Методы борьбы с депрессией. Пособие философа.

Со дня рождения Шевелева прошла неделя. За это время он подал заявление на увольнение из университета, договорившись с ректором, что будет работать только до конца октября. Шевелев хоть и считал себя профессионалом в своей сфере, он также был реалистом, и поэтому не ждал, что его сразу возьмут на новое место. Он написал объявление об услугах репетитора и разослал его по всем тематическим сайтам и пабликам «вконтакте». Даже на своей личной странице Шевелев закрепил пост с текстом объявления. Оно выглядело так: «Сергей Владимирович Шевелев, доцент БГУ с десятилетнем стажем, оказываю услуги репетитора на дому по следующим дисциплинам: — Микроэкономика; — Макроэкономика; — Экономические теории; — Институциональная экономика; — Экономика Беларуси; — Антикризисное управление; — Бизнес-планирование. Также провожу подготовку к ЦТ¹ по русскому языку, белорусскому языку и обществоведению. Стоимость занятий: — Любая дисциплина из списка: 40 р/час² — Подготовка к ЦТ: 30р/час² — Составление бизнес-плана: 50 р/час² Все организационные вопросы задавайте в личных сообщениях». На объявление за три дня так никто и не клюнул, только один человек оставил свой комментарий: «А чё, в БГУ так мало платят, что приходится ещё и подрабатывать?» Шевелев ничего не ответил — не станет же он рассказывать незнакомому человеку свою неприятную историю. Вечер субботы он проводил, уткнувшись в телефон — включённый на телевизоре фильм оказался на редкость тягомотным, и Шевелев не мог на нём сосредоточиться. Сверху экрана всплыло уведомление о новой фотке Зайца в «инстаграме». Шевелев тут же ткнул в профиль Загайского. На чёрно-белой фотографии он обнимал Олесю за шею, сзади виднелся кухонный гарнитур. «Это что, кухня Макса?», — подумал Шевелев, и сердце сжалось, как будто кто-то царапал его изнутри острыми коготками. «Лепшае месца ў свеце — гэта побач з табой³», — прочитал он под фотографией. Естественно, там стояли эмодзи — красное сердечко, звёздочка а ещё, почему-то, лось. «Нахуй он это написал, эта дура даже не поймёт», — Шевелев разозлился и на Макса, и на Олесю, но сильнее всего — на самого себя. Где-то в глубине души он осознавал, что чувство, пронзающее его от макушки до пят, называется ревностью, но его мозг отказывался это принять. Ну невозможно изводить себя из-за мужика, он же не девчонка. Он такой же мужчина, человек с таким же набором хромосом и строением тела. Саморефлексию Шевелев променял на алкоголь. Цветные бутылочки с разными градусами на этикетках успокаивали его, но этот эффект длился очень недолго. Где-то между второй и третьей бутылкой уже не контролирующий себя Шевелев полез искать в архивных переписках пароль от старой страницы Иры Приходько. Да, его бывшая девушка когда-то добровольно отдала ему пароль от своего профиля «вконтакте». Ира летом ездила в деревню к родственникам, где не было интернета, и кто-то должен был заходить в её любимую онлайн-игру вместо неё, чтобы собирать ежедневные «подарки» от других игроков и отправлять им что-то от себя. За ночь Шевелев, потягивая виски, прислал Олесе несколько грубых сообщений с аккаунта Иры. Часам к двенадцати он продрал глаза и с ужасом уставился в диалоговое окно. Все сообщения были прочитаны, но ни на одно из них Олеся не ответила. «Чё, думаешь, ты одна у Макса?» «Он тебе изменяет, ты в курсе?» «Твой любимый Максик уже давно трахается с другой, а ты ему веришь как дура». «Ну ты и тупая, тебе лапшу на уши вешают, и ты ведёшься». «Лучше оставь его в покое». Шевелев всё удалил, хоть он и понимал, что было уже поздно. Разлогинившись, он вернулся на свою собственную страницу, и там, как ни странно, висело непрочитанное сообщение от некоего Дмитрия Журавлёва. «Здравствуйте, мне нужен бизнес-план. У вас есть ещё места?» На фотографиях во весь рот улыбался крепкий мужчина лет тридцати. Пшеничные волосы и типичное славянское лицо слегка отдавали чем-то деревенским, единственное, что отличало его от жителей региона — длинная серёжка, висевшая на левом ухе. На аватарке он обнимал за талию женщину, как догадался Шевелев, жену. «Добрый день. Да, места есть. Какой у вас бизнес?» «Исторический музей хочу открыть. Долго на него план составлять?». — Какой ещё, блять, исторический музей, — простонал Шевелев, но напечатал другое: «Сложно так сразу определиться со сроками, в составлении плана всегда много нюансов. Вас почасовая оплата не смущает?» «Да нет, меня это устраивает. Когда начнём? Могу приехать хоть сегодня». «Хорошо, давайте сегодня в 18:00. Возьмите с собой ручку и блокнот». В следующем сообщении Шевелев указал свой адрес, и Дмитрий попрощался словами: «Всё тогда, до встречи». К шести часам начинающий репетитор был чист, надушен и одет в самый солидный из найденных в шкафу костюмов — классические брюки, белую рубашку в мелкую чёрную полоску и галстук. Образ дополняли очки, лежащие на столе среди кучи книг и учебных пособий, в которые зарылся Шевелев перед встречей со своим первым учеником. Он в хаотичном порядке открывал книги, пытаясь освежить в памяти бизнес-планирование. Как только часы показали пять минут седьмого, в дверь позвонили. Шевелев открыл дверь и чуть не потерял дар речи. На пороге, глупо хлопая глазками, стояла Олеся. — Привет, Серёж, — сказала Олеся таким беспечным голосом, словно её приглашали. — Ты чего тут забыла? — Шевелев даже не попытался быть вежливым с той, кого меньше всего хотел видеть у себя дома. — Да так, поболтать зашла. — Я тебе чё, подружка, трещать с тобой? — Нет, мы не друзья, в этом ты прав. Но кое-что общее у нас всё-таки есть. — У кого, у нас? Например? — Ну, например, нам обоим нравится мой парень, — Олеся улыбнулась как фокусник, доставший правильную карту из рукава. Ладони Шевелева тут же вспотели, а ноги подкосились от страха, но деваться было некуда — надо защищаться до последнего. — Ты совсем двинутая? Ты соображаешь, чё ты, блять, несёшь? — Ой, а что это мы занервничали? — Я не нервничаю! — чуть ли не взвизгнул Шевелев; тем временем, Олеся наклонилась, чтобы снять свои ботиночки, — Куда ты разуваешься? Я тебя внутрь не пущу. — Предлагаешь разговаривать прям тут, у двери? — Нет, я предлагаю тебе свалить отсюда. Мне вообще не до тебя, ко мне заниматься щас придут. — Случайно, не Дима Журавлёв? — Откуда ты… — Шевелев запнулся, но тут на него снизошло озарение, — Ах ты ж, сучка такая! — А ты чё думал, ты один можешь с чужих страниц писать? Ты очень сильно палишься, Иришка. Лучше бы извинился. — Ты реально ведьма, — выпалил Шевелев. Определённо, у него бы не хватило духу сжечь её дотла, но костерок бы под ней он развёл, чтобы хоть на долю секунды стереть с её лица эту самодовольную улыбку. — Ну, чё-то, как-то не похоже это на искренние извинения. Олеся в носках прошмыгнула на кухню и без разрешения уселась за стол. Шевелев последовал за ней. Открыв сумку, Олеся принялась увлечённо в ней копаться. — Только не доставай эти свои карты, — Шевелев поморщился так, будто у него заболел зуб. — Я бы с удовольствием сделала расклад на тебя, но сегодня я пришла не за этим, — Олеся жестом указала на второй стул напротив, — Присаживайся. — Вообще-то, это мой дом, — возмутился Шевелев, вспомнив, что Загайский точно так же нагло вёл себя у него на кухне. Но он, по крайней мере, приготовил ему завтрак. — Если ты хозяин дома, налей гостье чаю. Я бы выпила чего-нибудь покрепче, но не хочу тебя провоцировать. Наконец, Олеся вытащила из бездонной женской сумки какую-то плотную тетрадку с лосем на обложке. — Что это за хрень? Зачем это? — Да написала я тут конспект. Не, так-то, у меня это всё в телефоне было, но раз уж ты попросил принести блокнот… — Не знал, что ты умеешь писать. — Вот это ты зря, между прочим, я очень хорошо пишу, — вздёрнула Олеся нос, — Да, говорю я не идеально, мне тяжело строить устную речь, но в тексте я шарю как Пушкин. — Давай так: я честно слушаю весь твой бред ровно пять минут, но потом ты уходишь и больше не приходишь сюда никогда. — Со своими учениками ты тоже так же обращаешься? Они у тебя есть вообще? — Неважно! Тебе какая разница? — Значит, я первая. Ну похуй, времени мало, поэтому начнём, — Олеся открыла первую страницу в своём блокноте, — Максим мне дал задачу две недели назад, ну не прям ровно две, чуть побольше. Дано: мужчина тридцати трёх, ну, теперь уже тридцати четырёх лет. Имеет проблемы с потенцией: не испытывает возбуждения от контакта с партнёршами. По указанию врача принимает таблетки, но они ни на что не влияют. Вопрос: что нужно сделать, чтобы он удачно потрахался? — Вы с ним обсуждали меня? — задал Шевелев риторический вопрос. — Мы с Максимом всех обсуждаем, в этом и смысл быть парой, — пожала плечами Олеся, — А стесняться поздно уже, про тебя и так на тот момент все студенты знали. — Я просто хочу, чтобы меня кто-нибудь ущипнул, я проснулся, и всего вот этого бы не было, — глубоко вздохнул Шевелев и кухонной салфеткой промокнул потный лоб, — Ладно, и что там с этой задачей? Решение же у неё есть какое-то, как и у всех остальных задач? — Максим решал её как философ, а я — как женщина. Он проверял на тебе свои методы? — Ну, как проверял, пытался, да. — Вот, он делал как типичный препод. А я поступила чисто по-женски: сменила тему и молча стала за тобой наблюдать. Я даже прилетела пораньше, чтобы познакомиться с тобой и твоими друзьями поближе. — Маньячка, блять. — Мне было ужасно интересно, как ты общаешься с девушками, поэтому я ждала твоё день рождение… — Твой день рождения. — Что? — День рождения мужского рода. — Ну, собственно, как и люди, которые тебя привлекают. Когда я услышала о тебе в первый раз, я такая, подумала: ну, может, ты просто любишь мужиков, это же логичный вывод? Я ещё сомневалась, но на днюхе я убедилась в этом на сто процентов. Шевелев сидел на табуретке, нервно дёргая ногой, и вместе с ней машинально дёргался ещё и глаз. Он не был готов к тому, что кто-то залезет прямо ему под кожу. Его мучила привязанность к Загайскому, но он берёг это чувство внутри себя как хрустальную вазу, к которой нельзя прикасаться чужим шаловливым рукам. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, что свою якобы девушку ты даже не замечал, как будто она не с тобой пришла. Бедная Саша, она так добивались твоего внимания, а ты её унизил. Она же не виновата, что ты не хотел её звать. — Ну, не сложилось у нас с ней, и что, это повод подозревать меня хуй пойми в чём? — Ты себя со стороны не видел. Знаешь, как ты выглядел рядом с Максимом? — И как же? — Как я, только я открыто говорю, что я люблю его. А у тебя с этим пока проблемы. — Нет у меня никаких проблем. Твоя больная фантазия — это не моя проблема. Шевелев упирался рогом до конца, хоть и осознавал, что его разоблачили. То, что он не мог сказать своему отражению в зеркале, теперь свободно вылетало изо рта Олеси. Она сканировала его как рентген, но согласиться с ней Шевелев не решился бы под страхом смерти. Даже если бы она наставила на него дуло пистолета, он бы отрицал каждое из её правдивых слов. — Не забывай, что я следила за тобой. Когда в большой компании кто-то шутит, человек сначала смотрит на реакцию того, кто ему нравится. Ты смотрел на Максима после каждой шутки за столом. А ещё ты как-то неосознанно старался быть к нему ближе, и это я не только застолье имею в виду. Даже когда он тебя бухого уводил отлежаться, ты за него хватался. Если не мог достать руками, то ты впивался в него глазами, как будто боялся потерять. Это тоже звоночек, что у тебя к нему симпатия. И это не я всё придумала, так работает психология. — А ты чё, психолог, что ли? — в груди Шевелева продолжала кипеть ярость. — Мальчик мой, у меня два высших образования, и по первому я социолог. По второму, кстати, тоже. — В смысле? Ты дважды отучилась на социолога? — Прикинь, как тупо получилось! — Олеся надула губки как ребёнок, и на её лице вновь проглянулись черты дурочки, но Шевелев больше не верил в этот образ. Она умнее, чем кажется людям. Шевелеву даже пришла в голову мысль, что её карты таро — вовсе не безобидное увлечение блаженной дамочки, а целая мошенническая схема. Может быть, она професииональная аферистка, и с помощью астрологии она манипулирует реальными тупицами? Впрочем, несмотря на знание человеческой психологии, она всё ещё довольно косноязычна и безграмотна. Эти недостатки она уже никак не скроет под своей маской. — У всего, что ты тут насочиняла, есть разумное объяснение: Макс мне интересен как новый человек в моём обществе. Я ещё не изучил его, не понял что он из себя представляет, и я пытаюсь это выяснить. А ты уже гонишь мне, что я типа в него влюблён как ты. Во-первых, это невозможно, во-вторых, это просто смешно. — Бубусик, ну вот кому ты пиздишь? У тебя же на него уведомления стоят, ты все его фотки лайкаешь быстрее меня. — Ну это ты откуда знаешь? Ты на меня, блять, даже не подписана! — А я что, угадала? — Олеся хлопнула в ладоши, — Нет, этого я не знала, я тебя на понт взяла. — Самая умная, да? — костяшки сжатых кулаков побелели, а лоб и щёки залились багрянцем. — Конечно, — с абсолютной уверенностью ответила Олеся, — Да господи, чё ты мне тут затираешь про научный интерес? Ты в него втрескался как школьница. Женщины такие вещи чувствуют. — Да ты что? А мужчины? — А мужчины не одупляют, даже если говорить им прямо, поэтому Максим и не смог решить эту задачу. Так-то, его методы эффектные… — Эффективные, — на автомате поправил Шевелев Олесю. — Рабочие, — подобрала Олеся синоним, — Но они действуют только на людей, которых сексуально привлекают девушки, женщины, в общем, лица женского пола. Ты к ним не относишься, так что всё, чему он тебя учил, бесполезно. Единственное верное решение у этой задачи — переключиться на таких, как ты. Тебе поможет только метод принятия. — Типа, ты меня сейчас пидором назвала? — А ты хочешь сказать, что это неправда? — Это откровенная ложь и провокация. — Окей, — Олеся перелистнула страницу в блокноте, — Двадцатое октября, ночь с субботы на воскресенье. Мне «вконтакте» пишет человек с именем Ирина Приходько. Прочитать сообщения? — Не надо, — испугался Шевелев. — Тогда кратенько: эта Ира написала, что мой Максим блядует, а я лохушка, думаю, что я у него одна. Я не пойму, ты вообще на что рассчитывал? Что я поверю какой-то левой Ириночке и брошу Максима? Тогда ты не только ревнивый, ты ещё и дурачок. Тебя мама в детстве не роняла? — А может, я тебя приревновал? — Шевелев хватался за любой аргумент как за спасательный круг, но всё равно тонул в своём омуте, только сильнее затягивая себя на вязкое дно, — Ты же барышня красивая, ну это объективно. На тебя по-любому часто западают, может, я такой же? — Ой, я тебя умоляю, — Олеся засмеялась так, будто ей рассказали уж очень уморительный анекдот, — Ты меня терпеть не можешь, и это даже не потому что я тебя водкой облила. Просто ты бы хотел быть на моём месте, и тебе страшно в этом сознаться. — Ты чисто из мести это сделала, потому что знала, что ты меня бесишь? Я ведь тебя даже не трогал тогда. — Я сделала это из женской солидарности. Вам, мужикам, такое понятие незнакомо. — То есть, ты такая дохуя благородная? А вот как ты думаешь, Саша бы заступилась за тебя, если бы я тебя так оскорбил? — Мне всё равно. Я понимаю, что ей я тоже не нравлюсь как человек, но в этоми есть суть солидарности. Неважно, как женщина лично ко мне относится, я за неё заступлюсь, если так будет нужно. — Вряд ли Саша нуждалась в защите, она мне и сама нормально так по яйцам дала. — Но ты это заслужил, так что не жалуйся, и вообще, не соскакивай с темы, ты, Приходько, я тебя раскусила. — Тоже мне, детектив Иванченко, — ухмыльнулся Шевелев, — Ну допустим, и где я проебался? — Ты проебался с самого начала, когда забил на то, чтобы стереть следы. Там до сих пор есть ваши фотки с выпускного. Это твои первые отношения? — Вообще, да, мы два года встречались. Как раз на выпускном и замутили. — Ну, тут всё ясно. Ты ещё молодой, неопытный, в себе не разобрался, поэтому так долго терпел. Тебе ведь хотелось порвать с ней раньше? — Не твоё дело. — Если не моё, чё ж ты меня тогда во всё это втянул? — Да я уже пожалел миллион раз, что с тобой связался! — Так вот, едем дальше. Очевидно, Ира эту свою страницу уже давно забросила. Там сто лет не было ни постов новых, ни фоток, ничего. Зато в друзьях я нашла тебя, пролистала вниз, и там она уже с нового профиля оставила тебе коммент. На той странице она уже активно сидела, и я туда ей написала, типа: «Вот, мне тут пришли сообщения про Максима, это не вы?» А она в ахуе вообще, говорит: «Нет, я не знаю никакого Максима, и вообще, я с той страницы больше не захожу». Ну, мы с ней пообщались немножечко, и выяснилось, что пароль от старой странички Иры есть только у тебя. — Охуеть, — только и смог выдавить из себя Шевелев, — Тебе надо было в разведку идти, это куда полезней, чем твои таро. — Ты знаешь, если бы не эта твоя выходка, меня бы тут даже не было. Я бы оставила с твоей проблемой тебя одного, но после такого я поняла, что всё серьёзно, и тебе нужна помощь. — Себе помоги, — буркнул Шевелев, — А кто такой Дмитрий Журавлёв? — Это мой лучший друг, и он, кстати, был моим первым клиентом. Я его свела с женой, и теперь мы дружим. — А Макс в курсе, что у тебя дружба с качком? — А тебе и завидно, — парировала Олеся, — Когда-нибудь и у тебя такие друзья будут, ну, а может, и не друзья, там видно будет… — Всё, я устал, — терпение Шевелева лопнуло как мыльный пузырь, — Твои пять минут давно истекли. Тебе пора. — Но я… — Уходи, — Шевелев встал из-за стола, давая Олесе понять, что он настроен серьезно. Олеся захлопнула блокнот, убрала его обратно в сумку и вышла в коридор, где она снова наклонилась, чтобы переобуться. — Я ничего не скажу Максиму, — бросила она напоследок и исчезла в тёмном подъезде. — А тебе и нечего ему говорить, поняла? — крикнул Шевелев в дверной проём. Не помня себя от отчаяния, Шевелев бросился на кухню, достал из холодильника бутылку чего-то десятилетнего, откупорил её и перевернул над раковиной. Мощная струя билась о нержавеющую сталь, пока Шевелев не одёрнул руку. Сделав глоток, он сел прямо на пол, прислонившись к одному из ящичков. «Какое же я, блять, ничтожество», — подумал он, вновь припав губами к бутылке.

***

Гаус зашёл в пустую кабинку, держа в левой руке телефон. Расстёгивать брюки одной правой было неудобно, но отрываться от диалога не хотелось. Он продолжил писать: «Зря ты так про винтаж, между прочим, винтажные платья охуенно смотрятся с кожаными куртками». «Ну вот надень это всё и сфоткайся в зеркало, я заценю». Гаус представил, как Саша смеялась, печатая это сообщение, и убрал телефон в карман. Тёплая струя побежала вниз по фаянсу, и Гаус расслабленно закрыл глаза. Как только мужчина собрался выходить, он услышал шаги. Открылась соседняя кабинка, и из неё донёсся очень знакомый голос. — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я все свои деньги тебе отдал? Квартиру на тебя переписал? Отстань от меня, мне и так хуёво. Гаус замер как вкопанный, делая вид, что его здесь нет. Через две минуты в туалете снова стало тихо. Убедившись, что он остался один, Гаус вышел из кабинки, быстро сполоснул руки и побежал на цокольный этаж. Там Горох пересчитывал спортивный инвентарь перед первой парой. — Пиздец, Тём, двух мячей не хватает. Точно этот хмырь из сто девяносто пятой спёр. Ну ничё, я ему завтра устрою одиночный забег, сразу воровать разучится. — У нас есть проблема посерьёзней, — сообщил другу Гаус, — Походу, Шевелев в секту попал. — Чего, блять? — Горох не поверил своим ушам, но Гаус не выглядел так, будто решил его разыграть, — Как ты это понял? — Я заскочил поссать, слышу, он говорит с кем-то по телефону. Кто-то хочет у него забрать все деньги и квартиру. Он меня даже не видел, я не рискнул выйти спросить. — Ну да, так напрямую не спросишь, начнёт отмазываться. Это реально пиздец какой-то, чё делать-то будем? — Надо залезть в его телефон, там по-любому есть инфа. Как бы это провернуть аккуратно? — Давай пока подумаем до перерыва, там уже разберёмся. На связи будь, не пропадай. — Да, давай на паре спишемся. Как мы его упустили-то все? Ну можно же было как-то догадаться. Он выпивать стал чаще, с работы почти уже уволился. — Ну, я был уверен, что это из-за его проблем со студентами. Сначала таблетки, потом эта фотка, плюс этот их чат, где его обсирают постоянно. Он не смог с этим справиться, написал заявление и забухал. Так сказать, не выдержал удар по репутации. — Иногда всё сложнее, чем кажется, — вздохнул Гаус и посмотрел на часы, — Ладно, я пошёл, мне ключи ещё взять надо. Во время первой пары Гаус и Горох согласовали план действий. Как только наступил большой перерыв, Гаус кинулся искать Шевелева. Догнал он его на пролёте между вторым и первым этажом, когда тот спускался в столовую. — Серёжа, выручай, ты мне срочно нужен, — Гаус схватил Шевелева за локоть и потянул наверх, — Пойдём. — Чё такое, куда ты меня тащишь? — Декан просит отослать ему фотки для предвыборной кампании, ну вот эта вся хрень с преподом года. Мне надо, чтобы кто-то меня пофоткал на красивом фоне. — Какой препод года, ещё октябрь на дворе! Он раньше декабря никогда эти фотки не просил. — Ну вот, приспичило ему, тебе вообще какая разница? Тебя всё равно в декабре здесь уже не будет. Гаус открыл компьютерный класс. В этом классе пары не проводились, так называлось специальное помещение под библиотекой, где студенты могли воспользоваться компьютером в свободное от учёбы время. В первой половине дня компьютерный класс пустовал — обычно его занимали в так называемую «пересменку» для выполнения лабораторных работ и написания рефератов. — Да брось ты свою сумку, чё ты в неё вцепился, — Гаус направился к дальней стене класса, частично спрятанной за стеллажами. Шевелев кинул сумку на один из компьютерных столов и пошёл за Гаусом. Тот протянул ему свой телефон, и Шевелев сделал несколько снимков. Ни одна фотография Гаусу не понравилась. — Это всё не то, — вынес он вердикт, — Наверное, я позировать не умею. — Раньше тебя это не смущало. — Может, ты мне что-то подскажешь? Ты же у нас позируешь как модель. — Ни одна поза не спасёт человека, который надел пиджак с тиграми, — фыркнул Шевелев, притворившись, что его не задел «подъёб» от Гауса. — Это леопарды, на секундочку. — Да хоть крокодилы! — Шевелев резко замолчал и навострил уши, — Чё это за звуки? Как будто скребётся кто-то за стенкой. — Ты ебанулся? Никто там не скребётся, — заспорил Гаус, про себя молясь, чтобы Горох копался в сумке Шевелева как можно тише. Через несколько долгих и мучительных для Гауса минут Горох позвонил ему. Это означало, что он выполнил свою задачу, и Шевелева можно отпускать. — Ты где? — спросил Горох, хотя, конечно, он его не искал. — В смысле, «где» я? Для «препода года» фоткаюсь, я же тебе говорил. Да, щас приду, — Гаус сбросил вызов и открыл последнюю из сделанных фотографий, — Ну, вот эта нормальная, возьму её. — А чем она отличается от миллиона предыдущих? — По-моему, очевидно, что она лучше. — Ну, лучше так лучше. Всё, я свободен? — Да, я больше тебя не задерживаю, — кивнул Гаус и вспомнил, что Шевелев шёл в столовую, — Приятного аппетита! Горох ждал друга неподалёку от компьютерного класса, на диванчике. Вид у него был страшно загадочный, и Гаусу уже не терпелось выяснить, что же Горох раскопал в шевелевском телефоне. В деканате они сели за один стол. Только теперь, когда их никто не слышал, Горох начал обсуждение. — Я просмотрел все последние звонки и пролистал соцсети: «контакт», «инсту», «телегу». Может, он что-то удалил или скрыл, но ничего похожего на секту там нет. — Ты же всё равно нашёл что-то подозрительное, да? По твоей роже вижу, что нашёл. — Ну, есть один интересный моментик. Я, значит, захожу в «телеграм», а у него там чат с Олесей! С той самой Олесей, которую он якобы не переносит. — Да ну? Ты же не хочешь мне сказать, что они… — А вот хрен его знает! На самом деле, у них свежий чат, там всего пять голосовых и одно обычное сообщение. Два часа назад Шевелев ей написал: «Я не хочу об этом говорить». — Если между ними что-то есть, они, скорее всего, чистят переписку. Хотя, в «телеге» же есть закрытые чаты, где таймер всё удалил автоматически. — Короче, я подумал, что всё это как-то странно, и перекинул все голосовые себе. У него я пересылку удалил, естественно. — Давай, включай. Долго просить Гороха не пришлось, и он включил первое голосовое сообщение от Олеси. «Привет, не забудь, что у тебя есть бесплатный купон на мой сеанс. Первого ноября я улетаю в Москву, так что не затягивай с этим. Тебе щас как раз это очень нужно». «Нет, спасибо, я не пользуюсь услугами шарлатанов вроде тебя. Знаю я, как вы всё бесплатно делаете. Лапшу людям вешаете на уши, они потом долги всю жизнь выплачивают. Я на эту твою хуйню не поведусь, даже не надейся». — Она же ему купон подарила на свой сеанс по астрологии, — вспомнил Горох, — Чё-то я уже сомневаюсь, что они мутят. — Да уж, накрутили мы себя. «Вот так вот, стараешься помочь по-человечески, а тебе потом ещё и предъявляют за это. Ты со всеми ведёшь себя как говно? Нет, я-то тебя могу простить, но Меркурий не простит». «Чего ты от меня хочешь? Чтобы я все свои деньги тебе отдал? Квартиру на тебя переписал? Отстань от меня, мне и так хуёво». — А-а-а, так вот что это было, — Гаус уронил лицо в свои раскрытые ладони, — Какой же я дебил, блять. Нахер я вообще полез, куда не надо? Зря только панику развёл. — Выходит, мы его спасали из секты имени Олеси Иванченко, — Гороха так разобрал смех, что тот аж закашлялся, — Последнее голосовое будем слушать? — Вряд ли там что-то важное, но раз уж начали, давай добьём до конца. «Так тебе поэтому и хуёво, что ты ото всех закрываешься и не принимаешь ничью помощь. Как только ты признаешься, что ты влюблён в Максима, тебе, блять, самому станет легче жить». Повисла такая тишина, будто кто-то в срочном порядке объявил минуту молчания. — Перемотай, — велел Гаус, придя в себя. »…не принимаешь ничью помощь. Как только ты признаешься, что ты влюблён в Максима, тебе, блять, самому станет легче жить». — Я не хочу об этом говорить, — повторил Горох текстовое сообщение, — Вот оно, как бывает-то. — Так это что, получается, Серёжа… — Получается, так, — подхватил Горох, — Теперь понятно, почему у него с девушками проблемы. И почему он не просыхает. — А как она-то об этом узнала? — Да хер её знает, в таро посмотрела. Она же, блять, всевидящее око. — Чё вы тут шушукаетесь? — Загайский просунул голову в дверь деканата, а затем зашёл внутрь сам, — Меня не просвятите? — Слышь, ты, герой-любовник, — съязвил Гаус, — Ты когда в последний раз в зеркало смотрелся? — А чё такое? — Заяц включил на своём телефоне фронтальную камеру и заметил яркий след от помады чуть ниже своей губы, — Ух, ёпта! А я думал, чё мне все так улыбаются? Пацаны, есть салфетка влажная? — Держи, — Горох достал из ящичка пачку с салфетками, — У нас на повестке дня кража мячей. Подозреваемый имеется, но нет улик. — Значит, надо провести воспитательную беседу для всех и доступно объяснить, что будет, если мячи не вернутся на место. Мужчины болтали ещё минут пять. Заяц в это время рылся в столах, разыскивая флэшку с новой лекцией. Гаус, как, впрочем, и Горох, не хотел опаздывать на свою пару, поэтому они пожелали Загайскому удачи и оставили его одного, намереваясь разойтись по разным этажам — один в кабинет высшей математики, второй в спортзал. — Максу ни слова, — шепнул Гаус Гороху на выходе из деканата. — А Серёге? — А с Серёгой потом перетрём. Пока Гаус поднимался в аудиторию, он думал только о Шевелеве. Безусловно, ему надо было переварить столь неожиданную информацию, но с каждым шагом дышалось всё легче от осознания, что его другу никто не угрожает. «Слава Богу, не секта!» — промелькнуло в его голове перед тем, как он вставил в дверь ключ.