В его израненном сердце не было места чувствам. Он похоронил их под защитным слоем безразличия и ненависти к тем, кто держал в руке кровавый нож.
***
Бомгю был готов встретить любого человека на планете, кроме Ёнджуна, который сейчас особенно бесит одним лишь своим «неуклюжий». Возможно, тому виной вовсе не сам старший, ведь к его идиотизму Гю давно привык, что привело к неосознанному смирению, но младшему сейчас не до размышлений. Потому, скрестив руки на груди, он злобно уставился на Ёнджуна: — Чего тебе? — в его голосе слышна усталость и нежелание с кем-либо контактировать, но старшему это лишь на руку, ведь уничтожать нервные клетки Гю — его любимое занятие. — Выглядишь так себе, — и ведь врет, потому что Бомгю, стоя перед ним сейчас, даже с покрасневшими глазами и хмурым взглядом выглядит прекрасно. Не только сейчас. Всегда. — Это все? Тогда я пошел, — и разворачивается, действительно собираясь уйти, но его останавливает смешок старшего. — Я не договорил, — Ёнджун подходит почти впритык, но не успевает ничего сказать, потому что, кажется, у Бомгю сдали нервы. — Что тебе каждый раз от меня нужно? Я не понимаю, Ёнджун. Тебе не хватает внимания? Или ты в меня влюбился? — уже смотря ему в глаза, гневно произносит младший. — Потому что я уже не знаю, что думать, когда ты раз за разом пытаешься меня задеть, оскорбить, подъебать и так далее по списку. Что тебе нужно? Или ты думаешь, что сможешь самоутвердиться за счет того, кто тебя слабее? В таком случае, спешу тебя огорчить, потому что я куда сильнее избалованного хёна, от которого у меня скоро рвотные позывы начнутся. — Следи за языком, — чуть ли не рычит в ответ, а пальцы сжимаются в кулаки. — Иначе ты продолжишь уничтожать мои нервные клетки? Или мы снова подеремся? О, нет, какой ужас, как же я это переживу, я же такой слабый и никчемный. Так ты думаешь? Серьезно, отъебись от меня, потому что ты заебал меня настолько, что я готов убить тебя в любую секунду, — Бомгю прекрасно понимает, что сейчас он переступает черту, что, на самом-то деле, все нервотрепки у них взаимны. Ведь каждый раз, когда Ёнджун достает его, он просто отвечает тем же, только другими способами. И здесь ему нет равных, пожалуй, ведь старший лишь изредка что-то делает, обычно он лишь много болтает и мешается под ногами. А вот Бомгю почти всегда молча делает что-то, что заставит Джуна обнаружить у себя пару седых волосинок. Разлить чай на его рефераты? Упс. Разбить его любимую кружку? Ох, как неловко! Закинуть его белые вещи вперемешку с красными? Без проблем! Встать намного раньше будильника и шуметь? Бомгю в этом нет равных, потому что, как он сказал однажды в шутку, у него во рту мотор. — Блять, ты вообще осознаешь, что не у одного тебя есть чувства?! — повысив голос, Чхве чувствует, как его глаза начинают слезиться, но он не может взять себя в руки и просто уйти. Нет, не сейчас. Ему нужно выплеснуть все то дерьмо, которое засело внутри, и кто станет мишенью, если не Ёнджун? — Нет, постой… А у тебя вообще есть чувства? Потому что порой кажется, что ты кусок железа, способный лишь на какую-либо хуйню. Держись от меня подальше, а еще лучше — не попадайся мне на глаза. Однажды я все же размажу тебя по стене, потому что я, в отличие от тебя, не железный. И… черт, знаешь, что?! Чхве Ёнджун, лучше бы мы никогда не встречались. И, даже не обратив внимание на то, как Ёнджун перестал дышать, как его взгляд мгновенно заполнился непонятными чувствами, Бомгю толкнул его в плечо и быстрым шагом ушел прочь. Его не волнует, что почувствует старший, потому что то, что чувствует он сам, куда важнее чего-либо еще в данный момент. Бомгю кроет, очень сильно кроет из-за осознания, что все лучшие годы, что у него были — это проведенное вместе время с его лучшим другом. С Кан Тэхеном. С человеком, который любил его всем сердцем и держал это в себе, пока Бомгю вел себя, как последний идиот. Чувство вины и сожаления нахлынули на него в одну секунду, стоило ему зайти в комнату и захлопнуть за собой дверь, по которой он скатился вниз, приземляясь на холодный пол. Эта волна превращала его внутренности во что-то липкое и колючее, во что-то, что прямо сейчас разрывало его изнутри и не давало спокойно вздохнуть. Чхве Бомгю полностью осознал тот факт, что с Тэхеном уже не будет ничего. Никаких «раньше», «сейчас» и «потом». В их солнечном мирке наступила тьма, уничтожив все счастье, которое они делили на двоих.***
— Хён, ты какой-то… Эм.. Даже не знаю, как это назвать… — задумчиво смотрит на друга Субин, пытаясь подобрать правильные слова. — У тебя что-то случилось? Мы можем поговорить, если есть то, что тебя тревожит, хорошо? Мы твои лучшие друзья, которые всегда тебя поддержат. — А, да я всю ночь не мог уснуть из-за прилива сил, потому сейчас чувствую себя овощем, — неловко рассмеялся он, так и не притронувшись к купленному только что американо со льдом. — Я понимаю, что ты лжешь мне, но не стану на тебя давить. Просто помни, что я не буду тебя осуждать, что бы ни случилось, хорошо? — Субин заботливо гладит своего хёна по спине, на что тот бледно улыбается, будто даже на такую мелочь у него совсем не осталось сил. Младший знает его, как свои пять пальцев, так что смиренно ждет, когда тот будет готов поговорить. Вытягивать из него информацию — худший вариант. Наверное, хорошо, что Кай сейчас на репетиции, потому что он-то точно не отстал бы, не узнав, что произошло. — Спасибо. Ты лучший, Субин~а, — последнее, что выдавливает из себя парень и уходит, сам не зная, куда себя деть, лишь бы скрыться от беспорядка в голове. Да, Бомгю прав в том, что Ёнджун кусок железа, у которого нет и грамма чувств. Прав, потому что старший давным-давно запретил себе чувствовать хоть что-то, исключая время, которое он проводит с Каем и Субином, ведь они единственные, кто всегда был искренен и честен в своей любви к нему. Но не сейчас. Сейчас он истекает кровью, пусть этого и не видно чужому взору. И, черт побери, как банально, правда? Ёнджун стал таким не из-за подростковых заскоков, когда они еще учились в школе, и даже не из-за того, что попал в плохую компанию, что, к сожалению, и правда было и даже повлияло на то, как он относится ко всему сейчас. Но это не то, что вызвало в нем агрессию, гнев и колкие фразы, чтобы задеть побольнее. Чтобы не подпустить ближе. Он стал таким сначала из-за родителей, которые всю жизнь были им недовольны и жестоки. Отец бил его, когда Ён не приносил домой самые высокие оценки, а если и приносил, все равно получал, потому что его отцу всегда было недостаточно. Мать же сначала делала вид, что переживает и хочет его защитить, пока, в один из таких дней, отец не избил его до потери сознания. Когда Ёнджун позвал ее, нуждаясь в поддержке и помощи, она лишь с отвращением скривила лицо и выплюнула на него всю правду. Он никогда не забудет те слова, они навсегда вырезаны где-то на подкорке его мозга: — Ты думал, я буду заботливой мамочкой? Ты вырос отбросом, каким был и твой настоящий отец. Но он сдох, сынок. Лучше бы ты никогда не появлялся на этот свет или умер во время родов. Кто сможет увидеть в тебе хорошее, если ты кусок грязи? В тот солнечный день она уничтожила в нем всю человечность и доверие, а то, что от них осталось — это любовь к его лучшим друзьям. Хотя, чего уж врать, он даже с ними чувствует себя лишним, будто он и правда кусок грязи, прилипший к подошве. А после случилась она. Любовь. У нее были каштановые волосы, едва достающие до плеч, наивный взгляд и самая глупая на свете улыбка. Глупая — потому что именно с нее все началось. У нее был заливистый смех, вечно разодранная от неуклюжести кожа и отведенный от смущения взгляд. Тогда Ёнджун думал, что сможет отпустить всё, что было до нее, что он сделает шаг вперед, сдвинется с мертвой точки и начнет по-настоящему жить, а не существовать. Но в один из августовских дней, когда он решился признаться в своих чувствах, она исчезла, оставив после себя лишь аккуратно сложенную записку. «Лучше бы мы никогда не встречались.» Ёнджун опустил руки и прекратил попытки выбраться из собственной клетки, стал еще больше пропадать, забывая о друзьях, связался с полными отморозками и вечно влезал в драки, лишь бы не чувствовать, что она когда-то заставляла цвести целый сад внутри него. Затем он потихоньку начал понимать, что настало время перестать заниматься глупостями, потому и вернулся домой, где его всегда ждали два самых прекрасных человека во всем мире. Только он так и не смог поделиться с ними тем, что его сломало. Об этом не знал никто. Ёнджун бы тоже предпочел не знать. Но разве у него есть выбор?***
— Бомгю-хён~, — ласково протянул блондин, — Выходи, хорошо? Я здесь, рядом с тобой. Тебе не нужно пытаться собрать себя по кускам, прежде, чем выйти оттуда. Мои объятия могут стать твоим укрытием, обещаю. Пожалуйста, позволь мне быть рядом. Кай стоит у двери в раздевалку вот уже как полчаса, потому что, все же решив пойти на пару по физической культуре, Бомгю переоценил себя и заперся от всего мира, но на все слова младшего слышны лишь тихие всхлипы. В спортзале давно пусто, остались лишь они вдвоем, и Хюнин не тот, кто бросит все на самотек и отступит. Нет. Он не позволит Бомгю вновь тонуть в одиночестве. Может, раньше — да, но не сейчас, когда они сблизились и младшему стало не все равно на чужую боль. Он не знает, что произошло, не знает причину его слез и внутренних страданий, но искренне волнуется и хочет осветить его темный путь своими теплыми лучами, на что получает лишь молчаливый отказ и всхлипы по ту сторону двери. — Пожалуйста, хён, — уже почти шепчет, нервно зачесывая волосы назад, а уже через несколько мгновений слышит щелчок и скрип открывающейся двери. — Я очень устал, Кай, — с каплей нежности произносит его имя, но взгляд не поднимает. Ему стыдно. — Прости, что заставил ждать и беспокоиться за меня. — Иди ко мне, — утягивает его в свои крепкие объятия, чтобы старший смог почувствовать, что он в безопасности. И у него получается, хоть и самую малость. Пусть слезы и продолжают стекать по покрасневшим щекам. Бомгю обнимает его, сжимая пальцами ткань недавно купленного худи, и выпускает наружу все чувства, что разрывали его изнутри, позволяя себе рыдать навзрыд. Кай с облегчением выдыхает — Чхве Бомгю в безопасности. — Все хорошо, я рядом, — повторяет в который раз, пока старший позволяет Каю стать его другом, теперь уже без каких-либо сомнений. Они стоят так около пятнадцати минут, все это время Хюнин не выпускает Бомгю из своих объятий, пока не убеждается, что тот окончательно успокоился. А затем старший делится с ним тем, что произошло… Он рассказывает о Тэхене, которого он никогда не хотел потерять, о Ёнджуне, на которого он сорвался, о внутреннем хаосе, который разрастался в его сердце уже очень давно. И о том, как сильно он устал. Настолько, что вариант самоубийства уже не кажется безумием, а звучит весьма привлекательно, вот только он слишком трусливый для подобных вещей. Кай, внимательно выслушав заплаканного друга, покупает ему поесть, а затем провожает до комнаты, взяв обещание, что тот обязательно позвонит или напишет, если ему вновь станет плохо. И, как только младший уходит по своим делам, Бомгю замечает, что в комнате он снова один. — Слава Богу, — из его уст вырывается облегченный вздох и он ложится в кровать, уже через мгновение проваливаясь в крепкие объятия сна. На сегодня с него хватит.