A small piece of atmosphere (drabbles)

      Николай поднимался на крышу, вытирая слёзы.       Он всегда успокаивался, наблюдая за птицами. Такими лёгкими. Такими свободными.       Мечтал быть, как они.       Тоже иметь крылья.       И быть невосприимчивым к гравитации.       Его стеклянный взгляд был направлен на закат в Йокогаме. Солнце садилось за горизонт, унося с собой остатки этого нервного дня.       Шум волн океана где-то вдалеке смывал все эмоции, накопившиеся внутри.       Прохладный воздух отрезвлял, стабилизируя состояние, еще недавно истерическое.       Его слух уловил тихие шаги — кто-то ещё поднимался на крышу.       И по привычке Николай затаился за выступом вентиляции.       Совершенно не хотелось сейчас ни с кем сталкиваться. — Так и знал, что ты здесь, — раздался бархатный голос Дазая. По его интонации было слышно, что он улыбается. — Уже успел соскучиться? — ответил второй голос, тут же отдаваясь болью в сердце. «Фёдор» — выпалил мозг, узнавая его тембр.       И как они не заметили друг друга?       Николай тихо высунул голову из своего укрытия и оглядел крышу в поисках силуэтов — Дазай с Достоевским сидели почти на противоположном крае, рядом друг с другом. Слишком… близко. — Ты ведь прекрасно знаешь, что по тебе невозможно не скучать, — ответил мозг «Двойного чёрного». — Как и по тебе, — сказал Фёдор. — Думаешь о том же, о чём и я? — Как и всегда. И меня забавляет, что ты каждый раз задаёшь этот вопрос. «О чём блять?! О чём вы думаете? Можно объяснить?» — психовал Николай, слушая диалог. — Ты тоже любишь его задавать. — Потому что тебя это тоже забавляет. — Девяносто миллионов пять тысяч триста двадцать один, я прав? — Пять миллионов четыреста восемнадцать тысяч триста шестьдесят семь, да? «Чего? Что это за цифры? Обсуждают какие-то свои планы очередные?» — он продолжал пытаться понять суть их слов, когда…       Они оба встали и прошлись по краю, заворачивая в сторону выхода. И Николай уже обрадовался, что останется в одиночестве, но…       Сегодня был не тот, день, когда удача на его стороне.       Потому что Фёдор так мягко улыбнулся Дазаю и остановил его, схватив за руку, чтобы повернуть к себе и…       Сердце Николая остановилось. Его будто разъедала изнутри кислота.       Он разрушался, когда видел, как Фёдор подносит свои губы к губам другого парня и целует его так чувственно и нежно, будто он был самым большим сокровищем этого мира.       Слёзы снова наполняли его глаза.       Мир вокруг казался серым и безжизненным, словно отражение его внутреннего состояния.       Он не мог перестать думать о Фёдоре — его редком смехе, его внимании и заботе, его сияющих глазах, которые никогда не посмотрят на него с такой любовью.       Руки Дазая обнимали хрупкое тело Достоевского за шею и талию, прижимая к стене.       Они целовались так, будто давно уже знали каждый миллиметр губ друг друга.       А руки Фёдора по-собственнически гуляли по телу коллеги-мафиози, что было очевидно — он его.