Мимимистика

Пай любуется мужем, только что вышедшим из душа. Обнажённый Скай стоит перед зеркалом, спиной к нему и лениво сушит волосы, переступая с ноги на ногу. Истинные эмоции выдаёт только хвостик, который на манер автомобильного дворника метёт из стороны в сторону по упругим ягодицам. Коричневая шёрстка тоже влажная, но Скай любит, чтобы она сохла сама по себе. Они вместе больше тридцати лет, но ничего не меняется. Их чувства, сам Скай. Про себя Прапай может сказать то же самое — он словно перестал стареть, застыв в лучшем своём возрасте на долгие годы. Скай рассказал ему, что это из-за того, что любовь фавна хранит его. — Муж мой, ты намекаешь мне на что-то конкретное или просто дразнишь? — тихо произносит Прапай, наблюдая внимательно за уже просохшим хвостиком. — Да, — говорит Скай, бросая лукавый взгляд через плечо, а потом исчезает в гардеробной. Ещё очень рано, но Пай отвезёт его сам. Он поднимается с кровати и идёт в душ. Они перекусывают на кухне по-быстрому и садятся в машину, чтобы не опоздать. Забронированная лодка ждёт их у пирса. Пай целует фавна в лоб: — Береги себя, я буду очень скучать. — Я быстро, — улыбается фавн. — ты не успеешь соскучиться. — Я уже, — вздыхает Прапай и ждёт, пока лодка не отчалит. А потом возвращается домой. Каждый год в один и тот же день Скай плывёт на их с Прапаем остров. Один. Ведь он пообещал русалке, что будет ждать там Найс, если она, повзрослев, вспомнит своего папу. Первые пять лет он не ездил туда, пока Дрия была совсем маленькая. А потом стал оставлять дочь с Прапаем. Выяснилось, что если разлучить Дрию с дубом, она начинает болеть на третий день. И потому на остров Скай ездил один. Семь дней в одиночестве давались ему без особой грусти. Ведь Найс не пропала, она вернулась в семью и наверняка была там счастлива. А значит, и он тоже был за неё рад. И в этот раз всё по-прежнему. Бунгало становится приютом на семь дней. Большую часть времени Скай проводит на берегу у тех самых камней, где он в последний раз обнимал свою русалочку. Какая она теперь? Как растут русалки? Как взрослеют? Фавн не знает, но не тревожится, главное для него до сих пор — счастье Найс. Он думает и о других своих детях. Нойз вырос потрясающе красивым парнем, поступил учиться в один из лучших университетов и с блеском его закончил, работая теперь вместе с отцом. Он стал объектом неудержимого интереса обоих полов, но до сих пор не сделал своего выбора и не нашёл никого, к кому бы испытывал хоть малую долю симпатии. Иногда он общался с Пи Чаем, которого, в отличие от Ская, совсем не боялся. Дрия, маленькая, пугливая дриада, слегка похожая на Ская, стала мамой всей его оранжерее, едва освоив речь и чтение. Она была молчалива, но её огромные тёмно-ореховые глаза говорили лучше всяких слов. Она стала спасением Ская и исцелила его раненое сердце. Но Найс тоже осталась жить в его душе навсегда. Вечерело, и Скай пошёл в бунгало, чтобы принести себе плед, горячий чай, а потом посидеть до темноты, глядя, как волны облизывают береговые камни. Это был третий день на острове. Перед сном он позвонит Прапаю по видео и расскажет, глядя в усталое лицо, о том, как прошёл его день. А муж расскажет о своём. И в конце обязательно спросит о том, не хочет ли Скай вернуться в этот раз пораньше. То ли сам фавн не чувствует уже эту боль, то ли Прапай излишне драматизирует, но спрашивает об этом обязательно и ежедневно до самого последнего дня. Вернувшись к удобному шезлонгу, Скай поворачивается спиной к воде, расстилая плед на нём. И не верит своим чутким ушам: — Папа! Папа Скай! Он бежит к воде со всей возможной скоростью, едва не упав из-за набежавшей внезапно волны, и, забежав по пояс, хватает на руки синеволосую русалку, которая улыбается и трётся носом о его щёку. — Не плачь, папа, это Найс, она приплыла к тебе в гости. — Это Найс, она приплыла ко мне. Найс, это папа, он ждал тебя здесь так долго. Он не хочет выпускать дочь из рук, да и она с удовольствием обнимает его за шею, кладёт голову на острое плечо. — Ты совсем не изменился, папа. — Видела бы ты Рейна, — Скай хихикает. — У него до сих пор спрашивают, в каком он классе, и угощают мороженым и конфетами. А он каждый раз ужасно злится. А теперь ещё и повзрослевшего Сома принимают иногда за его отца или, в лучшем случае, старшего брата. Найс хохочет и волочёт его за руку к большому валуну, где они оба смогут удобно сесть. — Расскажи мне про себя, про Нойза, про отца. — просит она, и Скай рассказывает. Про Нойза, про Прапая, про Дрию. Найс ахает и прижимает изящные ручки к груди. Скай замечает между её пальчиков едва заметные перепонки. — А ты? Расскажи о себе. — просит он, когда от усталости уже заплетается язык. И до самой ночи ему рассказывает уже Найс. О том, как здорово жить в океане, о том, как её любит семья, которая состоит из почти сотни русалок. Она — десятая дочь, средняя среди двух десятков детей своей матери. И любимая, потому что обретённая дважды. — Мама не давала мне забыть тебя, папа. Она расспрашивала меня, слушала мои рассказы про жизнь в огромном городе на суше, где солёная вода только в бассейне у дома. И совсем нет рыб. А потом сама пересказывала мне эти рассказы. Когда я стала совершеннолетней и получила право отделиться от семьи, она рассказала мне, что ты обещал ждать меня здесь, на острове, где я чуть не погибла, была спасена и вновь обрела свою семью. Я не решилась плыть сюда в прошлом году, потому что мне казалось, что спустя столько времени ты и сам оставил эту идею — ждать русалку на берегу. Но в этом году я не удержалась и поплыла. Немного не рассчитала время и опоздала на пару дней. Но зато увидела тебя. — Найс погладила фавна по плечу и заметила, что тот дрожит. — Папа, ты совсем замёрз, иди домой и согрейся, и завтра поболтаем ещё. С самого утра, хорошо? — А ты не исчезнешь? — стараясь не стучать зубами, спросил Скай, сползая с камня в воду. На контрасте с бризом, вода казалась тёплой, словно парное молоко, и он почти согрелся. — Нет, — рассмеялась русалка. — Обещаю. Встретимся утром, папочка. Она коснулась губами его щеки и помогла выбраться ближе к берегу. Дальше Скай добрёл сам, закутался в плед, который лежал на шезлонге, и поспешил в бунгало. Дрожащими от холода пальцами он набрал Прапая, и тот, несмотря на то, что была уже почти полночь, откликнулся моментально: — Да, мой хороший, ты поздновато сегодня. Не замёрз на берегу? — Пай! Она вернулась!!! Найс приплыла! И она помнит нас! — Не плачь, маленький! — Пай всхлипнул и сквозь слёзы посмотрел на фавна, покрытого лихорадочным румянцем. — Да у тебя губы синие! Марш в душ греться! И сразу ложись спать! А завтра просто возьми с собой телефон. И мы сможем увидеть Найс, я позвоню Нойзу, он приедет с утра. Люблю тебя, в душ! Пай отключился первым, зная, что Скай сам не положит трубку, но и ослушаться не посмеет. Казалось, он сейчас всей кожей чувствовал озноб фавна. Да, сказочные существа, что Скай, что Рейн, никогда не болели. Исключая ту историю с дубом. Но Пай всё равно сожалел, что не может растереть холодные пальцы и согреть поцелуями острые плечи. Он настучал сообщение в лайн для Нойза и получил ликующий смайл в ответ. Завтра они увидят свою любимую русалочку. Они проболтали несколько часов, передавая телефон из рук в руки. Скай догадался надеть шляпу Рейна, иначе его наверняка бы хватил солнечный удар, а уж ожогов он бы точно не избежал. Пай сдерживал слёзы, Нойз орал от радости и вспоминал все их шалости с любимой сестрёнкой, а осторожная Дрия робко выглядывала из-за плеча отца. — Скай, тебе пора поесть и отдохнуть! — Пай заботился о муже везде и при любых обстоятельствах. — Найс, детка, и тебе тоже. В следующий раз мы с Нойзом тоже приедем, обязательно. И будем болтать лично. — А я научусь плавать! — проорал из-за его плеча Нойз. — в конце концов, пора! — Спасибо, я вас очень люблю, — помахала рукой в камеру Найс. — Увидимся! — Пока, — тепло сказал Пай и отключился. — Папа, отец прав, тебе пора на берег, ты снова продрог и у тебя урчит живот. — Найс улыбнулась. — Отдохни, у нас есть ещё два дня. Скай послушно слез с валуна и вернулся в бунгало, где долго отмывался в душе от морской соли. Тело достаточно было ополоснуть, а вот шерсть пришлось несколько раз промывать с гелем. Он, помнится, не сразу к этому пришёл, но для своей «звериной» половины использовал шампунь для ухода за животными. И всё для того, чтобы муж каждый раз заворожённо гладил густое шёлковое руно и стонал от наслаждения. Намазавшись кремом после загара, Скай ложится отдохнуть у окна, продолжая смотреть на море. Там прекрасная как океан Найс отдыхает в волнах. Его и не его дочь. Девочка, подарившая и сохранившая на десятилетия любовь к нему, случайному человеку в её судьбе. Ещё не вернувшись в Бангкок, он уже начинает планировать следующую встречу. А потом встаёт и идёт готовить для Найс её любимый десерт, благо, кухня каждый год на эти семь дней комплектуется всем необходимым. Оставшиеся дни пролетают неуловимо, и вот Найс прощается с фавном, чтобы вернуться в родные воды. В их расставании нет горечи. Потому что следующая встреча совсем скоро — и по меркам фавна, и по меркам русалки. Скай узнал, что, как и он сам, русалки живут чрезвычайно долго, если люди не вмешаются в их жизнь. Завтра он возвращается к мужу и детям, а сегодня смотрит в лазурные глаза и плетёт пару тонких косичек, закрепляя их бусинами, что нашёл в бунгало — кажется, они остались там с того самого раза, когда Найс вернулась в руки матери. — Это на память, не торопись расплетать, девочка, — он гладит дочь по голове и щеке, любуясь её улыбкой. — Будь счастлива и возвращайся через год, я буду очень ждать. — И я, — отвечает Найс, — передавай отцу поцелуй, а Нойзу вот это. Она кладёт в его ладонь старинную цепочку с подвеской-корабликом. — Я нашла её на дне здесь, около острова, когда ещё была с вами, хотела отдать её братику, спрятала между камней, но потом забыла — где. И вот снова нашла. — Отдам, обязательно. Плыви же. Я помашу тебе вслед. — Не будешь плакать? — Не буду, ведь скоро увидимся. — Пока, пап. — Пока, дочь. Скай приезжает домой уставший и пропахший морской солью. И первым делом скрывается в душе. Даже после любимого персикового геля ему кажется, что его руно недостаточно мягкое, но перемываться в третий раз просто нет сил. Как следует просушив тело полотенцем, он со стоном падает в любимую кровать, обнимая подушку Прапая, которая пахнет им. Дома хорошо. Он уже знает, что Дрия и оранжерея в порядке, он чувствует, что Прапай и сын спокойны и сосредоточены на работе, он прорастает в свой мир заново всеми силами души, оберегая и поддерживая очаг любви. Он счастливец — нашёл своё место в не своём мире, обрёл любовь и признание, а теперь ещё и девочку, которую когда-то они вместе спасли от несчастья. И это так замечательно и прекрасно, что он засыпает, свернувшись клубком в середине кровати. И не просыпается, даже когда Пай нежно целует его тёплое ушко, которое до сих пор пахнет влажным лесом вперемешку с морской солью.