Reflection

Азирафель никогда не мог назвать себя или свою жизнь несчастной, совсем нет. Ему совершенно было не на что жаловаться! Он был очень благодарен отцу за возможность выбрать себе работу, которая его правда радовала, что отец оплатил его университет, только бы он не отвлекался. Вообще, отец был готов оплатить ему что угодно. Азирафель давно понял, что язык любви у его родителя — деньги. Он знал, что его любят, а не пытаются откупиться, когда ему вручают кейс с очередной дорогой техникой. Но вы попробуйте это объяснить ребёнку. Подростком он смирился и даже наслаждался таким проявлением любви. Не многие его ровесники могли похвастаться теми вещами, что были у него, между прочим.  К двадцати он окончательно смирился и был бесконечно благодарен отцу за всё. Тот правда пытался дать ему всё. Всё, что мог. Ну разве был виновен его бедный родитель в том, что его сердца хватало только на одного человека, а сын всегда был просто... сыном. Нет, безусловно, отец им гордился, хвалил, помогал, но как-то... сторонился. Не прикасался лишний раз. Часто даже не смотрел в его сторону без необходимости. Конечно, он обижался. Когда-то. Давным-давно, в совсем юном возрасте.  Азирафель тяжко вздохнул, проведя ладонью по лицу, словно стараясь стереть неприятные размышления. Почувствовав тёплые руки на своих плечах, он с приглушённым стоном откинулся на спинку стула и, наконец, расслабился под умелыми массирующими движениями. Чашка кофе на столе давно перестала его интересовать. Тем временем, эти самые руки времени зря не теряли, переместившись на грудь и заключив его в объятья. — Всё хорошо? — спросил тихий и ещё немного хриплый голос сзади, а его рыжеволосый обладатель без стеснения положил голову ему на плечо.  Азирафель невольно улыбнулся, не открывая глаз. — Да, — он кивнул едва заметно, но Кроули этого было вполне себе достаточно. — задумался. Спасибо. — Азирафель мягко усмехнулся и Кроули, не удержавшись, поцеловал его. Ангел наконец открыл глаза, смотря на него с интересом. Его возлюбленный улыбался, наоборот, воистину дьявольски. Как Змий Эдемский.  — О ком и чём бы ты сейчас не думал, я знаю, как сделать так, чтобы твои мысли были заняты мной. — лукаво усмехнулся тот.  Азирафель приподнял одну бровь, принимая правила игры. — М, даже так? — совершенно спокойно и незаинтересованно спросил он, с действительно научным интересом разглядывая лицо Кроули в жалких сантиметрах от него.  — А то. — улыбка его стала только самодовольнее. — Или тебе доказать ещё раз?  — Ну, ты можешь попробовать. — совсем безразлично откликнулся Азирафель. Будто обнимающий его юноша совсем не интересовал.  — И ты ещё говоришь, что всё хорошо? — вновь проницательно спросил его возлюбленный, пристально следя за слегка затуманенным взглядом. Азирафель тут же сконцентрировался на его лице.  Тот вновь очень мягко улыбнулся и Кроули просто не мог не потянутся за очередным поцелуем. — А разве может быть со мной что-то не хорошо, когда ты рядом? — прекрасно помня, как на Кроули действуют такие слова, спросил ангел, отвлекая того от собственных слегка подавленных мыслей. Ни к чему Кроули о нём переживать. Это ведь он, Азирафель, должен заботится о своём маленьком рыжем солнце. В душе он ведь совсем ещё ребёнок. Ну и как же он мог не стараться сохранить этого самого прелестного и самого наивного в его жизни человека от всего мира? Правильно, никак. А его проблемы это исключительно его проблемы, с ними он сможет справиться и самостоятельно. Всегда справлялся.  Кроули в голову пришла очередная идея (очевидно, как поднять своему ангелу настроение) и он буквально загорелся энтузиазмом, вылетая из кухни как заведённый.  А после он услышал, как закрывается входная дверь. Азирафель остался в пустой кухне, но совершенно не смущался по этому поводу. Он точно знал, что куда бы ни пошёл Кроули, тот вернётся. А значит, он мог вернуться к нерадостным размышлениям, ведь однажды разобраться придется, и никуда Азирафель не убежит. Любовь между ним и отцом, явно, была. Сдержанная. Едва улавливаемая и совсем незаметная, когда её не хотели видеть. Впрочем, разве не всегда так? Отец выражал её по-своему, и это не совсем совпадало с желаниями его маленькой копии. Точнее, совсем не совпадало.  Но каждый раз, когда на прогулке он жаловался на то, что папа совсем не обращает на него внимания, мама ласково смотрела на него, гладила по волосам и говорила, что, конечно, обращает. Просто тот сейчас занят, но как только его папа справится — а иного и быть не могло — он обязательно почитает с ним/соберёт лего/выйдет гулять — что бы ни попросил Азирафель и всё будет как прежде.  И Азирафель верил. Конечно, ведь как мог он не верить? Но знал бы хоть кто-то из них, что как прежде не будет ничего.  Мама умерла очень быстро и очень внезапно для всех. Буквально угасла на руках потерянного отца, который совсем не знал, что делать. Тот совсем замкнулся, очень искренне считая себя виновным, что вовремя не заметил; что не среагировал; что не предугадал; что не додумался... в прочем, фантазия у его отца была огромна. Азирафелю к тому моменту исполнилось уже десять и он очень чётко для своего возраста понял, что ещё немного и папа просто не вынесет.  Несмотря на привычную отстранённость между ними, Азирафель совершенно внезапно (не хотелось признавать, но и для самого себя) поднялся и крепко обнял отца, а после сказал, что тот может считать себя виновным в чём угодно, но он так не считал. Отец может думать, что это он не досмотрел, но сам Азирафель думает, что тот не обязан постоянно думать наперёд, что такое правда случается. Его отец, к тому моменту уже мысленно прокручивающий барабан в револьвере, резко остановился и уставился на сына, будто впервые. Тёмная комната в воображении пропала, и он вернулся в реальность, где с ним стоял маленький сын.  Разумеется, он не стал посвящать работе меньше времени. Он просто стал посвящать ему больше.  Не так скоро, как хотелось бы, но и не так медленно, как того можно было ожидать, а жизнь всё равно наладилась. Шестнадцатилетний Азирафель был просто счастлив. Отец, проникшись ему доверием, очень долго уводил тему, общался о погоде, учёбе, ценах, но в итоге признался сыну что, похоже, влюбился снова. И, конечно, Азирафель заявил, что нельзя отцу жить прошлым и если это поможет ему отпустить (не забыть, именно что отпустить) мать, то он будет только рад. Отец был в порядке. Азирафель не без гордости отмечал, что и его стараниями тоже. А потом юноша огляделся и понял, что в жизни у него осталось не так и много. Всё это время он неосознанно жил, разделяя с отцом его невзгоды, очень рано почувствовав себя достаточно взрослым, чтобы помочь родителю.  И вот, окончательно убедившись, что сделал для отца всё, что мог сам — Азирафель понял, что в его жизни не осталось никого. Только учёба и книги. У него не было даже друзей. На самом деле многие его одноклассники пытались познакомиться, подружиться, просто... ему это было неинтересно. Вот совсем. Как и отношения.  Как-то так вышло, что кроме отца он особо ни с кем и не общался, ведь не очень он зависел от социального образа жизни. Куда интереснее людей были книги. И как раз чтение стало новым смыслом его жизни, он понял, что теряется в этом огромном мире, ведь единственная его цель была достигнута.  Как-то так вышло, что свою жизнь он связал с литературой. Совершенно внезапно выяснилось, что проводить с учениками дискуссии; смотреть на любимые произведения, заученные до каждого знака, под новым углом; пробуждать в юных умах любовь к этому прекрасному занятию, как чтение — очень и очень увлекательно. Но беда в том, что чем старше он становился, тем больше замечал, как похож на отца. И вообще-то это его не пугало. Во-первых, этого как минимум стоило ожидать. А во-вторых, отец был совсем не плохим человеком. Да нет, он был просто потрясающим человеком! Но не отцом.  И Азирафель, проходя практику в педагогическом, испугался самого себя, когда понял, как холодно смотрит на своего юного ученика.  Тому было едва больше девяти. Как когда-то ему. И Азирафель в полном отчаянии пришёл к единственному человеку, который у него остался. Единственному, который был важен. К отцу. Просто потому что больше не к кому, он понял эту правду пугающе ясно. Говорить с ним было трудно. Но в итоге, когда Азирафель совсем потерял ту нить, о которой сосредоточенно рассказывал, отец притянул его к себе и обнял так же крепко, как и он сам когда-то. Стало немного легче. — Азирафель, правда, прости меня. — сказал он тогда. Со всей искренностью, отец правда сожалел, что из-за него сын теперь мучается, не понимая, как поступить. Только сейчас Азирафель заметил, что ему тоже больно. Стало ещё чуть легче, ведь в очередной раз он убедился, что человек из его детских обид на самом деле совершенно этого не заслуживал.  Впрочем, прошлого не изменить. Можно изменить только своё будущее, изменившись прямо сейчас.  — Я тоже должен был извиниться. Уже давно. Прости меня... пап. Мы оба были теми ещё дураками. Отец мягко улыбнулся. Совсем как сам Азирафель. Разговор пошёл легче. Несмотря на то, что Азирафель просто планировал быть учителем, а детей по понятным причинам не хотел, он очень хорошо помнил себя в подростковом возрасте, чтобы осознавать — учителя тоже могут стать отцовской фигурой. На самом деле, он видел такое довольно часто.  Так что после разговора с отцом он понял, что правда не хочет бросать преподавание. Но чтобы в итоге помочь детям, сначала он должен помочь себе. И его отношения с родителем, после шестнадцатилетия ставшие просто нейтральными, окончательно утратили холодность. Многое менялось к лучшему, на самом деле. И Азирафель довольно улыбался, понимая, как многолетняя тяжесть падает с его плеч, даёт свободно дышать. Разобравшись с грузом прошлого, выстояв тогда, в детстве, когда казалось, что его жизнь совсем безнадёжна, Азирафель был уверен в себе и том, что больше его уж точно не сломать.  Но он и сам удивился, когда ему удалось в свои девятнадцать официально получить диплом. Красный. И золотую медаль из школы. Вышло так, что он выпустился с отличием из обоих учебных заведений. Конечно, ему предстояло ещё многое выучить и усвоить, его путь только начат...  Но как же он был счастлив!  Азирафель помнил о своей матери. Разумеется, ведь именно она зародила в нём тот несгибаемый стержень, который помог выдержать всё.  И в тот день он поехал к ней на кладбище. Подошёл к белой мраморной могиле, положив букет лилий рядом с её фотографией. Нежно-белых, лишь кончики были едва розоватыми. Пусть и банально, но Азирафель никогда так и не узнал любимые цветы матери и что-то подсказывало, что ей бы очень понравилось.  Он приходил сюда часто. Особенно в шестнадцать, пытаясь отыскать новый смысл своей жизни. Нет, он не был один. Он был с мамой. Она всегда лишь молча его слушала, но уже совсем взрослому сыну мерещились фантомные пальцы в своих волосах, как тогда, в детстве. На деле это, конечно, оказался ветер. Но ведь кто мешает ему помечтать?  И вот, за последний год, от которого прошла уже половина, он ни разу не пришёл. Знойное лето заставило вспомнить, когда прошёл его день рождения, и он осознал, что буквально через неделю будет тот самый день, как в доме их стало на одного меньше. — Я очень надеюсь, что тебе там хорошо и спокойно, мам. — выдохнул он, едва касаясь белого камня кончиками таких же белых пальцев. Всё вокруг было таким ярким и белым, что Азирафель едва не щурился. Отец стоял, безмолвно застыв за его спиной, глядя на надгробье полностью отсутствующим взглядом. Ему всё ещё было больно.  — Ты можешь идти, пап. Я ещё останусь не на долго. — тот поднял на сына тяжёлый взгляд таких же ярко-голубых глаз, будто смотря в зеркало. Азирафель чувствовал, что не стоит в таком состоянии отцу сидеть за рулём. ДТП было смертельным.  Его глаза были раскрытыми от ужаса и шока. Перед взглядом всё ещё стоял тот ужасный момент, когда другая машина на всей скорости влетела точно в водителя.  Его отцу не хватило совсем немного скорости и реакции, чтобы уйти от смертельного столкновения.  Звуки доносились как сквозь вату, а перед ним повисла неясная пелена. Азирафель не запомнил даже, как оказался дома. В пустом, холодном доме, где весь этот год жил его бедный отец.  Ему исполнилось двадцать всего семь дней назад. Азирафель с уверенностью мог заявить, что если бы не чтение, не преподавание и не по-настоящему приветливый коллектив его новой школы, то он бы не выдержал. Молодого и талантливого учителя литературы приняли на работу со скепсисом, но приняли, поверили в него. Он был очень за это благодарен.  Ему исполнилось двадцать всего неделю назад и он лишился всего. Преподавание больше не приносило восторга, дети только бесили и Азирафель беспомощно бился о стены, не зная, как найти выход. Зачем ему теперь жить? Раньше ему казалось, что после того, как отец перестал занимать так много времени в его жизни, у Азирафель всё равно было много интересов и планов. Но выяснилось, что всё это — ничего не означающая пустота, когда не с кем разделить свою радость.  Азирафель вдруг очень чётко понял, что какими ни были его отношения с отцом все двадцать лет, он каждый раз приходил к нему с новостями.  А теперь он остался совершенно один. Хотелось позорно забиться в угол и долго плакать.  А потом в конце рабочего дня совершенно убитого преподавателя, не замечающего настойчивого ученика перед ним, крепко прижали к себе, запустив пальцы в волосы. Так правильно и мягко, как мама когда-то.  Азирафель, в голове думающий, а стоит ли завтра просыпаться вообще, внезапно открыл глаза и заглянул в открытый карий взгляд напротив. Как только ученик заметил, какие ошарашенные глаза у учителя, он не отстранился, как можно было подумать. Отчаянно смущался, отводил взгляд, но не отпускал, уткнувшись носом ему в шею, чтобы не видеть этих обычно проницательных и саркастичных голубых глаз, которые сейчас смотрели с таким непониманием. Жизнь Азирафеля вновь приобрела яркие, рыжие краски с появлением в ней Кроули.  От параллели между ним и отцом Азирафель вздрогнул. Зато эта ситуация показала, что книги никогда не смогут стать его основной задачей. Потому что Азирафель отчаянно нуждался в ком-то, о ком он мог заботиться.  И Кроули был просто чудесным. Оказалось, все четыре года эта рыжая макушка следовала за каждой его практикой по пятам, посещая каждое занятие.  И при этом решительно прогуливая остальные уроки. Право, Азирафелю стало даже неловко. А мелкий Кроули, который активно протестовал, когда Азирафель заявлял, что между ними целых шесть лет разницы, называл себя взрослым.  И кому, как не Азирафелю знать, что иногда можно и в четырнадцать быть более зрелым и понимающим, чем некоторые «взрослые».  Азирафель правда нашёл в Кроули спасение. Потом, оправившись от потери, понял, что не очень хорошо пользоваться ребён... хорошо, подростком, чтобы просто не потерять интерес к жизни и постарался отстраниться от компании Кроули. И понял, что ничего не понял. А кто вообще кем пользовался? Оказалось, рыжее чудо, наконец получив внимание своего ангела, отказывался покидать его хоть на шаг, даже если бы стоял под дулом пистолета.  Азирафель честно пытался. Но не мог он отказать этим карим глазам. И в итоге сдался под настойчивым напором рыжеволосого демонёнка. А позже выяснилось, что раньше отец Кроули был довольно важным человеком в университете, где он учился, так что парнишку знал тут каждый. А потом отца не стало. Азирафель невольно дёрнулся, когда совсем будничным тоном услышал это от своего маленького... ну, да, не маленького подопечного.  Своего отца Кроули не очень любил. И с матерью контакт не складывался. Одним осенним и холодным вечером порядком истрёпанный и выбежавший буквально в домашних брюках и футболке на мороз Кроули, не раздумывая ни минуты, помчался в школу.  Кроули слишком хорошо знал, что Азирафель любит задерживаться на работе и иногда ему самому приходилось утаскивать заработавшегося учителя.  Кроули бежал в одних кедах, решительно игнорируя холод и сбивающееся дыхание. Подросток побежал сразу в кабинет, без стеснения открыл дверь кабинета и рванул к столу Азирафеля.  Учитель только в шоке уставился на него, но ничего не сказал. Раздражённый, разозлённый, холодный Кроули выглядел так, что его хотелось прижать к себе, согреть, утешить и никогда не выпускать.  Кроули не возражал. Он был «за» и сам прижался к учителю, облечённо вздохнув, когда ладони Азирафель мягко легли ему на спину и ненавязчиво стали гладить по лопаткам.  — Хочешь, чтобы я что-то сказал? — совсем спокойно поинтересовался Азирафель.  Кроули хотел. Очень. Кроули давно понял, что его желание быть как можно ближе это не просто желание подсознания заменить одного отца на другого, другого во всём.  Это нечто куда глубже. Но Кроули молчал и считал каждый день до дней рождения. Ему было четырнадцать, Азирафелю — двадцать. Несмотря ни на что Кроули был очень смышлёным подростком.  — Нет. — молчание длилось недолго. Кроули крепче ухватился за лацканы бежевого пиджака. — Просто... посиди так со мной ещё, ладно? — Ладно. — кивнул он, успокаивающе гладя Кроули. Тот выдохнул ещё свободнее. Некоторое время спустя Азирафель понял, что его дыхание достаточно выровнялось, но Кроули всё его не отпускал. Светлые брови свелись к переносице.  Тихое «ой» его отрезвило и Азирафель проследил за тем, как резво отлип от него Кроули, уходя на безопасное расстояние. Очевидно, тот всё не совсем правильно понял. По счастью, Азирафель давно усвоил, что как трудно не было, а разговор всегда помогал, так что — да — все проблемы решить можно одним честным разговором. Это утрированно, но в целом. — Всё хорошо, Кроули, это не из-за тебя. — правильно расценил его поведение учитель. — Задумался. Прости. Тебе лучше? — Да. — Кроули усиленно отводил взгляд. Азирафель подавил в себе желание тяжко вздохнуть.  — Кроули, пожалуйста, посмотри на меня. — было в этих словах что-то, что буквально заставило Кроули невидимой силой обернуться и замереть, смотря в эти потрясающие голубые глаза. Азирафель прищурился, глядя на него с улыбкой, а на дне его взгляда заплясали чёртики. — Ты же мне доверяешь, да, Кроули? — уточнил он, открыто глядя на ученика. Кроули любил его за то, что тот не просто уважал его желание показаться взрослым, а действительно так относился. Азирафель общался с ним на равных.  — Да. — не раздумывая кивнул он.  — Прекрасно. — улыбнулся он и предложил Кроули сесть, заварил его любимое какао и отвлёк разговором о музыке, заметив на его чёрной футболке логотип группы «Queen». Кроули сам смутился, вдруг вспомнив, что выбежал в домашних чёрных брюках в клетку и одной футболке и подтянул колени к себе, опираясь на них подбородком. А вот Азирафеля это совсем не смущало. Тот вновь сел за стол, но не за списки и планы, которые заполнял до прихода маленького чертёнка. Он просто сел, поставив перед собой такую же дымящуюся чашку с горячим шоколадом и внимательно посмотрел на подопечного.  Когда ему сказали, что Кроули популярен в университете, где он учился, Азирафель и не мог представить, насколько. Его и правда знали многие профессора, совершенно не удивляясь, когда десятилетний рыжеволосый ребёнок без какого либо стеснения гулял по аудиториям. Кроули был на домашнем обучении, иногда подходя к профессорам и уточняя не ясные для него термины в учебниках за свой класс.  Как так вышло, что он ни разу не обратил внимания на него, Азирафель не понял. Учитывая, что многие упоминали, как настойчиво маленький демонёнок крутится вокруг Азирафеля. А когда Кроули, довольно улыбаясь, рассказал, что так задолбал ректора, что тот (после короткого совета с отцом самого Кроули) наконец разрешил ему и дальше таскаться за ангелом, сказав, что за последствия он не отвечает, и Кроули должен очень хорошо взвешивать свои действия, чтобы своей настойчивостью не оттолкнуть «своего ангела», этот самый ангел был просто потрясён. Ректор дал очень правильный совет, на самом деле. Так Кроули начал ходить в школу. Или, если быть точным, на литературу, которую вёл Азирафель с самыми разными классами и в самых разных школах. Кроули нравилось всё. Новые знакомые и даже друзья, постоянно меняющиеся лица. Он развивал свои навыки, раз за разом очаровывая окружающих, а потом не стесняясь ломая выстроенные ожидания. Ему правда всё нравилось. Кроме того ма-аленького факта, что на него совсем не обращают внимания! О, Кроули был просто в бешенстве!  Спустя четыре года после того дня, когда Кроули, без цели скитаясь по коридорам педагогического, наткнулся на своего ангела, он твёрдо решил, что вот теперь, когда Азирафель не сможет сбежать (или он так наивно думал), он точно добьётся своего! И именно в этот день вместо привычных, живых голубых глаз учителя он увидел абсолютно пустые и лишённые всякого смысла к жизни. Это был удар, к которому он не готовился. Не мог он его не обнять, не мог смотреть в эти грустные глаза, когда-то ставшие его светом и маяком по этой сложной жизни.  Он тоже не мог назвать свою жизнь прямо «сложной». Когда отца не стало — он даже ничего не почувствовал. Он всё равно не слишком-то чувствовал, что в его жизни вообще был отец. А вот то, что с матерью отношения никак не складывались, это было правда обидно. Потому что ни смотря ни на что мать он любил.  Да он и не нуждался ни в чём, в общем-то. И жаловаться тоже не на что было.  Вот только если Азирафель просто знал, что его не смогут полюбить так же сильно, в итоге просто смирился и почти спокойно жил, Кроули был уверен, что проблема в нём.  Учёба по началу давалась ему очень тяжко. И он совершенно не понимал все эти бесконечные правила английского. Его отец знал язык в идеале и однажды предложил ему помощь. В прочем, отец вылетел из его комнаты уже спустя пол часа, тихо прошипев матери: еще немного и я его убью. Это было тихо. Но Кроули, с детства отличающийся просто потрясающим слухом, услышал. И твердо решил сделать все, чтобы родители им гордились. Ну, как, родители. Отец. Он усиленно пытался заслужить внимание отца. А когда его не стало, Кроули не понял, что ему теперь делать. Мать им будто совсем не интересовалась. И случилось то самое — долгожданное — Кроули забил. У него появился Ангел. И никто ему больше не нужен.  Вот только он каждый раз возвращался. Разумеется, куда он пойдет. А мать своего непутёвого горе подростка и слушать не хотела, видеть даже.  Но сколько бы Кроули не решал, что ему безразлично, стабильно раз в месяц он пытался с ней поговорить. Рассказывал о своих оценках, помня, как начинал светиться отец.  Матери было плевать, что он хоть по одному предмету учится отлично. Не выдержав, Кроули очень едко поинтересовался, стоит ли ему пытаться тянуть другие предметы, или добиваться ее внимания не имело смысла. Та абсолютно неожиданно посмотрела на него слегка покрасневшими и полными надежды глазами. — Ты можешь?  Кроули так изумился, что не мог не переспросить: — Могу — что? — Учиться. Хотя бы нормально. Не только на уроке твоего ангела. Кроули открыл рот, намереваясь что-то сказать, и тут же закрыл. Открыл и закрыл снова. Мать наблюдала за его пантомимой с быстро тающей надеждой. А ведь её взгляд так светился! Кроули почувствовал укол совести. — Я попытаюсь. — тихо сказал он. И едва улыбнулся, посмотрев в такие же карие глаза матери.  — Спасибо. — ещё тише ответила она. — Постарайся. — и легко потрепала его по рыжей макушке.  Подросток сделал глубокий вдох. Да, начинаются исключительно интересные времена. Кроули пару раз моргнул, наконец очнувшись. Ну вот, вспомнил о матери и... как обычно.  — Кроули? — попытался заглянуть в его глаза Азирафель, заметив, как улетел мыслями куда-то его подопечный, как только он прямо спросил, что случилось.  — А? — наконец отреагировал Кроули, сфокусировавшись на учителе.  — Ты можешь мне рассказать. — мягко кивнул и улыбнулся он. — Я хочу только как лучше. Но, в прочем, я не настаиваю. Хочешь почитать? Как выяснил Азирафель, став больше времени проводить со своим маленьким спасителем, Кроули и правда любил читать. И каждый раз он просто светился, когда это рыжеволосое чудо отмечало, что это Азирафель — причина его бессонницы, потому что энтузиазм учителя и искренняя любовь к книгам оказалась заразной.  Но, к его удивлению, куда больше Кроули любил, когда ему читали. Никто не мог этого феномена объяснить. И не факт, что это только о его любви к чтению вслух.  Кроули так обрадовался, что Азирафель, его чудесный ангел, оказался слишком добрым и понимающим для этого мира, и его бедное сердце уже просто не выдерживало такой щемящей нежности.  — Да! — он только не подпрыгнул на своём месте, мгновенно забывая, почему вообще сидит тут в домашнем, вечером. — Мы были на четвёртой части Гарри Поттера. — на всякий случай напомнил он. — Кубок Огня. — Мгм. — Азирафель встал из-за стола, подвинув кружку и достал с полки четвёртый том из серии романов о Мальчике-который-Выжил. — Конечно, я помню, Кроули, ты постоянно упоминал, что это один из твоих любимых фильмов. Это из-за Крауча, м? — Бартемиус неприятный и слишком придирается к своему сыну. — как ни в чём ни бывало отозвался подросток.  — Будто ты не понял, что я о младшем. — хмыкнул учитель, открывая книгу на заложенной странице и смотря на Кроули с великой важностью. — Так что, ты готов? — Азирафель приподнял одну бровь, смотря, как тот ёрзает на одном месте. Кроули моментально застыл и чинно положил руки на колени. Тот факт, что его ноги при этом были сложены крестом, его совсем не смущал. Кроули просто не умел сидеть ровно. — Да. — со всем готовностью кивнул он.  — И где мы были, повтори ещё раз? — Азирафель рассеянно пролистал пару страниц.  — Закончили двадцать девятую главу. Азирафель, ты же знаешь!  — Да. — просто сказал он. — Ты говорил про проблемы с памятью, но всё равно уже третий раз подряд запоминаешь чуть ли не букву, на которой я решил закончить чтение в прошлый раз. Понимаешь, о чём я? — Азирафель изогнул одну бровь, делая глоток горячего напитка и пробегаясь взглядом по строкам.  До Кроули действительно дошло. Он поднял на ангела восторженный взгляд. — И правда... — выдохнул он. — Ангел, ты — самый настоящий посланник небес! — Кроули улыбнулся такой солнечной улыбкой, что Азирафель не мог не отзеркалить его движение.  — Я не исцелил тебя, Кроули, — видя, что тот опять не понимает, начал учитель. — Ты всегда мог. Я просто дал тебе правильную мотивацию. Ещё немного потренируемся и ты перестанешь заваливать мне стихи. Ты ведь не из вредности это делаешь, да, родной? Это обращение к нему проскальзывало очень редко. Обычно, когда Азирафель совсем уставал и случайно оговаривался. Кроули коллекционировал каждое воспоминание, где его ангел таким небрежным тоном говорит это «родной» или «дорогой». Не небрежным, непринуждённым скорее. И звучало так искренне! Кроули опомнился, увидев вопросительное выражение лица. Точно, это ведь был вопрос. — Ам... нет. Конечно, нет. — смущённо сказал он, отводя взгляд. Эта нежная ангельская улыбка сводила с ума. Уже и глава не так его интересовала. Заметив эти изменения, Азирафель очень чутко почувствовал, что у него есть шанс. — Кроули? — тихо позвал он. Рыжеволосый моментально вскинул взгляд. — Ты уверен, что тебе не станет легче, если ты расскажешь? — не повышая голос ни на тон, почти шёпотом уточнил он, оставляя закладку на своём месте.  — Не уверен. — ещё тише отозвался подросток, вновь сводя колени, поджимая их к груди и положив на них лоб. Азирафель прекрасно знал о чутком слухе подопечного, но всё равно старался скрыть свой тихий вздох. Учитель отложил всё и сел рядом с Кроули, легонько прижимая к себе. Только чтобы утешить, успокоить.  — Ангел? — спустя минуту тишины, Кроули поднял на него свой взгляд.  — Всё, чего ты хочешь. — легко сказал он. В карих глазах читалось облегчение. Азирафель показательно нахмурился, приложил палец к губам, изображая усиленную мозговую деятельность, а потом всё же выдохнул и посмотрел прямо на него. — Нет, я не догадался. — грустно вздохнул учитель. — На что я там согласился? — Помогать мне по другим урокам. — самодовольно усмехнулся Кроули, немного напряжённо глядя на реакцию. Азирафель лишь пожал плечами.  — Я и сам думал предложить. — заметил он. — Но так даже лучше. Теперь расскажешь? Кроули вздохнул, вполне осознанно прижавшись ближе. Потом, словно спрашивая разрешения, медленно лёг ангелу на колени. Тот хмыкнул, ничего не сказав и принялся с интересом перебирать его волосы. Кроули повернулся, утыкаясь лицом куда-то в бедро Азирафеля, но ни для кого из них это не было важным.  — Я поссорился с матерью. — рыжеволосый и сам удивился, как легко это сказал. — Совсем немного, просто вспылил и... она просила меня учиться. Я старался, правда. Даже вот к тебе за помощью пришёл. — Кроули чётко различил тот задушенный вздох умиления, который непроизвольно вырывался у Азирафеля каждый раз, как только Кроули делал что-то, доказывающее его привязанность.  — Но у меня вышло далеко не всё и теперь, вот... — Кроули снова посмотрел на свои домашние брюки и растянутую футболку, в то время, как Азирафель сидел в идеальном костюме.  Азирафель, тем временем, мягко положил ему руку на плечо и развернул к себе лицом.  — Поверь человеку, который совершенно случайно окончил школу на отлично — ничего в учёбе не даётся просто, даже учитывая, что я учиться любил. А ещё без помощи можно просто разорваться на британский флаг, там и хирург бессилен. — Азирафель последние пару раз провёл по волосам успокоившегося Кроули.  — Я безумно рад, что ты обратился ко мне, дорогой, и буду совсем не против помочь. — Азирафель улыбнулся, так же ненавязчиво поднимая Кроули и возвращая того в сидячее положение.  — Правда, я не особо хорошо понимаю, в чём там причина, на самом деле, но если тебе будет легче... — Азирафель слегка замялся, но продолжил так же уверенно. — Я бы мог пойти с тобой. И, если тебе будет совсем не комфортно, то можно попытаться оставить тебя в моём доме. Я умею быть убедительным. — учитель хитро улыбнулся, смотря на ученика, чуть склонив голову. А потом в его голове будто переключатель щёлкнул и его лицо в миг стало суровым.  — Но так ты, конечно, не пойдёшь. — заявил Азирафель, снимая с вешалки в небольшом шкафу своё бежевое пальто, в котором пришёл. Посмотрев на элемент одежды, на Кроули, снова на пальто, учитель сказал, что придётся сидеть Кроули в гордом одиночестве, потому что в его одежде он просто утонет, а иначе выпустить его Азирафель не может. Азирафель считал, что ему долго предстоит объясняться, но всё вышло куда проще.  — Добрый вечер, — мягко улыбнулся он. — Меня зовут Азирафель, я веду у Кроули литературу... — Я думала, он совсем рассудок потерял, а Вы и правда на ангела чем-то похожи. — задумчиво выдала женщина перед ним, а после поспешно извинилась и вернулась уже с тёплыми вещами сына. Азирафель привёл его всего пол часа спустя. Кроули, демонстративно игнорируя своего родителя, поднялся в свою комнату. Учитель остался стоять внизу.  — Я знаю, это совсем не моё дело, но в чём причина ваших с Кроули ссор? — поинтересовался Азирафель, смотря на этаж выше, предположительно туда, где хлопнула дверь. Женщина тяжело вздохнула. — Вы ведь знаете, что у него проблемы с учёбой? — Азирафель кивнул. — Я всего лишь хочу, чтобы он понял, как это важно.  — А Вы пробовали узнать, что важно для Кроули по его мнению? На сколько я знаю, он просто мечтает играть. У него потрясающий слух.  Женщина смотрела на него раскрытыми в шоке глазами.  — Учёба это, конечно, важно. — продолжил Азирафель. — Но лучше заниматься ещё чем-то, что приносит удовольствие. А ещё тут очень важна поддержка.  С того самого дня у Кроули появилась электрогитара, о которой он мечтал, и репетитор, играющий в рок-группе. Ещё никогда Азирафель не видел своего ученика таким счастливым. А с помощью учителя подросток вытянул и другие предметы, перестав прогуливать уроки. Другие учителя, коллеги Азирафеля, после долгих уговоров задвинули свои шутки и сарказм, отнёсшись к заблудшему Кроули так, будто он учился всё это время.  Его отношения с матерью медленно, но верно налаживались. А ещё Кроули просто светился, играя на новенькой гитаре несложные соло. После этого Кроули ещё не раз приходил по вечерам к Азирафелю, иногда оставаясь с учителем за домашкой у того дома, а после засыпая прямо за столом. Шли года. Кроули учился, Азирафель учил. Кроули стал оставаться дома у учителя дольше, иногда приходя по выходным, просто потому что ему нечем заняться. Азирафель вполне спокойно реагировал на тактильность своего подопечного, ничего не говоря ему по поводу его слишком тесного контакта. Кроули хватало и этого. Его ангел обеспечил ему вполне спокойную и приятную жизнь, без особых проблем с учёбой, людьми, и его собственной привязанностью. Кроули просыпался, шёл на запах свежего завтрака и сонно утыкался в затылок Азирафеля, обнимая того со спины, пока учитель спокойно читал книгу.  Всё было идеально. Большего шестнадцатилетний Кроули желать не мог. Желал. Но не мог. Зато он пользовался шансом и  медленно, но верно узнавал у Азирафеля подробности его прошлого. Через неделю после своего двадцать третьего дня рождения Азирафель, поддавшись уговорам, показал Кроули могилу своих родителей, положив обоим цветы.  — И умерли они в один день. С поправкой на десять лет. — сказал он тогда, переводя взгляд своих голубых глаз на не менее голубое небо. А на свой семнадцатый день рождения, который был всего парой неделей позже той поездки, Кроули прямо сказал, что ему не нравится тот факт, что прошло семь лет, а Азирафель смотрит на него, как на того десятилетнего ребёнка. Ведь он изменился! Вырос! Он на семь лет старше того возраста и безнадёжно влюблён! Как только его умный ангел мог быть таким глупцом? Поцелуй стал полной неожиданностью для Азирафеля, который никогда и не думал о своём подопечном в таком ключе. Ради всего святого, он же помнит Кроули десятилетним! Он буквально его вырастил, о какой любви тогда речь? Кроули уже был выше и даже сильнее своего учителя, так что прижать его к себе было нетрудно. Кроули не думал ни о чём, на самом деле. Он просто устал. Ему очень хотелось подарить своему любимому ангелу самый лучший поцелуй, но вышло... не очень, вообще-то.  Конечно, Кроули опомнился и отпустил Азирафеля, смотря на него из-за тёмных стёкол солнцезащитных очков, которые уже несколько лет дополняли его «демонический» образ, очень испуганно. Сам всё испортил.  Азирафель не успел осознать тот факт, что всё, всё это время для Кроули он был не просто "тем учителем, который едва не сломался; так что обниму его и тот чем-то поможет", а всё это время его... любили... Не успел он понять и это, как Кроули решил доказать шокированному таким исходом ангелу всю серьёзность своих намерений. Он. Его. Поцеловал. Кроули его поцеловал!  И Азирафель не знал, чему поражаться больше — тому, что это произошло, и его поцеловал его ученик; его маленький демон; или тому, что сам Азирафель... не возражал. Ему понравилось, чёрт возьми!  Он всегда смотрел на Кроули исключительно с умилением, видя в нём всего лишь ребёнка, которого никогда не будет у Азирафеля. А после внезапного открытия Азирафель понял, что Кроули... привлекателен. Он интересный. Он идеальный.  Времени на раздумья у него не было. На Кроули накатило осознание. А Азирафель очень хорошо знал, что потерять его не может. Азирафель не глядя взял его за руку, мягко, но настойчиво, смотря только в глаза. Свободной рукой он снял с Кроули очки.  — Сделай это снова. — тихо выдохнул Азирафель.  Кроули посмотрел на него таким раскрытым и доверчивым взглядом, в то же время не до конца понимая, правда ли это услышал. Азирафель вздохнул, мягко улыбнувшись, откинул очки на журнальный столик и притянул Кроули за ту странную вещь, что он гордо называет галстуком. Вот вырос ведь.  После этого Кроули мог с точностью сказать, какой день рождения он запомнит на весь остаток жизни. А вот давать разрешение на безлимитные поцелуи было очень опрометчиво. Потому что Кроули, ждавший семь лет, не знал, что такое «стоп».  Первые дни полностью поселившийся дома у Азирафеля Кроули утягивал своего возлюбленного в долгие поцелуи почти что постоянно. Потом сбавил обороты, чаще оставляя смазанные поцелуи по его лицу. А за оставшийся месяц лета окончательно успокоился, перестав требовать от занятого учителя постоянного внимания. Он и так знал, что Азирафель его любит. Сам Азирафель тоже не сразу разобрался в управлении, но в конце концов твёрдо решил, что действительно любит Кроули не как своего ребёнка, за которого взял ответственность далёкие семь лет назад. Азирафель любит Кроули, как самого потрясающего в этом мире человека и своего парня.  Правда, говорить об этом его матери было в край неловко.  И потому к удивлённому взгляду он был готов, но потом... — А я думала, вы давно встречаетесь. — удивление матери Кроули было не самим фактом, а тем, что это произошло так поздно. — Но всё равно рада за вас. Теперь я знаю, что Кроули в надёжных руках.  Бескорыстное и искреннее желание Азирафеля помочь Кроули в отношениях с родителем, помня про свои с отцом, в итоге обернулось чем-то хорошим и для него.  Словом, жизнь снова стала такой же прекрасной, как была и до этого,  но теперь с той поправкой, что шла только вверх с каждым сонным поцелуем Кроули по утрам.  После всех испытаний, что они прошли в своей жизни, помогая друг другу исключительно на уровне инстинктов, Азирафель и Кроули вдруг поняли, что вся их жизнь шла к тому моменту, чтобы сейчас сидеть на кухне и завтракать свежими блинчиками. Кроули сидел довольный, как слон, грея в руках забытую Азирафелем чашку кофе и изредка делая глоток. Наблюдать за тем, как его возлюбленный блаженно прикрывает глаза, пробуя приготовленную им еду, было просто потрясающе и ни с чем не сравнимо.  — Нравится? — с улыбкой уточнил Кроули. — Конечно, дорогой. Просто чудесно, каждый раз только лучше. — совершенно серьёзно выдал он. Если любимым занятием Кроули было следить за тем, с каким видом Азирафель может есть самую обычную еду, то любимым занятием Азирафеля было смущать своего маленького демона.  — Ну так что, чудо моё. Раз мы собраны и твоими усердными стараниями я не могу думать ни о чём, кроме тебя, то мы едем? — уточнил Азирафель, загружая посудомоечную машину. Держать всё в идеальной чистоте было его пунктиком. Что совсем не мешало ему оставлять всякие разные мелочи на любой горизонтальной поверхности, ведь это прибавляет уют и вообще оно всегда там стояло.  — Едем. — кивнул Кроули, поправляя белый пиджак и цепляя очки.  Чёрная Бентли блестела в закатных лучах солнца, стоя на конце асфальтной дороги рядом с морем. Кроули не решился заезжать на сам пляж, зная, что он не всесильный демон и одним щелчком пальцев на дорогу свою любимую машину не вернёт.  Сначала Азирафель был категорически против, чтобы Кроули водил. Его воспоминания о смерти отца были слишком яркими. А помня, что у его возлюбленного уже давно и безнадёжно едва не зависимость от экстремальной езды, Азирафель понимал, какой это риск. Но устоять перед этими умоляющими карими глазами и мягкими поцелуями не мог. Как итог, им пришлось серьёзно поговорить о допустимой скорости вождения.  Кроули отмёл все возражения насчёт этого, когда его ангел очень тихо поведал ту историю многолетней давности, как он стоял недалеко от могилы матери, видя, как заносит разбитую машину отца, понимая, что при таком раскладе даже чудом спастись было бы невозможно. Именно тогда они и приехали на кладбище к родителям в первый раз вместе. А четыре года спустя Кроули наконец купил себе раритетную Бентли. Инструктор по вождению очень долго уверял Азирафеля, что опасаться нечего, Кроули очень уверенно и осторожно водит, а ДТП происходят не так часто, как может казаться.  И это правда было так. Спустя несколько поездок его фобия автомобилей ушла, ведь рядом был Кроули и рядом с ним бояться нечего. А Кроули не боялся, он наслаждался. Пусть часто и думал, как было бы весело разогнаться, но комфорт ангела важнее.  В конце мая была их десятая годовщина знакомства и Азирафель предложил поехать в Уэльс, на берег ирландского моря, просто потому что там было очень красиво.  Закатные лучи солнца отражались от чёрного капота Бентли, терялись в светлых волосах Азирафеля и подсвечивали рыжую макушку Кроули так, что его волосы ставали огненными. А потом Азирафель отпустил руку Кроули, отходя на шаг... и вставая на одно колено. Когда это в ладони того оказалась неприметная чёрная коробочка?... Кроули был шокирован.  — Я знаю, ты не ожидал... — осторожно начал Азирафель, вытаскивая серебряное кольцо с чёрной гравировкой луны. Кроули остановил эту речь одним жестом, внимательно следя за тем, как испуг в голубых глазах сменился пониманием.  В кармане его пиджака лежало золотое кольцо с изображением солнца. И оно определённо было парным к тому, что выбрал Азирафель.  — Волнуешься? — проницательно спросил Азирафель, не отвлекая будущего мужа от вождения, но положив ладонь тому на колено в жесте поддержки.  — А ты нет? — нервно спросил Кроули, останавливаясь на красном.  — Нет. — улыбнулся Азирафель. — Ты ведь рядом.  — Прекрати меня смущать. — усиленно не поддаваясь чарующим словам ангела. Ему ведь надо за дорогой следить, а не надеяться, что лежащая на его колене ладонь пойдёт выше. — Волнуюсь, конечно, нечасто я невестой становлюсь. — Ты мой муж. — поправил его Азирафель. — Не жена. Всё будет хорошо. Веришь? Кроули тяжело вздохнул. — Я всегда тебе верю. Даже если ты скажешь, что земля плоская.  Азирафель мягко улыбнулся.  — Ангел! — возмущённо раздалось совсем рядом. Азирафель снял наушники. — Да, дорогой? — невозмутимо окинул его взглядом тот. — Ты меня любишь? — капризно уточнил Кроули, сверкая серебром на безымянном пальце. — Безусловно. — кивнул Азирафель, откладывая книгу. — А вот и нет. — в ответ на это Азирафель непонимающе вскинул брови. Вздохнул, поднялся, утянул возлюбленного в долгий поцелуй, придерживая того за затылок.  — Лучше? — улыбнулся он. — Ещё раз.  — Ладно. — настойчивые руки опустились Кроули на талию, а сам Азирафель утянул того в ещё один поцелуй, оставляя ещё десятки на шее, ключицах, скуле, словом, куда дотягивался. — Так что, люблю? — Ты мне скажи. — едва сохранив возмущённый тон от такой близости, ответил Кроули, из последних сил не поддаваясь. — Люблю. — просто сказал Азирафель, оставляя ещё один невинный поцелуй и... отстраняясь. Лицо Кроули стремительно переросло в недовольное. — Эй!  — А ты меня? — совершенно серьёзно спросил Азирафель. — Люблю, конечно! — Правда? — искренне удивившись. — Я догадывался, знаешь... Кроули глухо зарычал, усаживая несопротивляющегося ангела обратно на кровать, с которой тот встал, и требовательного целуя. Опять провёл!  — Согласен. — выдохнул Азирафель, обмениваясь настоящими обручальными кольцами с Кроули. Он просто обожал чёрный стиль возлюбленного, но как же тому шёл белый цвет. Едва кольцо оказалось на его собственной руке, Азирафель по привычке притянул своего уже мужа за чёрный галстук. Азирафель часто думал о том, что они с Кроули такие разные, но такие, в сущности, одинаковые. Словно зеркальные отражения.

Никогда в жизни он ещё не был так счастлив. И ведь всё только впереди.

конец.