Брат мой, брат

      Это воистину злая шутка, брат мой. Единственное, в чём ты виновен — у тебя карие глаза. Ты так лицом похож на отца, ни одной черты от северной суки, твоей матери. Но глаза… Не смотри на меня таким тёплым взором, цвета горького ореха, ты подписываешь себе приговор! Я готов вечность стоять под этими стенами, я убью каждого, кто встанет между нами — и всё для того, чтобы своей рукой закрыть тебе глаза.       

* * *

      Армия командующего Кастамира — короля Кастамира — стояла под стенами Осгилиата пятую зиму. В столице держал оборону коронованный, но нелюбимый государь Эльдакар — сын Валакара Неразборчивого и тщеславной безродной девки. Искра сверкнула много лет назад, когда наследный принц вернулся с севера с женой чужих кровей и ребёнком, который даже имени гондорского не носил. Его нарекли новым уже здесь, но гнева народа это не умалило. Валакар правил милосердно и мудро, ему простили ошибку, тем более что Видумави была красавицей. Королю простили бы бастардов от её чрева, будь его законный сын чистой крови дунэдайн. Но тогда никто не вспомнил бы, что в жилах Кастамира тоже течёт королевская кровь.       Сын платил по счетам родителей. Эльдакар сидел на троне, но не правил. Южные провинции до самого Итилиэна поднялись против него, взволновалось море, порты в Умбаре и на Андуине. Там хорошо знали и любили Кастамира, он отвечал людям тем же, являя пример великолепия Нуменора. Его кровь была чиста, дух твёрд, он взял жену из благородной семьи морских лордов Гондора, и молодые принцы, белокожие, темноволосые, с глазами чистыми и холодными, обещали Гондору великое будущее.       Эльдакар и Кастамир росли вместе. Как полагается наследнику, принц ещё мальчиком покинул дом отца и воспитывался вдали от столицы. Он был слабым ребёнком, но любил учиться, располагал к себе взрослых великодушием и недетской мудростью. Кастамир, хоть и был на четыре года младше, быстро обгонял кузена в росте и силе. Он не любил книг, но меч и паруса. Эльдакар следовал за ним по пятам, ввязывался в шалости и приключения, часто не по своей воле, но принимал наказание наравне. А потом, лёжа на горячих досках палуб покачивающихся на волнах лодок, пересказывал кузену тысячу прочитанных книг.       Родичи были удивительно непохожи, но каждый, кто видел их вместе, замечали кровное сходство: они ссорились до кровавых драк и дружили против всего мира.       В один из тех летних вечеров, когда опускающийся ночной покой проникал в самые разгорячённые сердца и остужал их от зноя, Эльдакар вновь пересказывал что-то из старых книг, скучное, но мелодичное, как песня. Кастамир лежал рядом, закинув руки за голову, смотрел в темнеющее небо с россыпью первых звёзд. Жизнь казалось юноше простой и понятной.       — Когда я стану королём, назначу тебя главным над всем хранилищем знаний Гондора, — сказал Кастамир, косясь на кузена. — Ты сможешь не вылезать из книг.       — Ты никогда не будешь королём, — мягко возразил Эльдакар. — Я назначу тебя главнокомандующим армиями Гондора, ты сможешь махать мечом вволю.       Кастамир сел и посмотрел на Эльдакара, внимательно вгляделся в его карие глаза. В лице кузена не было и намёка на шутку, он оставался серьёзен, а во взгляде виднелся лёгкий укор. Кастамир вскочил, толкнул брата, тот охнул и откинулся на спину, выронил книгу, та соскользнула за край пристани и с тихим плеском упала в воду. Не давая брату даже возмутиться, Кастамир поставил ногу ему на грудь.       — Ты никогда не будешь королём, — процедил он, возвышаясь над принцем, видя, как тот с усилием вдыхает, преодолевая тяжесть сапога. — Встань, поцелуй мне колено и руку, и я прощу тебе эти дерзкие слова.       — Какую же цену мне назначить за своё прощение? — спросил Эльдакар, не делая попыток вырваться. — Твои слова — измена.       — Твоё рождение — измена! — рявкнул Кастамир и ударил кузена ногой по лицу. Подошва сапога оставила кровавую ссадину на скуле.       Кто-то из стражей, приставленных следить за мальчишками, заметил назревающую драку, окрикнул Кастамира. Тот, не обернувшись на восклик и звук торопливых шагов, шагнул к краю деревянного настила и прыгнул в море. Тихая вода приняла его, окутала прохладой, бросила в руки книгу, раскрывшую страницы как птица крылья. Кастамир подхватил её и вынырнул, увидел на пристани людей, сгрудившихся вокруг принца. Мокрая книга прилетела Эльдакару в затылок, он обернулся, одновременно жестом останавливая солдата, готового броситься в воду вслед за дерзким обидчиком. Кастамир зло усмехнулся и поплыл на другую сторону залива.       Он очень хорошо плавал, кто-то говорил, что вместо крови в жилах молодого лорда соль морская, он морю брат и утонуть не может. Но приближалась ночь и противоположный берег терялся в дымке, он казался то ближе, чем есть, то отдалялся и становился недосягаем. Кастамир совершенно выбился из сил. Солнце уже зашло, берега превратились в тонкую полоску рассыпчатых огней по обе стороны залива. Лёжа на воде, пытаясь распрямить сведённую судорогой ногу, Кастамир понимал, что не доплывёт до восточного берега, а западный уже вдвое дальше. Проснувшийся ночной ветер скоро поднимет волну и вынесет его в открытое море. Сил хватит продержаться на воде ещё пару часов, эта смерть не будет быстрой.       Ругая себя за безрассудство и оплакивая безвременно гибнущую юность, Кастамир не сразу услышал окрик. Очнулся он только увидев над собой пятно света от фонаря на длинном носу рыбацкой лодки. А в лодке сидел Эльдакар. Он счастливо улыбался и протягивал кузену руку. Почти не думая, что делает, Кастамир схватил его ладонь, подтянулся и мешком перевалился через борт. Все мускулы, лишённые мягкой перины воды, тут же отозвались болью и судорогами, Кастамир почти плакал. Эльдакар обнимал его и кутал в свой плащ.       Понемногу сознание успокоилось, страх и слабость отступили. Кастамир ясным взором взглянул на брата, увидел в его лице облегчение и радость, но не гнев. На щеке принца расцветал синяк вокруг уже запёкшейся ссадины.       — Я бы переплыл, — глухо сказал Кастамир, отводя взгляд.       — Да, конечно, — с улыбкой отозвался Эльдакар. — Но я решил, что так будет надёжнее.       — Как ты меня нашёл?       — Я знал, что ты поплывёшь на другой берег, но в сумерках мог отклониться от кратчайшего пути. Так и случилось. Я уже жалел, что не позволил страже тебя изловить и высечь — ты хотя бы был бы жив.       — И ты взял лодку…       — Сначала выкрал лошадь. Потом лодку, — усмехнулся принц. — Твоими молитвами я превращаюсь в бандита.       — И убийцу, — проворчал Кастамир, разглядывая дно лодки. — Тут течь!       — Выбирать не приходилось, — пожал плечами Эльдакар.       Кастамир поднял на него взгляд. Потом протянул руку и коснулся подушечками пальцев следа, оставленного собственным сапогом.       — Какую цену ты назначишь за своё прощение? — тихо спросил он.       — Доставь нас на берег раньше, чем эта дырявая лохань потонет, — улыбнулся Эльдакар.       И юноши вдвоём налегли на вёсла. К Кастамиру быстро вернулись силы, он взял оба весла себе, а брату велел вычерпывать набегающую воду. К берегу они причалили уже по щиколотку в воде и с мокрыми от пота спинами — но с сухими головами. А там их уже ждала всполошившаяся стража. Эльдакар не стал просить за брата, и его высекли розгами у треноги следующим утром — Кастамир подозревал, что всыпали ему не только за ссадину на бледном личике наследника, но и за то, что принц сорвался ночью в море на дырявой лодке.       — Тебе очень больно? — спросил Эльдакар, присаживаясь на скамью подле кузена. Тот лежал животом вниз, свесив голову, морщился от жгучей боли в плечах и спине, усиливающейся от солнечного жара и пота.       — Не больнее, чем тебе, — пробурчал Кастамир. Краем глаза он видел, как Эльдакар снова трогает синяк на лице.       — Значит, тебе очень больно, — ответил принц. — Потому что я испытал страшную муку. Меня ударил брат.       — Ты хочешь услышать от меня извинения? — Кастамир всё-таки развернулся и сел, подхватил рубашку и оделся, пряча следы розог.       — Я хочу услышать, что тебе жаль, — мягко ответил Эльдакар.       — Мне жаль, — Кастамир пожал плечами, словно не знал, о чём ему жалеть. — Мне жаль, что ты мой кузен. Не будь у нас одного прадеда на двоих, всё оказалось бы проще.       — Ты невозможен, — покачал головой принц. — Но прав. Всё было бы намного проще, не объедини нас кровь.       

* * *

      Чем тебе мешало наше родство, кузен? Довольно дальнее, наши деды были братьями, но не мы. И всё же ты не посадил меня под замок, и принимал в своём доме. Я держал на руках твоего сына, глядящего на мир стальными глазами Нуменора, и видел, как светятся от счастья твои ореховые очи. Ты жалел, что нечем одарить меня за победы во славу Гондора в море и на суше? Мечом я добывал славу знамёнам, но получал лишь немного ласки государя, как полагается верному псу, охраняющему дом. Но это мой дом. Я пришёл за своим.       

* * *

      Валакар умер. Огонь вспыхнул раньше, чем старый король упокоился под тяжёлой плитой — Кастамир въехал в город как наследник, в плаще из белых цветов. И люди приветствовали его на улицах как принца, даже здесь, в Осгилиате, нашлось у него немало сторонников. Скорбящий Эльдакар приветствовал брата и ни слова не сказал об устроенном представлении, а толпа на площади возле усыпальниц наблюдала, как морской лорд укрывает усопшего короля своим плащом в знак почтения. Словно это Кастамир был его сыном.       — Коронация назначена на следующей неделе, — сказал Эльдакар вечером после похорон, когда кузен зашёл к нему за новостями.       — Чья? — с усмешкой спросил Кастамир.       — Моя, брат, — серьёзно, без улыбки ответил Эльдакар. — Моя. Ты доблестный воин и благородный человек, но ты никогда не будешь королём.       — Это не тебе решать.       — А откуда право решать у тебя?       — Я рождён от крови Нуменора.       — Я тоже.       — О нет. Ты рождён от черноглазой шлюхи.       Раздался звук удара, голова Кастамира мотнулась в сторону. Эльдакар ударил его тыльной стороной ладони, словно желая только осадить, не причинив боли, но тяжёлый перстень оставил на коже глубокую борозду, и кровь моментально залила всю щёку. Кастамир поднял на принца ошарашенный взгляд.       — Много лет прошло, — сказал Эльдакар. — Я научился давать сдачи. А ты так и не научился следить за языком.       — Давать сдачи, — рассмеялся Кастамир. — Давать сдачи! Я покажу тебе, что значит давать сдачи!       Он развернулся и почти бегом устремился к выходу из тронного зала. Путь ему преградил молодой страж — тот самый мальчишка со стальными глазами, который через несколько дней станет наследным принцем. Он бросал на дядю гневные взгляды, потянул было меч из ножен, но Кастамир оттолкнул его с пути и никем не задерживаемый более покинул замок и город.       На церемонии его место, почётное, у самого трона, занял молодой принц Орнендиль, чтобы не смущать публику. В строю царедворцев, придворных и военачальников и так было чересчур много пустых мест. Гонец принёс известие, что в Паларгире тоже прошла коронация — Кастамира отныне звали там королём. А по Андуину на Осгилиат движется армада.       

* * *

      Ты пришёл ко мне под флагом парламентёра. Один, оставив свиту и сына за сотню шагов. И мы стояли друг против друга на берегу Андуина, чайки плакали над нашими головами. На твоём челе сверкал высокий мифриловый венец, на моём — венок из цветов Белого древа. От твоей юношеской болезненности не осталось и следа, ростом, статью и силой ты напоминал всем, кем был твой отец. И только глаза, глядящие всё с той же пугающей теплотой, остающейся мне непостижимой, выдавали грязную кровь. Я бы многое отдал, чтобы ты смотрел на меня вечность. Но куда больше отдам за то, чтобы взор твой потух навсегда.       

* * *

      — Отзови войска — и я сохраню тебе не только жизнь, — пытался увещевать Эльдакар кузена. — Твои притязания преступны и дорого обойдутся Гондору. Если любишь эту страну и народ — отзови войска.       — Если любишь эту страну и народ, — вторил ему Кастамир, — послушай, что они говорят. Они хотят другого короля, от чистой крови, ибо твоя ветвь поражённая и увянет.       — Мы ровесники, — Эльдакар развёл руками. — Разве я выгляжу старше тебя хоть на день? Я проигрывал в схватках в детстве, но теперь кто с уверенностью назовёт победителя, если мы сойдёмся в поединке?       — Я убью тебя, — Кастамир сказал это почти с нежностью, словно в этом страшном обещании место было другому слову. — Тебя и всех твоих щенков. Как подрезают гниющее дерево.       — Ты не садовник, — покачал головой Эльдакар. — Ты боров, что подрывает корни. Наши распри уничтожат нас обоих.       — Спаси нас, добрый брат, — улыбнулся Кастамир и протянул руку с открытой ладонью. Но не за дружеским пожатием, а за короной.       Эльдакар в печали склонил голову. Потом коснулся руки брата своей, на мгновение согрев теплом холодные как железо пальцы. И бесстрашно повернулся к нему спиной, зашагав по осыпающемуся берегу к своей свите и составленным лошадям.       Той же ночью корабли Кастамира перегородили реку с обеих сторон от крепости. Тяжёлые врата, выстроенные прямо над рекой, не позволяли войти в город, но и выскользнуть оттуда более никто не мог. Широкая цепь солдат и орудий окружала город по берегам, каждую ночь на стены осыпались тучи стрел и комья горящей соломы.       Так продолжалось недели и месяцы. Вдохновлённые осадой, а не штурмом, защитники крепости быстро поняли, что это не было милосердием — в крепости начался голод. Армию же узурпатора богато снабжали юг и Итилиэн, принявшие его сторону.       Пять долгих лет продолжалась эта осада. Силы защитников таяли. По осени Кастамир велел построить запруды по течению реки и натянул сети, Андуин сильно обмелел и в нём не стало рыбы, запасов на зиму в Осгилиате не осталось. А ударившие в январе морозы сковали реку прочным льдом. Кастамир назвал это добрым знамением, воля самой земли ковала для него мосты. Он вывел на лёд пехоту, тараны и катапульты, к речным воротам, что были предназначены сдерживать корабли, но не людей, идущих к вратам как посуху. Всего через несколько дней город был взят.       

* * *

      А ты бежал, брат мой! Крупицы оставшихся тебе верными людей прорвались за стены, пока я карабкался по льду. Как я хотел бы видеть твои глаза и страх в них. Или спокойное принятие неизбежного? Ты ведь знал, что так будет. Ты упрекнул меня в дерзких речах и праздном тщеславии — я докажу, что умею держать обещание.       

* * *

      — Задержали! — крикнул один из военачальников Кастамира. Его люди волоком втащили в тронный зал человека в окровавленной одежде и бросили на ступени у подножья трона.       — Это не Эльдакар, — покачал головой Кастамир. — Мне нужен мой брат, живым!       — За этим он вернётся, — пленника пинком перевернули на спину. Вглядевшись в залитое кровью лицо, Кастамир узнал племянника.       — Орнендиль, принц мой, — насмешливо сказал он. И поднявшись с трона, спустился к пленнику, присел рядом. — Как жестоко с тобой обошлись. Столько крови… Это моя вина.       — Это твоя вина, — ответил Орнендиль. — Но кровь не моя, а предателей, зовущих тебя государем.       — Присоединяйся, — ответил Кастамир. — И я сохраню тебе жизнь. Твой отец за тобой не вернётся, мы оба это знаем. Ты жертва его гордыни.       — Я — принц Гондора и страж Белой башни, — процедил Орнендиль, глядя на Кастамира с ненавистью. — Жертва гордыни здесь только ты.       Он приподнялся и плюнул в лицо дяде. Крови у него был полный рот, яркие красные капли оросили Кастамиру лицо. Он чуть отпрянул, мрачно улыбнулся и облизал нижнюю губу, чувствуя солоноватый металлический привкус. Потом, ни слова не говоря, поднялся, силой перевернул на живот лежащего навзничь принца и поставив ногу ему между лопаток, прижал к ступеням. Окружающие замерли, ожидая или страшась того, что должно было последовать. Обнажив меч, Кастамир прикоснулся лезвием к обнажённой шее, давая приговорённому последний шанс попросить о пощаде. Орнендиль стиснул зубы и упёрся лбом в холодный мрамор. Одним сильным ударом меча Кастамир обезглавил принца.       Всё ещё прижимая сапогом к камню прошитое судорогой тело, Кастамир наклонился и схватил отрубленную голову за волосы, поднял перед собой. Развернув её лицом к себе, он всмотрелся в серые глаза, из которых уходила последняя искра ненависти.       — Короля целуют не так, мой мальчик, — сказал Кастамир, припоминая вкус крови и гнева на своих губах. Он поднёс голову Орнендиля ближе и коснулся поцелуем ещё тёплых губ мертвеца. Кровь принца обильно заливала ему доспех, серебряное древо на нагруднике цвело алыми цветами.       — Всех твоих щенков, — повторил новый король свою старую клятву.       Осгилиат был залит кровью. Кастамир мстил этому городу за каждый день и час ожидания. Обещая жизнь защитникам, если сложат оружие, он приказал казнить всех, как только оружие они сложили. Мёртвых не позволяли хоронить, тела было велено сбросить в реку, чтобы сам Андуин принёс на юг весть о победе. Голодающим жителям города отказали в хлебе — они его не заслужили, раз выбрали Эльдакара и его гордость. Солдатам армии узурпатора разрешили искать себе любой награды, какую они захотят, будь то чужой дом, лошадь или жена. Жестокую расправу над побеждёнными Кастамир назвал назидательным примером.       Очень скоро в столице стихли редкие радостные речи. Воцарение на троне чистокровного дунэдайн обошлось в чудовищную цену, поразившую даже верных сторонников узурпатора.       

* * *

      Выл ли ты от боли, брат, узнав, что я казнил твоего возлюбленного первенца? Я — да. Я тысячу раз во сне гляжу в эти глаза, смотрящие на меня с мёртвым холодом — но они серые. Не твои. Я целую мертвеца, и он отравляет меня — это не ты. Умри, мой брат, умри! И возьми меня с собой в могилу.

* * *

      Объединённая армия северян, Анориэна и Итилиэна двигалась на юг. Старые союзники предавали Кастамира один за другим, тяжёлым известием стал переход Осгилиата под руку Эльдакара практически без боя. Паларгир, любимая вотчина короля-узурпатора, спешно собирал войска и поднимал по руслу Андуина корабли, но этого было недостаточно. Советники призывали Кастамира укрепиться в речной крепости, как когда-то Эльдакар сидел в Осгилиате — северянам не взять Паларгир без кораблей и за сотню лет. Но Кастамир не любил сидеть в каменном мешке, ожидая бесконечно усталости противника. Он выдвинулся с армией на встречу кузену, чтобы встретить его у бродов Эруи.       Кастамир ждал, что Эльдакар предложит переговоры. Вновь попробует выторговать мирное решение, предложит в обмен на сдачу хотя бы жизнь. Предложение, конечно, было бы отвергнуто — но оно и не поступило. Два дня войска стояли лагерем по разным берегам реки, не обмениваясь и строчкой писем. На третью ночь, перед самым рассветом, северяне перешли брод и вступили в бой.       Неотёсанные мужики, крестьяне и коневоды, к которым в Гондоре относились с презрением, оказались бесстрашными и воинственными людьми. Их оружие и броня уступали гондорскому, но не мастерство боя. А теперь они и значительно превосходили армию Кастамира числом. А лучники и мечники Итилиэна вовсе стали страшной угрозой, припоминая узурпатору расправу над Осгилиатом.       Кастамир уже не искал триумфа на поле брани. В гуще кровавой схватки он искал брата. Эльдакар не отсиживался в расписных шатрах, его стяг мелькал среди рубящихся, то и дело воздух сотрясал звук рога. Избегая боя с солдатами короля, Кастамир приближался к Эльдакару всё ближе. Он слышал, как тот велел своим людям найти и привести узурпатора живым. Едва слуги покинули берег, Кастамир вышел из-за деревьев.       — Я здесь, брат, — сказал он, разводя руками. В правой был меч, заточенный и кровожадный, в левой — кинжал. — Зачем я тебе живой? Чтобы сделать мёртвым? Я знал, что однажды ты этого захочешь.       Эльдакар ответил молчанием. Глаза его были пусты и холодны, темнее, чем Кастамир помнил. В их тёмную глубину хотелось нырнуть как в море, и плыть, плыть в наступающей ночи к берегу, которого нет.       — А где твой второй сын? — спросил Кастамир с усмешкой. — Я ведь пришёл и за ним, как обещал.       — Альдамир сражается на фланге, — ответил Эльдакар. — Он тоже желает встречи с тобой, но я буду первым.       — Ты всегда второй, — рассмеялся Кастамир.       Не дожидаясь выпада, он взмахнул мечом и ринулся в атаку. Эльдакар отвёл удар, подхватил щит с земли, прикрываясь от кинжала. Братья хорошо знали друг друга, даже спустя столько лет — десять прошло со дня падения Осгилиата, двадцать с тех пор, как они в последний раз соревновались почти в шутку. Теперь их свела смерть.       Кастамир смотрел в глаза брату, не на его меч. Смотрел и наслаждался холодом, которого так долго жаждал. Это была честность, наконец-то — не фальшивая доброта, продиктованная одной лишь кровью. Ему хотелось, чтобы Эльдакар зло скалился и ругался, чтобы плюнул ему в лицо кровью, чтобы не просил о пощаде. А тот был спокоен и собран, отточенными движениями парировал удары и сыпал градом ответные, оттесняя врага к воде.       Лишь раз лёд в его взгляде треснул, и вновь Кастамир увидел не чёрную воду, а солнцем нагретую землю. Он был так близко, безумно близко, можно было разглядеть каждую крапинку в радужке. Губы у Эльдакара дёрнулись, словно он хотел рассмеяться и заплакать одновременно. Кастамир ощутил страшную боль в груди и опустил взгляд. Меч брата вошёл между рёбрами по самую рукоять.       Земля накренилась, перевернулось небо. Эльдакар подхватил падающего врага и аккуратно усадил на землю, позволяя облокотиться о своё колено. Выпавший из руки меч он вновь вложил Кастамиру в руку и стёр выступившую у него на лбу испарину. Он не позволил ему говорить, прикрыл рот ладонью, а потом ею же накрыл слезящиеся от яркого солнца глаза. Темнота накрыла Кастамира, словно вода сомкнулась над головой. И за мгновение до падения в тишину он услышал:       — Вот так целуют короля. — И почувствовал прикосновение горячих губ.