Почувствуешь в воздухе
Нездешние отзвуки,
Увидишь сквозь морок лжи
Судьбы миражи.
Следующие дни Астра время от времени развлекалась тем, что внимательно разглядывала окружающих поверх очков, и чем дальше, тем больше она могла уловить. Честно говоря, такое обилие фантомных ощущений серьёзно сбивало с толку. Реальность рассыпалась осколками витражей, стоило к ней прикоснуться, и Эванс пришлось выделить внушительное количество времени на ежедневные попытки взять способность под контроль. Отпустить всё на самотёк и жить инстинктами ей не позволял инстинкт самосохранения, как это ни парадоксально. Хотя, как Астра подозревала, в древности именно так посвящённые и поступали. По прошествии двух месяцев она смогла научиться уверенно определять, реально или фантомно то, что она видит, но и только. Отключать или контролировать способность у девочки так и не вышло, и она подозревала, что и не выйдет. Теперь она сама себе напоминала Лавгуд с её мозгошмыгами и морщерогими кизляками. И от того, что прорывалось в её восприятии сквозь привычную реальность, отмахнуться было невозможно. Ещё ни разу увиденные картины не были неверны. И ни разу они не были бесполезны. Более того, как подозревала Астра, каждое ощущение было подсказкой, направлением работы, которую она должна была сделать, проблемой, которую нужно было решить. Чем дальше, тем больше девочка чувствовала себя уборщиком, вынужденным подтирать за окружающими. В основном, разумеется, за взрослыми, ведь большинство проблем окружающих её детей заключалось далеко не в возрастных или личностных особенностях. Разумеется, последние годы в Англии ознаменовались рядом изменений в отношении к детству как к глобальному феномену, однако последствия тысячелетия с небольшим, во время которого ребёнок считался чем-то вроде вещи, никуда не делись. Более того, отправка детей-сирот и детей из бедных семей в Австралию, где они становились приёмным родителям бесплатной рабочей силой, закончилась всего десять лет назад. О каком чадолюбии может идти речь? Ребёнок должен быть тих, послушен и незаметен. Всё остальное — от лукавого. Быть взрослым в теле ребёнка в таких условиях было невероятно удобно. Но вот обычным детям приходилось туго. Сразу отпали все вопросы к канону о том, почему Гарри Поттер не просил помощи у взрослых — профессоров, аврората или кого-либо ещё. Если вспомнить, то даже Сириусу он не желал рассказывать о своих проблемах. Сколько в этом было от страха за жизнь крёстного, а сколько от страха быть наказанным?.. Эти размышления занимали Астру по одной причине — к концу марта, помимо визуализации характеров, настроения и мыслей людей, она начала видеть их грехи. Грехи не в узком, связанном с христианством понимании, а в широком смысле — грехи как «огрехи», нарушение установленных правил и порядков. Большая их часть была связана с нарушением своего Слова. Таранис Солнцеликий слышал любую клятву, принесённую от рассвета до заката, и клеймил преступивших её. И, судя по всему, роль карающего меча в этой цепочке предназначалась его верной слуге. Почему так, Астра сообразила почти сразу. Люди уже много веков не клялись именем Тараниса, не служили ему, а потому он не мог карать их за нарушение Слова. Но ощутимый перекос в мироздание нарушенные клятвы вносили. И перекос этот нужно было исправлять. Впервые увидев россыпь пепельно-серых нитей на руках у мадам Медоуз, девочка не сразу сообразила, с чем имеет дело. Как она ни приглядывалась, понять, что это, не удавалось. Только когда на перемене Астре удалось прикоснуться к одной из нитей, её накрыло озарением. В ушах явственно прозвучал детский голос: — Мамочка, я больше не буду, обещаю! Астра ошеломлённо потрясла головой и снова попыталась прикоснуться к одной из нитей. — Клянусь, я не подведу! И тут любопытство сыграло с девочкой злую шутку. Углядев среди множества серых нитей одну чёрную и, кажется, даже пульсирующую, Астра целенаправленно полезла к ней. Стоило коснуться мерзко блестящей чёрной поверхности, перед глазами встали, заслонив реальность, подёрнутые дымкой картины прошлого. — Ты всегда будешь моей самой-самой лучшей подругой! Обещаю! — И я! И я обещаю! Две девочки — одна полненькая, с лёгкими медовыми локонами и озорной улыбкой, и другая — совсем иная, с серьёзными серыми глазами и худым некрасивым лицом — стояли под зелёными ветвями старого дуба и торжественно держались за руки. — Энн, солнышко, ты всё ещё общаешься с этой… как её?.. — Мам, она хорошая! — Ну-ну, детка. Она совершенно не нашего круга. Что скажет мадам Поль? — Какая разница? Две девочки — одна с покрасневшим заплаканным личиком, нервно заламывающая руки, и другая — застывшая с выражением невыносимой боли в серых глазах, сжавшая пальцы до побелевших костяшек — стояли под облетевшими ветвями старого дуба и отчаянно смотрели друг на дружку. — Я буду писать тебе, обещаю! — Я буду ждать. «… с любовью, твоя Энн», — виднелся краешек строчки на скомканном листе. В самом углу расплывалась по влажной бумаге дата. Больше года назад — подсказывало ощущение. Громко потрескивали искры — медленно, неохотно разгорался костёр в корнях старого дуба, отсчитывающего последние часы своей почти бесконечной жизни. Вывалилась из видения Астра в ту же секунду, когда коснулась запястья мадам Медоуз, но скрыть изменения в своём состоянии девочке не удалось. — Мисс Эванс, что с вами? Боже мой, вы так побледнели! Женщина подхватила Астру на руки, не обращая внимания на вялые протесты, и решительным шагом направилась к мед. кабинету. От мадам Медоуз пахло чем-то тёплым и сладким, а сидеть на чьих-то руках оказалось на удивление приятно, так что девочка затихла и расслабилась. К тому же из такой позиции Астра могла свободно перебирать в пальцах серые нити старых обещаний женщины. Большая часть рвалась в руках, стоило только ей пожелать. Такие обещания не несли за собой какой-либо силы — во многом из-за того, что мадам была маглой — так что уничтожить их не составляло труда. А вот оставшаяся пара чёрных нитей так легко поддаваться не собиралась, да Астра и не планировала её уничтожать. Интуиция подсказывала, что без искупления или виры от этих оков женщина не избавится. Что самое интересное, их сила зависела не от сложности или важности обещания, а от эмоций, которые давший и принявший обещание испытывали из-за нарушения слова. Видимо, два несдержанных обещания ощутимо тяготили совесть мадам Медоуз, а вот все остальные она просто не помнила, поэтому эмоций — одной из немногих сил, доступных маглам — не вкладывала. Астра подозревала, что для сквибов, магов и волшебных существ механизм был бы совершенно иной. Их слова куда весомее, уж Эванс-то знала. Она и раньше была не слишком говорливым существом, а теперь и вовсе условилась с собой никогда не болтать лишнего. Всё это, конечно, было невероятно интересно, однако надо было решать, что делать с оставшимися обетами мадам Медоуз. Теперь, после того, как Астра увидела их, она не могла спокойно смотреть на женщину и думать в её присутствии о чём-то другом, кроме двух мерзких, похожих на змей нитей на её запястьях. Их хотелось разорвать, сжечь, испепелить — уничтожить, одним словом. К счастью, и в больничном крыле женщина осталась с Астрой, так что девочка могла позволить себе вцепиться в её руку, изображая испуганного ребёнка, в то время как мозг маленькой волшебницы судорожно пытался придумать, что делать. Глаза Астры лихорадочно метались от запястья к запястью тьютора, пока не прикипели к едва видимому ободку ближе к локтю. Девочка бы никогда не заметила эти зеленоватые волокна, если бы не приглядывалась специально. Мазнуть пальцами по руке мадам Медоуз не составило никакого труда, однако в этот раз восприятие Астры заполнил не голос, не видение, а странное, совершенно непередаваемое сплетение чувств, отзвуки которого девочка когда-то ловила и у себя — душевное тепло, жертвенность, пытливое внимание, безбрежная нежность, капелька любви и море тревоги — именно так для Астры звучала любовь учителя к своему ученику. Решение пришло, словно бы его кто-то прошептал Эванс на ухо. Едва шевеля кончиками пальцев, она подцепила две судорожно сопротивляющиеся нити обещаний и начала упорно плести косичку, третьей вплетая невесомую паутину добровольно взятого на себя служения. Вопреки всем законам геометрии, слоновьей уверенности в правильности принятого решения оказалось достаточно, чтобы сплести косичку из трёх замкнутых колец. Через несколько минут на запястье мадам Медоуз красовался аккуратный браслет из трёх нитей, две из которых уже перестали пытаться вырваться из объятий третьей, похожей теперь на побег плюща, а Астра уютно сопела на больничной койке. Чарование отняло у неё гораздо больше сил, чем она рассчитывала.