Unholy

- Ах да, чуть не забыла! – протягиваю ему бордовый пакетик. – Это для вашей дочери. Улыбается. Как ребенок. Только этот взрослый так может. Другие фальшивят. Заглядывает в него, так же по-детски, с любопытством. - Спасибо большое, я обязательно ей передам. - Надеюсь, ей понравится. - Я в этом уверен. – Боже мой, как он красив! Мгновение нужно сохранить, отпечатать в памяти как сияют его глаза. Он, конечно же, никогда об этом не узнает. Не узнает, что ради этого блеска в глазах я в общем-то продолжаю дышать. - Что ж, я, наверное, пойду. – Поджимаю губы, отворачиваюсь, чтобы он этого не увидел. Он читает меня как открытую книгу, и это приятно порой. Но не сейчас, когда мне есть что скрывать. Надеваю спешно пальто. - Куда Вы так торопитесь? Не от меня ли бежите? – от тебя именно и бегу. От чувств своих я опытный беглец. - Нет, что Вы! Глупо было бы бежать от такого собеседника. – улыбаюсь ему в ответ. Но чего стоит попрощаться и направиться к выходу, не встретившись ни разу взглядом. К лицу хлынула кровь, тело как будто охвачено лихорадкой, я иду по коридору, не оглядываясь. Как это могло произойти? Я впервые теряю контроль над собой. Наверное, я выгляжу такой дурочкой! Черт! Сжимаю кулаки так крепко, как только могу, коридор кажется неимоверно длинным, на спине ощущается взгляд. Мне это все только кажется. Цепляюсь за боль в ладонях, как за последнюю тростинку, иначе жар в теле собьет меня с ног. Бегом вниз по лестнице, толкаю входную дверь. Улица встречает прохладным дуновением ветра, и я ему рада как никогда прежде. Эти встречи и спасение, и пытка. Эти встречи – шторм для моряка. Опасность, которая завораживает. Я приду домой, чтобы, распластавшись на полу, под минорные ноты опустить отяжелевшие веки и услышать в этих созвучиях его смех. Первое. Ты еще не видишь его лица. Ты только слышишь его голос на том конце провода. С первой его нотки ты понимаешь - он спасет тебя. Это предчувствие. - Алло. Здравствуйте. Я хотела бы записаться к Вам на прием. Второе. Черный свитер растянут донельзя и теперь спадает с плеча. Под ним бледное худое тело покрыто мурашками, но вовсе не из-за предсказуемо падающего в ноябре первого снега, не из-за ветра, гуляющего здесь кажется в любое время года. Идешь вдоль тянущейся к горизонту дороги, окруженной высокими елями. Подходишь к большому зданию дурацкой формы, шаркая своими черными ботинками, поправляя периодически свои покосившиеся очки, и внимательно рассматриваешь окна этого здания. «- Мам, а что это? - Не знаю, гостиница вроде…» Открываешь двери, поднимаешься по лестнице, впереди бесконечный коридор. Ты чувствуешь этот запах. Он будоражит. Третье. Вот и он. Действительно прекрасен. - Здравствуйте. Это Вы мне звонили вчера? Я уж было решил, что Вы не придете. – Нотка раздражения в голосе заставляет меня виновато опустить голову. - Простите, что заставила ждать. - Ничего… - Он отпирает дверь в кабинет, впускает меня внутрь и заходит следом. Я сажусь на маленькую табуретку подле его рабочего стола, проигнорировав кресло напротив. Он садится за стол. - Что привело Вас ко мне? - Трудно назвать конкретную причину… - все репетиции этой встречи, проведенные незадолго до того в голове, оказались бесполезными. – Я совершенно запуталась в себе, я не понимаю кто я и чего я хочу. - Сколько Вам лет? - 17. - Так Вы только в начале своего пути, что же заставило Вас уже сейчас обратиться за помощью? Я в смятении. Как мне рассказать ему обо всем? Видимо зря я пришла. Он лишь посмеется над моими проблемами. Но он не посмеялся надо мной ни разу за последующие 7 лет совместной работы. Так долго, спросите Вы? - Возраст в данном случае не играет никакой роли. Простите, мне трудно сконцентрироваться и подобрать нужные слова, чтобы рассказать всё. - Я понимаю. Начнем с малого. Расскажите о том, что Вас тревожит. - Наверное моя семья – моя главная проблема. Я всю жизнь провела практически взаперти. Они сделали из меня социального инвалида без преувеличения. Ни друзей, ни работы, ни должного образования. Чему меня научили хорошо, так это страху перед людьми. - Гиперопека? - И это в том числе. - Кого именно Вы подразумеваете под словом семья? - Маму и бабушку. - А отец? - Мать ушла от отца, когда я была еще совсем маленькой. К сожалению в доме нет мужчины, который бы… - Защитил? – мой взгляд блуждает, цепляясь за незначительные детали в убранстве кабинета. На глаза наворачиваются слезы, но моему собеседнику это видеть ни к чему. - Может быть, да. - Вам придется научиться защищаться самостоятельно. - Это трудно, когда защищаться приходится от единственных родных людей. - К сожалению, такова жизнь. Увы! Такова жизнь. Я расскажу тебе множество печальных историй из жизни, тех, что я уже рассказала своему читателю, и тех, что мне не рассказать больше никому, кроме тебя. С тобой ко мне придет смирение относительно всего, что мне довелось пережить. И снова ледяными пальцами ощупываю кресло, в котором ерзаю от волнения. Но счастливее, чем сейчас, я не была никогда и уже не буду. Ведь скоро все разрушится. Из раза в раз я буду заводить неловкие разговоры на темы, абсолютно меня не тревожащие, лишь бы просто побыть с тобой рядом, совершенно не отдавая себе отчета в том, что я все глубже погружаюсь в чувства к тебе. Рядом с тобой я снова чувствую себя той маленькой девочкой. Гляжу в твои янтарного цвета глаза… «Ты ведь обещал, что всегда будешь рядом, даже если меня поглотит тьма». Четвертое. В попытке убежать от собственных чувств я уеду в другой город. Ты ниспосланное мне испытание. Но когда это испытание улыбается, а тем более смеется, счастью моему нет предела. И я в бесконечном поиске этой улыбки, во снах, наяву, за спинами парней, которые признаются мне в любви. Повсюду я ищу только твою улыбку. Моя непокорная любовь, куда бы я ни бежала, ты всюду со мной, как вредная привычка. Но я все-таки попытаюсь. Знойное лето выдалось. На пустыре автобусы, провожающие и встречающие, все смешалось воедино. Ничего примечательного. Люди, то бродящие из стороны в сторону без дела, а то мельтешащие от автобусов до местных ларьков и обратно. А если приглядеться, можно заметить там и сям платочки, утирающие чьи-то слёзы. Тревога медленно заполняет меня; струна внутри, натянутая до предела, вот-вот лопнет. Этот сценарий знаком мне более чем. Так что руками я тут же нахожу опору - прислонившись к обшарпанному корпусу автобуса ладонями, пытаюсь сделать глубокий вдох. Но я словно вдруг разучилась дышать. Дрожь в руках и ногах нарастает, воздуха катастрофически мало, словно я уже в гробу, из которого нет возможности выбраться. Словно прямо сейчас наступит конец - я умру. От нехватки кислорода, здесь, на пустыре, окружённая людьми. Умру и тем самым подпорчу кому-то день. Как это страшно и... Глупо. Нет-нет, конечно же не умру. Ведь смерть это то, что бывает с другими, разве нет? Над нашими головами, раскинув крылья, парит орёл. Эта картина убаюкивает моих демонов. Они кажется залюбовались ею вместе со мной, и даже перестали шептаться в моей голове. И скоро сердце восстанавливает свой ритм, лёгкие вновь наполняются воздухом. Проходит ещё много времени, пока нас, наконец, вызывают на посадку. Родители еле сдерживают слёзы, но тетя уверяет их: - Все будет хорошо. Я буду поддерживать ее как вторая мама, не переживайте. И только я понимаю - они плачут не от волнения за мое благополучие, нет. Они плачут как дети, у которых отнимают их любимую игрушку. Перед открытыми дверями автобуса я останавливаюсь. Хоть бы лица коснулся порыв ветра, хоть бы он напоследок принес известие о тебе. Но сегодня он молчит. И я прохожу внутрь и занимаю свое место. Пусть ты попрощался со мной, но я не сказала еще тебе главного, - а значит, я вернусь. Пальцы настукивают по клавиатуре: «Я не учла одного – что буду скучать по Вам». Дорога пахнет слезами. Огромный город встречает меня прохладой, к которой я еще не скоро привыкну. Хотя прохлада эта - не приветствие города, последнему в общем-то все равно, он не замечает уже давно кого впускает. Это окутавшее меня одиночество скользит по коже, заставляя меня съежиться. Опершись о перила балкона, смотрю на прохожих днем, а ночью - на соседние дома, на горящий в окнах свет. Так странно по-настоящему осознавать не только свою, но и чужие жизни. Судьбы поколений, умещающиеся в этих квадратных стеклах. Этот город действительно никогда не спит. Компания ребят собралась во дворе. До меня доносятся звуки гитары, смех, голоса. Их жизнь кипит, их молодость воодушевляет. Но почему я не ощущаю свою? Как ты там? Мне кажется, уехав, я не только не нашла свой дом, но наоборот, еще больше удалилась от него. Где на свете я почувствую, что я дома? Белый лист на столе нервирует меня все больше с каждой минутой. Внутри не бабочки, внутри мотыльки, поедают, рвутся наружу, тянущее чувство, преследующее меня в летние ночи, здесь ощущается особенно остро. И ночи здесь совсем не такие. Ни тьмы, ни звезд, на которые мы с тобой привыкли смотреть. Только многоэтажки и пустота, которую люди привыкли вдыхать. Но я не могу привыкнуть. Наплевав на приличие, я строчу тебе сообщения. И как мне кажется, это нормально. Пациенты наверное часто так делают. А еще в окна видно бескрайнее небо. Странно. На уроках рисования нам всем объясняют, что для неба уже придумали цвет. Но никто не рассказывает, что делать, когда оно начнет падать. Знание теоремы Пифагора или наличие выведенных аккуратно в тетради положений Бутлерова не решает проблем. Вместо формул на бумагу автоматически ложатся в словесном обличье черты твоего величия. Третья ночь на неделе с застывшим на устах именем, и впереди еще четыре таких же. Здесь даже учеба не дается. Здесь мысли уносятся все чаще домой. Не туда, где меня растили, туда, где меня воспитали. Очень скоро я сдамся. Выпутавшись из проводов-паутин Москвы, спешу домой, чтобы вновь попытаться сказать тебе правду, потому что 3 года – слишком долгий срок. Больше полутора миллионов минут в раздумьях о том, стоит ли тебе знать правду, еще больше – в сомнении о том, не ошибаюсь ли я. Но ревность бьет наотмашь, когда воображается в технике импасто то, как дома кто-то встречает тебя объятиями. Понимаю, что ошибки быть не может. Так просто закричать об этом во всеуслышание, и так сложно прошептать одному тебе… Делай то, что должен. Только говори со мной, только не бросай меня в молчании. Ты же лучше меня знаешь что такое любить, ты же лучше меня умеешь… Где-то в толпе увидеть тебя вновь. В бессилии заламывать руки, ждать приятельского жеста, а взамен – отведенный взгляд. Ты снова прав, так должно кончиться это безумие. Только я все еще сопротивляюсь, как мать, у которой отнимают дитя. Я выносила его в себе, это чувство, я, давясь слезами, дала ему сделать первый глубокий вдох. Как, полагаешь, я должна отречься от него? А впрочем… Страшный сон, в котором один страшный человек полюбил тебя страшной любовью. Но сны ведь тем и хороши, что имеют свойство растворяться в темноте комнаты. Любая болезнь рано или поздно излечивается – таблетками ли, смертью ли. Но не моя – во всех своих жизнях я буду болеть тобой. Пятое. Признание. Мне все равно. Мне глубоко наплевать, что отец не стал мне отцом, что мать не стала мне матерью. Мне, в общем-то, фиолетово, что в кармане у меня ни гроша, что постель мою мне возможно не с кем будет делить всю оставшуюся жизнь. Я снова перешагну порог кабинета, не потому что мне паршиво живется, а потому, что моряк уже не представляет жизни без шторма. Рядовое «здравствуйте», привычное «как у Вас дела?», знакомое до боли «что ты чувствуешь?». Я много чего чувствую. - Расскажешь? Или все же покажешь? – Взгляд устремлен на мои руки. Мое маленькое поле боя. Земля, испещренная в ходе столкновения противоборствующих сил. Дебаты двух правителей в голове, закончившиеся глубокими ранениями. Надо бы прятать такие вещи, но я хочу, чтобы он увидел. Я очень громко молю о помощи. Молю и отчего-то точно знаю, что услышит эти мольбы только он. Протягиваю руку. Он едва ощутимо касается вычерченных линий, а между тем меня накрывают соленые волны. - Твоей целью было умереть? Или вспомнить, что ты еще жива? - А разве я жила когда-нибудь? Разве все это можно назвать жизнью? - А что ты делала все это время? - Притворялась, видимо весьма неумело, раз уж я в итоге оказалась здесь. - Ты оказалась здесь, потому что хочешь жить, а не притворяться. Так зачем тебе все это? - Боль меня отрезвляет. - Ведь лучше чувствовать боль, чем не чувствовать ничего? - Совершенно точно. - Но мне кажется, ничего не чувствовать – это не про тебя. Скажи мне, о чем ты молчишь все эти годы? Вперив взгляд в пол, еле слышно повторяю как мантру: - Ты убежище мне, ты спасешь меня от беды; мой грех. - Что ты скрываешь от меня все эти годы? – чеканит он. - Мы оба давно уже знаем ответ. – Мне так жаль. Это так… мерзко, должно быть. - Ты ничего обо мне не знаешь кроме имени. - Ты прав.… Столько сказано слов, столько взглядов и жестов, столько историй озвучено.… И в них ни капли искренности …. Но я чувствую тебя. В любой точке мира, в любом из измерений – вдох – выдох – медленнее – вдох - выдох…. Запах твоей боли и тоски. «Известно, если поделить запутанную частицу на две половины и начать отдалять их друг от друга, то, даже остановив их в двух противоположных концах Вселенной, со второй из частей будет происходить ровно то же, что будет происходить с первой». - Но разве человек притягателен только лишь привязанными к нему цифрами, словами и историями? Как же душа, о которой мы с Вами так много говорим? Что, если моя тянется к Вашей просто так, без причин, без пресловутых фактов? - Я не такой, каким ты меня представляешь. Я просто человек, со своими плюсами и минусами. Я гораздо хуже, чем может показаться. - Я это осознаю. Я помню, что Богов среди нас нет. Но ноги сами несут сюда, по тянущемуся за Вами следу. И запах этот так притягателен, что я подобно голодному зверю на трясущихся ногах иду за Вами. Я не могу принудить Вас к взаимности, но и обмануть свой голод не так просто. Порой мне кажется, что легче было бы Вас убить. - По-твоему любовь стоит того, чтобы убить за нее? – я делаю глубокий вдох. На выдохе смотрю в глаза сквозь пелену собственных слез. Ты очень устал. Ты не хотел бы это слышать. А я не хотела бы это озвучивать. - Безусловно. Да. Оглушающая тишина. Умоляю, прости меня. - Ты же понимаешь, что между нами ничего не может быть. Если мы поддадимся этому, всё, что мы так долго строили, разрушится. Я замираю. Вот он, долгожданный выстрел. И снова тот же путь до лестницы, огромные окна, в которые влетают призраки в мятых платьях, они шепчут, как прекрасно было бы стать одной из них, скрежет внутри черепушки отзывается эхом: «как прекрасен будет он в этой новой роли». Отмахиваюсь. На полпути к дому остановиться, сигарету в зубы, взгляд в небо. Зима. Звезды. Пустые улицы. Мне и хорошо и плохо одновременно. Да, с моих плеч упал камень. Но нести его – и не твоя обязанность тоже. Мы оба это понимаем. Что теперь будет? *** - Ты же понимаешь, что между нами ничего не может быть. Если мы поддадимся этому, всё, что мы так долго строили, разрушится. – эти слова по сей день стучат набатом в моей голове. Этот первый и единственный честный разговор станет точкой невозврата. Отныне я буду требовать его внимания, совсем позабыв о самоуважении, он же будет давать мне лишь его крохи. Он уже стал для меня всем, чем не смогли стать остальные. А я в беспомощности своей упрямо требую большего. И грущу не о потерянном друге, а о друге, которого мне попросту не суждено обрести. - Я женат. У меня карьера. Я не собираюсь что-то менять. – Но ведь я и не прошу что-то менять ради меня, глупый. Мне бы немного твоего внимания, мне бы значить для тебя хоть что-то. – Но я знаю точно, что ты переспала бы со мной, если бы я захотел. Не отнекивайся, я же вижу. Твое тело само говорит об этом. Мгновение мы смотрим друг другу в глаза и, смутившись, синхронно опускаем взгляд. - Только пойми меня правильно, я отказываю тебе в этом не потому, что с тобой что-то не так. Просто обстоятельства порой сильнее нас. Да и ревновать ни к чему. Ко мне прикасаются и будут прикасаться. И тебе придется с этим смириться. Я услышала тебя. Я постараюсь найти кого-нибудь, кто будет любить меня, хоть я и не способна полюбить в ответ. И за последующие годы я по глупости своей расскажу тебе о каждом, кто прикоснулся ко мне. - Ты не любишь меня. Это твое прошлое говорит в тебе, не более. Я уверен, ты даже не понимаешь что такое любовь. Если бы ты любила меня, ты бы не отдавалась свободно каждому встречному. – последнее, что я услышу от тебя это укор. Но за что? «Каждому встречному»… Теперь-то я понимаю отчего мне стало больно. Так вот за кого ты меня принял. За глупую малолетку, которая позволяет поиметь себя кому попало. За наивную дурочку, которая так легкодоступна. Возможно я глупа и наивна. Возможно я совершила много ошибок. Но я лишь человек. С сердцем внутри, а не куском железа. Человек, способный на страсть, даже и особенно разрушительную. Всё, что было со мной, одна огромная ошибка. Но это лучше, чем ничего. Бросаться в пучину обманчивых отношений, разочаровываться, целоваться тайком в грязных подъездах, отдаваться кому-то без остатка, без оглядки, плакать и мучиться, рвать в клочья – лучше, чем ничего. Пустота хуже боли. Ты! Ты вытащил из меня всё без остатка. И теперь Ничто разрослось и затхлый его запах преследует меня, словно гнить вслед за душой начали и внутренности. Но кажется кроме меня самой никто еще не успел констатировать эту нелепую смерть. Я уже давно не надеюсь, что тебе удастся реанимировать эту душу. Просто ищу в толпе кого-то, кто не заметит трупного запаха и сумеет скрасить мое одиночество. Хотя бы на ближайшую ночь. Но ты не понял. Не понял ни этого, ни кое-чего еще. Я никогда бы не помыслила прикоснуться к тебе так, как прикасаюсь к другим мужчинам. Никогда бы не позволила случиться тому, о чем бы ты горько пожалел. Да, я глупа, но даже для меня это было бы слишком. В этом бушующем океане больше не видать маяка. Найти бы этот заветный огонек в самом себе. Но воды твоих слов потушили всякий намек на него. И кажется вместо того, чтобы продолжить барахтаться, я смиренно впускаю эту воду в себя. Пусть это будет моя последняя ошибка. И постепенно океан внутри осушается, являя теперь взору моему хвойный лес, в кронах которого блуждает ветер. И чем больше ты отдаляешься от меня, тем четче становятся очертания твоего нового образа. Обманчивый взмах пушистых хвостов лиса кружит мне голову, и мне не хочется уходить отсюда. И как мне приручить тебя, дикого хищного зверя? Почему мне кажется, что ты лишь играешься моими чувствами? Шестое. Смогу ли я научиться дышать без тебя? Сегодня утром наконец в прорези окна видно стену. Самую обыкновенную побеленную стену соседского дома. Ленивые разговоры ни о чем на кухне. Прогулки меж прилавков магазинов, мой смех, голоса незнакомцев – всё вокруг окрасилось в яркие тона. Ты даровал мне свободу? Я вдыхаю поглубже теплый осенний воздух. Сегодня я знаю - что бы ни было ты на моей стороне. Я не помню уже ночи без тебя – во снах, в мыслях, в слезах. Я не хочу видеть это вновь, не хочу знать что случится в тех вселенных, когда я открою глаза в этой. Но в преддверии ждущих меня кругов ада мне снова подбросят картинки, имеющие целью довести меня до сумасшествия. В них детские вопли, взрослая ругань, в них много страхов. Но больше всего в них меня – бегущей от смерти, но так и не сумевшей убежать. Кровоточащей, доведенной отчаянием и болью до наготы. Переломленной, расстрелянной, обезглавленной, утопленной, разбитой, сожженной, лежащей на предсмертном одре, и всегда - одинокой. Ищущей одну единственную душу и не находящей. Я повсюду ищу тебя, потому что больше никто не остановит моего палача. А тебя все нет. И я погибаю уже в который раз. Но сегодня мой лес выпустил меня из своих объятий, и я спешу насладиться реальностью. И мне неведомо еще, что эти лучи октябрьского солнца – последнее, что мне останется на память перед тем, как ветви, обвив мою тонкую шею, затянут меня обратно, на этот раз навсегда. К концу дня я вновь увижу тебя и станет ясно: лес не отпускает меня, потому что ты и есть лес. Я выбрала тебя, чтобы убить себя. Седьмое. Кажется у меня не осталось ни единого шанса. Мне сегодня не пишется и уж целые годы напролет не живется. Страх перед белым листом грядущего, свойственный неокрепшим умам, отчего-то до сих пор не отступил. Я репетирую каждый день, чтобы ворваться и громогласно отзвучать свой миг, но как только зал наполняется зрителями, я падаю в шепот, никому не приметный, местами неясный. Пустые обещания, данные самой себе, пропитались сыростью стен. Мысли так измучили меня. Я больше не хочу быть сильной. На груди, там, где верующие носят крестик, символ своей веры, кулон с твоим именем. Мои чувства к тебе – единственное, что оставалось во мне живого. Всё, что я делаю сейчас, я делаю ради твоего признания. Лишь бы ты понял, что и я могу быть на одной ступени с тобой. Я хочу, чтобы ты мной гордился. Я знаю, что слова не имеют веса в твоем мире, потому я просто молча карабкаюсь вверх, поближе к тебе. Мне кажется, допусти я хоть на мгновение мысль о том, что я не люблю тебя, всякая моя борьба потеряет смысл и я просто умру. Я начинаю понимать. Люди, которые пускают пулю себе в висок от неразделенной любви, кажется делают это, чтобы перестать существовать – не чувствовать, не думать… Думать, знаешь ли, сложнее всего. Бесконечно прокручивать в голове воспоминания, что остались от тебя, и бесконечно анализировать тебя, себя, себя с тобой и без тебя. Ловить тебя временами взглядом среди сотен лиц, ощутив твой запах, чувствовать, как сжимается сердце от тоски. Ты соткал меня из противоречий, ты создал меня. С тобой я снова маленькая девочка, запутавшаяся, беззащитная, хрупкая. Благодаря тебе я иду к своим целям напролом. С тобой мне волнительно, словно меня нагую оценивают миллионы пар глаз. Благодаря тебе я учусь проходить через всякие страхи на пути. «Наконец-то я вижу результаты наших с тобой стараний. Терапия не прошла даром». Дело не в терапии, ведь она была наполнена ложью. Дело в тебе самом. Всякий раз, когда мне хочется сдаться, я вспоминаю твой голос, и это заставляет меня забыть об усталости. Всякий раз, когда я думаю, что больше не вынесу мыслей о тебе, я вспоминаю твой смех, и мне становится радостно, что ты был в моей жизни. «Ты хотя бы знаешь что такое любовь? Не думаю. Так зачем ты играешь со мной?» Не видя моей борьбы, как ты можешь говорить мне об этом? Иногда душа, в существование которой я стараюсь не верить, всё же болит. Побочное действие мысли о том, что любое наше «до встречи» может оказаться последним. К этому невозможно быть готовым – это телефонный звонок, который оглушит сначала тревожным предчувствием, а потом – ощущением вселенской пустоты внутри. Так ли это будет – расскажи небесам, когда я опережу тебя. Восьмое. В этом письме я отпускаю тебя. Я больше не хочу думать где ты и с кем, больше не хочу винить себя за случившееся. На долгие 8 лет ты оставил меня без сна. У меня больше нет желания доказывать тебе что-то, делиться чувствами, до которых тебе итак не было дела. Времена, когда мне казалось, что ты единственный, кто способен спасти меня, постепенно проходят. Потому что, оглядываясь назад¸ я вижу, что всегда спасала себя я сама. Когда мои небеса обрушивались, я, обессиленная, приползала к тебе, ища в тебе спасение. Может быть даже смысл всего. И ты должен был быть рядом. Но тебя не было. А значит и всё остальное я переживу без твоей поддержки. Я хочу вспомнить кем я была до тебя. Переняв твои взгляды, твои привычки, я потеряла себя. И теперь мне снова придется склеивать свою личность по кусочкам. Я не стану врать, что мне не страшно. Но настало время отпустить тебя и больше не причинять себе боль, бесконечно прокручивая мысли о тебе в голове. Я не хочу даже злиться на тебя, глупо винить кого-то в невзаимности чувств. Ты поступил так, как велело тебе сердце. Мое же велит мне помнить тебя до конца моей жизни, но не волочиться больше за тобой, как приласканная бездомная собака. Я больше не хочу искать тебя взглядом в толпе. Слишком долго я наступала себе на горло, слишком много бессонных ночей, блужданий по лесу, яд которого проникал в мои легкие с каждым новым вдохом. Пора сжечь этот лес дотла и взрастить новый, в котором не будет места для тебя. В этом дыму я найду смерть и воскресну.