Бесы во мраке

      Осаму не помнил, как уснул. Он даже элементарно не помнил, как оказался в своей постели…       Было тогда ещё раннее утро. Дадзай чувствовал тяжесть по всему телу. Он нехотя открыл глаза и огляделся по сторонам. Слабые лучи солнца еле пробивались сквозь стекло окна. Осаму привстал на одном локте, дабы убедиться, что Чуя спит. Тот на самом деле спал, иногда переворачиваясь с бока на бок. Дадзай, всё ещё чувствуя проклятую тяжесть, снова рухнул в кровать. Часы на тумбе показывали всего семь утра, Дадзай не привык вставать в такую рань.       Осаму помнил, что было вчера. Можно было бы все вчерашние происшествия просто списать на дурацкий сон, но… Сломанная рука, отдающая боль на всё тело и левый, перевязанный бинтами глаз доказывали совсем обратное. На самом деле, ему было жаль, что всё так произошло вчера. Он не любитель происшествий и вот это всё жуть как раздражает. Наверное, даже, Осаму было так паршиво не из-за убитого Миши и не из-за пострадавшей психики Сигмы, а из-за своего пострадавшего тела. Раненный глаз и сломанная рука отдавали сильную, совсем неприятную боль.       Усевшись на кровать он положил руку на лоб, слегка сжимая волосы. Оглядев комнату, он нахмурился. Ведь настроения у него не было от слова совсем, а тут ещё и солнце выглядывало, что как раз таки и добивало его. Но в какой то момент взгляд Осаму метнулся к Чуе.       — Эй, спишь?.. — вполголоса позвал Осаму       На что ответ последовал не сразу:       — Нет, не сплю… — пробормотал Накахара, повернувшись к шатену лицом       — Не похоже это на тебя… Обычно ты просыпаешься около десяти или одиннадцати. Тоже не даёт покоя то, что произошло вчера?       В ответ Дадзай получил лишь молчание, но даже так было понятно, что ответ был положительным. Вдруг послышался чей-то голос, а за ним последовал и хлопок двери. Дадзай предположил, что Ода разговаривал по телефону, а потом снова уехал в город.       Дадзаю не понравилось неразговорчивость соседа, потому он решил прервать молчание:       — Знаешь, Чуя… Согласись, нам повезло, что тот врач отпустил меня, не так ли?       — Мгм… Мне было бы лучше без тебя… — проворчал Чуя, на что Осаму закатил глаза — но да, повезло, наверное… Повезло, что он связан с Портовой Мафией…       Осаму молча кивнул, а затем снова лёг и повернулся лицом к стене.       — Хаххах… Ты так умолял его отпустить тебя домой… Почему тебе не нравятся больницы? — всё же решил продолжить этот странный разговор Накахара       — Там настолько неуютно, аж тошно от этого становится… Сам знаешь, я не один раз оставался там… И если ещё какие-то соседи по палате… Тогда ещё в разы хуже — нехотя ответил Осаму       — Ой-ой, пережил бы. — съязвил в ответ Чуя       Дадзай нехотя встал с кровати и куда-то пошёл. Чуя же только недовольно фыркнул на это и продолжил дальше лежать. Дадзай накинул на себя чёрное пальто из прихожей и быстро обулся. Но вот уже послышался хлопок входной двери и юноша быстро устремился к берегу, дабы немного развеяться. Придя в место назначения, он встретил уже знакомую и почти как родную личность. Фёдор. Приблизившись, Дадзай остановился возле него.       — Чего ты тут в такую рань стоишь? — изумился Осаму. Он никак не ожидал увидеть там Фёдора.       — Да так... Просто захотелось. А ты? — обратив внимание на пришедшего, ответил тот.       — Я проснулся, и... Больше не смог уснуть. Да и ещё Чуя придирался...       — Ясно — отрезал Достоевский и в воздухе повисло молчание.       У Дадзая от этого взялось впечатление, что Фёдор совсем не рад его видеть. Даже появилось желание уйти отсюда прочь, но... Он всё же остался.        Осаму медленной походкой подошёл за спину Достоевскому, и обнял его, слегка обхватывая здоровой рукой шею. Фёдору такой жест не понравился, но он всего лишь попросил:       — Не трогай шею... Отпусти меня.       То, что Осаму удивился, ничего не сказать. Он знал, что Фёдору не нравятся прикосновения, но... Они ведь обнимались во сне. Дадзай это помнил, точно помнил. Но, всё же, просьбу он выполнил. Чужая рука медленно сползла с шеи Фёдора, и уже этот "чужой" стал сбоку от него.       — Может ли быть такое, что наши физические чувства в реальности отличаются от них же в тех снах? — задал такой вопрос Осаму, пытаясь подтвердить свою теорию.       — Что ты имеешь ввиду? — ответил вопросом на вопрос Фёдор, дабы понять смысл того, что сказал Осаму       — Эх... Имею ввиду, мой дорогой Достоевский, что во снах ты был более... Общительным? Хотя, даже не в этом суть... У тебя была реакция на мои прикосновения совсем другой... — со вздохом, делая иногда небольшие паузы, сказал Дадзай. В голосе его читалась некая грусть.       — Да... — с задумчивостью ответил тот, — тогда, насколько помню, я не чувствовал почти ничего...       — То есть, ты хочешь сказать, что я прав? И... Получается, что весь этот физический контакт, всё, что должны были чувствовать наши тела... Во снах мы этого просто не чувствуем, да? — уже с интересом спросил Дадзай, желая услышать оправдание его догадок.       — Это вполне возможно, Осаму. Но эти сны мне кажутся настолько странными... — он подставил руку под подбородок, рассуждая об этом.       — Но ведь они больше не посещают нас, разве нет? — уже с ехидной улыбкой на лице сказал Дадзай, протянув Фёдору руку, — приглашаю Вас на танец!       На первую фразу Фёдор лишь молча кивнул головой. А вот после приглашения на танец, он внимательно оглядел Дадзая с ног до головы. Особое внимание он обратил на сломанную, перевязанную гипсом руку. Смотрел на неё пристально, а затем с насмешкой выдал:       — И что же можно станцевать, имея при себе только одну руку? — уже взглянув в карий глаз оппонента, сказал он.       Дадзай на секунду задумался, ведь он правда не знал парного танца, в котором хватило бы и одной руки. Но эту фразу он принял как согласие (хоть и согласия и вовсе не ожидал). Он вальяжно, будто на подиуме, подошёл ещё ближе к Фёдору и аккуратно провёл здоровую руку за спину оппонента. Левая рука устроилась на талии. Осаму с усмешкой посмотрел в аметистовые глаза. Достоевский тяжело вздохнул, понимая, что ему точно не отвязаться от этого японца. Он расположил левую руку на плече Дадзая, а правой неизбежно пришлось обхватить спину того.       — Я ведущий. — немного приглушённо проговорил Осаму.       На это Фёдор пассивно-раздражённо закатил глаза, но ничего не ответил, лишь кивнул головой. Шатен начал медленно кружиться, партнёр поспевал за ним. Было вообще не понятно, что именно они танцевали... То ли танго, то ли вальс... Учитывая его сломанную руку, Фёдор вообще не понимал, какого чёрта Дадзай пригласили его на танец. Да и, впрочем, было это вовсе странно не только из-за "отсутствия" одной руки Дадзая, но и так же то, что они — двое парней (что вообще не традиционно, учитывая, что это парный танец), танцуют что-то непонятное, кружась, шагая туда-сюда по траве, на бережке озера, в каких-то там кедах да ботинках.       — Скажи мне, ты всегда приглашаешь непонятно кого на танец, вне зависимости от обстоятельств, и вот так вот спонтанно, да? — насмешливо спросил Фёдор, тонко намекая к тому же на то, что они совсем недавно говорили совсем о другом, но Осаму резко сменил тему.       — Считай, что ты первый, кого я пригласил станцевать со мной, — подмигнул одним лишь единственным, на данный момент, коньячного оттенка глазом Дадзай, — но, нет. Считай это моим знаком внимания к тебе, ибо никто в жизни больше не интересовал меня так сильно, как интересуешь меня ты. К тому же, ты не абы кто, а мой давний знакомый.       «Да, конечно... Давний... То что происходит в странных снах тоже считается тем, что было наяву?» — подумал Фёдор, но мысли свои решил не озвучивать.       Как-то получилось так, что по ходу танца они начали подходить всё ближе и ближе к крайней части берега этого озера. Озеро это, до́лжно сказать, выглядело весьма чистым, как и сам берег (что на удивление). Вода в этом озере прозрачна, а днём же отдаёт небесно-голубым оттенком. Сейчас только начало светать, небо, окрасившееся в приятные, пастельные оттенки розового, жёлтого и оранжевого выглядело прекрасно и завораживающе. Красота рассвета идеально отражалась на воде. Что же о береге, то от него шёл небольшой деревянный рыбацкий мостик. Мостик этот выглядел совсем новёхоньким, как будто вот недавно поставили. Сам берег над водой возвышался всего в метр.       В ритме этого странного гибридного танца парни были уже совсем близки к воде. Были они на той части берега, что была ближе к мостику, но в то же время далеко от него. Дадзай неаккуратно склонил Фёдора над водой. Это, на самом деле, был очень глупый поступок, ведь всего одной рукой тело он еле удерживал. В итоге, Достоевский чуть было не упал в воду. Но он вовремя понял, что падает и рефлекторно, с неподдельным испугом на лице, отскочил на берег, несильно оттолкнув шатена от себя. Осаму же равновесие не удержал и именно он упал в воду. Он сразу же стал плыть наверх, несмотря на то, что его тянуло на дно. Наверное, было бы правильней для него самого не рваться к жизни, а просто ничего не предпринимать, падая на самое дно и захлёбываясь, но... Из-за нехватки воздуха горло довольно сильно и неприятно давило изнутри.       Сквозь прозрачную воду озера было отчётливо видно, как этот бедокур выбирается, барахтается ногами и цепляется за края мостика. Фёдор уже сидел на бережку, покрытом травой, наблюдая за этим зрелищем с почти безразличным взглядом. Хоть и на самом деле он в этом видел что-то забавное и наблюдал с интересом (зная, что Дадзай не утонет).       Наконец Осаму ухватился левой рукой за выпирающую доску мостика. Нужна была вторая рука, иначе вообще никак не выбраться. Но забинтованная и зафиксированная к шее сломанная, правая рука вообще никак не помогла бы залезть на сушу.       — Тебе помочь? — уже устав за жалостными попытками Осаму, предложил Фёдор. Сказал он это, скорее, с нотками насмешки, а на лице красовалась хитрая улыбка.       — О, так ты наконец-то догадался! А не видно? Помоги мне вылезти. — явно раздражённо попросил Дадзай.       — Ой, да ладно тебе. Подумаешь, намочился немного, не умер же... — Фёдор подошёл к Осаму и протянув ему руку, помог ему залезть на мост.       — Чёрт... Кх... У меня бинты намокли, их же менять теперь придётся... — шатен придерживал повязку на глазу.       — А их разве не пришлось бы всё равно менять? И почему тебя отпустили из больницы? — Достоевский сел на сырые, от воды, доски мостика, напротив Дадзая.       — Да, пришлось бы... Но я бы сменил попозже. Меня отпустил врач из мед.пункта. Я не хотел оставаться там... — парень снял пальто и откинул его на берег.       — Тот врач как-то связан с мафией в Йокогаме? — спросил Фёдор, даже как-то неожиданно, плавно переводя тему.       — Да... Но откуда ты знаешь? — Дадзай, скорее, был не удивлён, а заинтересован.       — Это была просто догадка, Осаму — честно признался Фёдор, — но я даже не ожидал, что буду прав... И каким же образом тот врач знаком с мафией?       — Прямым. Раньше он был врачом, как и Мори. Но с мафии он ушёл всего год назад. Тот мужчина — близкий друг босса, он до сих пор с ним поддерживает связь. Странно, я о нём вообще ничего не знал... Да и мужик этот, кажется, чисто-русский. И это ещё больше удивляет, хахах...       Достоевский внимательно слушал. Дадзай не знал, сколько на самом деле времени прошло с того момента, как он пришёл сюда, но он предполагал, что сейчас около десяти утра. И впрямь, солнце уже ярко светило, небо чисто-голубое, воздух пропитан некой влагой ещё с ночи. Дадзай замолчал. Фёдор ничего не отвечал. Осаму с интересом смотрел в его прекрасные, фиолетовые глаза. Было что-то в них красивое, интересное, прекрасное.       — Знаешь, Фёдор... У тебя глаза такие... — на секунды две он умолк, пытаясь подобрать правильное слово, всё так же пристально вглядываясь в глаза Достоевского, — необычные...       — Пожалуй соглашусь. И вправду необычные... — вдумчиво ответил тот.       В этот момент послышался крик Чуи. Дадзай тяжело вздохнул, понимая, что его зовут и придётся вернуться домой. Он уже стал идти домой, но тут вдруг вспомнил. Он повернулся обратно, в сторону озера. Задал он довольно странный вопрос:       — Почему же ты не позволил себе упасть в воду? Это странный вопрос, я знаю... Понимаю, что, возможно испугался за свою жизнь. И всё же...       Фёдор ничего не ответил. Он лишь вытащил из грудного кармана своей рубашки фотографию и демонстративно поднял её чуть выше, на уровне глаз собеседника. Фотография была не большая, квадратная. Фёдор внимательно смотрел на это фото. Дадзай содержимое фотографии не увидел, так как повёрнута к нему она была белой, чистой стороной. И всё же он увидел. Фото из-за солнечных лучей просвечивалось. Осаму рассмотрел силуэт женщины. Было понятно, что Фёдору эта женщина (была), возможно, дорога, он боялся, что фотография испортится, если намокнет. Вглядываться в силуэт Дадзай не стал, понимая, что не стоит.       Чуя снова позвал его. Снова, и в этот раз ещё громче. Дадзай быстрым шагом направился в сторону своего пристанища, на последок сказав «Ещё увидимся, Фёдор» и помахал рукой. Достоевский же ничего не ответил, лишь молча кивнул.

***

      Накахара встретил шатена у самого порога. Выглядел он крайне раздражённо, сильно хмурился. На вопросы, какого чёрта он мокрый и как вообще оказался в воде, Осаму отвечал, что случайно свалился. От части это было правдой, не сам же он туда прыгал... Хотя, Чуя ожидал что угодно, даже то, что Дадзай пытался утопиться. Такой простой ответ же его довольно сильно удивил.       Осаму переоделся. У него не было в шкафу каких-то блуз или чего ещё с длинными рукавами, поэтому пришлось надеть простую футболку. Рукава, само-собой были короткие, из-за чего были видны новые бинты на левой руке. С наложением гипса на правую руку и повязки на глаз помог Чуя. По идее, это должен был сделать Ода, к тому же позже. Однако, дома кроме тех двоих никого не было и Накахаре нехотя пришлось брать на себя эту обязанность.       Дадзай лежал на своей кровати, завалив ногу на ногу. Был он в комнате один, Чуя вышел на улицу. Осаму просто смотрел в потолок и скучал. Вдруг, послышались стуки в дверь. Осаму нехотя встал с кровати и побрёл отворять дверь, думая, что там Чуя. Какого же было его удивление, когда он на пороге дома увидел того, кого меньше ожидал: Фёдора.       — Возьми. Ты оставил на берегу... — Достоевский протянул полностью мокрое, чёрное пальто.