***
Даже в камере предварительного задержания – если там тихо и не буянят соседи. Ино проснулся сам и некоторое время лежал, погрузившись в приятные воспоминания о зимовках в доме Моримото. Точнее, в одной из его подсобных пристроек, – но это были мелочи. Главное, что Кентаро-кун нашёл себе любящую жену и верного товарища в лице мастерицы Морико-тян, которая неплохо рисовала, плела украшения из бисера, вязала крючком и отлично готовила. Хаданец улыбался, вспоминая их детей – непоседливых, но очень дружных погодков и их младшую сестрёнку, которая заговорила довольно рано, но на каком-то птичьем языке. Шаман из Канагавы в тот год даже пришёл в Кумамото гораздо раньше обычного, чтобы послушать лично и попытаться определить, реальный ли это язык из ныне существующих или, быть может, какой-то древний, уже забытый язык предков?.. Интуиция тогда отмолчалась, из чего Коджи сделал вывод, что обывателям лучше не знать всех секретов бытия и тонкого мира. Сам он предположил, что это может быть какой-то мёртвый пра-язык, на котором когда-то говорили древние люди, населявшие эту часть земли. А приехавшая по такому поводу двоюродная бабушка с удивлением выяснила, что понимает почти всё, о чём говорит девочка, но, к сожалению, ничего не может ей ответить, потому что забыла, как издавать подобные звуки. И так получилось, что именно тётка Кен-куна помогла своей внучатой племяннице освоить нормальный японский язык, оставшись на некоторое время жить в большом доме мастера Моримото. Ладно, хватит витать в облаках. Скоро сюда придут, так что приведи себя в порядок. Мы разузнали чуть больше за ночь, но не уверены, что тебе нужна эта информация прямо сейчас. Следователь тебе сам всё расскажет... но мы с тобой совершенно ни в чём не виноваты, это точно. Вообще не понимаем, как блуждали мысли у этого "следователя", и с какого перепугу он взял, что мы тут замешаны?.. Наверное, как обычно, просто хотят найти, на кого бы повесить преступление. Заскрежетал ключ в замке железной двери, створка отъехала в сторону и вошёл старший инспектор Сугимото. – Доброе утро, офицер, – поднявшись на ноги, вежливо наклонил голову бродяга. – Ну... пусть будет доброе, – вздохнул тот устало и поставил на маленький откидной столик скромный пластиковый бенто и стаканчик растворимого кофе. – Позавтракай, пожалуйста, пока есть немного времени... – Спасибо, Сугимото-сан. Это за ваш счёт, я правильно понимаю? – Ты очень догадливый, Ино-сан, – невесело усмехнулся Ясуо. – Я узнал, что тебя не поставили на довольствие, чтоб не возиться с бумагами, ведь тебя всё равно увезут отсюда. А твой бенто разорил кто-то из ночной смены. Видимо, они решили, что тебе он уже не понадобится. Так что... приятного аппетита. – Спасибо за еду. Я был бы особенно благодарен за стаканчик тёплой воды... потому что кофе не утоляет жажду. Полицейский слегка приподнял брови, удивляясь тому, что кто-то в нынешнее изобильное время пьёт простую воду, чтобы утолить жажду. Потом кивнул. – Сейчас принесу. После завтрака подозреваемого отвели в допросную комнату, обставленную по новым требованиям: одна из стен была зеркальной и за ней в качестве экспертов сидели любопытные сотрудники полицейского управления Одавары. Несмотря на воскресный день, таковых набралось семь человек. Ино слегка кивнул им, поскольку ощущал их присутствие – для него это не стало сюрпризом. Сел на стул с жёсткой спинкой и спокойно сложил руки на коленях. Внутренний голос подсказал ему, что ждать придётся не одну минуту. Обсуждают твоё поведение... и не могут решить – это у тебя такое самообладание или ты и правда не знаешь за собой вины. Пока склоняются к первому варианту. Мол, любой человек, попав в полицию на допрос, начинает вспоминать свои ошибки и грешки... и обязательно нервничает. Но некоторые умеют это скрывать. Ага, вот и залётный следак явился. Ну, правильно, в Хадано же нет своего криминального отдела, наш городок слишком маленький... вот и прислали опытного. Он, видать, решил сперва посмотреть на тебя через стекло... скоро уже придёт сюда. Какой-то незнакомый, мы о нём ещё мало знаем, не успели пощупать инфо-поле... а тебе и вовсе лучше не знать заранее. Не стоит показывать ему наши таланты по добыче информации. – Здравствуйте, Иноуэ-сан, – вошедший в допросную йокогамский специалист был хмур от недосыпания, но вёл себя вполне вежливо. – Я следователь по уголовным делам полицейского управления Йокогамы, инспектор Камата Акихиро. Мне нужно задать вам несколько вопросов. – Здравствуйте, Камата-сан. Я готов отвечать, – без суеты отозвался шаман. – Где вы были двадцать восьмого августа, после полудня и до двух часов? – Простите, Камата-сан, я не слежу за календарём. И часов у меня нет. Уточните, пожалуйста, сколько дней назад это было? Криминалист позволил себе лёгкую усмешку, считая, что этот парень в обносках просто притворяется таким уж несведущим. Но потом чуть заметно кивнул, допуская, что бездомный и безработный бродяга вполне может не следить за вещами, привычными для обывателей. – Это было пять дней назад. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, что вы делали после полудня. – Минутку, – Ино прикрыл глаза, сосредотачиваясь на воспоминаниях. Внутренний голос совсем немного подсказывал шёпотом в некоторых моментах, но, в основном, помалкивал, чтобы реакция хаданца была естественной, а не наигранной. – Пять дней назад я ночевал в заброшенном сарайчике на северной окраине Хадано... проснулся где-то около полудня... вроде бы... и пошёл на ближайший рынок. Там я поел гребешков в лавочке Ямагаты-куна... пообщался с ним немного... и ушёл в сторону Кудзухи, чтобы искупаться. Точного времени не могу вам сказать, но я пробыл на берегу реки до самого заката. – Вас кто-нибудь видел там, у реки? Или, быть может, вы кого-то видели там? – Ано... возможно, когда я туда шёл, меня могли видеть жители ближайших домов, окна которых выходят на реку. Но я никого не встречал по пути на отмель. – Где это место? – От последнего дома на левом берегу, вверх по течению туда ведёт тропинка через лес, примерно, пятьсот шагов. У излучины реки в одном месте образуется небольшой пляж, но там редко кто бывает. Поэтому я пошёл туда, чтобы помыться без посторонних глаз. – Понятно. Посмотрите на фото. Вам знаком этот человек? На пластиковую столешницу легла фотокарточка, явно сделанная в хорошей студии. Молодой мужчина, выкрасивший короткие волосы в золотистый цвет, смотрел со снимка нарочито суровым взглядом. И, судя по броской одежде и пирсингу, точно не являлся саларименом. Коджи тоже слегка нахмурился, вглядываясь в смутно знакомые черты... и ощутил, как участился пульс в висках. – Хм... он похож на моего бывшего одноклассника, Осиму Джуничиро. Это он? – Да. Когда вы видели его в последний раз? – следователь внимательно следил за реакцией подозреваемого. Да и люди в комнате за зеркалом затаили дыхание. – Это было в сентябре восемьдесят седьмого года. Мы тогда учились во втором классе старшей школы Хадано. Потом я ушёл из дома и не каждый год появлялся в этих местах. – И с тех пор вы его не видели? – нарочно уточнил Камата. – Нет. Я так понимаю, с ним что-то случилось двадцать восьмого августа? – Вы правильно понимаете, – не стал тянуть резину криминалист. – Его нашли, примерно, в том же лесу, где вы, по вашим словам, купались на диком пляже. – Он жив? – Ино больше не смог оставаться спокойным, сжав пальцами штанины на коленях. – Пока да... но врачи не дают гарантии на его выздоровление. Поэтому, если он всё же умрёт, то это дело пойдёт по статье "Нанесение тяжких телесных повреждений, повлёкшее за собой смертельный исход". – Мне нужно его увидеть, – твёрдо сказал шаман, буравя взглядом лицо следака. – Чтоб добить? – хмыкнул тот. – Чтобы помочь ему. Я его не избивал. Я вовсе не желаю ему смерти. – Кто это может подтвердить? – Он сам. Когда придёт в себя. Для этого мне нужно видеть его: чтобы поддержать его дух в борьбе с травмами тела, мне необходим хотя бы визуальный контакт. И мой посох. – Послушайте, Иноуэ, не надо мне очки втирать и изображать из себя великого знахаря! – внезапно вскипел Камата. – Это деревенским простакам дозволено верить во всякую небывальщину, в то время как наука доказала, что все эти хилеры и геоманты – обычные шарлатаны и обманщики! – Я не хилер и не беру денег за помощь людям, – терпеливо вздохнул молодой медиум. – Вы можете в этом убедиться, расспросив тех, кому я когда-то помог. – На что ж вы тогда живёте? – недоверчиво фыркнул йокогамский инспектор. – И на какие шиши ели гребешки на рынке? – Меня часто угощают те, кому я помогаю. И порой я нахожу мелкие деньги на улице. Изредка я нанимаюсь дворником или грузчиком, чтобы оплатить постой в дешёвой ночлежке. Ямагата-кун, наверное, вспомнит, что я расплачивался с ним очень мелкими монетами. Там только одна была номиналом в сотню, и все они были потеряны на улице в разное время разными людьми. Кстати, он может уточнить, в какое время я у него обедал. – Разберёмся, – буркнул Камата, поднимаясь. Ему, столичному жителю, было трудно поверить в подобное существование. – Чёткого алиби на время преступления у вас нет всё равно, а вы были там, неподалёку. Поэтому придётся вас задержать для проведения следственных мероприятий. Если бы вы жили по адресу регистрации, то достаточно было бы взять с вас подписку о невыезде... но раз вы у нас бродяжничествуете, то на время следствия вас отправят на принудительные работы. – Камата-сан, пожалуйста, скажите, где сейчас Джун? – Коджи от волнения даже приложил ладонь к груди. – Нет. В целях его безопасности я не имею права вам это сообщать. – Вы не имеете права подозревать меня лишь на основании того, что я был в Хадано в тот день, – голос Ино стал строгим, он заставил следователя, уже собравшегося уходить, остановиться у двери. – С таким же успехом вы можете подозревать любого из живущих поблизости. – У следствия есть и другие основания для подозрений, – инспектор обернулся и с чувством превосходства посмотрел на сидящего. – У вашей драки под лестницей было достаточно свидетелей, чтобы правда вышла наружу. У вас есть мотив для мести Осиме Джуничиро. Поэтому вы здесь. – Нет у меня никакого мотива, – покачал головой хаданец. – Джун был моим другом... и я никогда не желал ему зла. Позвольте мне помочь ему справиться с травмами... и тогда он сам вам расскажет, кто на него напал и почему. – Оставьте это дело профессионалам. Хлопнула дверь, но всё равно бродяга услышал, как шаги йокогамца прозвучали за тонкой стенкой и затихли в комнатке за стеклом. Повернувшись туда, медиум медленно поднялся на ноги и поднял руки ладонями вперёд. – Наши ками знают, что мои руки чисты. Я не причинял вреда Осиме Джуничиро. Вы совершаете ошибку, Камата-сан. Отвезите меня к нему. Хоть в наручниках, хоть связанным по рукам и ногам, но дайте мне побыть рядом с ним хотя бы полчаса. Иначе его смерть будет и на вашей совести. Ох, зря ты ему сказал про ошибку! Теперь он точно тебя к нему не пустит. Эх ты, психолог... разволновался ты уж очень, а тут нужна холодная голова... Ну да что уж теперь... В затемнённой комнате возле допросной повисло напряжённое молчание. Все офицеры, собравшиеся посмотреть на любопытное событие, теперь смотрели на приезжего следака. Тот сердито хмурился, кусая губу, и явно не собирался поддаваться этому эмоциональному давлению. Он считал местных полицейских деревенскими простофилями, которые легко ведутся на уловки гастролирующих шарлатанов. Особенно досадно ему было из-за того, что его мать недавно отдала весьма солидную сумму своих сбережений какому-то прохвосту, который переставил ей мебель в доме, типа, по "новому фэн-шую 21 века". – Преступники часто бывают изворотливы и применяют разные уловки, чтобы повлиять на тех, кто пытается вывести их на чистую воду, – сквозь зубы процедил Камата. И более ровным тоном обратился к главе управы: – Господин Куросава, пожалуйста, распорядитесь выделить мне двух полицейских для препровождения подозреваемого к месту отработок. Куросава, ради такого случая вышедший на работу в свой законный выходной, уже ознакомился с документами приезжего криминалиста и был вынужден подчиняться приказу из Йокогамы. Он первым делом обернулся на стоящего в уголке Ёкояму – раз уж сержанту повезло встретить нужного шамана, то пускай и дальше сопровождает его. Вторым в конвой начальник назначил Сугимото, поскольку успел прослышать о его хорошем отношении к задержанному. А жизненный опыт подсказал Куросаве, что раз этого Иноуэ приглашал к себе на ужин сам Бакэ-нэко, то стоит приставить к нему лояльного и добросердечного полицейского в противовес к предвзято относящемуся коллеге. – Одну минутку, я подпишу приказ о командировании двоих ответственных офицеров в Йокогаму. Медиум всё так же стоял напротив зеркальной поверхности стены, но смотрел он вовсе не на своё отражение. Его взгляд спокойно проникал сквозь амальгаму и буквально сверлил душу Каматы Акихиро... во всяком случае, бывалый полицейский специалист ощущал себя весьма неуютно. Поэтому он поспешил покинуть комнатку, чтобы успеть ознакомиться с результатами предварительной экспертизы личных вещей задержанного. И он уже не увидел, как после подписания стандартного приказа о командировке, Куросава беглым курсивом начеркал на листке бумаги какую-то короткую записку и передал её своему заместителю. Тот с поклоном принял её и мгновенно исчез за дверью. Хм-хм... возможно, нам с тобой весьма пригодится знакомство с местным кланом якудза. Долг платежом красен – это правило у них в крови... и за нашу помощь они всё же расплатятся. По-своему. Ну, что ж... тогда нам остаётся лишь расслабиться и плыть по течению. Мы всё равно ничего не видим, толком, сквозь туман. А значит, никак не можем повлиять на события. Или можем?.. Надо подумать... Пока оформлялись другие документы, бродячего шамана отвели в ту же камеру, но примерно через час за ним явились два офицера, назначенных в сопровождение. Судя по лицу Ёкоямы, он настаивал на том, чтобы надеть на подозреваемого наручники, но закон был на стороне Сугимото. Поэтому Коджи прошёл к машине сам и спокойно сел на отведённое ему место, оказавшись между двух полицейских. Громко хлопнула передняя дверь – хмурый Камата был весьма недоволен работой местной лаборатории, ведь они не нашли на посохе следов крови, а в рюкзаке – никаких подозрительных веществ. А теперь ещё придётся искать и опрашивать этого свидетеля, Ямагату, который якобы общался с подозреваемым как раз во время нападения на этого Осиму. В общем, опытный криминалист уже сейчас понимал, что, скорее всего, дело даже не дойдёт до суда – ну, кто в здравом уме поверит, что доходяга Иноуэ мог так зверски избить здорового рослого мужчину, своего ровесника?.. – Сначала к нам, в Центр, – буркнул следователь водителю, машинально пристёгиваясь. Интересная ситуация, однако. Как мы и предположили, кровавый туман означает угрозу не нам, а твоему близкому человеку. Камата уже сейчас сомневается в успехе своего расследования, и, скорее всего, тебе грозит лишь обычный срок отработки за тунеядство. Но за это время жизнь Джуна может оборваться. Мы не можем найти его следы в инфо-поле – он где-то далеко. Возможно, как раз в Йокогаме, там клиники лучше оснащены... или же его увезли в Токио. В любом случае, если ты хочешь успеть помочь ему, то действовать нужно решительно. Да, в трудовом лагере наши возможности будут весьма ограничены, вариантов не так много... Но мы согласны, что надо бы немного ускорить развитие событий. Можно предпринять что-то неординарное, но не слишком эксцентричное. Пожалуй, голодовка подойдёт. Организм у тебя привычный к энергосбережению, ты легко справишься. Почти всю дорогу полицейские и подследственный ехали молча. Утренний час пик уже миновал, поэтому путь из Одавары в Канагавское Центральное управление полиции занял не очень много времени. Минут за десять до прибытия шаман подал голос. – Камата-сан, я прошу вас помочь мне получить доступ в палату, где находится мой школьный друг Осима Джуничиро. Это необходимо для спасения его жизни... потому что профессиональные врачи не в состоянии ему помочь. – Ага, щаз! Разбежался! – огрызнулся Акихиро, скривившись, как от резкой зубной боли. – В реанимацию даже полицию не особо-то пускают, не говоря уже о всяких оборванцах. Шиш тебе, аферист, тут твои фокусы не пройдут! – Я понимаю ваше недоверие, – невозмутимо продолжил Ино ровным тоном. – Но у меня нет времени, чтобы собрать достаточное количество свидетельских показаний в защиту моих способностей. И без содействия полиции мне не обойтись. Поэтому я буду вынужден привлечь внимание общественности другим способом. В присутствии четверых свидетелей я объявляю голодовку – до тех пор, пока мне не дадут возможность увидеть Джуна и помочь ему справиться с травмами. – Это ещё что за новости?! – Камата аж возмущённо подскочил на сиденье, но ремень безопасности удержал его. – Вы собираетесь меня шантажировать этим, что ли? – Это не шантаж. – В любом случае, вы ничего не добьётесь, – фыркнул следователь, успокаиваясь. – Посторонним запрещено находиться в палатах реанимации. Так что не надо маяться дурью и устраивать шумиху в прессе. Лучше подумайте, что станете рассказывать бесплатному адвокату. Машина остановилась на закрытой парковке возле большого здания Центра, и криминалист первым вышел из салона. Трое оставшихся полицейских молча смотрели на задержанного, испытывая странные эмоции. Никто из них не сталкивался раньше с подобными заявлениями. – Иноуэ-сан, вы это серьёзно? – с тревогой в голосе спросил Ясуо. – Вас и так едва ветром не шатает, как же вы... – Я совершенно серьёзен, Сугимото-сан. Я считаю, что у меня нет других возможностей повлиять на ситуацию. Я не могу сейчас изменить мнение господина следователя о шаманах и медиумах, но могу изменить своё поведение, чтобы другие люди прислушались к моей просьбе. – Где вы там застряли?! – долетел до них окрик Каматы. Он был младше Сугимото по званию, но имел право распоряжаться, поскольку вёл это дело. Пришлось поторопиться. – Отведите его в отдел по бытовым нарушениям. Это третий этаж, там спросите. Пусть его оформляют на отработку. Сдадите его тамошним сотрудникам – и можете быть свободны. Спасибо-за-содействие, – скороговоркой добавил йокогамский полисмен и, махнув своим пропуском охране на проходной, свернул в сторону лестниц. Старший инспектор Сугимото подал все вверенные ему документы дежурному тачибану, тот бегло ознакомился с распоряжениями и проводил "гостей" на третий этаж. – О, привет, Шаман из Хадано! – вполне дружелюбно усмехнулся какой-то встречный сержант. – Давненько ты к нам не попадал. Да ещё с таким солидным эскортом. Вам в триста восьмой кабинет, офицеры, – он приветливо кивнул коллегам и ушёл по своим делам. В триста восьмом кабинете сцена приветствия повторилась почти слово в слово. – Всё бродяжишь, Ино-кун? – после всех положенных вопросов констатировал пожилой полицейский-администратор. Неодобрительно покачал головой, почти машинально оформляя документы для заселения бездомного и безработного нарушителя в специальный трудовой лагерь при йокогамской тюрьме. – Пора бы тебе уже остепениться, четвёртый десяток пошёл, нэ... – Оторвав взгляд от бумаг, он внимательнее вгляделся в безмятежное лицо хаданца, вздохнул и снова покачал головой. – Это третий привод, так что ты у нас теперь злостный рецидивист... и срок тебе положен не месяц, а три. В следующий раз будет полгода... а потом год. Понял? – Хай. По лицу задержанного опытный полицейский видел, что тот не собирается менять кочевой образ жизни, поэтому махнул рукой и поставил последний штампик на документах. Набрал на селекторе вызов охраны, чтобы задержанного препроводили в место отработки. – Можете идти, офицеры, спасибо вам за содействие, – не дожидаясь прибытия местных полицейских, велел администратор. – Нам приказано сопровождать гражданина Иноуэ, – заикнулся было Ёкояма, но йокогамский коллега снисходительно улыбнулся. – Этот – не сбежит. Не такой он человек. – С вашего позволения, мы подождём смену охраны, – вежливо присоединился к сержанту старший инспектор. – Хотя лично я тоже не верю, что Иноуэ-сан способен на столь дерзкий поступок. Но когда я буду подавать своему начальству доклад о проделанной работе, моя совесть будет чиста. – Что ж, похвальное усердие, офицеры, – администратор едва заметно пожал плечами и добавил после небольшой паузы: – В наше время так мало тех, кто всерьёз блюдёт чистоту своей совести... В этот момент вошли двое местных охранников, старший из них бегло ознакомился с сопроводительными документами и кивком велел младшему достать наручники. – Берегите себя, Иноуэ-сан, – Ясуо постарался вложить в эти слова побольше душевного тепла, потому что не мог позволить себе длительных прощаний при посторонних. Коджи, уже несколько минут безучастно глядевший куда-то перед собой, словно бы очнулся и так же тепло улыбнулся земляку. – Спасибо, Сугимото-сан. Я постараюсь. Повезло нам, что знакомый начальник на смене был. Он в документах поставил отметки, что мы лояльные и не агрессивные... это чтобы нас не отправили на грязные работы, несмотря на повторные приводы и подозрение на причастность к преступлению. Нам сейчас не видно чётко из-за тумана, но вроде бы день закончится без травм. Уже хорошо. Тамошние охранники тебя тоже помнят, авось, не будут нарочно издеваться и наказывать, когда ты станешь отказываться от еды... Эх, как же неприятно ощущать такую "слепоту"... Впрочем, мы можем делать предположения на основе предыдущего опыта, не так ли? Значит, скорее всего, при оформлении бумаг нас сперва отведут к начальнику лагеря. Если там всё ещё работает Такаяма, то наши шансы увеличиваются. Обычно он просто выслушивает рапорт охранников, просматривает документы и ставит свою резолюцию, но если мы обратимся к нему с просьбой, то он вполне может её выслушать. Только нужно сформулировать покороче, выделить самое главное... Ну а если он заинтересуется подробностями, то рассказать уже более полную версию того, по какой причине мы собираемся отказываться от еды. Дорога до трудового лагеря заняла гораздо меньше времени, чем возня с документами, пропусками и прочими формальностями, без которых не обходится ни одно серьёзное дело. Ино за это время успел сформулировать пять разных вариантов сообщений: от короткого рапорта в три строчки – до небольшой повестушки на пять-шесть минут. Комендант лагеря, как оказалось, не слишком торопился на отдых, несмотря на сокращённый рабочий день, поэтому с интересом послушал развёрнутую версию событий, произошедших с известным в здешних кругах бродягой. Правда, он выразил сомнения насчёт формы протеста, которую собирался применять Иноуэ, но, выслушав его аргументы, согласился провести этот эксперимент. – Я передам по смене охранникам, чтобы они не пытались заставить вас есть вместе со всеми, как положено. Но вы, в свою очередь, обязаны выполнять рабочие нормы каждый день. Если вы не выполните норму, то ваша голодовка будет отменена, вас поместят в лазарет и будут лечить... и кормить – хотите вы того или нет. Это понятно? – Хай. Такаяма смотрел в знакомое лицо "рецидивиста" и понимал, что даже насильственная кормёжка не сможет сломить дух этого аскета, если тот поставил себе цель сдохнуть от голода в знак протеста. Оставалось лишь одно средство обезопасить себя от такого исхода и избежать внеплановых проверок. Он велел секретарю и охранникам выйти из кабинета, плотно задвинул дверь и подошёл к сидящему хаданцу. Почти минуту смотрел в его спокойное лицо, потом чуть наклонился, ища взгляд, и вполголоса сказал: – У меня к вам тоже есть просьба. Не доводите это дело до крайности, Иноуэ-сан. Не портите мне отчётность... пожалуйста. Уголки губ шамана едва заметно дрогнули, когда он наклонил голову, соглашаясь. – Обещаю не доводить до крайности. Неделю я выдержу точно... и очень надеюсь, что за эту неделю наши ками сумеют мне помочь... Тогда я смогу поддержать здоровье друга... чтобы он сам назвал имена преступников. – Спасибо за понимание. – И вам спасибо за понимание, Такаяма-сан, – Ино улыбнулся чуть более явно, но потом снова вернул себе невозмутимый вид. Уже уходя из кабинета в сопровождении двух охранников, он услышал голос коменданта, который был вынужден пояснить свои внезапные действия недовольному секретарю. – Я взял с него слово, что он не помрёт у меня в лагере. Я читал книжку по психологии, и там было сказано, что с глазу на глаз человек легче даёт обещания. Это и правда работает, нэ. Ещё один психолог, вот умора-то! Ловко он нас подловил!.. Ладно-ладно, он тоже по-своему прав, что заставил нас дать ему обещание. Впрочем, мы ведь и не собирались перегибать палку – есть шанс, что уже через три-четыре дня "ветер переменится" и сдует чёртов туман. Лишь бы Джун-кун продержался эти три дня... Поскольку объявивший голодовку отказался от ужина, то после помывки его обрили наголо, избавив заодно и от растительности на лице. Санитар обработал его кожу антипаразитарным раствором и выдал обычную робу арестанта. Бродяга стоически перенёс все эти неприятные процедуры и потерю шевелюры – не в первый раз... и, видят ками, не в последний. Дежурный охранник разрешил новенькому попить воды и отвёл в один из жилых бараков. Там его определили в типовую комнату на восемь человек. Правда, сейчас в ней обитало всего шестеро таких же бродяг и тунеядцев, так что хаданец оказался седьмым. И почти не удивился, услышав знакомый звонкий голос. – О-о-о, какие люди! Парни, это ж сам Перкуссионист! Ну, я вам рассказывал же. Ходит везде, трясёт волшебным посохом и пудрит людям мозги, ахаха! Считает себя шаманом и медиумом, прикиньте! – Здравствуй, Щегол Рёичи, – скупо улыбнулся Коджи. – Я тоже рад тебя видеть. – Поклонился остальным обитателям комнаты и представился, как положено. – Добрый вечер, уважаемые. Меня зовут Иноуэ Коджи, можно просто Ино. Я родом из Хадано, мне тридцать лет. Разрешите мне занять свободное место. Он уже знал обычаи подобных лагерей, которые немногим отличались от тюрем. В каждой из общих комнат был свой старожил, который устанавливал правила, и нужно было соблюдать их до тех пор, пока негласный лидер не выйдет на свободу. Новичку повезло, что здесь командовал не Мурамаса Рёичи, бродячий певец и мультиинструменталист по прозвищу Щегол. Иначе мог возникнуть серьёзный конфликт – Мурамаса почему-то недолюбливал шамана, считал его своим конкурентом и обманщиком простых людей. Они сталкивались несколько раз в разных городках Канагавы и соседних префектур, и последняя встреча была довольно давно – Ино старался избегать подобных конфликтов. Пять пар глаз внимательно изучали новенького, и только Рёичи насмешливо щурился, ожидая вердикта главного старожила. Нарушителю Иноуэ разрешили оставить белые ленты на лбу и на поясе, чтобы охранникам было удобнее отличать того, кто объявил голодовку. И, видимо, местный пахан о чём-то догадался. Он первым кивнул бродяге в качестве приветствия и спросил: – В честь чего эти повязки? – Меня несправедливо обвинили в серьёзном преступлении, но у меня нет возможности доказать свою невиновность. Поэтому я объявил голодовку в качестве протеста... и охранники разрешили мне оставить эти знаки отличия. Им так будет удобнее. Обитатели комнаты отнеслись к этой новости по-разному. Кто-то с усмешкой, кто-то со страхом и недоверием... но все ждали решения старшего. На данный момент пустовали всего два места – возле двери и в дальнем конце спального настила, рядом с лежанкой пахана. Обычно, по степени приближённости к нему определялась иерархия в комнате, и новичков селили на противоположном краю. А по мере освобождения коек жильцы менялись местами, передвигаясь ближе к самому удобному и тёплому месту. – Давно бродишь? – Почти четырнадцать лет. – Какой привод? – В Канагаве – третий. – У двери ложись, – разрешил старожил, но строго прибавил для остальных: – Не трогайте его. Если он и вправду настоящий шаман, то может и порчу навести. А если он обманщик, то мы это скоро узнаем. – Спасибо, уважаемый, – поклонился хаданец и присел на край помоста, чтобы постелить бельё на свой футон. Лёг прямо в робе, пока ещё чистой, и укрылся простынёй, собираясь подремать – очень устал за сегодняшний день. Пустой желудок, разбалованный в последнее время регулярной кормёжкой, жалобно ныл, но Коджи постарался отвлечься от телесных нужд, размышляя о более важных вещах. Краем уха он слышал переговоры остальных жильцов комнаты, но успешно делал вид, что его это не касается. – Да чего вы его так боитесь-то, – возмущённо пыхтел Мурамаса, занимающий третье место в местной иерархии. – Он обычный бродяга, не пойми на что живёт, вообще. Может, побирушка, а может и приворовывает. – У тебя что, зуб на него, Щегол? Чего ты-то пылишь? – Да ну его. Два раза мне концерты срывал, – голос Рёичи стал глуше. – Я тогда хорошую толпу собрал, народ слушал... денег мне накидали чуть ли не на неделю. И тут этот... в своих повязках да с посохом... Стоял минут пять всего – но за эти пять минут весь народ куда-то вдруг рассосался, блин! Как нарочно! Я в первый-то раз даже не понял, в чём дело... а на второй уже засёк: люди его замечали – и отходили в сторонку... а за ними другие – и так вся толпа за пять минут разбежалась. Я тогда к нему подошёл, хотел ему врезать как следует... – И что, врезал? – видя, что пауза затянулась, спросил кто-то. – Не успел, – в интонациях Щегла прорезалось смущение. – Он мне сказал, мол, следи за деньгами лучше... Оборачиваюсь – и правда, к моей коробке с мелочью уже какие-то мелкие гопари подбираются. Ну, пока я их отгонял и деньги прятал, этот... Перкуссионист уже слинял. – А почему ты его так называешь? – спросил кто-то ещё. – Так это, у него в посохе горох... ано... Ну, в общем, его посох тоже музыкальный инструмент, по-забугорному "перкуссия" называется. Полая трубка, а внутри лучинки и горошины... или другие семена подходящие. Если его перевернуть, то горох сыплется вниз и получается звук такой, как будто дождь. – Красиво, наверное... – Никогда такого не слышал. – А я слышал, – подал голос паренёк, сидящий на предпоследнем от двери месте, и покосился на лежащего рядом медиума. – Лет восемь назад было... Я сильно болел, я ещё в школу тогда ходил... и родители живы были... – Расскажи-ка, Араки-кун, – велел старожил заробевшему под взглядами сэмпаев парню. – Ано... я уже плохо помню, что за болячка была... и почему меня в больницу не отправили... Наверное, денег не было на страховку, нэ. Помню, к нам пришёл какой-то человек... Я лицо-то не запомнил, только что он с двумя белыми повязками был, вот, как этот... И у него был бамбуковый посох... с каким-то плетёным шариком наверху. И внутри посоха была "музыка дождя". И я под неё уснул, наконец... и слышал её даже во сне. Мне тогда приснилось, что я стою под дождём... и небесная вода помогает мне остыть – у меня тогда жар был сильный, таблетки не помогали... Я потом проснулся весь мокрый насквозь – а температура уже была нормальная... и я уже через три дня смог встать с кровати, хотя ещё неделю потом от слабости пошатывало... Вот. В комнате стало очень тихо, обитатели молча переглядывались между собой, сопоставляя всё услышанное. Потом голос пахана спросил коротко: – С шариком? – С шариком, – отозвался голос Рёичи. Вот, это уже настоящая популярность, хех. Куда ни попадём, везде есть знакомые или те, кто о нас слышал от знакомых. Ещё лет через пять, глядишь, и автографы брать начнут... Ладно, это мы пошутили... а вот работы точно прибавится, нэ. Лишь бы полиция не припахала нас к своей работе. Ты там долго не выдержишь, мы тебя знаем. Конечно, хорошо, когда торжествует справедливость и преступники оказываются за решёткой, но... на всех тебя не хватит... Да и якудза тебя быстро вычислят и того... если не убьют, так иначе нейтрализуют. Или сами станут использовать, что тоже не слаще... Ну, вроде бы соседи наши угомонились... и ты спи. Теперь тебя тут точно не тронут... отдыхай.***
– Привет. А почему ты плачешь? – Я не плачу. Тебе показалось. – Ладно. А почему ты не плачешь? – Вот пристал. Потому что настоящие мужчины не плачут. Ясно? – Ясно. Знаешь, а я слышал, что даже настоящие мужчины иногда плачут... если у них есть очень серьёзная причина. Вот. А у тебя, наверное, очень серьёзная причина, да? – Очень... Двое мальчишек пяти-шести лет, встретившиеся на узкой тропинке между чужими заборами, внимательно изучали друг друга, решая очень важную задачу: то ли разойтись по своим делам... то ли всё же продолжить общение? Но тогда нужно выбрать, в какую сторону пойти, если идти вместе... – Мне на день рождения подарили монету в целых пятьсот йен! – первым решился тот, на чьих скулах, чумазых от пыли, были видны полустёртые дорожки от слёз. – Круто! – Ага. Только я её потерял... – Ой. – Вот тебе и ой. Обидно – сил нет! – А где ты её потерял? – Да если б я знал! Я б уже её нашёл. – А монета в кармане была? – Ну... да. – Ты, наверное, где-то упал – и она выпала из кармана, так? – Да я сегодня уже раз десять падал! – Ого! Десять раз! – Ну... не совсем десять... но больше пяти. До пяти-то я считать умею. – Хочешь, я помогу тебе её найти? Я хорошо умею искать. Как эти, сыщики в детективах. – Вау. Ну... ладно... давай. А ты её себе не заберёшь? – Не заберу. Обещаю. Кстати, меня Иноуэ зовут. Иноуэ Коджи. – Я Осима Джуничиро. Знакомство было закреплено рукопожатием, ведь в популярных зарубежных фильмах это выглядело именно так. Мальчики отправились в обратную сторону по маршруту, на котором сегодня падал Джун, и минут через десять, в траве у придорожной канавы Коджи нашёл блестящую монетку в пятьсот йен. – Держи. Твоя? – Моя! Ух ты! Спасибо! – А на что ты её потратишь? – Ано... ещё не решил... Сперва думал купить себе что-то вкусное и много, чтоб, прям, обожраться... но сейчас почему-то передумал. Ведь если я куплю такояки на все деньги и съем их, то у меня ничего не останется... – Ого, какой ты умный, Джун-кун. – Конечно, мне ведь уже исполнилось шесть лет! – Эх, а моя днюха ещё не скоро... в конце сентября только. – Наверное, тебе тоже деньги подарят? – Вряд ли. Обычно мне дарят что-то из одежды. А теперь у меня два младших брата есть, на них много денег уходит... Так мама говорит. – А у меня есть старшая сестра. Она уже в четвёртом классе учится! Она сказала, что пятьсот йен – это пять раз по сто йен. Куча денег, ага. А ещё она очень добрая, помогает мне прятаться от мамы, когда та хочет наказать меня за шалости. – Здорово! А она сладости любит, нэ? – Конечно. – Если бы у меня была такая сестра, я бы обязательно её угостил чем-нибудь вкусным за такую помощь. Мальчишки сидели в тени, в прохладной траве придорожной канавы, скрываясь от августовской жары. Оба были одеты в тёмные шорты, на которых не так заметны пятна от зелени, оба щеголяли царапинами на ногах и руках, оба были коротко острижены... но при этом они были очень разными. Улыбчивый и подвижный Джуничиро успел загореть за лето, почти как негритёнок, и на тёмной коже тут и там белели полосы от заживших ссадин и царапин. Коджи на его фоне казался бледным, к тому же он часто подвисал, глядя в одну точку, словно бы внутрь себя, и порой подносил ладонь к уху, будто пытаясь снизить громкость окружающего мира. – Наверное, ты прав. Если я потрачу все эти деньги только на себя, то буду эгоистом. Вот. Но я не хочу быть эгоистом, это плохо. А ты любишь такояки? – Не знаю... я никогда их не пробовал. Отец не разрешает покупать еду на улице. Боится каких-то там микробов. – Ерунда! Нет там никаких микробов! Все микробы дохнут на горячей сковородке, я по телевизору слышал. А такояки очень вкусные, я дам тебе попробовать, нэ. Ведь ты мне помог найти мои деньги... а значит, я должен тебя отблагодарить. И для онэ-тян что-нибудь куплю тоже. – Ну, что ты, Джун-кун, я ведь помог тебе не за награду, а от чистого сердца, по дружбе. – Так и я хочу тебя угостить по дружбе, от чистого сердца. – Здорово! – Идём! Я знаю, где продают самые вкусные такояки!