Новенький

Хайкуань, слегка ёрзающий от нетерпения и волнения, поднялся Ичжоу навстречу. — Как А-Цзинь? Мне кажется, мы его мучаем. — А меня мы не мучаем, Куань-ди? Опусти взгляд ниже моих глаз и осознай всю степень моих мучений. — Ичжоу, иногда ты невыносим. Это ведь не ЦзаньЦзань попросил размять его ноги. — Ну а что поделать, если я все соревнования на его ноги любовался? Всё-таки форма слишком короткая. — Мой любимый извращенец, осталось только смириться с этим. — Да ты меня за это и любишь, между прочим. Не выдержав, Хайкуань рассмеялся: — Люблю я тебя всё-таки несколько за другое, Чжоу-гэ. — Назови меня так ещё раз, и я не постесняюсь присутствия Цзаньцзиня. Шутливо завалив Хайкуаня на диван, Ичжоу принялся щекотать его, зная все слабые места любимого. — Перестань, перестань, — взмолился тот, чувствуя, как его отпускает напряжение. — Я буду звать тебя исключительно официально. — Можно подумать, это возбудит меня меньше, — хмыкнул Ван Ичжоу, но щекотать перестал. — Он кончил от одного только прикосновения через штаны. — Ичжоу, — укоризненно протянул Хайкуань. — Прости, что заставляю всех так мучиться. Но вчера за ужином я в который раз убедился в правильности такого решения. Госпоже Чжу будет сложно когда-либо узнать, что её единственный сын гей. А то, что он встречается сразу с двумя мужчинами, может нанести ей тяжёлую душевную травму. Она так мило сетовала, что он до сих пор не познакомил её ни с одной девочкой. Одни танцы на уме. Ван Ижчоу сел рядом, разом помрачнев. Его все эти светские разговоры вчера едва не довели до нервного срыва, он сдержался только потому, что привык так жить — на людях одно, а всё настоящее только в стенах этого дома. Но как же было невыносимо даже в этом доме не иметь возможности творить желанное безумие. — Надеюсь, у неё нет на примете какой-нибудь невесты. — Даже если и есть, у Цзаньцзиня действительно впереди большой путь. Ему сейчас не до девочек. — И не до мальчиков? — подсказал Ичжоу. — И не до нас с тобой, да. Но после гаокао я предлагаю уехать куда-нибудь на отдых. Не сразу, нас с тобой не отпустят, но через положенное время обязательно. — В горы, в какую-нибудь хижину, и ходить там голышом. — Можно и в горы, туда где поменьше людей, любопытных глаз и ушей. — Хорошо. Хайкуань встал, чтобы не смущать Чжу, когда тот вернётся, и пересел за стол, чтобы выбрать чай и заварить его для чаепития. — Давай красный в этот раз? — Ты каждый раз его просишь, Чжоу-гэ, но я согласен, он бодрящий и согревающий, как раз для этого сезона и настроения. — Всегда такой серьезный Куань-ди, так и хочется затискать и развеселить. Но лучше понаблюдаю, как ты завариваешь чай. Твои пальцы — отдельный вид искусства. — Ичжоу, я сейчас от стыда и возбуждения сгорю. — Прекрасно, не мне одному мучиться. В этот момент в зал вернулся Цзаньцзинь, на щеках которого всё ещё можно было что-то поджарить. Подойти к дивану, на котором устроился Ван Ичжоу, он не решился и сел за стол. — Вот значит как, да? То есть вы у меня два скромника и я один бесстыдник? Так и запишем. Цзаньцзинь уже хотел было вскочить, но твёрдая рука Хайкуаня его остановила. — Чжоу-гэ, будешь дразнить нашего мальчика, — выпорю. — Воу-воу, ничего себе обещания! Лю Хайкуань сохранял видимое спокойствие, но глаза его смеялись. — Будем пить чай, А-Цзань. Тебе получше? Не смущайся того, что уже есть между нами, но прости, что пока нет чего-то большего. — Не нужно извиняться. Я же всё понимаю. И знаешь, мне нравится, что у нас всё так постепенно и плавно. Мне потом не в чем будет упрекнуть себя в случае чего. Да и вам тоже. — Это правда. Придерживаться правил пойдёт скорее на пользу, чем во вред. Помимо прочего, у нас много других интересов, которые нас связывают. — Главное, чтобы не рвануло, — внёс своё мнение Ичжоу и тоже пересел за стол. — Мне нужно много сладкого, чтобы скомпенсировать отсутствие кое-чего не менее важного и вкусного. — Да съешь ты свою половину, — махнул на него рукой Хайкуань и подал Ичжоу чахэ, чтобы тот вдохнул запах чая и насладился им перед завариванием. — М-м, как вкусно пахнет. Словно летом и теми деревьями в парке. Хайкуань почему-то густо покраснел, и Цзаньцзинь подозрительно прищурился: — Какими — теми? Передав чахэ юноше, Ван Ичжоу слегка погладил его пальцы. — Однажды у нас с Куань-ди случился внезапный прилив страсти в парке, где мы гуляли. Благо место было пустынное, можно сказать, заброшенное, а деревья — густыми и часто высаженными. Теперь настала очередь Цзаньцзиня краснеть. — Теперь красный сладкий чай будет ассоциироваться у меня только с этим. Ничуть не смутившись, Ван Ичжоу подмигнул юноше. — Прекрасная ассоциация, как по мне. А воспоминания не хуже. Как-нибудь отведем тебя в тот парк. — Ичжоу… — Хайкуань говорил с лёгкой укоризной, — чему ты учишь А-Цзиня? — Всему, что знаю сам! — произнесено это было до того торжественно, что все сидящие за столом не выдержали и рассмеялись. Цзаньцзинь был счастлив, несмотря на все неудобства и лишения. Он видел любовь и заботу и не рвал душу на части, пытаясь выбрать кого-то одного, зная, что чувства взаимны. Он знал, что ему очень повезло в этой жизни, и благодарил небеса, что совершили, казалось бы, невозможное. Торт оказался таким вкусным, что он едва не облизал тарелку и не попросил добавки. Но Ичжоу поделился с ним от своей половины, ещё и поцеловал в сладкие губы, даря удивительный заряд радости и веселья. Глядя на них, Хайкуань улыбался и уже не испытывал жгучей вины за собственные принципы. Счастье было в мелочах.

***

Подготовка к Новому году буквально стёрла из памяти триумф победы. Ван Ибо ненавидел Новый год и девочек. Вторых — люто. Чжао Лиин, казавшаяся ему нормальной, заставляла переделывать каждую мелочь, если видела хоть малейший косяк. — Можно подумать, нам миллион юаней заплатят за эти цветочки, — кипятился он, чем вызвал у Чживэя понимающие смешки. Они оба ненавидели это наказание и считали дни до его окончания. Только Чживэй уходил после всего домой, а Ван Ибо бежал готовиться к конкурсу, который должен был состояться за три дня до Нового года. Он постоянно хотел спать и радовался, что Олимпиада уже прошла. Только вот ажиотаж вокруг них с Цзаньцзинем набирал обороты. Они получили разного рода предложения и все их отвергли в пользу выбранной стези в танцах. Директор Шэнь ходил важным индюком и частенько срывал их с уроков для очередной фотосессии. И если Цзаньцзинь широко улыбался, с удовольствием давал интервью и был очарованием во плоти, то Ван Ибо хотел или убиться сам, или прикончить того, кто придумал всю эту ненужную публичность. Единственным плюсом их победы была возможность сбежать из зала, который уже хотелось поджечь вместе со всеми новогодними украшениями. И в один из таких побегов его спас Цзаньцзинь. — Директор Шэнь, у нас в школе танцев скоро серьёзный конкурс, а Ибо иногда опаздывает на тренировки из-за наказания. Может быть, он сможет продолжить после конкурса? Он национальный, очень ответственный, будет куча журналистов и знаменитостей. Закинув бомбу, Чжу подмигнул Ван Ибо, наблюдая за реакцией засуетившегося директора. — Я уже и забыл об этом наказании! Что же вы раньше мне не сказали? Ибо, ты, конечно же, свободен! Ни к чему нашему лучшему ученику украшать зал, с этим и другие справятся. Если тебе нужно готовиться, я тебя и от уроков могу освободить, после попрошу учителей позаниматься с тобой дополнительно, чтобы ты хорошо сдал гаокао. Цзаньцзинь, в конкурсе участвует только Ван Ибо, или ты тоже? — Я тоже, директор Шэнь. Но моя нагрузка не слишком большая и я справлюсь. — Хорошо, хорошо, вы оба должны как можно лучше подготовиться к своему конкурсу, я всё устрою. — От улыбки директора Шэнь можно было зажигать новогодние фонарики. — Спасибо большое, — не менее ярко улыбнулся в ответ Цзаньцзинь, а Ибо выдохнул и решил, что друзья — это всё-таки круто. Их отпустили сразу после фотосессии, и он поехал домой, чтобы насладиться двумя часами неожиданного перерыва. Мамы ожидаемо не было, и он завалился на кровать, успев только поставить будильник и проваливаясь в такой необходимый ему сон. Отчаянно хотелось увидеться с Сяо Чжанем, которого он не видел так долго, что внутри что-то неприятно сжималось, и казалось, что они упускают самое важное. Он так точно. Но усталость брала своё, к тому же Сяо Чжань был завален работой перед праздниками не меньше.

***

— Я освободил весь день, — радостно сообщил Сяо Чжань рано утром, заехав к Ибо домой с букетом цветов для мамы. — Это стоило мне недели без сна, я выпил тонну кофе, но я весь ваш в этот день. Ван Цай Хун с улыбкой приняла букет. — Вы такой заботливый, цветы просто очаровательны. — Она понюхала их и немного робко улыбнулась. Ван Ибо замер, глядя на своего гэгэ и родную мать, словно впервые видел. И в таком разрезе он видел их действительно первый раз. Молодая ещё женщина, вдова. Молодой мужчина, вдовец. Он постоянно помогал им, был вежлив и внимателен, в любую встречу привозил цветы или вкусные пирожные. Это ведь можно принять за знаки внимания? У Ван Ибо похолодело на сердце и срочно потребовалась консультация друга, но они торопились на конкурс, поэтому он сухо кивнул Сяо Чжаню, вызвав у того недоумение. Всю дорогу мужчина пытался поймать взгляд Ибо, но тот упрямо не смотрел на него и ни о чём не разговаривал. Хотелось списать такое поведение на волнение, но на душе было неспокойно. Они не виделись слишком долго, и что могло измениться в намерениях Ибо, было неясно. С трудом припарковав машину, Сяо Чжань открыл дверь госпоже Ван и подошел к Ибо, улучив момент, когда женщина отвлеклась. — Бо-ди, у нас всё в порядке? Скупо кивнув, юноша сжал руку Сяо Чжаня и быстро пошёл ко входу в танцевальную студию, решив оставить все объяснения на потом. Сяо Чжань не был виноват в приступе его ревности и расстраивать его не хотелось. Но тот всё равно выглядел подавленным и грустным. Ибо это расстроило настолько, что он едва не врезался в дверь в раздевалку. — Всё в порядке? — поинтересоваться Сун Цзиян, уже находящийся в раздевалке. — Что-то ты хреново выглядишь. — Чувствую себя так же. — Я могу помочь? Ибо отрицательно покачал головой и начал переодеваться. Тут вошёл Цзаньцзинь и помахал им рукой, а за ним подтянулись и остальные знакомые лица. Это должен быть день его триумфа, но Ван Ибо ощущал внутри такую пустоту, что впервые в жизни чувствовал себя неуверенно и словно не на своём месте. Когда все переоделись и сбились каждый в свою кучку, обсуждая предстоящее выступление, к ним заглянул Хуан Бо. — Ну что, парни? Все готовы? — Да, лаоши, — ответили все, кроме Ибо, но тренер этого не заметил. — Отлично. У нас тут приличная конкуренция, идёмте за кулисы, нужно разогреться. Многие парни из других школ уже давно ушли на разогрев, очерёдность была строгая, поэтому каждая школа, получив свой номер при жеребьёвке, следовала своему расписанию. Телефоны следовало оставлять в раздевалке, но Ибо впервые в жизни нарушил запрет, забрав его с собой за кулисы. В ожидании своей очереди он несколько раз заглянул в вичат, не решаясь написать первым, и едва не вскрикнул, когда телефон пиликнул входящим сообщением. «У нас давно не было возможности поговорить, надеюсь сегодня, после того как ты победишь, я смогу получить восходящую звезду танцев в своё полное распоряжение. Удачи, Бо-ди. Для меня ты лучший всегда, вне зависимости от того, что сегодня произойдёт». На глазах навернулись слёзы, а волна благодарности и облегчения буквально с головой затопила. Прижавшись губами к экрану в совершенно нетипичной для себя манере, Ибо отправил в ответ короткое, но искренне сообщение, надеясь, что Чжань-гэ поймёт всё правильно: «Я буду танцевать для тебя». — С тобой всё в порядке? — задал тот же вопрос, что и Цзиян, Хуан Бо. — Выглядишь потерянным. Ничего не болит? — Всё в порядке, лаоши, — улыбнулся Ибо. — Просто мандраж. — Забудь о нём, ты лучший, что бы ни произошло! Просто вспомни последние репетиции, ты летал, а не танцевал. — Да, лаоши, спасибо. — Надеюсь на тебя, Ибо, — похлопал его по плечу тренер. — Цзаньцзинь! Где Цзаньцзинь? Чжу вздрогнул и перестал пытаться подглядеть из-за кулис, что происходит на сцене и за ней. Один чёрт ничего не было видно. — Я тут, лаоши. — Как ты? Хорошо спал? Вижу, что хорошо, аж светишься. Хуан Бо подошёл к каждому из выступающих, приободрил, кого-то даже обнял. По тренеру нельзя было сказать, что он сильно взволнован, Хуан Бо излучал уверенность в своих подопечных, и те подпитывались ею, заряжаясь на успех. Растяжку Ибо делал до последней минуты. Повторял сложные движения, стараясь расслабиться и выбросить из головы всё лишнее. Уже перед выходом он успел сунуть в руки ошарашенному Цзаньцзиню свой телефон, за что едва не огрёб, но координаторы со сцены торопили его. Выйдя на сцену, Ибо тут же принялся искать глазами Сяо Чжаня. Их переписка немного успокоила юношу, но он всё равно слишком сильно волновался, что было для него нетипично. Свет софитов немного слепил, но Ибо всё-таки смог разглядеть Чжаня, сидящего во втором ряду прямо за судьями, и едва удержался от дурацкого желания помахать ему. Но стоило раздаться первым звукам мелодии, выбранной им для номера, и Ван Ибо выбросил из головы всё лишнее, оставив там только танец и свою любовь к Сяо Чжаню. Первые плавные движения были призваны заворожить зал, приковать внимание всех зрителей и уже через полминуты шокировать сменой настроения, ярким битом, резкими, сложными движениями и перекатами. Ибо отбил себе все ноги и бока на тренировках, но добился идеального исполнения, теперь демонстрируя его так ярко, будто ещё недавно не волновался как школьник. Несколько перекатов по полу и снова движения ушли в плавный джаз-модерн, демонстрирующий идеальное владение телом. Самым сложным было чисто исполнить финальный элемент с прыжком и штопором в воздухе, но Ван Ибо подумал в этот момент о своих эмоциях к Сяо Чжаню и буквально воспарил, чувствуя за спиной крылья. Об окончании выступления ему сообщили овации, собственное сердце готово было выскочить из груди, но не от усталости, а от волнения. Промотав словно плёнку свой танец, Ибо остался удовлетворён выступлением и ушёл за кулисы, чтобы уступить место следующему участнику. О том, что ему выставили баллы, и весьма высокие, он узнал позже. — Молодец, Ибо, — похлопали его по спине все, включая Хуан лаоши. — Отлично выступил! Он получил обратно свой смарт, тот пестрел кучей сообщений от Сяо Чжаня, последним из которых было: «Я записал это на телефон и хвалю себя за то, что смог держать камеру относительно ровно. Ты лучше всех!» Ван Ибо едва не растёкся лужицей от столь восторженных слов в свой адрес. Но расслабляться было рано. После соло всех участников был ещё целый блок с командными выступлениями и там его роль была не менее важной. Хуан Бо, видя его перспективы, выделил Ибо ведущую роль. Это дорогого стоило. «Я тоже тебя люблю, гэгэ!» — отправил он перед тем, как убрать телефон в сумку. Им дали время на отдых и лёгкий перекус, пока выступали остальные школы. — Мама написала, что она в восторге, — прошептал Цзаньцзинь. То, что написали ему в общем чате, он предпочёл скрыть даже от Ибо, слишком это было интимно. Восхищение тренера Вана его ногами переходило все мыслимые и немыслимые рамки приличия, а после того как Цзаньцзинь продемонстрировал в танце элементы балетных движений, оно достигло апогея. Перед их выходом на сцену для группового танца мандраж был даже у Хуан Бо. Он старался скрыть волнение, но Ибо с Цзаньцзинем понимающе переглянулись, когда лаоши едва не выронил веер, необходимый для эффектных элементов постановки. Лучше всего умели работать с реквизитом Цзаньцзинь и Сун Цзиян, поэтому им тоже были доверены одни из центральных ролей. — Вы отлично знаете все движения, мы готовили этот танец так усердно, что я спокоен за вас. Расслабьтесь и будьте собой. Ван Ибо коротко кивнул, а Цзаньцзинь в порыве чувств обнял тренера, прижавшись к нему как к родному: — Мы вас не подведем, Хуан лаоши!