Хранители Олимпа

      Человек-бык направился к Гроуверу, беспомощно лежащему в траве. Монстр навис над моим лучшим другом и обнюхал его, словно собирался, поднять его в воздух и уничтожить. Я не мог этого допустить. Я начал снимать красный дождевик. – Эй! – крикнул я, размахивая дождевиком и подбегая к чудовищу со стороны. – Эй, придурок! Говяжий Фарш! – Раааарррр! – Чудовище повернулось ко мне, махая в стороны здоровенными кулаками. У меня появилась идея – глупая, но выбирать не приходилось. Я отбежал обратно к сосне и принялся размахивать красным дождевиком перед монстром, рассчитывая отпрыгнуть в сторону в последний момент. Всё пошло не по плану.       Человек-бык оказался слишком быстрым, он подбежал ко мне, расставив руки, готовый схватить, как бы я ни старался увернуться. Время замедлилось.       Мои ноги напряглись. В сторону отскочить не вышло бы, и я подпрыгнул вверх, оттолкнулся от головы монстра как от трамплина, перевернулся в воздухе и приземлился чудовищу на шею.       Как мне это удалось? Времени, чтобы обдумывать это, у меня не было. Через долю секунды голова монстра ударилась в дерево, отчего у меня чуть не вылетели зубы. Человек-бык метался, пытаясь меня стряхнуть. Я схватился за его рога. Дождь заливал мне глаза, вонь протухшего мяса выжигала ноздри. Монстр трясся и мотал головой, как бык на родео. Попятившись, он мог бы впечатать меня в дерево и раздавить, но я начал понимать, что у этой твари был только один режим движения: вперед.       В траве застонал Гроувер. Я хотел крикнуть, чтобы он заткнулся, но меня так трясло, что, открой я рот – тут же откусил бы свой язык. – Еды! – стонал Гроувер.       Человек-бык повернулся к нему и снова принялся бить ногой в землю, готовясь к атаке. Я вспомнил, как он выдавил жизнь из моей матери, заставив ее исчезнуть во вспышке света, и ярость переполнила меня как нагревающееся топливо. Я обеими руками схватился за рог и изо всех сил потянул назад. Монстр напрягся, удивленно прорычал, а потом – хруст!       Человек-бык заревел и сбросил меня. Я упал на спину в траву и ударился головой о камень. Когда я сел, в глазах плыло, но в руках у меня был рог – шероховатое костяное оружие размером с нож. Монстр бросился в атаку.       Не раздумывая, я перекатился на бок и поднялся на колени. Когда чудовище оказалось рядом, я воткнул обломанный рог ему в бок, прямо под мохнатые ребра. Человек-бык взревел от боли. Он размахивал руками, хватался за грудь, а потом вдруг начал растворяться – не как мама, превращаясь в золотую вспышку, а рассыпаясь по ветру песком. Монстр испарился.       Дождь прекратился. Буря по-прежнему грохотала, но уже вдалеке. От меня разило затхлой сыростью, а коленки тряслись. Голова раскалывалась. Я остался без сил, испуган и дрожал от нахлынувшего на меня горя. Мама исчезла у меня на глазах. Мне хотелось лечь и расплакаться, но Гроуверу была нужна помощь, поэтому я, собравшись с силами, поднял его и заковылял, навстречу огням дома. Я плакал, звал маму, но Гроувера не отпускал – лишиться еще и его я не мог.       Последнее, что я помню, – как упал на деревянном крыльце, уставившись на свет лампочки на потолке. Вокруг роились мотыльки, а надо мной склонились два серьезных лица: одно, казавшееся знакомым, принадлежало бородатому мужчине, а второе – симпатичной девчонке, с красивыми, как ночь, глазами. Они посмотрели на меня, а потом девчонка сказала: — Он полубог. Нет сомнений. — Тихо, он в сознании, перенесем его внутрь дома. — велел мужчина.       Кажется, несколько раз я просыпался, но то, что я видел, было таким безумным, что я тут же отключался снова. Помню, что лежал в мягкой, тёплой кровати, а за мной наблюдала девушка с красными волосами, похожими на волосы русалки Ариэль из диснеевского мультика. Заметив, что я открыл глаза она склонилась надо мной и спросила: — Ты помнишь, что произошло? – Прости, – промямлил я, – я не…       Когда я проснулся в следующий раз, девчонки рядом не было. В углу стоял светловолосый чувак, крепкий как серфингист, и смотрел на меня. У него были голубые глаза.       Когда я наконец пришел в себя, то ничего странного вокруг не заметил. Разве что все было куда приятнее, чем обычно. Я сидел в шезлонге на большом крыльце. Мои ноги были укутаны покрывалом, а под шею подложена подушка. Все было замечательно, только во рту было мерзко, будто там устроили себе гнездо пауки. Язык пересох, и все зубы ныли.       На столе рядом стоял высокий стакан с синей трубочкой. Внутри было что-то вроде яблочного сока. Украшением служил бумажный зонтик, воткнутый в коктейльную вишенку. Я взял стакан, но мои руки так ослабли, что я чуть не уронил его. – Осторожно, – раздался знакомый голос.       Гроувер стоял, прислонившись к перилам крыльца, и вид у него был такой, будто он неделю не спал. Под мышкой у него была зажата коробка, а одет он был в синие джинсы, высокие кеды и ярко-оранжевую футболку с надписью «Лагерь полукровок». Это был мой лучший друг Гроувер. А вовсе не козлоногий парень.       Может, мне и правда приснился кошмар? Может, с мамой все в порядке? И… – Ты спас мне жизнь, – сказал Гроувер. – Я… в общем, это меньшее, что я мог сделать… Я вернулся на холм. Подумал, может, ты захочешь оставить его себе. Он с волнением положил коробку мне на колени. Внутри оказался черно-белый бычий рог, зазубренный у обломанного основания и перепачканный кровью на конце. Значит, это не сон. – Минотавр, – сказал я. – Э-э, Перси, не стоит… – Ведь его так звали в греческих мифах? – настаивал я. – Минотавр. Получеловек-полубык. Гроувер беспокойно потоптался на месте: – Ты два дня был без сознания. Что ты помнишь? – Мама. Она в самом деле… Он опустил взгляд. Мамы больше нет. Мир должен был погрузиться во тьму и холод. В нем больше не было ничего прекрасного. – Мне жаль, – шмыгнул носом Гроувер. – Я неудачник. Я… я худший сатир на свете. Он застонал и с такой силой топнул ногой, что она отлетела. То есть отлетел его кед. Внутри оказался пенополистирол с углублением в форме копыта. – Ох, Стикс! – пробормотал он. В ясном небе загрохотало. Пока он пытался приделать обратно фальшивую ногу, я подумал: ну что ж, сомнений быть не может. Гроувер – сатир. Я готов был спорить, что под курчавыми каштановыми волосами у него на голове скрываются крохотные рожки. Но мне было слишком тяжело, чтобы переживать по поводу сатиров, да и минотавров тоже, которые, оказывается, существуют на самом деле. Значение имело лишь то, что мама растворилась в тисках чудовища, исчезла в желтой вспышке. Я остался один. Мне что придется жить с… Вонючкой Гейбом? Нет уж. Этого не будет. Сначала поживу на улице. Солгу, что мне восемнадцать, и запишусь в армию. Что-нибудь придумаю. Гроувер по-прежнему хлюпал носом. Вид у бедного парня – бедного козлика, сатира или кто он там – был такой, словно его вот-вот ударят. – Ты не виноват, – сказал я. – Нет, виноват. Я должен был защищать тебя. – Это мама тебя попросила? – Нет. Но это моя работа. Я хранитель. По крайней мере… был хранителем. – Но почему… – Вдруг у меня закружилась голова, а перед глазами все поплыло. – Не перенапрягайся, – сказал Гроувер. – Держи. – Он помог мне удержать стакан и поднес к моим губам трубочку. Вкус меня поразил. Я-то думал, что это яблочный сок. Но это был не он. Это было печенье с шоколадной крошкой. Только жидкое. И не какое-то там непонятное, а домашнее мамино синее печенье с шоколадной крошкой, такое мягкое и горячее, что кусочки шоколада в нем плавились. Когда я сделал глоток, мне стало тепло и хорошо, тело наполнилось энергией. Горе не отступило, но было такое ощущение, что мама только что погладила меня по щеке, дала печенье, как в детстве, и сказала, что все образуется. Не успев опомниться, я осушил весь стакан. И в изумлении на него уставился: в нем только что был горячий напиток, но кубики льда даже не растаяли. – Вкусно? – спросила подошедшая к ним Делия Уилсон, дочь Диониса греческого бога виноделия – Я кивнул. – Прости, а кто ты? – Её волосы были каштанового цвета и заколоты в пучок, а глаза были ярко - желтые, мог поклясться, что никогда не видел такого цвета глаз. Что она, что Гроувер были в одинаковых футболках – Может это такая форма – подумал я. – Делия Уилсон, готовлю самые вкусные и шедевральные напитки в этом лагере, а также гоняю новичков, когда они отлынивают от работы – Пристально посмотрела на Гроувера. – Что ты так смотришь? Я помогаю новичку, подумаешь не дочистил конюшни…– Растерянно отвёл от нее взгляд Гроувер.       Делия злобно ухмыльнулась и была готова потащить его в конюшню силком, пока не вмешалась, та красноволосая девушка, которую я уже пару раз видел. – Гроувер, я могу помочь новичку, а то если ты не пойдёшь сейчас с Делией, она убьёт тебя, когда ты будешь сладко спать ночью. – Шутливо с саркастичным тоном ответила Лана ухмыляясь Гроуверу. – Всё ещё считаешь меня тираном, подгоняющим делать работу по лагерю моим сверстникам? – Улыбнувшись посмотрела на Лану, зная, что та оценит её шутку. – Скорее мамочкой, которая всё контролирует, – Тепло улыбнулась ей в ответ. – Как я говорила мы не должны быть в ссоре из-за наших родителей, знаю мой отец запретил твоему пить вино и всё вино превратилось в воду. На этот запрет я повлиять не могу, сама знаешь дела родителей не всегда нас касаются – Похлопала её по плечу. – Знаю, Лана, тогда я забираю Гроувера, а ты тут разберись. – Я неловко посмотрел на двух девушек, которые кажется уже всё распланировали по-своему. Делия и Гроувер направились в сторону конюшни, которую он так и не успел почистить, и бросил, придя к Перси, чтобы поддержать его. – Значит тебя зовут, Лана? – Она была примерно моего возраста, на 10 сантиметров ниже ростом и куда более спортивная. На первый взгляд обычная девчонка: бледная кожа, шёлковые красные волосы с отросшими корнями, а глаза выбивались из общей картины, они были тёмно-карие – красивые и грозные, словно она могла убить одним взглядом. – Пошли. Хирон и мистер Ди ждут. – проигнорировала его вопрос и пошла вперёд. – Ты такая дружелюбная. – сказал я, еле вставая, чтобы успеть догнать её. Мужчина, сидящий ко мне лицом, был невысоким толстячком с покрасневшим носом, большими слезящимися глазами и курчавыми волосами, настолько темными, что они казались ненастоящими... Вроде купидона средних лет, живущий в трейлерном парке. На нем была гавайская рубашка, он бы с легкостью вписался в компанию картежников Гейба, правда что-то мне подсказывало, что он бы запросто обыграл даже моего отчима. – Это мистер Ди, – Сказала Лана. – Директор. Будь вежливей. А та девочка – Аннабет Чейз, одна из ребят, живущих в лагере. Ей 18, она здесь почти дольше всех. И Хирон… – Она указала на сидящего ко мне спиной мужчину. Первым делом я сообразил, что он в инвалидной коляске. Потом узнал клетчатый пиджак, вьющиеся темные волосы и небритую бороду. – Мистер Браннер! – воскликнул я. Учитель латыни обернулся и улыбнулся мне. Его глаза озорно сверкнули, совсем как в школе, когда он внезапно устраивал тест, ответом на все вопросы в котором был вариант «Б». – А, Перси, прекрасно, – сказал он. – Теперь у нас есть четвертый для партии в пинокль. – Он указал на стул справа от мистера Ди, который поднял на меня красные глаза и тяжело вздохнул: – Ладно уж. Добро пожаловать в Лагерь полукровок. И не воображай, будто я рад тебя видеть. – Э-э, спасибо. Я отодвинулся от него: если жизнь с Гейбом чему-то меня и научила, так это распознавать взрослых, которые закладывают за воротник. И если мистер Ди был трезвенником, то меня можно было записать в сатиры. – Лана? – обратился мистер Браннер к красноволосой девчонке. Она подошла, и мистер Браннер нас познакомил: – Эта юная леди заботилась о тебе пока ты был без сознания, Перси. Лана, не проверишь, готово ли место для Перси? Пока поселим его в одиннадцатый домик. – Конечно, Хирон, – ответила она, щёлкнув пальцами. Я думал, она скажет: «Ты убил Минотавра, да ты крут!», или что-то вроде того. Но вместо этого она высказала: – Этот парень пускает слюни во сне. – И побежала в сторону одиннадцатого домика. – Так вы, – заговорил я, стараясь сменить тему, – э-э, работаете здесь, мистер Браннер? – Я не мистер Браннер, – сказал он. – Боюсь, это просто псевдоним. Можешь называть меня Хирон. – Хорошо. – Совершенно сбитый с толку, я перевел взгляд на директора. – А мистер Ди… Какое у вас настоящее имя? Мистер Ди прекратил тасовать карты. И уставился на меня так, словно я сказал что-то постыдное. – Молодой человек, имена обладают большой силой. Не стоит без повода ими разбрасываться. – Ага. Ясно. Извините. – Признаюсь, Перси, – вмешался Хирон, – я рад, что ты жив. Я уже давно не работал с возможными обитателями лагеря на выезде. Не хотелось думать, что я потратил время понапрасну. – На выезде? – Я год обучал тебя в Академии Йэнси. Конечно, у нас в школах есть наблюдатели-сатиры. Но Гроувер вызвал меня, как только познакомился с тобой. Он почувствовал в тебе что-то особенное, и я решил приехать. Убедил другого учителя латыни… ну, уйти в отпуск.       Я постарался вспомнить начало учебного года. Казалось, с тех пор прошла целая вечность, но у меня осталось смутное воспоминание о том, что в первую неделю латынь в Йэнси у нас вел кто-то другой. Потом безо всяких объяснений этот учитель исчез, и уроки стал вести мистер Браннер. – Вы приехали в Йэнси специально, чтобы учить меня? – спросил я. Хирон кивнул: – Честно говоря, поначалу я не был уверен насчет тебя. Мы связались с твоей мамой, сообщили, что наблюдаем за тобой, смотрим, готов ли ты отправиться в Лагерь полукровок. Но тебе еще многому нужно научиться. Однако ты добрался сюда живым, а значит, первое испытание прошел.       Хирон сочувственно посмотрел на меня, как на уроке, когда хотел показать, что, независимо от того, каков мой средний балл, именно я – его лучший ученик. И он ждал от меня правильного ответа. – Перси, – сказал он, – разве твоя мама ни о чем тебе не рассказывала? – Она говорила… – я вспомнил, как она с печалью смотрела на океан. – Она говорила, что боится отправлять меня сюда, хотя отец хотел этого. Говорила, что если я окажусь здесь, то, скорее всего, должен буду остаться насовсем. И что она хотела держать меня как можно ближе к себе. – Как обычно, – заметил мистер Ди. – Так их обычно и убивают. – Боюсь, рассказывать придется слишком много, – сказал Хирон. – И нашего ознакомительного фильма будет недостаточно. – Ознакомительного фильма? – переспросил я. – Нет, – решил Хирон. – Что ж, Перси. Ты уже знаешь, что твой друг Гроувер – сатир. Ты знаешь, – он указал на рог в обувной коробке, – что убил Минотавра. А это непростое дело, мой друг. Однако ты пока не знаешь, какие великие силы управляют твоей жизнью. Боги – те силы, которые ты называешь греческими богами, – существуют на самом деле.       Я посмотрел на остальных, сидящих за столом. Думал, кто-нибудь воскликнет: «Нет же!» Но вместо этого мистер Ди взвизгнул: – О, королевский марьяж! Взятка! Взятка! – И он захохотал, подсчитав свои очки. – Погодите, – сказал я Хирону, – вы утверждаете, что Боги на самом деле есть? – Боги – во множественном числе – могучие сущности, которые управляют силами природы и деяниями людей: бессмертные олимпийские божества. Это вопрос попроще. – Попроще? – Ну да. Я про тех богов, которых мы изучали на уроках латыни. – Зевс, – сказал я. – Аполлон. Гера. Вы про них говорите. И снова в безоблачном небе прогремел далекий раскат грома. – Молодой человек, – вмешался мистер Ди, – на вашем месте я бы все же не стал так беспечно обращаться с этими именами. – Но они же выдумка, – возразил я. – Мифы, которые объясняли появление молнии, смену времен года и все такое. Люди верили в это в донаучные времена. – Наука! – усмехнулся мистер Ди. – Скажи-ка мне, Персей Джексон, – я вздрогнул, когда он назвал мое настоящее имя, которое я никогда никому не говорил, – что будут думать люди о твоей «науке» через две тысячи лет? А? Они скажут, что это дремучие бредни, – вот что. О, обожаю смертных: они ничего не умеют адекватно оценить. Считают себя таки-и-ми продвинутыми. А на самом деле как, Хирон? Посмотри-ка на мальчишку и скажи мне. Мистер Ди мне не слишком нравился, но то, как он назвал меня смертным, намекало на то, что сам он… им не является. Этого хватило, чтобы к горлу подступил комок. – Перси, – сказал Хирон, – можешь верить или не верить, но бессмертный значит бессмертный. Можешь хоть на миг представить, каково это – никогда не умирать? Не стареть? Просто существовать вечно. Я чуть было не ответил первое, что пришло на ум: что звучит это отлично, но тон Хирона заставил меня задуматься. – Хотите сказать, независимо от того, верят в тебя люди или нет? – спросил я. – Именно, – кивнул Хирон. – Если бы ты был богом, тебе бы понравилось, что тебя называют мифом, старой сказкой, объясняющей, откуда берется молния? Что, если я скажу тебе, Персей Джексон, что однажды люди назовут тебя мифом, придуманным, чтобы объяснить, как маленькие мальчики могут пережить потерю матери? Сердце бухнуло у меня в груди. Он зачем-то пытался меня разозлить, но я не стал поддаваться. – Мне бы это не понравилось, – ответил я. – Но я не верю в богов. – Лучше уж поверь, – пробормотал мистер Ди, – пока один из них тебя не испепелил. – П-прошу вас, сэр, – присоединившись к ним сказал Гроувер. – Он только что потерял мать. У него шок. – Везунчик, – буркнул мистер Ди, делая ход. – Жаль, что я прикован к этой убогой работе и должен иметь дело с мальчишками, у которых даже веры нет! – Он взмахнул рукой – и на столе появился кубок: словно солнечные лучи преломились и соткали стекло прямо из воздуха. Сам собой кубок наполнился красным вином. У меня отвисла челюсть, а Хирон даже бровью не повел. – Мистер Ди, – напомнил он, – вам запрещено. Мистер Ди взглянул на вино и изобразил изумление. – Ну надо же! – Он поднял глаза к небу и завопил: – Старые привычки! Простите! Еще один раскат грома. Мистер Ди снова взмахнул рукой – и бокал превратился в банку диетической колы. Он горестно вздохнул, открыл банку и вернулся к игре. Хирон подмигнул мне: – Некоторое время назад Мистер Ди разгневал своего отца – увлекся лесной нимфой, что ему было запрещено. – Лесной нимфой, – повторил я, не сводя глаз с банки диетической колы, словно она явилась из космоса. – Да, – подтвердил мистер Ди. – Отцу нравится меня наказывать. В первый раз – сухой закон. Жуть! Эти десять лет были просто ужасными! Во второй раз… ну, очень уж она была хорошенькой, как тут остаться в стороне… во второй раз он сослал меня сюда, на Холм полукровок. В летний лагерь для таких паршивцев, как ты. «Стань хорошим примером, – велел он. – Работай с молодежью вместо того, чтобы дурно на нее влиять». Ха! Разве это честно? – Мистер Ди был похож на обиженного шестилетку. – И-и… – запинаясь, проговорил я, – ваш отец – это… – Di immortales - «бессмертные боги», Хирон! – воскликнул мистер Ди. – Я думал, ты рассказал парню хотя бы основное. Конечно же мой отец – Зевс. Я мысленно перебрал все имена из греческой мифологии, начинающиеся с буквы «Д». Вино. Тигриная шкура. Работники-сатиры. И Гроувер, лебезящий перед мистером Ди как перед начальником. – Вы Дионис, – сказал я. – Бог вина. Мистер Ди закатил глаза: – Гроувер, какие сейчас модные словечки? Молодежь говорит «ну так!»? – Д-да, мистер Ди. – Тогда ну так, Перси Джексон! Может, ты подумал, что я Афродита? – Вы бог. – Да, дитя. – Бог. Вы. Он повернулся и посмотрел на меня в упор, в глазах у него полыхнуло пламя. Я увидел виноградные лозы, которые до смерти душили неверующих; пьяных воинов, обезумевших от желания ринуться в бой; моряков, вопящих от ужаса, когда их руки превращались в плавники, а лица вытягивались в дельфиньи морды. Я знал: если не отступлю, мистер Ди покажет мне вещи и похуже. Он может сделать с моим мозгом такое, что мне придется остаток жизни провести в смирительной рубашке в комнате с мягкими стенами. – Хочешь проверить, дитя? – тихо спросил он. – Нет. Нет, сэр. Огонь в его глазах стал тише. Он вернулся к игре: – Похоже, я выиграл. – Не совсем, мистер Ди, – сказал Хирон. Он выложил стрит, подсчитал очки и добавил: – Победа за мной.       Я думал, мистер Ди сделает так, что от Хирона останется лишь кучка пепла в коляске, но он просто выдохнул через нос, словно уже привык, что его обыгрывают учителя латыни. Он встал, следом за ним поднялся Гроувер. – Устал я, – заявил мистер Ди. – Пойду вздремну перед вечерним пением. Но прежде, Гроувер, нас с тобой – в очередной раз – ждет разговор о том, что ты не лучшим образом справился с этим заданием. Лицо Гроувера покрылось капельками пота: – Д-да, сэр. Мистер Ди посмотрел на меня: – Одиннадцатый домик, Перси Джексон. И не забывайте о манерах. – Он умчался в дом, и несчастный Гроувер последовал за ним. – С Гроувером все будет в порядке? – спросил я Хирона. Тот кивнул, хотя вид у него был слегка встревоженный. – Старина Дионис на самом деле не злится. Он просто ненавидит свою работу. Его наказали… спустили с небес на землю, можно сказать, и он ждет не дождется, когда через столетие сможет вернуться на гору Олимп. – Гора Олимп, – повторил я. – Хотите сказать, там и правда есть дворец? – Ну, есть гора Олимп в Греции. А есть обиталище богов, точка, куда стекается вся их сила, и раньше она действительно располагалась на горе Олимп. Из уважения к древним порядкам это место по-прежнему называют горой Олимп, но оно перемещается, Перси, как и боги. – То есть греческие боги теперь здесь? – Да, конечно. Боги следуют за сердцем Запада. – За чем? – Ну же, Перси. Коллективное сознание, пламя, горящее на протяжении тысяч лет. И боги – его часть. Можно даже сказать, что они его источник, по крайней мере они связаны с ним так тесно, что не смогут исчезнуть, пока западная цивилизация существует. Это пламя вспыхнуло в Греции. Затем, как ты знаешь – а я надеюсь, что ты знаешь, ведь ты сдал мне экзамен, – его сердце переместилось в Рим, а вместе с ним и боги. Имена могли измениться: Зевс стал Юпитером, Афродита – Венерой, – но это были те же силы и те же боги. – А потом они умерли. – Умерли? Нет. Разве Запад умер? Боги просто перемещались: некоторое время они были в Германии, во Франции, в Испании. Они оказывались там, где пламя горело ярче всего. Несколько веков они провели в Англии. Просто взгляни на архитектуру. Люди не забыли богов. Где бы они ни правили в последние три тысячи лет, можно увидеть богов, запечатленных на картинах, в статуях, на самых важных зданиях. И да, Перси, сейчас они в Соединенных Штатах. Взгляни на ваш символ – это Зевсов орел. Взгляни на статую Прометея в Рокфеллер-центре, на греческие фасады правительственных зданий в Вашингтоне. Попробуй найти в Америке хоть один город, где бы олимпийские боги не были запечатлены в самых разных местах. Нравится тебе это или нет – и уж поверь, многим и Рим не особенно нравился, – теперь сердце пламени находится в Америке. И олимпийцы тоже здесь. Как и мы. Это было уже слишком, особенно то, что, говоря «мы», Хирон явно имел в виду и меня тоже, словно я вступил в какой-то клуб. – Кто вы, Хирон? И кто…, кто я? Хирон улыбнулся. Он наклонился вперед, будто собирался встать с кресла, но я знал, что это невозможно. У него были парализованы ноги. – Кто ты? – задумчиво проговорил он. – Это нам всем хотелось бы узнать. Но пока нужно устроить тебя в одиннадцатом домике. Познакомишься с новыми друзьями. Завтра у тебя будет масса времени на уроки. И тут он встал. Только сделал это как-то странно. Покрывало упало с его ног, но сами ноги не двигались. Талия Хирона все удлинялась и удлинялась, возвышаясь над ремнем. Сначала я подумал, что на нем очень длинные кальсоны из белого бархата, но он всё поднимался над коляской, становясь выше человеческого роста, и я понял, что бархатные кальсоны вовсе и не кальсоны – это была передняя часть животного: мышцы и сухожилия, покрытые грубой белой шерстью. А коляска была никакой не коляской. Это было что-то вроде контейнера, огромного ящика на колесах, причем явно волшебного, потому что иначе Хирон ни за что бы в нем не поместился. Показалась длинная нога с острым коленом и большим блестящим копытом. Затем вторая нога, за ней последовала задняя часть туловища – и вот ящик опустел, превратившись в пустую металлическую оболочку, к которой была прикреплена пара искусственных человеческих ног. Я не сводил глаз с коня, появившегося из коляски: это был большой белый жеребец. Но там, где должна быть лошадиная голова, начинался торс моего учителя латыни, плавно переходящий в туловище коня. – Какое облегчение! – сказал кентавр. – Мне пришлось ютиться в ней так долго, что путовые суставы онемели. Что ж, идем, Перси Джексон. Пора познакомиться с остальными обитателями лагеря.