У тебя платье просвечивает

И когда всё успело превратиться в прах? Они оба знали исход, но каждый противился и оттягивал его по-своему. Три года назад Множество крупных снежинок медленно падают с неба на землю, застилая белым мягким покрывалом всё вокруг. Отдельные из них, соприкасаясь с гладкой поверхностью, сразу тают. Вязаной рукавицей Маша тут же вытирает от этой влаги чёрную собачью морду, что любопытным взглядом смотрит на неё с маленькой глянцевой коробочки. — Для собак с массой тела тридцать и сорок килограмм, — одними губами произносит девушка, переворачивая упаковку обратной стороной и начиная изучать информацию, напечатанную мелким шрифтом. Купленная пачка с профилактическим препаратом для собак уже на протяжении восьми лет стабильно приобретается раз в месяц, но почему-то сведения на заднике постоянно напрочь забываются, неизменно и подчистую. — Раствор для наружного приминения, капли, — продолжая тихим шёпотом читать информацию, девочка почти полностью отвлекается от происходящего вокруг, погружаясь в сосредоточенное изучение инструкции. Не стихая, снег продолжает густо кружить большими хлопьями. Щедро осыпает шапки и куртки прохожих, по своему обыкновению, идущих каждый по своим делам. Обильно заполняет город. Сглаживая острые углы зданий пушистой невесомостью, превращает окружение в зимнюю очаровательную сказку. Увлечённая покупкой Маша и на обратной стороне коробки замечает всё ту же собачью морду и теперь усердно пытается вспомнить название породы. Непослушная прядь волос вновь выбивается из-под платка, которую девушка уже не первый раз сдувает в бок, безуспешно стараясь убрать с лица. Однако та, никак не желая слушаться, на зло хозяйке возвращается обратно, вынуждая наконец снять рукавицу и тонкими пальчиками заправить её обратно. Крепче зажимая подмышкой большую жилистую кость для собак, девочка неохотно запихивает влажные от снега волосы обратно под мягкую белую ткань. — В области спины между лопатками и в области… — Привет, — глубокий мужской голос буквально в полутора метрах заставляет тотчас отвлечься от покупки. Медленно поднимая голову вверх, Маша озадаченно хмурит брови и непонимающим взглядом смотрит на человека напротив. В мучительной попытке узнать незнакомца, неосознанно откровенно таращится на него. Долгих секунд десять внимательно рассматривает чужое лицо таким подозрительным и недоверчивым взором, точно прямо сейчас навязчивый сотрудник центра займов предлагает оформить нежелательный кредит. Макаров? Макаров?! МАКАРОВ! Внезапное осознание происходящего накатывает горячей сокрушительной волной! Сердце пропускает тревожный удар и начинает колотиться чаще — приложи руку к груди и почувствуешь его неистовое биение через собственные рёбра. МАКАРОВ — на чёрном фоне большими красными буквами, словно информационное табло, сомнительная фамилия предупреждающе мигает в голове. Твою ж мать, Макаров. Будто ожившее воспоминание из далёкого беззаботного детства — своеобразная смесь радости, смущения вперемешку с какой-то беспричинной тревогой. На мгновение повисает недоумённое молчание, прерываемое лишь скрипом снега под ногами прохожих и звуком проезжающих по дороге машин. Почему-то в этот момент девушка чувствует себя до безумия глупо и предельно скованно. Кажется ещё чуть-чуть, и мужчина физически ощутит её внутреннее напряжение. — Здравствуйте, — наконец выходя из немого ступора, вполголоса оторопело произносит Маша и скованным движением кладёт маленькую коробочку в карман зимней куртки. Владимир лишь едва улыбается самым уголком рта, явно получая особое удовольствие от пленительного вида растерянной миниатюрной девчонки. Выражение его лица малость смягчается, сменяя абсолютную серьёзность на странную лёгкую игривость. Он точно строгий взрослый, одним неукоснительным словом заставший девочку-подростка врасплох. — Не узнала? — безусловно подмечая озадаченный вид собеседницы, спрашивает мужчина. — Узнала, — губы медленно размыкаются в странной попытке вымолвить одно слово. Девушка чувствует, как в тёплых рукавицах ладошки начинают моментально потеть. — Ты словно врага народа увидела, — Макаров шутливо констатирует очевидный факт, однако его тёмные глаза смотрят так пристально, будто он хочет дыру в ней насквозь прожечь. Маша охреневает… Охреневает всецело и безоговорочно. Если внешне, за исключением удивлённого взора, она ещё выглядит более-менее спокойно, то внутри всё тревожно закипает. Собственное сердечко тяжёлым набатным колоколом продолжает глухо долбить в грудную клетку, а все остальные органы страшной тяжестью наливаются, и ощущение такое отвратительное, словно они сейчас неестественно начнут отторгать сами себя. — Просто, — девочка запинается, подбирая нужные слова. — Давно Вас не видела, — собственный голос становится чужим, кажется слишком неуверенным и непривычно тихим. Твою ж мать, Макаров… Какого хрена он вообще тут делает? Как давно она его уже не видела? Он что, уже отсидел? А за что он всё-таки сидел? Множество разных слухов ходило с того момента, как он отправился в место своего заключения. Куда и на какой срок, почему-то никто толком сказать не мог. Соседи, как им и положено, обсуждали самые разные версии. От торговли наркотой и оружием до изощрённых убийств и зверских групповых изнасилований. Неизменно всегда было лишь одно, все истории без исключения носили довольно скверный, а временами самый чудовищный характер. Были ли они правдивыми — на это у Маши никогда не было точного ответа. Однако прямо здесь и сейчас он стоит перед ней воочию и смотрит так проникновенно, чтобы явно не упустить ни одной эмоции. Буравит так, что уже не знаешь куда себя деть, а под взором его становится нестерпимо жарко. И девушка хорошо помнит этот взгляд с самого своего детства, когда она была всего лишь маленьким жизнерадостным ребёнком, а Владимир всего лишь соседом, живущий тремя этажами выше. Почти все девочки её возраста боялись и каждый раз хитро шептались, когда видели его. Мальчики же, восторженные историей всё тех же соседей про Чеченскую войну — всегда искренне и так по-детски восхищались. Самые смелые иногда торопливо, с деревянным автоматом наперевес, подбегали и жали мужчине руку. Затем же со всех ног неслись обратно, тут же хвастаясь перед другими детьми своим отважным и одновременно безумным поступком. Вот только спустя время всё кардинально поменялось. Дети подросли. Кто-то родил уже своих детей. Кто-то уехал. Кто-то, как это и положено в российских семьях, необратимо спился. Спился до такого свинского состояния, что уже не имел никакого права называться человеком. Маша же осталась здесь. Неизменно. Всё в этой же квартире, в которой жила с самого рождения. А Макаров из таинственного соседа превратился в грязного уголовника. И не факт, что он никого не насиловал. Не хватает ещё услышать от него тюремный жаргон. Фу… — Ты подросла. Помню тебя ещё вот такой маленькой, — и он ладонью отмеряет расстояние от земли около метра. В голову невольно лезет куча несвязных слов, которые никак не желают выстраиваться в логичное предложение. Ответ, вроде, и вертится на языке, однако ничего вразумительного вымолвить так и получается. Хорошо получается только бросать мимолётные взгляды на его аккуратную щетину, и почему-то задаваться совершенно не к месту нужным вопросом — сколько дней мужчина уже не брился? Неделю? Только бы он не заметил этих её суетливо бегающих глазок. — Это было слишком давно, — так и не придумав ничего лучше, девушка просто отделывается самой банальной фразой и тут же начинает мысленно корить себя за столь идиотский ответ. Будь проклят этот Макаров и его щетина. Она придаёт этому уголовнику довольно привлекательный вид. Признаться честно, и выглядит он безупречно. Меж расстёгнутых пол чёрного пальто, глаза спешно скользят по белым пугавицам выглаженной рубашки, то и дело пересчитывая их. Помимо воли непослушный взор добирается до кожанного ремня брюк и ширинки. Маша, ты дурочка! Совершенно бессознательно собственные руки начинают жить странной жизнью, послушные чёрт знает каким идиотским командам мозга. Увесистая жилистая кость для собак перемещается в руки и по какай-то сложной траектории начинает беспокойное движение из одной в другую. Задерживаясь на полминуты в правой, с резким и странным поворотом отправляется в левую. И так по кругу. Туда-обратно. Бездумно и бесконтрольно. Маша плывёт. Сама это понимает, но поделать ничего не может. Плывёт медленно, но верно. Плывёт где-то между смущением, детской робость и неподдельной тревогой. Прямиком на встречу гадкому состоянию потеряности и безнадёжной незащищённости. И это очередное подтверждение тому, что страх существует, он реален. А в настоящем моменте времени он имеет свой объект в виде Макарова, который тщательно и с интересом рассматривает девичье лицо. И так пугающе сосредоточен, что едва касаться его или просто рядом с ним дышать окажется откровенным издевательством и непростительным кощунством. — Школу закончила? — раз пятый оценивающе смерив жадным взглядом чужую фигуру с головы до ног, он точно раздевает и ощупывает тело. — Да. Десять лет назад, — с лёгким ехидством в голосе произносит она, как-то приятно радуясь в душе сама не зная чему. — Мне же уже не семнадцать лет. Владимир молчит целую вечность. Молчит и тихо дышит над девушкой. Тяжёлым задумчивым взором, чёрт знает в который раз, обводит её, будто музейный экспонат. Разглядывает и подмечает всё ту же огромную жилистую кость, что никак не может найти себе место в беспокойных девичьих ручках. — Взрослая уже получается?! — беззлобно, но довольно открыто Макаров поддразнивает за её черезчур насмешливый тон. И вновь это неприятное молчание. Глубокое и угрюмое. И ощущение себя посреди этой мягко-заснеженной улицы такое пакостное, точно все силы разом сейчас настроены против. Словно этот проклятый сосед-уголовник Макаров тебя всё-таки раздел и грубо облапал своими руками. Облапал тщательно, облапал основательно, не оставив без внимания ни один участок на миниатюрном теле. Долбаный придурок. Грязный уголовник. Насильник?.. Что значит взрослая? Что, твою мать, значит взрослая? Уголовник. Отвратительный и грязный уголовник… Боже, как же мерзко и погано. Собственные органы будто насмерть чёрной липкой дрянью окутаны. И только попробуй её оторвать с них — сделаешь это с кусками живой плоти. А сердце? Бедное собственное сердечко. Оно уже устало яростно колотиться с неимоверной силой, всё никак не сумев пробить себе выход наружу. А как же вспотели руки в рукавицах! — Всего доброго, — девушка в очередной раз безуспешно сдувает с недовольного лица непослушную прядь волос. — Мне пора, — тут же разворачиваясь на месте, сухо проговаривает эту фразу уже находясь спиной к мужчине. — Как родители? — совершенно игнорируя такое резкое и грубое окончание диалога, вслед уходящей девушке с самодовольной ухмылкой вопрошает Владимир. — Живы. Здоровы, — даже не думая оглянуться, Маша почти выкрикивает эти слова и только ускоряет шаг. — Хорошо, — тыльной стороной ладони мужчина медленно проводит по колючей щитине туда-обратно. — Хорошо, — и по привычке убирает руку обратно в карман зимнего пальто. — До встречи, — задумчиво говорит он уже явно сам себе. Не двигаясь, Макаров стоит так ещё какое-то время, точно каменный монумент посреди всего этого снежного великолепия, и продолжает внимательно всматриваться в уменьшающуюся хрупкую фигуру. Непривычно для себя медлит, словно непомерный груз мучительных раздумий на собственные плечи взвалил, а затем садится в машину. На автомате вставляет ключ зажигания в замок и поворачивает его, однако трогаться с места не спешит. Вслушиваясь в глухое гудение двигателя и монотонный скрип дворников по заснеженному стеклу, бросает задумчивый взгляд в зеркало заднего вида на удаляющуюся девушку. Не моргая, смотрит с лёгким прищуром. Делает это неотрывно, пристально и так оценивающе, будто бывалый охотник, спустя долгое время наконец-то поймавший ту самую редкую заветную зверушку и теперь всецело погрузившийся в глубокие мучительные раздумья — а как же с ней поступить. Как только Маша пропадает из виду, мужчина достаёт из кармана своего пальто пачку сигарет и тяжёлую бензиновую зажигалку, но не закуривает сразу. Сидит какое-то недолгое время в задумчивом молчании и смотрит в одну точку, будто мысленно решает какую-то важную задачу. С головой погрузившись в собственные мысли, через окно автомобиля инстинктивно цепляется взором за проходящую мимо женщину в белой зимней шубке, что едва достаёт ей до колена. Машинально провожая глазами, уделяет особое внимание её стройным ножками в капроновых колготках телесного цвета, которые мало что греют. У Владимира хищный огонёк в глазах и какое-то жадное торжество! Наконец в его руках открывается пачка сигарет, и умело вытаскивая одну из них зубами, он резко щёлкает колёсиком зажигалки. Глубоко затягиваясь, закуривает прямо внутри машины. Едва прищуривается и уголком рта с наслаждением выпускает едкий дым первой затяжки. В воздухе вокруг головы появляется прозрачно-серое облако. — Девочка. Машенька, — Владимир немного опускает стекло, выпуская наружу это табачное марево. — Машенька Васильева. Смотрит в зеркало на собственное отражение и вновь по странной привычке неспешно потирает собственную недельную щетину. Зажимает сигарету пальцами и стряхивает горячий пепел в открытое окно. — Машенька. Куда же ты, девочка, так от меня побежала?!