Мимимистика

Через два часа выезжать, а Скай до сих пор копается в оранжерее — Паю со своего места хорошо видно, как мелькает среди зелени белая дишдаша фавна. На втором году их совместной жизни супруг отказался от надоевших штанов и стал носить арабскую белоснежную робу, а голову иногда закутывал чем-то, напоминающим чалму, и в этом виде становился ещё сказочнее, напоминая волшебника. Дишдаша не сковывала движений и не доставляла дискомфорта в жару, и Пай не возражал, а наоборот, любовался грациозным мужем. Прошло уже шесть лет с того момента, как кверкус был посажен на лужайке перед его домом. Теперь под ним валялся в окружении кота и двух собак их старший сын Нойз. Мальчику на днях исполнилось двенадцать, и Скай всё ещё старался воспитать из него хорошего человека. Нойза привёз пять лет назад в их дом Паначай. Увидев мужчину, Скай испуганно прижался к спине Пая, прячась за его плечом. Оставив им малыша с такими же точно рожками, как у Ская, кратко рассказав, что ребёнок не имеет родных, рождён поздней весной шесть лет назад, пообещав привезти документы на кроху через неделю, Паначай окинул холодным взглядом взрослого фавна и уехал, бросив на прощанье: «Вы будете хорошими родителями». — Ты испугался, маленький? — Пай погладил Ская по голове, глядя, как тот поудобнее устраивает малыша на диване в гостиной, укрывая пледом. — Это же был Чернобог, конечно я испугался, — ответил Скай и обнял Прапая, стараясь успокоиться. Он так испугался, что Чернобог явился за ним, чтобы наказать за побег от дядюшки. Но тот пришёл и принёс им сына. Такого же фавна, как он сам. — Это был Паначай, человек, который помог решить проблему с твоим дядюшкой. — Это был бог возмездия и справедливости. Точнее, его воплощение в этом мире. — М-м-м, кое-что стало теперь понятнее. Нойз рос очень непослушным и ужасно шумным ребёнком, так что с именем они не ошиблись. А два года назад, отдыхая на островах, где у Прапая была своя маленькая вилла с участком пляжа, они нашли и дочь. Прямо в прибрежных камнях во время отлива застряла маленькая синеволосая русалочка. Если бы не Нойз, который без устали скакал по берегу от рассвета до заката, девочка бы наверняка погибла. Когда им доверили Нойза, Скай уволился с работы и стал домохозяйкой, а чтобы ему не было скучно, Пай построил для него небольшую оранжерею. Выяснилось, что у Ская в руках цветёт даже мёртвая палка, и вскоре он, помимо ухода за ребёнком и мужем, стал поставлять в элитные цветочные салоны редкие и дорогие растения. А оранжерею перестроили, увеличив втрое. — Дорогой, где Найс? — Пай, окунувшись в воспоминания, не заметил, как Скай подошёл к нему, счищая с рукава дишдаши крохотное пятнышко. — М? Думаю, в бассейне, где же ей ещё быть? — А Нойз? — С кверкусом. — Тогда собираемся? — Скай наклонился, проводя по плечам ласково, и поцеловал Прапая в щёку. — Если Рейн разозлится, он же два дня нудеть будет. Они, конечно же успели, несмотря на то, что Найс не хотела вылезать из воды и жаловалась, что её плавники снова высохнут, несмотря на то, что забыли ноутбук Нойза на столе в гостиной, несмотря на то, что Скай никак не мог выбрать из трёх практически идентичных рубашек, какую надеть. На пирсе их ждало семейство Пхаю. Только ребёнок у них был человеческий. Пятилетний малыш, ровесник Найс, приходился Пхаю троюродным племянником, и когда его мать внезапно умерла от лихорадки Денге, ни он, ни Рейн не сомневались ни секунды, он забрали Сома и оформили опеку. За прошедшие годы Пхаю был негласно признан лучшим механиком спорткаров и гоночных мотоциклов, также организовывал самые престижные мотогонки в Бангкоке, а Рейн считался их талисманом. Кто уж первым заметил, что там, где присутствовал ангелоподобный партнёр, а впоследствии муж Пхаю, не погиб ни один гонщик, теперь неизвестно, но слухи разнеслись быстрее ветра, и сильф стал самым верным признаком удачи. Поэтому Рейн бывал на всех мероприятиях своего мужа, зорко следя, чтобы даже в случае аварии жизни гонщика ничего не угрожало. Оба брата теперь виделись нечасто, будучи заняты детьми и работой, но иногда, хотя бы раз в полгода, их мужья устраивали всем совместный отдых на островах, позволяя взрослым и детям насладиться свободой, не скованной необходимостью скрывать свою инаковость. Дети носились по песчаному пляжу без лишней одежды, Найс весело плескалась в лагуне, а обе пары делили дежурство присмотра за ребятишками, поочерёдно уединяясь в небольшом бунгало. Пай обожал, когда ступив на островок, Скай снимал с себя глухую рубашку до копыт и щеголял в короткой свободной тунике на одно плечо, позволяя тропическому солнцу позолотить светлую молочную кожу. Рейн же прятался под огромной шляпой, позволяя солнцу лишь изредка целовать узкие пяточки. Гораздо чаще их, конечно же, целовал Пхаю. — Погоди, Пи Па-а-а-ай, — хрипло уговаривал мужа Скай, пока горячие ладони непослушно пробирались под подол туники. — Она слишком короткая, чтобы носить её без белья, Скай, — Пай укоризненно куснул нежное плечо. — Но тебе же нравится? — янтарный огонь обжёг его в ответ. Конечно, ему нравилось. Нравилось и дома почти каждую ночь заставлять розоветь бледную кожу, ловить суетливый хвостик в ладонь и чуть потягивать, заставляя пересохшие губы выстанывать своё имя. Нравилось брать всё, что давали, и отдаваться целиком, теряясь в страсти, источником которой всегда был один и тот же огненно-пряный, пахнущий полуденным лесом, мальчик. — Нр-р-равится, — промурлыкал в густые иссиня-чёрные волосы и лизнул подставленную щёку, продолжая красться и поглаживать. — Посмотри на часы, — Скай дышал рвано, словно пробежал марафон, подаваясь навстречу и чертовски сожалея о собственной обязательности. — Наша смена, Пи Па-а-а-ай. Наша очередь присматривать за детьми. И то правда — с утра на пляже сильф с мужем не давали детям потеряться в воде и на суше, пока Скай и Прапай готовили завтрак и обед, занимались мелким хозяйством, уборкой, постирушкой и прочим бытом, а президент успевал ещё и пару договоров завизировать. Он предлагал нанять прислугу, но тогда никто не соблазнял бы его шёлковой туникой на голое тело, а у Пхаю практически не было бы шансов превращать своего сильфа в сексуальное чудовище, раз за разом разносившее их спальню. Кровать приходилось чинить уже дважды, но Пхаю ни разу так и не признался, как именно они её ломали. Скай мог поклясться, что слышит, как трескается терпение его мужа. Увы, пока все обстоятельства были против них. Но договор есть договор, и расправив складочки на тунике и всё же отлучившись надеть бельё, он вышел на пляж. Ожидаемо, Нойз валялся в тенёчке с телефоном, то ли переписываясь, то ли погрузившись в шортсы, Сом с папочкой Пхаю строили песочный замок, ров которого наполняли морской водой Рейн с расшалившейся сверх меры Найс. Младшим детям пора было перекусить и вздремнуть, а родителям — отдохнуть и обновить починенную с прошлого заезда кровать в их спальне. Пай шёл следом, любуясь, как копытца мужа погружаются в белоснежный песок и легко вырываются из его плена. В руках — лёгкий фруктовый перекус для Сома и Найс. Подхватив из воды дочь на руки, Скай закружил маленькую русалочку, забрызгивая всех, кроме Нойза, а она счастливо заверещала, обнимая пухлыми ручками папу за шею. Каждый раз, видя, как Найс наслаждается жизнью там, где ей предназначено быть её природой, Скай понимал, что пусть и в любви, но в городском бетонном бассейне Найс долго не продержится. Скоро русалочка начнёт расти, взрослеть, их домашний водоём станет ей мал, и вопрос её нормальной жизни встанет перед ними во весь рост. Можно было бы переехать на остров, оставив мужа и старшего ребёнка в Бангкоке, но сколько сам фавн выдержит в разлуке с кверкусом и любимым? Прижимая к себе мокренькую и скользкую «рыбку», Скай не мог никак решить эту проблему, которую Прапай пока даже не видел. Расположившись на песке, Пай с фавном накормили детей, а потом устроили их спать — Сома уложили в тени на песке, укрыв лёгким пледом, а для Найс в тихом месте была натянута на манер гамака мелкая сеть — русалочка, приезжая на остров, даже спала в море. И Скай, несмотря на страх, что ребёнка унесёт прибоем или ранит какое-нибудь животное, позволял ей это. Потому, зачастую, и ночи на острове они с мужем проводили раздельно. В этот раз, дождавшись, пока дети уснут, он вернулся к Прапаю и нырнул в гостеприимные объятия, откинувшись на его грудь, лениво жуя ломтик драгонфрута. — Как хорошо, когда тихо, — он пискнул, когда горячая ладонь тут же нырнула под тунику, пощипывая его за сосок. — Ты не забыл про Нойза, дорогой? — Нет, он сказал, что этот сонный берег его разочаровал, и ушёл читать к главному дому. — Значит, мы здесь одни? — Не совсем, — Пай наткнулся на кромку белья и разочарованно прогудел. — Ты всё же оделся. — А ты хотел, чтобы я валялся здесь абсолютно голым? — Скай запрокинул голову и ткнулся наугад, попадая, как всегда, точно губами в губы. Они увлечённо целовались, когда оттуда, где спала Найс, послышался громкий всплеск. Скай срывается с места, но поздно — гамачок, в котором спала Найс, пуст. Он осматривает морскую гладь — но нет ни признака того, что его дочь всё ещё здесь. Похищена? Уплыла сама? Сидит за соседним камнем и хихикает над испугом родителей? Забыв про спящего неподалёку Сома, Скай начинает звать Найс, но надежды на хороший исход всё меньше и меньше. И сердце… Оно не молчит. Найс не вернётся. Из бунгало на крики и плач проснувшегося Сома выбегают Рейн и Пхаю, сильф подхватывает сына на руки, утешая, Пхаю пытается понять, что произошло, но спросить некого — Пай, стоя по колено в воде, утешает плачущего фавна. От главного дома на берег, словно почуяв беду, прибегает Нойз. И резко замедляется, увидев родителей. Он осторожно подходит к ним и, услышав от Ская имя сестры, обнимает фавна. Нойз, который ещё в девять лет запретил родителям обнимать, целовать и даже просто трепать себя по голове, сам обнимает Ская, не до конца понимая, но всем сердцем пытаясь утешить. Пару часов спустя, сидя в бунгало, они обсуждают сложившуюся ситуацию. Где и как искать пятилетнюю синеволосую русалочку? Никто из пятерых не умеет плавать, а Скай с Нойзом вообще не очень любят большую воду, потому что с их ногами так просто потерять равновесие в воде. Вызывать водолазов? Но разве может утонуть русалка? — Она бы даже не выбралась сама из гамачка, — всхлипывает Скай над своим любимым жемчужным чаем. — я сверху его скрепил зажимом, чтобы её не унесло прибоем. — Значит, её похитили. Чужих на суше нет, я ручаюсь. Но вот с моря… — Пай чувствует боль любимого и не знает, как его утешить. — А может всё-таки она решила поиграть с нами в прятки? — Скай срывается на пляж, и оставшиеся в бунгало снова слышат, как он зовёт Найс. — Два года она была его любимой доченькой, — роняет Прапай. — Я даже ревновал иногда. И думал, когда он оставит меня и ради неё переедет жить сюда. Ведь Найс не смогла бы всегда жить в бассейне. — Он думал, что ты и не сообразишь, — ляпает Рейн, грустно поникнув ушками. Пусть Сом человеческий ребёнок, но исчезни он — и сильф ураганом сокрушит стены и горы, чтобы отыскать сына. — Я же чувствую его. Все эти годы я словно прорастал в него. Но не знаю всё равно, чем ему сейчас помочь… «Па-а-а-а-а-а-ай!!!» — отчаянно доносится снаружи, и все срываются на пляж, а Сом невозмутимо едет на руках у Пхаю. По пояс в воде стоит Скай, а в нескольких метрах от него из воды выступают голова и плечи взрослой русалки. Синеволосая, молодая, и глаза точь-в-точь как у Найс. Она говорит со Скаем, но он не понимает ни слова. И оборачивает к берегу залитое слезами лицо: — Пай! Я не понимаю. Это не тайский! — Это английский, — Пай входит в воду и обнимает фавна сзади, давая ему опору и окружая собой. — Hi, do you know anything about the little mermaid? — Yes! — отвечает русалка, продолжает говорить, а Пай вполголоса переводит Скаю. — Она — мама нашей Найс, они потеряли девочку два года назад, кочуя с места на место. Шторм и подводные течения унесли малышку к этому острову, а здесь её нашли мы. Всё это время семья Найс искала её, но почти потеряли надежду, пока марлины не рассказали, что недавно видели маленькую синеволосую девочку-русалку у одного из островов. Они осматривали остров за островом уже несколько месяцев, и вот сегодня нашли. Не плачь, мой хороший, она сожалеет, что причинила тебе боль, но потеряла голову от радости, увидев дочь. Найс вспомнила маму и рассказала им, как жила у нас. Скай полными слёз глазами смотрел на русалку и понимал, что проблема с взрослением и счастливой жизнью Найс решена исключительно в её пользу, но как же болело его собственное сердце. Несколько часов назад он слышал счастливый крик дочери, а её мокрые ручки нежно обхватывали его шею. А теперь он увидит ли её вновь? — Она говорит, что теперь они уплывут в родные воды до тех пор, пока девочка не станет взрослой. Она обещает не заставлять дочь всё забыть, и когда дочка вырастет и если захочет увидеться с нами — она расскажет, где нас искать… — Скажи… — всхлипывает Скай. — Скажи, что каждый год я буду ждать её здесь одну неделю в этом месяце. С этого самого числа и ещё семь дней. На этом самом месте. Он прикрывает рот ладонью, сдерживая рыдание, пока Прапай переводит всё русалке, и та кивает в ответ. А потом подплывает ближе и манит Ская к себе. Он неуверенными шагами идёт ей навстречу, не обращая внимания, что вода доходит ему уже до плеч. Русалка подплывает почти вплотную и касается ледяной ладошкой лица Ская, а потом целует его в щёку и уходит под воду, словно растворяясь в ней. Несмотря на то, что фавн не знает английского, он всё ещё слышит мелодичный шёпот матери Найс: «Спасибо». И боли внутри становится чуточку меньше. А на берегу, на который ему помогает выбраться Прапай, его обнимают все — Пхаю, плачущий Рейн, мокрый до нитки муж и сын, только Сом недовольно хныкает, потому что у него мокрая ножка. Вернувшись в Бангкок, Скай грустит, и всё вокруг чувствует его грусть. Найс счастлива в своей семье и своей среде обитания, но как же не хватает здесь её смеха и шалостей. Пай переживает не меньше мужа, даже Нойз часто садится рядом с фавном под дубом, ничего не говоря, но разделяя его чувства, он ведь тоже любил сестрёнку. Всё изменяется в одночасье. Когда у самой земли на коре дуба образуется нарост. Обеспокоенный состоянием кверкуса, фавн всячески обследует подопечного, от волнения забываются все прочие переживания, а в оранжерее заболевает любимая орхидея Ская, но… Через три месяца нарост открывается дуплом, в котором Скай находит крохотную светловолосую девочку-дриаду, ангельски красивую и очень похожую на фавна. — Дрия, — шепчет Скай, принимая дар своего дуба. — Доченька.