В плену теней

      — Ты так чудовищно слаб, что меня просто тошнит от тебя! Экспульсо!       Тело взмыло в воздух на долю секунды, руки свободно дернулись вверх, открывая обзор на изрезанные запястья, с которых капала кровь. А затем его отбросило в стену напротив. Парень ударился спиной о темно-серую каменную выкладку с такой силой, что послышался хруст ребер, а затем упал на бок и не двигался. Откуда-то послышался испуганный вздох. Бузинная палочка снова сделала плавное движение вверх, заставив тело подчиниться и левитировать. Оно висело в воздухе в горизонтальном положении, пока мучитель обдумывал свой следующий шаг. Еще один взмах и беспомощный юноша подплыл в воздухе прямо к зловещим змеиным глазам.       — Драко Люциус Малфой, боишься ли ты встретить смерть лицом к лицу?       Сознание едва ли оставалось в его руках, балансируя на грани между безумством и ясностью. Боль ощущалась во всем теле так явно и так давно, что он уже почти не помнил, жил ли он когда-то без нее. Дыхание было слишком рваным и хриплым, в горле пересохло, а губы потрескались и кровили. Он не мог пошевелиться, не мог даже поднять веки и почти молил о скорейшем исходе, не произнося ни слова. Но Темный Лорд не отступал, играя с ним в излюбленные жестокие и калечащие игры.       — Ты омерзителен мне, Малфой, — он почти выплюнул эти слова в лицо юноши, обдав его затхлым дыханием, отдающим смертью, — ты настолько слаб, что не смог убить даже безоружного старика! Круцио!       Драко почти не издавал ни звука, лишь хриплые стоны срывались вместе с булькающими звуками и резкими вздохами, когда он отчаянно хватал ртом воздух, откинув голову назад. Весь он был так сильно изуродован шрамами, кровью и грязью, что едва ли был похожим сам на себя, даже оттенок волос был почти не узнаваем под слоем грязи. Он уже не боролся, он жаждал смерти. Был практически у ее порога, оставалось лишь протянуть ладонь к ручке и открыть дверь, но в этот миг все закончилось. Тело с грохотом свалилось на пол прямо к ногам Темного Лорда, который уже наставил палочку ему в лоб. Тонкий рот без губ пришел в движение, готовый огласить последний приговор Малфою, как вдруг:       — Мой Повелитель! Мой Повелитель! Прошу! Он не смог выполнить Вашего приказа и убить Дамблдора, однако же мастерски организовал проникновение Пожирателей в замок, что способствовало осуществлению Вашего плана, — змей остановился, все еще держа палочку наготове, — позвольте ему искупить свою вину за эту ошибку.       — Твой сын оказался таким же никчемным, как и ты, Люциус. И ты смеешь просить меня об этом? — Волан-де-морт перевел взгляд с бездыханного тела сына на обеспокоенного отца, — Тем не менее в твоих словах есть доля истины, это правда, - он выдержал паузу, а затем продолжил, - Возможно, нам стоит попытаться наставить этого юношу на путь истинный, не так ли, Люциус? — притворно вежливое обращение, граничащее с шипением, сквозило отвращением, когда Темный Лорд обращался к старшему Малфою. Он еще раз взглянул на лежащего без сознания Драко прежде, чем отвернулся. Люциус Малфой расслабленно опустил плечи, испустив длинный выдох.       — Беллатриса займется твоим сыном, Люциус, а ты поможешь ей.       — Да, Господин.       Когда их Повелитель скрылся за дверьми трапезной Малфой-мэнора, Люциус Малфой и Беллатриса Лестрейндж обменялись недолгим взглядом, а затем посмотрели на Драко. Тот так и не пришел в себя, утомленный многочасовыми пытками, которые продолжались вот уже неделю с тех пор, как Темный Лорд временно обосновался в поместье, обсуждая планы дальнейших действий с Пожирателями Смерти. Пытки наследника Малфоев он находил весьма увлекательным времяпрепровождением, когда заканчивались собрания. За эту неделю он испробовал на Драко множество различных заклятий от Легилименции до Аква Эрукто, использующейся обычно для тушения пожаров, но в этот раз заставляющей младшего Малфоя захлебываться от непрерывного потока воды, бушующего с кончика Бузинной палочки на манер старых маггловских пыток.       Первые три дня Драко Малфой был забавной игрушкой в руках Пожирателей Смерти и их главного, пока они праздновали смерть Альбуса Дамблдора, развлекая себя демонстрациями ужасающих заклинаний на сыне Малфоев. В этом участвовали все, включая Беллатрису, пока Люциус умолял Темного Лорда остановиться, а Нарцисса рыдала так громко, что иногда заглушала самого Драко. Юноша истошно кричал, когда в ход шел наилюбимейший Темным Лордом Круциатус. На прочих заклинаниях он сдерживался изо всех сил, полагая, что крики только раззадоривают приспешников темных сил, заставляя применить большую отдачу, но итогом таких пыток все равно оставались душераздирающие громкие вопли боли. На четвертый день слизеринец остался один на один с жестоким Повелителем, все еще отзываясь на его заклинания громкими всхлипами и стонами. Пятый день ознаменовался лишь хрипами и нечленораздельным мычанием. На шестой день Драко вовсе замолчал, голос был сорван настолько, что он уже был не в состоянии даже хрипеть. Он был в сознании большую часть времени, пока его снова и снова пытали. Однако же сегодня, на седьмой день, его тело окончательно сдалось пыткам, а разум отключился.       ***                    Когда Драко Малфой впервые открыл глаза в этом месте, он не увидел ничего кроме непроглядной темноты. Звук капель, разбивающихся об пол, и запах затхлости, сырости и нечистот — вот все, что он смог различить. Он лежал на спине прямо на каменном полу, когда очнулся. Холод и сырость пробивали до костей, заставляя все его тело дрожать. Его мутило. Он почувствовал это сразу, как только попытался присесть. Если бы он мог видеть, вся комната, в которой он находился, крутилась бы у него перед глазами. Предприняв еще несколько попыток присесть, он сдался, оставаясь лежать на полу в полнейшем неведении. Он помнил боль. Его долго пытали, пока он не отключился. Тело все еще было в оцепенении, и каждая клеточка неустанно напоминала о пережитом, болезненно сжимаясь, словно от удара током. Он совершенно не чувствовал времени, не знал, сколько пролежал в таком положении, пока конечности, наконец, не подчинились, и он с огромными усилиями заставил себя принять сидячее положение. Вся его одежда была мокрой, тошнотворный металлический привкус вертелся на языке, когда он понял, что рубашка и брюки насквозь пропитаны кровью, а ноги остались совершенно босыми. Вокруг все еще было тихо, звук разрезали лишь капли, ударяющиеся об пол где-то неподалеку. Отчаянно хотелось пить.       Драко перекатился на четвереньки и замер. Все его естество устремилось в ту сторону, откуда доносился звук. Несколько неуверенных движений вперед, и вот он чувствует небольшую холодную лужу, растекающуюся по полу. Вытянув руку вперед, он поймал каплю в ладонь, а затем подставил туда свое лицо и жадно открыл рот, выхватывая каждую крупицу влаги, падающую сверху. Это продолжалось слишком долго, но все еще недостаточно, чтобы полностью утолить жажду. Вода была гадкой на вкус, на зубах скрипели песок и грязь, но теперь он знал, что хотя бы не умрет от жажды. Малфой с тяжелым вздохом встал, его тело было слишком слабым, поэтому его покачивало из стороны в сторону. Дав себе немного времени, чтобы вернуть контроль, он двинулся вперед, выставив руку. Шаги были слишком мелкими и медленными, но в этом месте ему было некуда торопиться. Постепенно глаза начали привыкать к темноте, он начал различать глухие проблески света где-то впереди и пошел на них. Когда тьма немного отступила, он увидел металлическую решетку перед собой. Все выглядело до боли знакомым, и он понял, что находится в одной из камер в подземелье поместья Малфой.       Драко приблизился к решетке и обвил ладонями несколько прутьев, тут же с шипением отпрянув назад. Руки горели в том месте, где он коснулся металла. Что же, он определенно заслужил все то, что с ним произошло — с этими мыслями он вернулся в темноту вглубь камеры и, прислонившись спиной к стене, сел, спрятав голову на коленях.       ***       Он не считал время, и даже не знал, день сейчас или ночь. Часы невнятного ожидания чего-то сменялись изнуряющими разум мыслями и чувством вины, а между ними проходили минуты забвения, когда он, как ему казалось, засыпал. Но ничего не менялось. Ни единого звука кроме падающих капель воды, которые он периодически ловил, чтобы немного утолить жажду. Никто не приходил к нему, никто не приносил поесть, никто не двигался и не шумел даже вдалеке. С течением времени Малфой понял, что на подземелье наложены чары, поэтому вся жизнь, которая происходила сверху, оставалась неслышимой и неразличимой для того, кто находится в камере. Слизеринец знал, что раньше здесь такого не было, это была обычная темница, вытягивающая и блокирующая всю магию у того, кто был в ней заточен. Слышать крики и стоны мольбы от заключенных было некогда одним из излюбленных развлечений его отца и других Пожирателей, когда они собирались в зале наверху за трапезой. Сейчас же подземелье было наглухо запечатано. Почему-то парень был уверен, что там наверху его тоже никто не услышит, даже если он изо всех сил закричит.       Что они задумали? Оставить его здесь в одиночестве без еды и нормальной воды, пока он не сойдет с ума? Пока не сломается и не примет их веру? Пока остатки человечности и чувственности не покинут его, и он не превратится в послушного пса, который сделает все, что ему прикажет Темный Лорд? Но тот называл его трусом и слабаком. Так зачем он ему? Для чего ему сохранили жизнь? Каждый вопрос сотни раз прокручивался и осмысливался Малфоем, пока он неподвижно сидел у стены в самом отдаленном углу своей камеры. Теперь, когда по ощущениям прошел не один и даже не несколько дней, он ясно видел каждую деталь своей тюрьмы, мог различить узоры на стенах, явно оставленные ногтями, в соседней камере, а также следы крови на стенах и полу в камере напротив. Он уже не различал запахи, которые здесь витали, обоняние полностью адаптировалось к новым условиям, как и тело. Он перестал дрожать еще несколько дней назад. Но чувство холода по-прежнему сопровождало его, прячась где-то глубоко в его костях и мышцах.       Когда он снова очнулся от беспокойного сна в один из дней, он вдруг различил чье-то присутствие неподалеку. Подняв голову, он наткнулся на безумные черные глаза, скрытые под массивными веками и спадающими на лицо объемными черными спутанными завитками волос.       — Драко, малыш, ты готов немного повеселиться? — губы растянулись в хищный оскал, обнажающий гнилые зубы.       — Что ты намерена сделать со мной? — голос младшего Малфоя был настолько хриплым, что походил на скрежет несмазанных петель двери в каком-нибудь старом и полуразрушенном здании. Сестра его матери наводила на него не меньше ужаса, чем сам Темный Лорд.       — Наш Повелитель был слишком великодушен и проявил к тебе милость, мой дорогой племянник. Но, чтобы вновь заслужить его доверие и поддержку, тебе нужно измениться. А я лишь немного помогу тебе в этом, — Беллатриса Лестрейндж издала гортанный смешок, от которого по спине слизеринца пробежали мурашки.       Он резко дернулся, когда она взмахнула палочкой, и часть прутьев решетки со скрежетом раздвинулась в стороны, открывая проход.       — Встать! — Дарко не повиновался, он просто не успел, — Я велела тебе встать! Вердимилиус! *       Малфой стиснул зубы, чтобы сдержать крик боли, когда электрические разряды пронеслись по его телу, сжимая внутренности. Но безумная Лестрейндж не отступала, посылая в него заклятия одно за другим, пока он не закашлялся, сплевывая изо рта кровавые сгустки. Она вновь подняла палочку, и Драко почувствовал, как его тело взмыло в воздух, а затем, когда она развернулась, чтобы выйти, она увлекла его за собой и прошла куда-то вглубь подземелья, минуя камеры, в то место, где парень никогда не был ранее. Женщина остановилась прямо перед глухой каменной стеной в самом конце тоннеля, а затем взмахнула палочкой и произнесла:       — Десцендо!* Стена впереди пришла в движение, и через мгновение в ней открылся небольшой проход, за которым скрывалось темное помещение, лишенное окон. Лишь пару отверстий в стенах позволяли свету проникнуть внутрь. Прямо посреди мрачной комнаты стоял широкий деревянный стол, по бокам которого свисали ремни и цепи. Неподалеку стоял небольшой стол с разложенными на нем инструментами от щипцов до всевозможных пил и ножей. От ощущения огромного потока темной магии, витавшей здесь, по венам Малфоя пробежал холод, а волосы на затылке встали дыбом. Здесь царил особый запах, клокочущий в носу и отдававший спазмом в легких. И Драко безошибочно определил его. Все здесь пропахло смертью…              ***       Он снова потерял всякий счет времени, пока Беллатриса раз за разом пытала его Легилименцией, ослепляла его, прежде чем оставить на его теле глубокие раны и порезы теми инструментами, которыми была оборудована комната. Пока он лежал, привязанный обычными ремнями и цепями к столу и ослепленный заклятием Конъюнктивитус, она предлагала ему сыграть в игру, суть которой заключалась в том, чтобы угадать, какой предмет она возьмет далее, чтобы нанести ему новые увечья. В случае ошибки она насылала на него Круцио. Отказ от обычных магических методов связывания или обездвиживания и применение маггловских оков на столе был продиктован желанием вселить в пленника надежду, что он все еще может освободиться, ведь в отличие от магии, эти приспособления можно было сломать без палочки и заклинаний. Нет ничего страшнее и разрушительнее для сознания, чем подаренная и тут же отнятая надежда. И это безжалостная Беллатриса Лестрейндж отлично знала.       Он лежал на этом столе уже два дня. Сестра его матери почти все время проводила, мучая его, накладывая на него Энервэйт каждый раз, когда он терял сознание, чтобы он пришел в себя, и продолжала вновь.       — Ну же, Драко! Ты должен быть достаточно стойким и ожесточенными. Как только я закончу, в тебе не останется ни тени человечности и сострадания. И ты больше не будешь скован жалостью к кому-либо и убьешь каждого, на кого укажет Повелитель. Даже собственную мать, — Драко яростно зашипел и задергался, пытаясь высвободить руки из ремней, — Так даже интереснее! Круцио!       Беллатриса заливисто расхохоталась и даже немного подпрыгнула в эйфории, так сильно ее будоражили чужие страдания.       — Легилименс! — Малфой почувствовал взрыв боли в голове, когда ведьма снова обрушила границу его сознания и сметала воспоминания одно за другим. Она копошилась своими мерзкими лапами в каждом закутке его памяти, выискивая то, что может быть полезно, или то, над чем можно поглумиться. Она долго измывалась над парнем, в красках прокручивая снова и снова в его голове воспоминание о зажатой в одной из кабинок туалета Пэнси Паркинсон, которую он яростно трахал, пока глупое привидение Плаксы Миртл пряталось где-то в темном углу под потолком и подглядывало. Она выворачивала на изнанку его сознание до тех пор, пока его не стошнило прямо на себя, пока он лежал на столе, и он не начал захлебываться собственной рвотой. Но этого Лестрейндж оказалось мало. Она так глубоко ворошила прошлое слизеринца, что добралась до таких потаенных мест, о которых забыл даже сам Драко. Пока она с восторгом не напомнила ему об этом. Он все еще видел перед глазами содрогающееся от оргазма тело Паркинсон, которая стояла спиной к нему с задранной наверх юбкой. Но в голове у него тогда была вовсе не Пэнси. Когда он кончил через пару минут после девушки, в хриплом стоне было слышно лишь одно слово…       — А тут у нас что? Наш малыш Драко был неравнодушен к этой гребаной стерве?! Какая новость, ах, что скажет об этом Люциус? — снова громкий злобный смех, режущий слух.       … слово, которое могло изменить все.       — Грейнджер…       — Что? Что ты сейчас сказал? — поспешно натягивая белье, повернулась к нему Пэнси, уставившись во все глаза.       — Ничего я не говорил. Все, проваливай отсюда, Паркинсон!       — Урод! — выплюнула ему в лицо девушка прежде, чем, одернув юбку, выскочить из туалета, попутно поднимая сумку с пола под раковиной.       Пока каждый мускул в теле горел в агонии от Круциатуса, Малфой на самых задворках сознания молил всех известных ему богов, чтобы поскорее умереть.       ***       Как он оказался снова в своей камере, он не помнил. Он лежал на боку, обняв свои колени и уткнувшись в них лицом. В ушах стоял непонятный звон, голова была тяжелой, а тело едва ли слушалось его, когда он пытался пошевелиться. Туман в сознании начал рассеиваться, и он смог отделить какой-то новый звук, который становился все громче с каждой секундой, пока не превратился в оглушающий вопль, заставивший Малфоя буквально подскочить на месте. Драко подполз к самой решетке, не касаясь ее, чтобы не обжечься, и прислушался. Видимо, Беллатриса забыла наложить на подземелье блокирующие звук чары. А может быть, сделала это специально. На пару минут вновь стало тихо, и Малфой слегка расслабил плечи и опустил голову. Но тут тишину резко взорвал новый пугающий и полный страданий крик. Кричала девушка. Тело Драко пробила дрожь, когда он представил, что творилось наверху.       — Ты скажешь мне, куда делся Поттер, сука! Или ты будешь умолять меня о смерти, захлебываясь собственной кровью! Круцио!       Новый страшный вопль. Драко почти не дышал.       — Что ты скрываешь от меня в своем крошечном мозгу, тварь?! — снова голос Беллатрисы. И новый крик девушки.       — Говори! Где вы взяли медальон? Куда делся мальчишка Поттер? ГОВОРИ, СУКА! Круцио!       Новый крик был еще болезненнее предыдущих и продолжался долго. Слишком долго.       «Она не выдержит, просто не сможет» — с сожалением подумал про себя Малфой.       — Белла, ты должна остановиться, если она сойдет с ума, она не сможет дать нам нужную информацию! — Драко услышал голос отца.       — Ахгррх, — Лестрейндж зашипела, послышался звук удара, сопровождаемый вскриком, что-то с громким стуком упало на пол прямо над головой Драко, — Повелитель убьет всех нас, если мы не найдем медальон и Поттера прежде, чем он успеет что-то сделать с ним.       — Знаю, мы найдем его.       Дальше было тихо. Драко изо всех сил напрягал слух в надежде услышать что-нибудь еще, но никто больше не говорил. И не кричал. Спустя несколько минут Малфой услышал шаги, направляющиеся в его сторону. Он отпрянул от решетки в угол своей камеры и лег на пол, отвернувшись к стене. Он старался не двигаться и почти не дышал, чтобы никто не смог раскрыть то, что он вовсе не спит. За спиной послышались шаги двоих, звук взмаха палочки. Что-то швырнули на пол в соседнюю камеру, отделенную от его каменной стеной. Кто-то задержался возле его решетки, но лишь на мгновение, а затем они ушли, наложив заклинание на выходе из подземелья. Драко снова не слышал ничего кроме срывающихся капель… и рваного дыхания. Он пробыл в этом заключении достаточно времени, чтобы обнаружить брешь в стене, отделяющей его камеру от соседней. Она была здесь, в самом углу, в тени рядом с тем местом, где он сейчас лежит. Он неспеша поднялся на колени возле стены, нащупал нужную ему трещину в сплошном темно-сером неровном камне и слегка надавил. Послышался треск, кое-где немного осыпалась пыль, но камень поддался. Осторожно вытащив из стены кусок камня, который был выдолблен кем-то когда-то очень давно, он выглянул в это импровизированное окно и не смог сдержать шокированного возгласа. Прямо там, в соседней камере через стену от него на полу лежала Гермиона Грейнджер. * Проклятие Экспульсо (англ. Expulso Curse) — мощное проклятие, вызывающее взрыв, сопровождающийся синим светом. Напоминает по действию «Ступефай», но сильнее, опаснее и труднее в использовании. Кроме того, заклинание способно отбросить человека в стену, оставляя при этом раны от взрыва. * Вердимилиус — проклятие, которое ударяет противника молнией. * Десцендо (Descendo) — обрушивает стены, открывает люки в потолке.