Кулон с подвеской в виде буквы «А»

Арсений чувствует на себе его взгляд всю дорогу. Чувствует, как его внимательно рассматривают, жадно выцепляя взглядом каждую деталь, но намеренно не смотрит в ответ. Он уже проявил слабость, когда у машины позволил себе встретиться с ним глазами. И едва не утонул в той безысходности и пустоте, что таится глубоко в цветущей зелени. Я всегда умел видеть в твоих глазах, что ты не желал показывать другим. Он замечает, как крепко чужие пальцы сжимают руль, и усмехается в понимании — его внутри тоже трясет. От нелепости этой встречи, от нереальности происходящего, от того, что это — Антон. Это, блядский Боже, Шастун, при отголоске имени которого осколки души начинают заново резать внутренности. Это давно уже не боль от той сильной любви, это — обида, гнев, ненависть, непрощение. И тот факт, что Шастун до сих пор вызывает что-то, кроме равнодушия, буквально разъедает изнутри, заставляя внутреннего зверя в панической почти злости метаться по клетке, просясь наружу, просясь выпустить и разорвать всё вокруг к чертям собачьим. И он даже знает, на кого эту злость направить. Поэтому первым делом, когда они подъезжают, он взглядом показывает Сереге, что все нормально, узнает у Стаса, где кабинет генерального и, не обращая внимания на недоуменные взгляды, буквально влетает в огромное здание «Сколково», чтобы через 5 минут с мнимым спокойствием на лице зайти в кабинет и поприветствовать старого друга. — Как я рад, Арс, ты не поверишь! — Паша, всё такой же худой, с широкой улыбкой достает из мини-бара бутылку коньяка с бокалами и жестом приглашает присесть незваного гостя. — Я, веришь, сначала думал, что ты испугаешься и откажешься от моего предложения, но, смотри-ка, приехал! И я тобой горжусь, Арсений, честно, потому что ну, другой бы зассал, а ты здесь. Красава, что сказать. Давай, рассказывай, как ты, что ты, где ты, 7 лет тебя, засранца не видел, с ума сойти! — Паш, — Арс смеётся, хоть напряжение внутри достигает, кажется, своего потолка. — Не тараторь, подожди. Я тоже рад тебя видеть, очень, правда. И мы обязательно с тобой поговорим о обо мне, и о тебе, и о том, что за эти годы у каждого из нас произошло. Но сейчас, — он берет паузу, потому что злость снова поднимается с низов, — у меня вопрос. — Он поднимает глаза и смотрит в упор, показывая всю серьезность момента. — Ты знал? И Паша понимает, о чем он спрашивает. Понимает, потому что широкая улыбка вмиг сменяется легкой усмешкой на губах, а сияющий до этого взгляд серьезнеет. И он открывает рот, чтобы ответить, но дверь, которую буквально открывают с ноги, чуть не слетает с петель. Ну конечно же блять. Арсений чуть ли не начинает истерически смеяться, потому что это все напоминает очередной мыльный сериал на ТНТ, где главные герои то и дело встречаются абсолютно во всех локациях. Попов даже не поворачивает голову, но чужие эмоции считывает и так — Шастун в крайнем бешенстве. — Ты знал?! — Он орёт, похоже, даже не замечая, что в кабинете есть кто-то ещё. — Это же, сука, ты! Ты пригласил его на шоу! Ты знал, что я буду против, поэтому до последнего, блять, молчал! Истерическая тирада прекращается слишком резко — от громкого хлопка Пашиной ладони по столу дергается и Арсений. — Закрой рот, Шастун, — голос Добровольского обманчиво спокоен и тверд настолько, что приходит, наконец, понимание — перед ними генеральный директор одной из самых известных медийных компаний. — Закрой свой блядский рот, пока ты не не наговорил лишнего, и я не вышвырнул тебя отсюда, как котенка, несмотря на хорошее мое к тебе отношение. Антон громко выдыхает и только сейчас замечает еще одного человека в этом кабинете. Арсению занятно наблюдать, как зеленые глаза расширяются от удивления, и тут же начинают сверкать от почти ощущаемой физически злости. — Жаловаться пришел? — он практически шипит. — Как и ты собственно, – не сдерживается в ответ Попов, стреляя в упор ядовитой улыбкой. — Не так ли, Антон? Он специально делает акцент на чужом имени, чтобы увидеть реакцию. И она не заставляет себя ждать — чужой кадык дергается, а глаза всего на секунду вспыхивают, и снова покрываются непроницаемой маской, но этого хватает, чтобы Арсений словился. Твое тело реагирует на мой голос молниеносно спустя столько лет. — Хватит, — Паша резко прерывает их перебранку и устало трет переносицу. — Я ошибся. Я пригласил вас обоих, зная, как вы умеете работать вместе. Зная вашу химию на сцене. И наивно думал, что вы давно забыли свои детские обиды и будете сотрудничать как нормальные взрослые люди. Но, — он усмехается, но улыбка выходит горькой, — видимо, вы так и не смогли друг друга простить и отпустить. — Что за бред, Паш? — Арсению хочется рассмеяться во весь голос от абсурдности этого предположения. Семь гребаных лет назад он вычеркнул этого человека из своей жизни, и не вспоминал бы о нем до конца жизни. — То, что было — давно в прошлом, закопано и похоронено. Сейчас нас не связывает ничего. Шастун отчего-то не возмущается также, и даже не поддерживает его, Арсения, слова, а просто молчит, и Попов мажет по нему взглядом. Ты же думаешь также, ведь правда? — Так и покажите мне, — выдыхает Добровольский, повернувшись к ним всем корпусом и сложа руки на груди, — покажите, что это действительно так. У вас есть один шанс, всего один, парни. И либо вы показываете свой максимум, либо — нахуй. Я не собираюсь с вами нянчиться, выслушивать, кто кого обидел и следить, чтобы ничьи чувства не были задеты. Так что решайте, выбор за вами. А теперь — пошли вон. Хватит с меня на сегодня вас. Арсений, тебя ловлю на слове, что посидим и поговорим. И он отворачивается к окну, давая понять, что аудиенция окончена.

***

— Стой. Чуть хриплый голос эхом отдается в пустом коридоре и Арсений послушно сбавляет шаг, оборачиваясь. Он ждёт, пока Шастун подойдет ближе, и только тогда выпускает еще одну ядовитую стрелу. — Ты даже не можешь произнести мое имя, а, Антон? В чужом взгляде загораются искры, на скулах начинают играть желваки от того, с какой силой сжались зубы. Он прикрывает глаза на секунду, а затем делает резкий выпад и хватает Попова за локоть, притягивая к себе и врезаясь своим телом в чужое. — Выключи, блять, суку, — горящий яростью взгляд прямо в глаза упором, не моргая даже, и горячее дыхание чуть ли не в губы, — Арсений. По телу — мурашки от слишком близкого контакта. Локоть в чужом захвате горит от прикосновения, а внутри — ураган: от слов, от касаний, от злости, от того, что слишком близко для того, для кого доступ к этому телу закрыт навсегда. — Ты охуел? — он не выдает ни единой эмоции изнутри, не желая доставлять радости тому, кто так ждёт выплеска злости. Антон, видимо, и сам понимает, что перегнул, потому что на секунду зависает, а затем, отпустив чужую руку, стремительно делает несколько шагов назад, спиной упираясь в противоположную стену. Бегающий взгляд потерянно мечется по лицу Арсения, и, похоже, он действительно не понимает, зачем все это было несколько секунд назад. — Я… Блять, — его голос хрипит, и он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, — короче, давай без всей этой хуйни, мы же можем нормально…ну, взаимодействовать? Такое быстрое изменение в чужом поведении выбивает Арсения из колеи, и он тоже на мгновение теряется, молча продолжая смотреть в зеленые глаза, которые будто бы чуть-чуть оттаивают при надежде на положительный ответ. — Можем, — кивает, словно задумавшись, — но вопрос в том, хочу ли я взаимодействовать. Мой ответ — нет. Я не хочу с тобой работать, Шастун. Арсений не отводит глаз, наблюдая, словно хищник за чужой реакцией, и сам не понимает, для чего они затеяли это выяснение отношений, зачем пытаются сейчас вывести друг друга на эмоции. У него так много вопросов в голове — и ни одного ответа. — Я тоже не горю желанием, — делано спокойный тон и сжатые от злости кулаки. — Но это реальный шанс, и ты полный придурок, если этого не понимаешь. И хуй со мной, но ты не можешь переступить через свои ебучие принципы ради Паши, который сделал всё, чтобы нас всех здесь собрать? Или ради Поза, который так хочет попробовать себя в чем-то новом? — он знает на что давить, и также знает, что это давление сработает. — Или ради того чувака с косичкой, парня или друга, уж не ебу. Арсений издает полный язвительности смешок. — Пытаешься выведать, есть ли у меня кто-то? Серьезно, Шастун? Это слишком тупо даже для тебя, — на секунду задумавшись, продолжает, — я потерплю тебя один мотор, всего лишь один, ради Поза и Паши. Выгорит — буду думать, что делать дальше, не выгорит — да и хуй с ним. И да, — он делает театральную паузу для большего эффекта, — даже если я сплю с Сережей, тебя это касается в последнюю очередь. Он вскидывает голову и с наслаждением любуется, как в миг темнеют зеленые глаза.