Неупущенные возможности

      Маска пса смотрела пустыми глазницами. Красные линии на ней уже порядком истёрлись, на треугольных ушах появились сколы. Пять лет прошло. Какаши повертел в руках незаменимый в работе шиноби-анбу атрибут, отложил в сторону на скамью, опёрся локтями о ноги и ссутулился, повесив голову.       В раздевалке кроме него никого не было. Над головой мигала и потрескивала яркая лампа, отчего тень от дверцы открытого личного шкафа то исчезала, то появлялась. От не до конца закрытой душевой тянуло жаркой сыростью, было слышно, как капает вода из крана.       Какаши разглядывал свои ноги и думал о том, как устал. Не от работы, не физически, а в принципе. Он повернул голову в сторону маски, и та, казалось, вызверилась на него. Правильно. Такие мысли не должны посещать голову солдата Анбу. Тем более командира.       По коридору к раздевалкам торопливо кто-то шагал. Какаши вздохнул, поднялся с места, убрал маску, взял аккуратно сложенную футболку, оделся. Дверь распахнулась.       — Семпай! — Взъерошенная голова Тензо показалась у начала ряда металлических шкафов. — Харуто проснулся!       — Когда? — спросил он, не прекращая сборы: подсумок с личными вещами, хитайате.       Могло показаться, что командира совсем не заботит судьба подчинённого, но это было не так. Кохай увидел, как дрогнули светлые брови и как чуть расслабились напряжённые плечи. Каким бы холодным ни казался тайчо — он переживал за своих напарников. Тензо знал это как никто другой. Хатаке Какаши был хорошим человеком.       — Три часа назад. Я хотел сообщить, но вы в это время были у Сандайме.       Шкафчик захлопнулся, костяшки пальцев в задумчивости постучали по металлу. Стоило ли навестить коллегу? Наверняка сейчас его допрашивает Ибики. Вытрясет всю душу, и бедолага вновь отключится. На этот раз для того, чтобы восстановить душевное равновесие — лишь немногие могли выдержать занимательные беседы главы отдела дознания.       — Ты что-нибудь знаешь? — спросил Какаши, выключил свет и вышел из раздевалки. Тензо поспешил следом.       — Он ничего не помнит, — с готовностью отвечал кохай, — ни того, что именно случилось, ни того, где пропадал десять дней и как вернулся обратно.       — Успел с ним поговорить?       Лампы дневного освещения погасли за спинами джонинов, когда те начали подниматься на первый этаж управления Анбу. Лестница была погружена в сумрак, заканчивалась автоматической дверью с замком-сканером. Какаши приложил палец к панели, загорелась зелёная лампочка, и дверь с тихим шелестом отъехала в сторону. За ней был ещё один длинный коридор. Если не знать, куда идти, то плутать в этом месте можно очень долго. Анбу хорошо защищали свои секреты. От врагов и от любопытных детишек. Будущие ниндзя нет-нет да пытались пробраться в одну из самых защищённых организаций в Конохе.       — Медсёстры рассказали. — Какаши глянул на Тензо и увидел, что тот покраснел. — А ещё сказали, что первичный осмотр не выявил у Харуто каких-либо проблем со здоровьем.       — А с головой? Неужели потеря памяти на нём никак не отразилась? — удивился Какаши.       — Я не ирьёнин, — насупился парень, явно раздосадованный тем, что не подумал уточнить такую очевидную деталь.       — Так себе ты добываешь информацию, — беззлобно поддел командир.       — Если бы там были вы, семпай, сестрички бы всё рассказали! Вам бы даже рот открывать не пришлось, чтобы спросить!       — Мхм-м-м… — протянул Какаши, резко поворачивая в правое ответвление коридора, в конце которого была дверь к скрытому от посторонних глаз выходу.       Развивать тему непонятной для него самого популярности у противоположного пола он не хотел. Это было неинтересно и самую малость смущало. Но, судя по недовольному сопению за спиной, здоровый шестнадцатилетний организм Тензо очень интересовался подобными вопросами. Нашёл у кого спрашивать. Какаши когда-то от всей души посоветовал ему изучить соответствующую литературу, на что кохай скривил брезгливую рожу и назвал его извращенцем и порнографом, что бы это ни значило. После этого Хатаке-семпай сложил с себя полномочия по половому воспитанию молодого поколения. Ещё чего не хватало — слушать осуждение его вкусов, тем более от младшего. Пусть сам разбирается. Вот ему… никто особо не помогал в данном вопросе. Только шедевры Джирайи-сама были светочем на этой дороге жизни.       Стоило им выйти на улицу, как по лицу плотной перьевой подушкой ударила июльская духота. Даже то, что время подходило к закату, не спасало от жары. Это лето было удивительно засушливым и знойным. Речка обмелела, каналы, проходящие через деревню, иссохли, открыв вид на белое каменистое дно. Люди плавились от высокой температуры. Больницы были переполнены пострадавшими от перегревов и солнечных ударов.       Когда Харуто — один из шиноби, который иногда входил в состав команды Ро — был обнаружен в лесу у границы Конохи без сознания, можно было подумать, что он стал жертвой аномальной погоды. Проблема заключалась в том, что он пропал на десять дней. Должен был вернуться с задания и исчез, хотя посылал сообщение уже на пути к деревне. Несколько команд шиноби видели его, спешащего домой, и он должен был объявиться ровно в тот же день, но из леса к воротам так и не вышел.       Нинкены теряли след у западных границ. Никаких других посторонних запахов, кроме пропавшего, не чувствовали. Харуто словно испарился. Организованные поиски результатов не дали. Но спустя неделю, гражданские дедушка с внуком, ушедшие чуть дальше на рыбалку, нашли его без сознания. Ровно на том месте, где он и пропал. Не истощенного, не раненного. А теперь выяснилось, что и абсолютно здорового. Если не учитывать тот факт, что он не помнил того, что с ним приключилось.       — Там сейчас Ибики, — Какаши не спрашивал, а утверждал, глядя на то, как по оранжевому небу летит стая птиц.       — Да. Я поэтому оттуда ушёл, — вздохнул Тензо. — Он мне не доверяет.       Неудивительно. Ведь ещё не так давно Тензо звался Киноэ и был в подчинении у Данзо-сама, которого Морино ненавидел. Какаши похлопал кохая по плечу, и тот взбодрился.       — Иди, попробуй разузнать что-нибудь ещё. — Он махнул в сторону госпиталя рукой.       — Вы даёте мне задание? — просиял парень.       И этого восхищения Какаши тоже искренне не понимал. Чем он заслужил подобную преданность и привязанность? Ведь, с какой стороны ни посмотри, он был отвратительным товарищем.       — Да. Но не переусердствуй, не вступай в конфликты с дознавателями. Я сам поговорю с Харуто завтра. С Ибики тоже.       — Будет сделано! — Тензо испарился.       Всё это было более чем подозрительно и вызывало опасения. Пять лет прошло после нападения Девятихвостого на Коноху и… пять лет прошло после смерти сенсея. За это время многое случилось. Мир шиноби был очень хрупким, и любая мелочь могла спровоцировать конфликт, войну или полное уничтожение одной из скрытых деревень. Что раньше и пытались сделать с Конохой. В первый раз использовали Рин, во второй — натравили самого Кьюби. Неужели кто-то снова хочет прибегнуть к силе хвостатых, чтобы уничтожить дом шиноби страны Огня? Или что-то другое? Хотя, что может быть более страшным и разрушительным, Какаши не мог даже и представить.       Поэтому исчезновение Харуто и его внезапное появление целым и невредимым вызывали столько подозрений. Тензо отправился не подслушивать, а охранять. В случае чего он вызовет Какаши на подмогу. В этот раз он не будет стоять в стороне и наблюдать, как погибают дорогие ему люди, как уничтожают деревню. Если будет необходимо — отдаст свою жизнь. И никто его не остановит больше. Даже Сандайме.       Он сложил печати и переместился в тихий пригород Конохи. Настолько тихий, что тот был похож на кладбище. Хотя даже на кладбище было более людно. Эту часть деревни ещё не начали не то что отстраивать, даже завалы разрушенных зданий не разобрали. Лишь отгородили предупреждающими знаками, чтобы гражданские не заходили в опасное место.       Какаши засунул руки в карманы, ссутулился и неспешно пошёл по пыльной, растрескавшейся от жары дороге. По обеим сторонам громоздились развалины домов, зияли поросшие плешивой травой рытвины от применённых дзюцу, беспорядочно валялись обломки камней, сотворённые дотоном, и… пушились зелеными листьями остовы стволов, как символ того, что всё проходит. Поломанные деревья уже на первый год после нападения Девятихвостого пробудили спящие почки и укутали страшные раны земли молодыми листочками. Какое бы страшное несчастье ни приключалось — всё пройдёт, вернётся на круги своя, исцелится. Оставит лишь напоминание шрамами в памяти людей да пару строчек в летописях.       Эта часть Конохи была одной из тех, что наиболее пострадала от катастрофы хвостатого зверя, но, как бы удивительно это ни было, кое-что осталось целым и почти невредимым.       Покосившаяся табличка на невысоком, щерящемся неровным рядом деревянных зубьев заборе уведомляла о том, что в этом единственно целом на весь район доме, когда-то жила семья Хатаке. Чернила уже едва угадывались на посеревшем от времени, ветров и осадков дереве, но иероглифы фамилии всё ещё читались чётко. На крыше уже начали расти небольшие деревья, поселился мох — всё говорило о том, что ещё немного, и она обрушится внутрь. Но нет. Этого не происходило. Дом был крепким и удачливым. Как и единственный его владелец, который постоял у забора недолго, водя безразличным взглядом серого глаза по грязным стенам и по пыльным стёклам окон, и пошёл дальше.       В лесу чуть легче дышалось, но было очень влажно. Руки тут же покрылись испариной. Какаши прислушался. Лес жил, дышал, шелестел листвой, никаких посторонних звуков не было. Вмиг обострившиеся чувства не предупреждали об опасности. Но это не означало того, что не нужно было быть начеку.       На месте обнаружения пропавшего шиноби капитан Анбу оказался минуты за три. Пробежался по толстым ветвям деревьев так, что ни единого листочка не потревожил и птицы, надрывающиеся в пышных кронах, не прекратили своего пения — они его даже не заметили. Как и не заметили бы вражеские шиноби, будь они здесь. Какаши слился с тенями, отбрасываемыми стволами исполинских деревьев, и застыл, напряжённо осматривая местность. На первый взгляд — ничего необычного. Спустил с носа маску и поднял повязку, активируя Шаринган. Но ни сверхчувствительное обоняние, ни додзюцу не выявили никого и ничего подозрительного. Он был один посреди леса и постепенно сгущающихся сумерек. Сканирующее местность дзюцу тоже не дало никаких результатов.       Какаши вытащил из подсумка кунай и, зажав его в руке, выскользнул из теней. Медленно прошёл к месту, которое узнал из отчёта поисковой группы, и вновь огляделся. Его не было в Конохе, когда это произошло, и внутри всё сжималось от тревоги. Нужно было самому всё проверить, убедиться, что ничего опасного для жителей деревни нет. Как бы ни настаивал Сандайме на том, что нет нужды ввязываться в это расследование — Какаши не мог остаться в стороне. НЕ МОГ. Как Сарутоби-сама этого не понимал?       Пульс на пару вдохов подскочил, а кунай дрогнул в руке. Всего на мгновение, так как капитан Анбу очень хорошо держал себя в руках. Тут не было места эмоциям, а зазвеневшие нервы могли только помешать делу: отвлечь от чего-то очень важного. Чего-то, что не смогли найти лучшие следователи Конохи.       Какаши знал, что в навыках и способностях превосходит многих шиноби. Это не было чувством собственного величия, а просто было фактом. Поэтому искренне считал, что сможет найти объяснение тому, что произошло с его подчинённым. Поэтому не послушался совета Хокаге «не лезть не в своё дело».       Сумерки залили нижний ярус леса тьмой. Небо, которое едва угадывалось сквозь кроны, постепенно наливалось тёмно-синим, загорались звёзды. Голоса сменились: притихли дневные птахи, зато проснулись ночные звери. Они шуршали, стрекотали, шипели, вскрикивали и ухали. И ни единого постороннего звука или запаха. Ничего подозрительного.       Какаши кружил по спирали по пяточку пространства и осматривал каждое дерево и камень. Шаринган работал непрерывно, и голова уже начала тяжелеть. Но он не мог уйти не проверив. Просто не мог. Ему слишком хорошо было известно: каково это — терять друга, которого неприятель сделал разменной монетой в войне, каково терять… человека, который почти заменил отца, когда план врагов Конохи сработал. Харуто был чьим-то сыном, другом, возможно, возлюбленным. Был жителем скрытой деревни и его товарищем, в конце концов. Он должен убедиться, что всё хорошо. Что история Рин и Минато-сенсея больше не повторится. Глупо упускать возможность перепроверить ещё раз.       Тем более, кое-что было не так. Звуки ночного леса на долю секунды исказились. Словно магнитофон замедлил прокрутку плёнки аудиокассеты. А потом всё пришло в норму. Какаши застыл на месте, натянутый как струна. Присутствие посторонних не ощущалось. Шаринган не находил ничего подозрительного. Показалось?       Кунай со свистом рассёк воздух и по рукоять вошел в ствол дерева слева — там вновь чуткий слух уловил странность. Но и только. Новый кунай лёг в руку, а Какаши встал в защитную стойку. Он не понимал, что происходит. Все его органы чувств говорили о том, что противников нет, а интуиция била тревогу. В этой части леса Конохи происходило что-то необычное.       Шаринган уловил движение справа, а уши вновь услышали, как стихли-исказились ночные голоса. Показалось и исчезло. Отдачи чакры, которую можно было почувствовать при применении ниндзюцу, не было. Какаши перекатом ушёл влево, едва успел — на том месте, где он стоял, появилась мутная воронка, совсем не заметная обычному глазу, но додзюцу Учиха видело её как завихрение пространства. Кунай, отправленный в её центр, исчез. Не пролетел насквозь, попав в дерево, а испарился.       — Что?..       Какаши не успел удивиться тому, что эта штука не была сгустком привычной чакры, генерируемой шиноби — его дёрнуло назад. Так резко и быстро, что дыхание перехватило, в глазах помутнело, а к горлу подкатила тошнота. Когда он справился с дезориентацией, стало поздно. В тело врезалось что-то твёрдое, а голова раскололась от боли. Какаши потерял сознание.