Болезненный силуэт на фоне распахнутых дверей

На сколько болезненным казалась его фигура в дверях отеля. Он снова пропадает на несколько дней и возвращался весь в ссадинах, царапинах и синяках. Что может быть больнее для уже привязавшегося, К этому больному на голову идиоту, Хаска. Вот он опять работает его тёплой улыбкой, радостный что Энджел наконец вернулся, провожает его взглядом и наконец возвращается к работе, понимаю что он снова зайдет к нему в комнату, какой бы ругани ему это не стоило. Снова будет ворковать над искалеченной душой и телом паука, вновь и вновь ощущая как тяжело ему открываться кому-то. Нет большей головной боли чем упирающийся Энджел, не желающих ... Или... Нет... Скорее не способный принимать заботу о себе. Паучок устало оглядел Хаска из учёными глазами и всё же впустил его в свою комнату. Хаск отметил с большой благодарностью что на это раз актер быстрее согласился на стороннюю помощь. На розовой прикроватной тумбе уже лежали возложенные медикаменты и котик, так иногда называл его паук, быстро Загреб их в кучу начиная продумывать план действий. Как бы подступиться так к этому с души ранимому созданию чтобы не растерзать остатки надежды и доверия что до сих пор хранились в его сердце. Энджел... Осторожно начал Хаск указываю на кровать как можно более мягко. Тебе нужно раздеться и дать мне обработать твои раны... Этот гад.. последняя мразь и садист оставил на тебе глубокие отметины своих издёвок, тебе будет лучше обработать из чтобы не началось заражение и не осталось шрамов Кот очень дорожил актером, он был готов закрывать глаза на его неспособно противостоять Валентино, самоотверженно желая уничтожить цепи что связывали их. Было до боли в глазах опасно вглядываться на ранения что оставлял садист на теле Энджела, было просто неприятно думать о том что он делает с этой несчастной душой . Паук, не проронив ни слова осторожно сел на край кровати, довел развязывая бан на рубашке и после стягивая и её. Не было ничего что могло бы смутить Энджела на сцене кровати перед камерами на разных ракурсах, но сейчас, он был.. таким уязвимым, таким до невозможности открытым перед этим чёртовым барменом. До неприятного сводило плечи и мышцы длинных, действительно красивых ног, что там нещадно сжимали в своих руках его "друзья" по сцене. Хаск был готов вечность обрабатывать _его_ раны, был готов быть рядом столь сколько нужно, но уж точно не был готов к поцелую, что так легко коснулся губ. Вспорхнул как неведомая, до этого момента науки, бабочка с искалеченными крыльями и стертым моментом окраса. Этот поцелуй прошёлся по губам как бритва, очерчивая редкую дрожь в чужом теле. Готовность разрыдаться от немого бессилия и страха перед завтрашним днём. Хаск... Тихо прошептал в чужие губы он, оставляя на них теплое дыхание ещё живого тела и льющегося сердца. Побудь просто рядом...