаза закрыты, лицо поднято наверх, а к груди он двумя руками прижимает полупустую бутылку текилы. Совершенно точно пьяный, мыслями где-то очень далеко, он качается из стороны сторону, чуть пружинит в ритм музыки и не обращает внимание ни на что вокруг. В груди у Джисона предательски больно колет. На лице Минхо не было пьяной безмятежности. Читалось лишь то, что ему уже абсолютно плевать, где он и что делает. Тёмные брови чуть сведены к переносице, и это выглядит куда более трагично, чем гримаса рыданий. Он, кажется, даже подпевает песне, и в этом Джисон видит попытку сбежать от мыслей в голове, попытку перебить их словами. Он очень красивый. Хан невольно ловит себя на мысли, что эта печаль ему так к лицу, когда засматривается на такого Минхо. Он живой, не такой, как на фото в instagram. Но еще больше ему бы к лицу была широкая улыбка. Просто вдруг Джисон понял, что влюбился он в мысли Минхо, в те крупицы, что успел собрать за неделю общения в интернете. А его красота — это приятный, но необязательный бонус. Он даже не думая прикладывает ладонь к животу, бабочки снова назойливо щекочут его изнутри.       Робкими шагами он идёт к нему навстречу. Качающаяся толпа по инерции заставляет и его слегка качать корпусом. И вот Минхо стоит совсем близко. С такого расстояния Джисон слышит легкий запах алкоголя и свежего парфюма парня. Он старается не накручивать себя, что, мол, он навязчивый, когда протягивает руку и легонько касается холодной ладони Минхо. Тот медленно открывает глаза, не прекращая танцевать. Губы медленно ползут в натянутой улыбке, совсем скромной, точно наигранной. Но по какой-то причине Минхо всё равно смотрит ему прямо в глаза.       — Вау, — пьяно тянет он, голос хрипит, — ты сияешь.       Джисон нервничает, у него глаза бегают по лицу парня напротив, и он не придумывает ничего лучше, чем тоже натянуто улыбнуться, копируя его выражение лица. Он сначала даже не понимает, о чём речь, касаясь щеки, а увидев на кончиках пальцев мерцающие крошки, вспоминает.       — Веселишься? — подаёт голос Джисон, наклоняясь чуть ближе, не уверенный, что музыка разрешит ему быть услышанным.       — Нет, — легко отвечает Ли, пожимая плечами, — только что думал о тебе, а открыл глаза и… бах! Ты тут.       — Да, — он не отводит глаз от разморенного взгляда напротив, — я тут. Поговорим?       Минхо дёргает плечами, как бы говоря «мне все равно, делай что хочешь», и присасывается к горлышку бутылки. Джисон, по ощущениям, всё это время даже не мигал ни разу. Расценив жест парня как согласие, он дрожащими пальцами берется за его запястье, тянет за собой прочь из толпы. В этой квартире планировка почти такая же, как в его, с тем лишь отличием, что на комнату больше. Он по наитию догадывается, что если из зала повернуть налево, то за той закрытой дверью окажется спальня. Так и есть. Дверь легко поддаётся, но в комнате совершенно темно, нет ни одного источника света. Минхо заваливается в комнату следом за Джисоном, бурчит что-то невнятное под нос и облокачивается на стену спиной. Пока Джисон закрывал дверь и пытался понять, где выключатель, Ли стёк по стенке вниз.       — Не включай свет, — просит он бесцветным голосом, — плохо будет видно, что за окном.       Глаза Джисона постепенно привыкают к темноте, и он улавливает очертания лица Минхо, которое он повернул к окну, и смотрел в оба на медленно падающий снег. Коротко вздохнув, он тоже садится на пол, упираясь лопатками в закрытую дверь. Музыка играет уже намного тише, и он может слышать каждую минорную нотку в чужом голосе.       — Ну… — начинает было Джисон, но не успевает договорить, потому что Минхо его перебивает.       — Вот зачем ты появился, а? — резко говорит он. —Я ведь только решил, что нам лучше быть музыкантом и слушателем. А ты взял и появился у меня перед носом…       — А меня ты спросил? — грустно хмыкает Хан. Он понимает, что всё, что вылетает из рта этого парня сейчас, — гремучая смесь из текилы и грусти. Нельзя воспринимать всё слишком близко к сердцу.       Минхо молчит. Возможно, не знает, что сказать, а возможно, он просто залип на мерно падающий снег за окном, который, кажется, вызывает у него больше интереса, чем Джисон.       — Минхо, я хочу тебя понять, — честно говорит Хан. Он упирает локти в согнутые колени и понуро опускает голову, так проще говорить, — ты, может, и не понял, но я тобой проникся.       — Хах, — вдруг громко, слишком громко для этой тёмной комнаты, выдает Ли, — что за чушь?       — Ну, для тебя, может быть, и чушь, но это то, что я чувствую, — пожимает плечами Джисон, зная, что этого жеста никто не увидит.       — Ты меня не знаешь, — отрезает, и раздается резкий звук того, как он ставит бутылку на пол.       — Вот именно, — кивает, — не знаю. Но хочу узнать.       — Поверь мне, не хочешь, — опять усмехается парень, но в этом смешке столько боли, что она становится осязаемой и запускает табун мурашек по коже Джисона, —давай я облегчу тебе задачу. Я расскажу, какой я, — голос Минхо становится грубее, это заставляет Джисона поднять голову и, наконец, взглянуть на него, — я отвратительный, Джисон. Я, правда, мерзкий человек. У меня ничего не получается, ничего не клеится. Всё, к чему я прикасаюсь, превращается в какую-то хуйню. А еще я эгоист и нытик. Причём трусливый. Вместо того чтобы пытаться склеить, я только рушу. Вот взять хотя бы наше общение. Я пренебрёг тобой и ушел в тильт, забив огромный хуй на то, что ты писал мне. Я решил, что кроме моих проблем нет больше ничего и никого, и у меня даже оправдания нет. Я, типа, просто взял и заигнорил тебя. А когда очухался, я, блять, испугался последствий своего поступка и послал тебя нахуй. По-твоему, это нормально? — под конец Джисон не только слышит, но и видит отчаяние, которые выливается из глаз парня слезами.       Джисона потряхивает всем телом от тяжести обстановки. Он просто вдруг понял, что именно сейчас Минхо очень искренний. Хан делает глубокий вдох и всматривается в самую глубину слезливых глаз. Смотрит долго, тихо, будто пытаясь расшифровать в них что-то.       — Знаешь, — вдруг начинает он, — это звучит как пересказ, — легонько улыбается уголками губ, — типа, когда ты слушаешь чей-то пересказ и вроде улавливаешь суть книги, но по факту, пока сам не прочитаешь, нихуя на самом деле не поймешь.— Минхо смотрит на него с каким-то неверием. — А вообще, конечно, немного обидно, что это текила развязала тебе язык, но ничего. Мне теперь ещё больше хочется прочитать эту книгу. Ты ее так разрекламировал, — усмехается почти задорно.       Минхо моргает мокрыми глазами часто и глупо. Он просто не верит своим ушам. Он буквально только что перечислил всё, что должно раз и навсегда отвернуть Хан Джисона от него. А этот придурок сидит и что-то про книжки затирает.       — Угараешь? — нервно усмехается Ли.       Джисон машет головой из стороны в сторону и подползает ближе. Минхо всё ещё с недоверием следит за тем, как парень выгибает поясницу, чтобы залезть в карман брюк. Оттуда он достает телефон и спутанный узел наушников.       — Ни разу, — заверяет его Джисон и начинает распутывать наушники. У него дрожат руки, и теперь Минхо понимает, что Джисон не придурок, а просто за такими шуточками прячет твою тревогу. Оно и неудивительно. Такой человек, как Минхо, не может вызывать теплоту и комфорт. Уж точно не после всей этой самоуничижающей тирады. —Послушаешь мою новую песню?       В воздухе повисает глухая пауза. Джисон пытается совладать с тревожным тремором, а Минхо просто не знает, что сказать, потому что ситуация донельзя глупая и непонятная. Вот, он вроде ясно дал понять, что никакого общения не будет. А вот, Джисон говорит, что написал новую песню. Наконец, Хан справляется с наушниками, подключает к телефону и молча протягивает один Минхо. Смотрит выжидающе, будто нет варианта отказаться.       — Ты больной на голову, — резюмирует Минхо, но всё же впихивает наушник в ухо.       — Кто бы говорил, — бурчит Джисон и устраивается поудобнее рядом. Он случайно касается плечом Минхо и не сдерживает тревожного вздрога. На самом деле, он сейчас задохнется от волнения, потому что на эту песню он ставит all in. Либо Минхо правильно его поймёт, либо реально всё.

13

      Вот такой вот он, Хан Джисон. Конченый романтик, который сам боится проблем и ответственности, как огня. И говорить прямо, в отличие от Минхо, он умеет плохо. Шутками, метафорами да стихами. Так он может выразить себя и свои чувства. И на самом деле, пожалуй, именно музыка связала его с Минхо. Он все еще искренне верит в то, что только человек, правда близкий ему по духу, способен по-настоящему оценить его песни. И сейчас он тоже надеется, что благодаря песне они найдут общий язык, и Ли перестанет строить из себя невесть что, прячась за едкими фразами и грубостью.       Ведь чувства, которые поселились в Джисоне, они, правда, лёгкие и приятные, прямо как мелодия, текущая по белым проводкам его наушников. Ударные в самом начале песни до смешного точно вторят его ритму сердца сейчас. Он привык слышать свой голос в наушниках, но именно сейчас ему кажется, что Джисон из прошлого, записывающий эти дорожки, более смелый и у него лучше получится рассказать о том, что та случайная встреча запустила цепную реакцию в организме. Что ему правда, без приукрас, хочется узнать Минхо лучше, больше. Хочется знать всё: не только имя и возраст, но и где живет, чем интересуется, о чём думает, какие у него секреты, почему он такой. Джисон в наушниках поёт о том, что этот угрюмый парень поселил в нежные чувства, о которых молчать просто не хочется. А Джисон в жизни может лишь робко поглядывать на Минхо, у которого почему-то выражение лица меняется с каждой строчкой, становясь всё мягче и мягче, принимая просто рассеянную эмоцию.       За окном этой комнаты бушует зима, валит снегопад и, наверняка, дует злой ветер. Но вот Джисон робко тянет дрожащую руку, совсем аккуратно касаясь ладони Минхо. Руки Джисона тёплые. Он прикасается к Ли и, готов поклясться, видит, как весна расцветает вокруг них, разрушая снежный шар Минхо.       Минхо потерян. Он совершенно сбился с маршрута своих деструктивных мыслей. Чувствуя теплую ладонь Джисона, он вдруг понимает, что всё это время сам был источником своих проблем. Он сам закрылся от мира и отказывался видеть дальше своего носа. Например, взять то же расставание, которое стало уже навязчивой мыслью. Что там говорил Сынмин? Иногда люди, спустя большой промежуток времени, понимают, что не совсем подходят друг другу. И это жизнь. Это нормально. Никто же не говорит со скандалом расходиться. Если ты чувствуешь, что всё, отношения себя исчерпали, то ты не должен сидеть в этом болоте. Ты можешь двигаться дальше. Вот только Минхо забыл, что плавать не умеет, поэтому начал всё-таки тонуть в болоте. И вдруг из ниоткуда появляется Хан Джисон, который раньше тоже был, но не так близко. И он протягивает ему руку, хочет помочь выбраться из этого болота. Минхо, от вредности, отвергает его руку помощи, но Джисон, видимо, упёртый. Хватает его за шкирку и тянет, тянет, тянет… И вот Минхо сидит, как мокрый и побитый щенок, на берегу этого болота, а Джисон аккуратно берёт его за руку.       Совсем не метафорично Минхо чувствует робкое клевание чужих губ в уголок собственных. Джисон такой тёплый. Не получая ответа на невинный поцелуй, он не отнимает губ, а целует его в щеку, часто-часто. Именно так, как Минхо всю жизнь хотел, чтобы его целовали. Он не решается ответить тем же, но на пробу, будто боясь ошибиться, поворачивается корпусом и раскрывает руки для объятий. И Джисон обнимает его — какая неожиданность — именно так, как ему это нужно. Крепко-крепко, окутывает своим теплом и гладит ладонью по лопаткам в успокаивающем жесте. Песня стала играть по второму кругу, но это тоже ощущается правильно. Минхо слышит, как Хан выдыхает отрывисто ему в изгиб плеча.       — Ты реально сравнил меня со спортивной тачкой? — усмехается Минхо, утыкаясь мокрым холодным носом Джисону в рубашку.       — Это всё, что ты услышал в песне? — также легко говорит он. Но Минхо молчит. На самом деле, он просто чертовски устал от тоски и тревог, от душевных терзаний и ненависти к самому себе.       — Я не готов сейчас ни к чему, Джисон, — тихо, очень сокровенно говорит он.       — Тебя никто и не торопит, ты знаешь? — у Джисона голос такой приятный, мягкий и теплый, как и весь он. И говорит он так легко, с заботой продолжая гладить по спине.       Песни j.one уже давно стали для Минхо панацеей. Но теперь он держит в своих руках творца, который какого-то черта решил пустить его в своё нежное цветочное сердце. Он слушает песню, в которой j.one самыми красивыми рифмами рассказывает о своей весне, пока Хан Джисон жмётся ближе к нему холодным зимнем вечером. Минхо не соврал, он и правда ни к чему не готов, но отчего-то хочется приоткрыть свой железный занавес и тоже почувствовать джисонову весну.       Минхо отнимает голову от его плеча, чтобы взглянуть в глаза. Тусклый свет уличных фонарей лишь слегка проникает в комнату, но этого хватает, чтобы подсветить мерцающие блестки на лице. Ли дотрагивается до его щеки, почерком резким проводя между точек отрезки. Так соединяются в созвездия веснушки.       — Ну так что, расскажешь мне о себе?

* * *