Твоя любовь — моя слабость

POV Алина ωωω Надо срочно проверить его пульс. Почему я сразу до этого не додумалась? «Потому, что ты была слишком шокирована увиденным, чтобы первым делом думать о том, дышит он или нет. А сейчас к тебе приходит осознание и ты начинаешь думать…» — Успокойся, Алин… — Я пытаюсь словами сама себя поддерживать и настраивать на хорошее, стирая с головы все плохие и отвратные мысли. Самовнушение — отличный способ внушить самой себе что либо. — Так, без паники. В первую очередь скоротечными движениями стараюсь нащупать его пульс. Пальцами дотрагиваясь до нежной и бледной кожи в области шеи, на которой немного выпирает венка и улавливаю дорожку пульса. Из меня тут же вылетает облегченный вздох. Затем, не мешкаясь, накрываю ладонью артериальную, кровоточащую рану. Мои пальцы моментально погружаются в тепло, дыхание рвется все больше, и я борюсь с желанием, чтобы самой не упасть в обморок, как этот парень. — Держись, пожалуйста, — говорю я себе, но и не только себе. Мои слова также предназначены парню напротив. Все мои действия, те или иные, происходят, словно в тумане. Жизнь меня не ставила в подобные ситуации, где нужно спасти какого-то человека, поэтому с подобным я сталкиваюсь впервые. Я благодарна самой себе, что послушно посещала уроки ОБЖ без опозданий и хорошо знала этот предмет, что мне только на руку. Пробую ещё глубже дышать, пока моя рука закрывает открытую рану. Второй рукой быстро достаю из штанов телефон и со всей возможной скоростью, на которую я только способна, набираю номер скорой помощи. Мгновение, в трубке слышится лишь мертвая тишина, которая то и дело нагоняет все больше сомнений, а уже затем монотонные и раздражающие ухо гудки. — Черт! Молю бога и после второго раза думаю, что все это безрезультатно и бесполезно, но все равно не теряю гребанную надежду и набираю вновь. Надежда умирает последней… — Держись только, держись, ради бога, — Дыхание рвется вне себя от поглощающей меня паники, я действительно скоро потеряю сознание от мучительного ожидания поднятия трубки. Наконец-то кто-то снимает звонок и на той стороне сквозь посторонний шум, чей-то женский голос привычным тоном произносит: — Да, я вас слушаю. — Срочно, нужная скорая! Тут человек без сознания, он нуждается в экстренной помощи, как можно скорее пришлите кого-нибудь. — Девушка, не тароторьте, повторите ещё раз, что у вас произошло. Мне хочется проклясть нашу скорую помощь лишь за то, что они не могут сразу ответить на входящий звонок. Я все понимаю, что я не одна такая, что много кто пытается дозвониться по поводу и без, но черт возьми, если этот звонок вопрос жизнь и смерти и от него будет зависеть судьба человека? Чертыхаясь про себя, тяжело выдыхаю и повторяю женщине в трубке все повторно и помедленнее. — Человек срочно нуждается в быстрой, медицинской помощи. Он серьезно ранен и находиться сейчас без сознания. Пришлите кого-нибудь, как можно скорее, — Неужели по-моему голосу непонятно, что я не шучу? — Насколько серьезно ранен человек рядом с вами? — Я начинаю думать, что мне все это слышится, но нет, женщина всерьез решает сейчас устроить допросы по поводу случившегося, а не оказывать первую помощь. Она издевается сейчас? — Женщина, вы смеётесь? Вы, что не понимаете? Сейчас совсем не до ваших расспросов, просто пришлите кого-нибудь, черт возьми! — выпаливаю я в ярости. Это какой-то настоящий дурдом. Голова ходит кругом все больше, скоро отлетит на десять метров над землёй. — Девушка, успокойтесь, — миловистный голос в трубке мне ещё говорит успокоиться. — Я вам ещё раз повторяю, — пытаюсь унять свой раздраженный, вскипяченный пыл, — срочно пришлите бригаду медиков, у парня артериальное кровотечение! Неужели так трудно сначала оказать помощь, а потом расспрашивать? — Хорошо, девушка, назовите адрес, мы пришлём к вам сейчас машину, — ее голос звучит не совсем довольно. Вот так бы сразу. — Улица Красноармейская, где-то между 20-25 домом, — мой голос просто неузнаваем, меня словно накрывает снежной лавиной, и я не понимаю отчасти, что вокруг происходит. Я словно нахожусь в непонятной омуте и борюсь в попытках не сойти с ума. — Я вас поняла, ждите, помощь уже в пути. — Поспешите, пожалуйста. Спасибо. Она первая вешает трубку на том конце провода, не дав возможность сделать мне это первой. По натянутой гусиной коже по-прежнему во всю гуляет медленный ток, но на сердце немного становится легче от осознания того, что скоро сюда прибудет бригада скорой помощи и помогут этому молодому парню. Начинаю копаться в своем рюкзаке на случай, если взяла эластичные бинты. Я всегда их ношу с собой на крайний случай, никогда не знаешь, что может случится с тобой завтра. Опускаю руку в рюкзак и с первой попытки на ощупь нахожу медицинские бинты, достаю и быстро разматываю, зажимая зубами. Приходиться на несколько секунд оторвать руку от теплой раны и расстегнуть рубашку полностью, чтобы удобнее и как можно скорее положить временную повязку на кровоточащую рану. И в тот момент, когда мои пальцы второпях пытаются расстегнуть, «нерастегивающие» с первого раза пуговицы на рубашке парня, тем самым оставляя ещё больше красных следов на белой ткани, которую и белой уже назвать сложно, раздается знакомая вибрация в рюкзаке. Телефон лежит кверху экраном и на нем высвечивается знакомое мне имя. Звонит Рози. В который раз чертыхаюсь, вспоминая о нашем сегодняшнем разговоре на перемене между парами. Мы договаривались собраться сегодня в семь вечера у нее дома и устроить небольшую вечеринку для двоих: посмотреть фильм, подурачиться, возможно чего-нибудь выпить, устроить женские посиделки и поболтать на разные темы, потому что мы давно этого не делали и такой один вечер нам обеим пойдет только на пользу, и немного разгрузит от домашней суеты. Но я потеряла счёт времени и из головы давно все вылетело, как только мне стоило наткнуться на блондина. И планы, отложенные на сегодня, придется отменить. На экране мелькает время 18:46, ниже часов я наблюдаю ещё несколько пропущенных от матери и подруги в целом, а также пара тройка сообщений по типу: «Куда ты пропала и что делаешь?» «Я переживаю. Почему ты не отвечаешь на звонки?» «Где ты? Я волнуюсь за тебя». — Черт… Я сглатываю неприятный осадок, ведь понимаю, что одного моего ответа для мамы будет мало и придется придумать что-нибудь правдоподобное. Если я скажу ей, что была все это время у Рози, наврятли она мне поверит, ведь по крайней мере я могла хотя бы перезвонить или отправить сообщение, чтобы она перестала волноваться, а тем более я всегда после учебы захожу домой, давая о себе знать, а только потом ухожу, поставив ее в курс дела. А что насчёт подруги… От нее ничего не утаишь, она и сама увидит, что я что-то недоговариваю, поэтому замалчивать что-то подобное не имеет никакого смысла, тем более мы же подруги. А доверие тут играет одну из важных ролей. Но я гоню все эти мысли на второй план и думаю сейчас только о том, как помочь этому неизвестному мне парню. Это гораздо важнее, мне кажется, на данный момент. Судорожно, с трясущимися руками и прыгающим сердцем от всей этой душераздирающей до боли картины, я всё-таки заматываю его открытую рану, несколько раз пройдясь бинтом по одному и тому же месту, а затем убеждаюсь в надёжности повязки и в том, что правильно ли все сделала. В глазах резко мутнеет и меня немного ведет в сторону, отчего пальцами руки упираюсь в холодный твердый асфальт. Опускаю голову вниз и даю себе немного времени, чтобы прийти в себя, а затем уже поднимаю, в который раз задумчивый взгляд на светловолосого парня и ещё раз проверяю его пульс, чтобы лишний раз убедиться, что мне не показалось. Он потерял много крови, и в связи с болевым шоком отключился. И я не могу знать, когда этот незнакомец прийдёт в себя. Телефон же тем временем продолжает неистово вибрировать, обращая на себя внимание, но мне сейчас не до него. Наконец-то где-то неподалеку слышатся отдаленные сигналки скорой помощи, которая с каждой секундой приближается все ближе. Где-то внутри мне становится легче. Звуки мотора резко затихают, а затем из поворота замечаю команду медиков из нескольких человек, быстро спешащую в нашем направлении с носилками. Вызванные на место работники скорой помощи, несут ответственность за погрузку человека на носилки, его транспортировку и размещение в машине скорой помощи, поэтому с особой осторожностью, на которую способны люди этой профессии, аккуратно перекладывают раненного на носилки и в тот час же уносят погружать в машину. Уставшая и измученная, я поднимаюсь с корточек и понимаю как сильно у меня затекли ноги, которые отдаются мелкими покалываниями. — Девушка, а он вам кто? — вопрос медицинского работника заставляет встать в ступор. Сотни быстротечный мыслей в голове бросаются врассыпную, и я ловлю одну подходящую из них, более примечательную на мое усмотрение. — Я…его сестра, — голос звучит не достаточно уверенно, из-за чего у меня появляются сомнения, что мне вообще не поверят. Я и сама то не особо поверила бы. — Что ж вы сестра, не смотрите за своим братом? — Это скорее сказано риторически, но все же, я не знаю чем отвечать на этот вопрос, поэтому уместно будет просто промолчать. — Садитесь давайте, — командует медик, на что я без лишних разговоров залезаю и усаживаюсь рядом с пострадавшим блондином, все ещё под действием стресса. Мне кажется, после этого дня я ещё долго не смогу прийти в себя. Все время поездки до назначенного пункта, я молчаливо смотрю куда-то вниз на свои ноги, в голове полная каша, и все мысли связываются в тугой узел, образуя неразвязывающий комок. Уже сидя в больнице и рассматривая свои белые руки, замечаю его запекшуюся кровь, и меня начинает мутить. Спросив у медсестры, где тут можно найти туалет, в тот час же встаю и скрываюсь за белой дверью. Не медля, задрав рукава кожанки, мою руки, приводя их в первоначальный вид, после чего встаю перед идеально чистым стеклом, словно вылизанным, упираюсь руками об края такой же идеально белой раковины, опустив голову вниз так, что волосы спадают и закрывают лицо. Несколько секунд провожу в таком положении, не шевелясь и закрыв глаза, после чего медленно поднимаю голову на свое отражение и осматриваю девушку напротив. — Ты умница. Ты, можно сказать, спасла человеку жизнь, я тобой горжусь, — Облизываю пересохшие губы, закусывая нижнюю. Я рада, что смогла пересилить себя и не упасть там в обморок. Заправляю передние локоны за уши, открывая полностью лицо и тут в кармане чувствую новую вибрацию. Звонит мама… Я сейчас не хочу ни с кем разговаривать, если честно, но я не могу не ответить ей. Несколько секунд тупо извожу взглядом экран собственного телефона, хорошо обдумывая, что придется отвечать и, прикидывая, какие могут быть заданы вопросы. — Да, мам, — Мой голос звучит как из преисподней, аж самой становится не по себе от такого звучания. — Алло, Алин, все в порядке? — по ее интонации становится понятно, что она немного встревожена. Что мне ей сказать? В голове совершенно ничего подходящего. Пусто. Придется придумывать на ходу и самой не запутаться. — Да, все хорошо, а что, что-то должно случиться? — Прикинуться дурокой гораздо легче, чем сейчас объяснять всю ту ситуацию, в которую я попала. — Что с твоим голосом? — Ожидаемо с ее стороны. — Мам, все хорошо, просто я очень устала, — Очередная гнусная ложь, мой голос даже не дрогает. — Где ты находишься? Я тебе звонила несколько раз, но ты не поднимала трубку. Я понимаю, что ты уже совершеннолетняя и в состоянии сама за себя отвечать, но можно хоть ставить в курс дела, я ведь твоя мать и всё-таки волнуюсь. Ее безусловно можно понять, и я ее прекрасно понимаю. Каждая мать будет волноваться за свое дитя, сколько бы ему лет не было он всегда останется для нее ребенком. Это греет душу. — Извини, я только сейчас освободилась и собираюсь домой. Я не сказала, потому что не успела, так как нам поставили внеплановые две пары, а сообщение не написала, так как не хотела лишний раз сбивать преподавателя с темы, которую он рассказывал. Мне так стыдно, что я вру своей матери и даже не краснею. — Значит ты все это время была в университете? — Да, прости ещё раз, что не смогла написать. — Ничего страшного, я просто немного переживала, что тебя долго нет, ведь ты давно должна была быть дома. Ну слава богу, давай, я жду тебя тогда, ужин почти готов. Как раз придешь и сразу к столу. Ты наверное голодная? — Да, ещё как, — слова, полные сарказма, но мама его не распознает. Действительно, есть совсем не хочется, об этом я даже думаю в последнюю очередь. Но за ужином видимо прийдётся хоть немного в себя заталкать, чтобы не расстраивать маму, которая старалась и готовила, чтобы накормить свою семью. — Давай, целую. — Целую, солнышко. Я вешаю трубку и моя рука плавно опускается вниз, крепко сжимая в ладони устройство. Вспоминаю также про пропущенные звонки Рози и набираю серьезное сообщение: «Извини, что не отвечала. Как буду дома, наберу тебя». Выйдя из уборной, я сажусь на металлический белый стул и жду, когда выйдет врач, чтобы узнать как там раненый пациент, все ли с ним в порядке. Мне просто нужно убедиться, что все с ним будет хорошо, чтобы я со спокойной душой пошла домой. Эти больничные коридоры напоминают мне съёмки какого-то ужастика. Я снова теряю счёт времени, сидя в одном и том же положении и залипая уставившись в одну точку в белой, совсем непримечательной стене перед собой. Кажется, проходит уже целый час. Казалось, больничный запах едких и тошнотворный лекарств давно въелся под кожу и ещё долгое время не выветрится. С самого детства не любила и не люблю больницы. Мимо тебя постоянно быстрым шагом мелькают люди в белых халатах с папками в руках и планшетами на зажиме. Все вечно куда-то спешат с крайне серьезными лицами, а ты спокойно сидишь на стуле рядом с матерью, болтая в воздухе игриво ногами и ожидая своего захода в кабинет. А запах больничных лекарств давно становится привычным для таких мест, и ты даже иногда его не замечаешь. Сколько времени этот молодой человек там пробыл? Скорее всего совсем немного времени. В любом случае он провел в таком состоянии не так много времени, значит рана совсем свежая, и тот кто ее сделал, мог находиться поблизости, пока я оказывала ему первую помощь. Вопрос: что пострадавший человек ему сделал, что тот так его ранил? А может быть просто это несчастный случай? На эти вопросы я сама себе ответы не дам. Прерывает мои мысли, резкий скрип белой двери и появляющийся в поле зрения главврач. И я только сейчас понимаю, что сижу, поджав к себе ноги, упираюсь подбородком в колени, смотрю перед собой куда-то в пустоту, не моргая, и грызу тихонько ногти на пальцах. Появившейся на горизонте человек в белом халате возвращает меня в реальность, я вскакиваю с места и делаю шаг к нему навстречу. — Девушка, вам пора уже домой, больница скоро закроется. Я мельком кидаю беглый взгляд на прикрепленный к чисто-белому халату бейджик главврача. — Извините, Анатолий Кириллович, как он? С ним все хорошо? Как его состояние? — обрушиваю на врача миллион вопросов о здоровье неизвестного мне человека, которого я впервые видела в своей жизни. — Извините, девушка, а вы кем приходиться этому юноше? — Я …его сестра, — чуть замешкавшись, уверенно отвечаю я. — Так, как он, доктор? — Рана конечно серьезная, но не такая глубокая, как мы предполагали, что является плюсом. По крайне мере ничего серьезного задето не было, — Он опускает в руках планшет с зажимом, прикрепленным к нему листом и продолжает мне сообщать о состоянии чужого человека, якобы «моего брата». — Но все равно, парень потерял много крови, а ещё болевой шок, отчего вследствие и отключился. Благодаря вам, он был доставлен в больницу во время, если бы намного позже, все могло бы закончиться не так мягко, — врач поджимает на мгновение нижнюю губу, но затем произносит в более оптимистичном тоне: — Счастливчик, ему очень повезло, парень родился в рубашке. Сейчас его состояние стабильно. Все, что было в наших силах, мы сделали, остальное за ним, у него крепкий организм, который непременно восстановиться и пойдет на поправку. Раны зарастут, как на собаке, не беспокойтесь. Повезло брату с такой хорошей сестрой, я думаю, он вами гордится, а сейчас пациенту необходим отдых, как и вам. Так что ступайте домой, — командующим тоном велит врач. — Хорошо, спасибо большое, — я даже немного улыбаюсь, облегчённо выдыхая внутри себя. — Можете оставить свой номер телефона? Я хмурю брови, соображая для чего им мой номер. — Зачем? — Глупый вопрос с моей стороны. — Мы позвоним вам, на случай, если пациент прийдёт в сознание и его состояние улучшится. Всё-таки я до сих пор ещё под воздействием шока. — Да, хорошо, без проблем. Я диктую главврачу свой номер телефона, который знаю наизусть, после чего собираюсь идти домой. — Так что, будьте на связи, если что. — Спасибо ещё раз, всего хорошего, — И вам не болеть, — Анатолий Кириллович улыбается мне напоследок, после чего я разворачиваюсь и удаляюсь по длинному коридору, по которому эхом разносятся звуки моих шагов на ровно выложенной плитке. Оказавшись на улице, я наполняю лёгкие прохладным вечерним воздухом, прикрыв на мгновение глаза и по привычке спрятав руки в рукавах кожанки. Затем наконец спешу домой, ускоряя непринуждённо шаг. Около входной двери меня встречает мама. Я натянуто улыбаюсь ей, растягивая губы в нелепой улыбке и быстро убегаю наверх к себе в комнату, сказав матери, что спущусь чуть позже, только переоденусь. Медленно войдя в темную спальню, рукой шастаю по стене в поисках включения света, после чего также медленно закрываю дверь и небрежно кидаю рюкзак рядом с прикроватной тумбочкой. Сама же валюсь прямо в верхней одежде на заправленную мною самой кровать и устремляю измотанный и затуманенный взгляд в потолок над собой. В голове творится настоящий хаус: мысли беспорядочно разбросаны в разностороннем порядке и путаются между собой. Мой небольшой отдых нарушает резкий входящий звонок. Раздражающая и настойчивая вибрация разносится по всей комнате, заставляя взглянуть на экран. Звонит Рози. Нет сил и желания с кем-либо что-то обсуждать, но если я не отвечу, она не перестанет пытаться связаться со мной, поэтому в каком бы состоянии я не была, мне по крайней мере надо поднять трубку и сказать хоть что-нибудь. В любом случае она моя подруга и должна меня понять. Она ведь не сильно обидится, если скажу, что сегодня я не в том состоянии, чтобы беседовать? — Да? — В моем голосе ясно отзывается измотанность от сегодняшнего дня и загруженность собственными мыслями. — Наконец-то! Ты где была, подруга? Какой черт тебя, где носил? Где ты все это время пропадала? Я вся извелась после твоего сообщения и ждала звонка, но не стерпела и решила набрать сама, — звонко тараторит девушка на втором конце провода, не скрывая искреннего любопытства, не в силах унять свой жаркий пыл разузнать обо всем, что со мной произошло и почему я долгое время не выходила на связь. — Потише, успокойся, хорошо? Я сейчас очень устала и не в состоянии обсуждать случившееся, правда. Давай завтра встретимся во время обеденного перерыва в кафе неподалеку от университета и обо все поговорим? — Я надеюсь, что она меня сможет понять и не будет на меня давить, ведь я сейчас действительно не в том положении, чтобы тормошить недавние события. — Я не понимаю просто, что произошло с тобой. Я же твоя подруга. Я волновалась, Алин. Мой тяжелый вздох в трубку естественно слышится на той стороне. — Если кратко, то я… можно сказать, спасла одного человека, когда шла домой. Несколько секунд слышится неуютное молчание. — Так, погоди-ка! Ещё раз. Человека? Как это ты спасла человека? Что за человек такой? Где? Что произошло? Раздражённо цокаю и по-дурацки закатываю холодные глаза с подкрашенными ресницами. — Вот об этом я и говорила. Давай не сегодня, прошу тебя, я не хочу об этом сейчас разговаривать, — уставшим и молящим голосом произношу я, вытаращив вперёд нижнюю губу. — Не обижайся, хорошо? Пойми меня. — Хорошо, извини меня за мое нетерпение, я попробую унять свой пыл до завтра, а ты, чтобы все завтра обязательно рассказала. У меня куча вопросов к тебе, так что не отвертишься. — Хорошо, тогда до завтра, целую, — говорю ей в трубку. — Сладостных сновидений, цветочек. — Целую, родная, сладких снов. Не сиди долго, — заботливо проговаривает она. — Постараюсь, — слегка улыбаюсь. Вполне ожидаемая реакция. Главное, что она не обижается на то, что мне пришлось пропустить нашу ночёвку, ведь не прийдя на нее, я спасла того блондина. А спас ли его кто-нибудь, кроме меня? Продолжаю лежать, упёршись пронзительным взглядом в потолок. Мое тело окутывает внезапная, сильная усталость, но на отдых совершенно нет времени. Открыв дверцы своего шкафа, беру с полки симпатичные клетчатые красные штаны и свободную серую футболку, неаккуратно бросаю на край кровати, после чего переодеваюсь в комфортную одежду и рассеянно собираю волосы в слегка неряшливый пучок. Кидаю беглый взгляд на настенные часы, которые показывают 21:04 вечера, приоткрываю окно на минимум, чтобы проветрить комнату перед сном и спускаюсь к семейному столу. Семья воодушевленно о чем-то разговаривает, улыбаясь и уплетая вкусную еду, в то время, как я грязну в своих многосерийных раздумьях и пытаюсь запихнуть в себя хоть немного еды, хоть и совсем отсутствует аппетит, но желудок сжимает от голода. После чего отправляю маму укладывать спать неугомонную Софу, а сама беру на себя ответственность в мытье посуды, после чего ухожу к себе, заварив ромашкового чая для успокоения души и тела. Совершенно сбита с толку от сегодняшнего вечера, поэтому над домашней работой придется понапрячься. Время приближается ближе к 23:00, и мои глаза начинают против воли слипаться, а доклад по литературе про Достоевского все ещё не готов, ведь все мое сознание буквально занимают мысли о том пострадавшем парне с темного переулка и как я оказываю ему первую помощь, сама чуть не падая в обморок. Ромашковый чай немного начинает действовать: мое тело, словно моментально придается спокойствию, а тревоги потихоньку покидать метующуюся душу. Ближе к двум я откладываю на стол готовый доклад по биографии писателя, и его творческой деятельности, от которого уже болит голова, после чего вспоминаю, что у меня все ещё не смыт макияж и бегу на цыпочках в ванную, чтобы никого не разбудить. В ванной комнате я обдаю лицо прохладной водой, которая меня бодрит и возвращаюсь также тихо в свою комнату. Обессиленная ложусь в кровать, укутавшись с головой под одеяло и сразу же проваливаюсь в глубокий сон.