Мимимистика

Не наладилось ни завтра, ни к концу рабочей недели. Скай всеми способами избегал контактов с президентом, даже предложил свою помощь в архиве и бухгалтерии, ловко подшивая прошлогодние документы по папкам. Рейн же всеми силами пытался удерживать нейтралитет, но всё равно то и дело проговаривался президенту, что Скай ведёт себя странно и очень грустный. И те фрукты, которые каждый день передаёт для него Прапай через братишку, не ест. А потом, в четверг ближе к одиннадцати вечера Прапаю в панике позвонил сильф. Он плакал и причитал в трубку, говоря, что Скаю совсем плохо. Прапай появился в их квартире спустя двадцать минут и затряс хрупкого зарёванного сильфа за плечи: — Что с ним? Ты врача вызвал? Лекарства какие давал? Температуру мерил? Рейн только хлопал своими невероятными глазищами и пялился на Пая, словно ни слова по-тайски не понимал. А потом вообще набычился, и Прапай получил сильный удар поддых, впечатавшись спиной в дверь. Похоже, применять насилие к маленькому повелителю воздушной стихии было опрометчиво. Зато это слегка отрезвило обоих. — Пи Пай, мы же вообще никогда не болеем. Какой врач? Какие лекарства? — Рейн говорил тихо и держался на расстоянии. — Ему стало плохо, когда мы пришли с работы. Он сказал, что ему больно, держался за голову и ушёл к себе в комнату. Я не трогал его, а потом он перестал откликаться на мой голос и начал стонать. Я испугался и позвонил вам. Вдруг вы знаете, что с этим делать? Дядюшка наверняка знает, у него никогда такого не было, даже если Скай грустил. — Где он? — Он лежит в постели и иногда стонет. Я боюсь туда заходить. Мне кажется, что он… — губы Рейна дрогнули. — Он может оставить меня… — Никто никого не оставит. Позвони Пхаю и попроси тебя забрать на время, а со Скаем я разберусь. Он разулся и прошёл в спальню Ская. На тумбочке у кровати горел ночник, а Скай, лежащий на кровати, был укутан одеялом по самый подбородок. Пай подошёл и дотронулся до покрытого капельками пота лба, но лоб оказался холодным. Температуры не было. Тут же Ская тряхнуло, словно по нему пропустили разряд тока, и он жалобно застонал. Пай сел на край кровати и бережно сгрёб своего фавна вместе с одеялом, затягивая к себе на колени и укладывая, словно ребёнка. Не открывая глаз, Скай пошептал что-то одними губами и облизнул их сухим языком. На счастье Прапая в дверь просунулась мордашка сильфа: — Я позвонил Пхаю, он приедет через час. Как он? — Он пить хочет, принеси сюда воды, пожалуйста. — Ага, — Рейн исчез и через минуту притащил несколько бутылок воды и трубочку, за что ему Пай был благодарен отдельно. Он, стараясь не потревожить затихшего в его руках Ская, открутил крышку бутылки, засунул туда трубочку и приложил её к губам Ская, сперва немного отпив сам. Почувствовав влагу, Скай сделал медленный глоток. — Умница, — прошептал ему Прапай и попросил у Рейна ещё тазик с водой и мягкую салфетку, чтобы обтереть больного. Рейн принёс всё, но шёпотом предупредил, что Скай не хотел бы, чтобы к его телу прикасались без его ведома. Пай обещал трогать только лицо и кисти рук. Рейн подкрался и поцеловал брата в лоб, тревожно окидывая их обоих взглядом. Человек бережно обнимает завёрнутого в одеяло фавна и поит его водой, он так заботлив, но можно ли ему доверять? Доверился ли ему сам Скай? Рейн ушёл из спальни брата и сел на диван в гостиной, прислушиваясь к тому, что происходит в другой комнате. Что-то подсказывало ему, что он поступил самым правильным образом. Через полчаса ему позвонил Пхаю и сказал, что ждёт его в машине около кондо. Рейн подхватил сумку, заглянул в спальню и доложил Прапаю, что за ним приехали. Пай кивнул, продолжая укачивать на руках фавна. Судя по лицу, Рейн решил, что братцу стало немного легче, и с чистой совестью и яркой улыбкой покинул квартиру. Пай делает то, что обещал сильфу — обтирает только измученное лицо и хрупкие кисти, не удержавшись, целует каждый полупрозрачный пальчик и молится в душе всем богам, чтобы фавн скорее открыл глаза. Но хоть тело на его коленях и перестало стонать, в себя Скай так и не приходит пока. Аккуратно уложив мальчика рядом с собой, Пай обнимает его, укладывая мягкой щекой на своё плечо, перебирает словно огрубевшие, спутавшиеся прядки и слушает неровное дыхание. Словно ему больно или трудно дышать. Чем болеют мифические создания? Чем их лечат? Фавны — духи лесов, они связаны с растениями, деревьями и травой, но что может помочь Скаю? Может, завтра отвезти его в какой-то лес? А что если тайские леса не подходят, и фавну нужны совсем другие деревья? Глаза Прапая смыкаются под сопение Ская и он засыпает, не успев погуглить, какие именно деревья нужны заболевшему фавну. Утром его будит звонок телефона. Скай снова болезненно морщится и стонет в его руках, не приходя в себя. Пай принимает звонок и не сразу понимает, кто это. — Кхун Фаттира, беспокоит администратор Рам из кондо, где вы поселили двух мальчиков. Сейчас перед дверями стоит пожилой неприятный мужчина с ворохом веток и выкрикивает имена мальчиков. Он выглядит как сумасшедший и пугает жильцов. Как думаете, мне стоит вызвать полицию? — Погодите, Рам, я сейчас здесь и спущусь и поговорю с ним сам. — Пай понимает, что это тот самый «дядюшка», от которого он спас мальчишек. А ещё внезапно подозревает некую связь между тем, что заболел Скай и этот урод явился к дому, где он спрятал братьев. Осторожно переложив Ская подальше от края кровати, он подтыкает одеяло, проводит большим пальцем по щеке измученного фавна и шепчет: — Подожди совсем немного, я вернусь и помогу тебе, Скаюшка. А потом быстро спускается вниз. Перед входом в кондо и впрямь стоит какой-то седой худой мужик с пучком веток в руках и время от времени протяжно кричит: — Ска-а-а-ай! Ре-е-е-ейн! — Что вам нужно от них? Они не выйдут к вам. — Пай на голову выше тщедушного мужичонки и нависает над ним, говоря очень грубо. — Уходите, «дядюшка», эти дети не ваша собственность! — Моя! — хрипит тот и заламывает пару веток с фигурными листочками. — Они оба мои! И я не отпущу их в мир, где все будут их ненавидеть. Они должны служить мне! Они должны продлить мне жизнь! Верни моих детей! — Нет. — Тогда Скаю будет очень больно, — сипит старик и скручивает весь пучок веток, а Прапая осеняет. Ведь фавны — духи леса и деревьев, наверняка, его Скаюшка как-то связан с этими ветками. Он силой отбирает пучок прутьев у старика и кивает охраннику, которого вызвал администратор: — Заприте его где-нибудь, через полчаса я решу с ним вопрос. — старика уводят в сторону подземного гаража, а Пай возвращается в квартиру. Он кладёт измочаленные ветки на стол и первым делом заглядывает в спальню. Скаю плохо, он до пояса сбросил с себя одеяло и лежит почти поперёк кровати, словно бился в судорогах. Под задравшейся немного футболкой Пай замечает темную дорожку волос на белом животе, ныряющую вниз и скрытую одеялом, его продирает дрожь, но сейчас не до этого. Он редко, очень редко пользуется этим знакомством, но никто не сможет ему так же оперативно помочь. — Пи Чай. Савади кхраб. Прапай. Мне нужно избавиться от человека. Нет, не радикально. Он просто не должен больше появляться в этой части Таиланда. А в идеале немного потерять память. Я готов оплатить его амнезию и пребывание в любом приюте для престарелых и больных. Он сейчас заперт, потому что агрессивен и угрожает жизни важных для меня людей. Хотелось бы сегодня. Чем быстрее, тем лучше. Могу перечислить сразу. Спасибо. Второй звонок секретарше: — Ким, Скай заболел, я тоже, Рейн присматривает за нами. Все встречи перенеси на неделю. Спасибо. — Третий — Рейну: — Привет. Не очень. Явился ваш дядюшка с какими-то ветками. Дерево Ская? Где? Понял, я постараюсь его привезти. Спасибо. Оставайся пока с Пхаю, малыш. Четвёртый звонок… Отложен, потому что из спальни, шатаясь, показывается завёрнутый в одеяло Скай и смотрит перепуганными глазами на Пая. — Зачем? — спрашивает он, и голос дрожит. От слабости, от какого-то отчаяния. От боли. — Зачем пришёл? — Меня позвал на помощь Рейн. — Рейн? Где? — Он сейчас у Пхаю в безопасности. — Скай кривит губы. В безопасности с человеком? Смешно. — Почему ты не ушёл? — фавн обессиленно прислоняется к дверному косяку, и Пай делает шаг вперёд, чтобы поддержать, но Скай мотает головой, мол, не подходи, и он останавливается. — Как я мог?! Тебе так плохо. Сюда явился ваш дядюшка, он что-то делал с этими ветками, — Пай указывает на ветки, лежащие на столике, и Скай стонет отчаянно, падает со стуком на колени, тянет руку к веткам, а по лицу текут слёзы. — Что с тобой, маленький? Наплевав на недавний протест, Пай в два шага подлетает к фавну и сгребает его с пола в охапку, усаживаясь на диван и устроив его на своих коленях. Прижимает к себе одной рукой, а второй подаёт бережно ветки Скаю. И смотрит, как мальчик льёт слёзы на грубо сломанные тонкие прутики с вырезными зелёными, ещё не увядшими листьями. — Кверкус, — шепчет фавн и горестно всхлипывает. — Моё дерево. — Я заберу его. Только скажи, где оно растёт. — Он знал, что мне будет плохо. Он специально сломал. За что? — на Прапая смотрят переполненные болью, словно посветлевшие до жёлтого глаза. — Это не твоя вина, малыш. Просто он хотел причинить тебе боль. Потому что мог. Это мерзкий человек. Но я с ним разобрался. И с твоим деревом мы сейчас тоже всё решим. Пай гладит плачущего фавна по лицу и целует в щёки, в лоб, в кончик носа, стараясь утешить, отвлечь, но как, когда твоя жизнь, твоя боль надломленными измятыми ветками лежит в твоих же руках? Скай плачет тихо, беззвучно, не разделяя свою потерю. — Расскажи, где твоё дерево, и к вечеру его привезут. Точно привезут. И мы поможем ему выздороветь. Оно большое? Нужно будет вызвать спецтехнику? — Маленькое. Чуть выше меня. Стоит в большой кадке на заднем дворе у дядюшки. — голос Ская срывается спазмом, потому что он вдруг представляет, что дядюшка из мести совсем уничтожил дерево. Пай крепче прижимает его к себе и всё же делает четвёртый звонок: — Ким, снова я. Скину адрес, туда нужно отправить небольшой грузовик и двоих крепких грузчиков, пусть заберут дерево повреждённое, — Скай тихонько стонет, — оно в большой кадке на заднем дворе. И доставят его к мальчикам. Да, срочно. Вопрос жизни и смерти. Действуй. Он возвращает всё внимание Скаю и осторожно утирает каждую слезинку. Кажется, всё же фавн доверяет ему, и сердце колотится от радости. Телефон звонит, разрывая звуком окутавшую их тишину, измученный Скай спит на руках Прапая, и тому приходится постараться, чтобы ответить на звонок. — Да! — Это Паначай. К сожалению, кхун, мы не смогли выполнить ваш заказ должным образом. Человек, которого вы просили вывезти и изолировать, во время транспортировки неудачно упал и тут же скончался. Я верну вам половину перечисленной суммы. — О, не стоит, Пи Чай, сделайте благотворительный взнос… м-м-м, например в Фонд восстановления лесов Таиланда. Благодарю вас, вы прекрасно справились со своей задачей. Он доволен, на самом деле. Наверняка, Скай бы настаивал на том, чтобы этого ублюдка оставили в живых, но простить его Пай не в состоянии. Он вспоминает каждую капельку пота, каждую слезинку своего мальчика, и считает, что даже так дядюшка на удивление легко отделался. Но теперь всё будет хорошо. Должно быть хорошо. Как только привезут дерево. «Кверкус», — шепчет фавн в его объятиях, а следом: «Пи Па-а-ай». И кажется, что всё вокруг сияет и сливается в размытые фейерверки. Значит, Пай ему нужен. Стук в дверь раздаётся уже ближе к трём часам дня. Осторожно переложив Ская на диван, Пай поправляет одеяло и прикрывает его уголком рожки, а потом идёт открывать. Прикладывает палец к губам, прося быть потише. Двое грузчиков с усилием вкатывают в квартиру запылённую пластиковую кадку, из которой торчит ободранная палка с парой уцелевших веток, тот самый кверкус, который так дорог его мальчику. — Куда? — В спальню, — и показывает рукой, куда катить. Дерево устанавливают у окна, кланяются и выходят, отказавшись от чаевых: — Спасибо, кхун, всё оплачено. И подставка под растение тоже. Как только закрывается дверь за грузчиками, из-за спинки дивана высовывается лохматая голова с круглыми рожками: — Пи Пай? Моё дерево? — Твоё дерево, малыш, давай, я отнесу тебя. — Я сам! — смущённо заявляет фавн и, путаясь в одеяле, встаёт и идёт в сторону спальни. Пай позволяет ему это лишь потому, что беспокойство за мальчика, наконец, схлынуло, и он снова должен контролировать себя и свои желания. В тишине квартиры отчётливо слышны странные звуки. Цок-цок-цок. Скай исчезает за дверью, волоча край одеяла по полу, как мантию. Держи себя в руках, Пай. Не торопи события. Откуда эти странные звуки? Может, течёт кран на кухне? Из спальни доносится грохот, и уговаривать себя, что всё в порядке — бессмысленно, Пай кидается на выручку. Распахивает дверь и напарывается, как на острый нож, на сияющую сквозь слёзы улыбку: — Мой кверкус, он жив, Пи Пай! С ним всё будет в порядке! — фавн сидит рядом с деревом на полу, обняв кадку, закутав её в своё одеяло. Его не хватает, потому из него торчат трогательно острые плечи и невероятные ключицы. Стой, Пай, у тебя любимый, но пока ещё больной ребёнок, которому нужна твоя помощь, а не текущий слюной перевозбуждённый идиот! — Я схожу за едой, малыш, ладно? За дядюшку не переживай, он уехал… Очень далеко уехал и не сможет больше к вам вернуться. Ты подождёшь меня тут? — Да, подожду. Мы очень хотим пить, Пи. Ты не мог бы нам принести воды? Хвала Будде, Прапаю хватает разума в поплывших от вновь звонкого и живого голоса мозгах, чтобы понять, что «мы» — это Скай и его дерево. Поэтому он приносит большой кувшин с водой для кверкуса и пачку соевого молока Скаю. И получает ослепительное «Спасибо» в ответ. И уходит, словно сбегает от невозможного желания прижать к себе это сказочное сокровище. Стоит ему спуститься, звонит Пхаю, но в трубке — голос сильфа: — Пи Пай! Пи Пай! Как мой брат? Что с ним? Можно, я приеду?! — и на заднем плане успокаивающий голос друга, который, кажется, не рад перспективе расставания со своим персональным чудом. — Со Скаем всё хорошо, Рейн. Дерево привезли, и оно живо, думаю, всё теперь будет в порядке. Я вышел купить еды, ведь Скай ничего не ел со вчерашнего дня. — Пи, мне можно вернуться? Я могу тоже помогать своему брату. — Конечно, ты можешь вернуться. Как только ты приедешь, я оставлю вас. Но не торопись. Скаю намного лучше после того, как привезли кверкус. Кстати, что это? — Дуб, Пи Пай, — смеётся в трубку Рейн, — он посадил и вырастил его из жёлудя, помогая ему расти своей силой. И связал себя с этим деревом. — Хорошо, Рейн, мы дождёмся твоего возвращения, а пока я куплю Скаю что-нибудь вкусное. Кстати, а что он любит больше всего? — Яйца, Пи, особенно тушёные, а ещё рис с овощами. И свежий базилик. И молочный чай с жемчужинами, очень сладкий, — сильф на радостях сдаёт своего брата с потрохами, и Пай тихо смеётся, сбрасывая звонок. Прости, Пхаю, но у тебя была всего одна ночь и полдня, чтобы завоевать своё сокровище.