***
Нильфгаард, 1257 Дверь распахнулась. В кабинет влетела маленькая девочка, которая тут же бросилась на шею отцу. Он заключил проказницу в свои объятия, поднялся на ноги и принялся кружить и подбрасывать, заставляя девочку визжать от радости и восторга. Её смех всегда заставлял его сердце наполняться нескончаемой радостью, он никогда не жалел времени, даже если знал, что за чертежами его ожидают ещё многие часы труда. Дочурка уселась к отцу на колени и стала интересом разглядывать чертежи и те правки, что периодически вносил в них отец. Иногда он брал чистый лист и что-то подолгу писал на нём чернилами, изредка оставляя кляксы. — Папенька, а кому ты пишешь письма? — спросила девочка, продолжая болтать ногами, которые пока ещё не доставали до пола. — Это для моих сослуживцев, — вполголоса ответил отец, не отрываясь от письма, — чтобы они знали, что могут исправить. — А это важно? — не унималась девочка. — Очень, — заключил отец, оставляя внизу страницы свою подпись. Затем он запечатал свои заметки в конверт и позвал слугу. Тот, войдя, поклонился, забрал «письмо» и удалился. Так происходило изо дня в день. Иной раз дочь, указывая на чертёж баллисты, конструкции осадной башни или любой другой непонятной ей вещи, спрашивала, что это. Тогда отец отвлекался от работы и, долго водя пальцем по чертежу, объяснял, как работают разные виды оружия. Ему было важно сделать это так, чтобы его дочь в свои шесть лет что-то, да поняла, но в то же время не обольщалась количеством тех средств, что потенциально могли быть направлены не только против вооружённого вояки, но и против мирного населения. Со временем девочка укрепилась во мнении о том, что некоторые ситуации и впрямь заставляют браться за оружие, но это не значит, что размахивать им по поводу и без, — правильно. Вскоре она уже знала все гербы нильфгаардских дворян, которые водили войска в бой. Мать не разделяла интересов дочери и тайно ревновала её к отцу, с которым она проводила куда больше времени, чем с ней. Стоило ей предложить дочери провести время за чтением и обсуждением умной книги, вышиванием или музыкой, как девочка находила предлог отправиться к отцу и, не взирая на возражения матери, демонстрировала ей язык и убегала к любимому родителю, чертежам, чернилам, перьям, письмам, кляксам и конвертам. В один день, войдя в кабинет папеньки и пытаясь отдышаться после очередного побега, сопровождавшегося криками и угрозами матери, она увидела, что на столе красного дерева, за которым отец по обыкновению корпел над чертежами и «письмами», лежал маленький лук, а рядом с ним — колчан со стрелами. Девочка была так поражена, что даже не сразу обратила внимание на присутствие родителя в комнате. Очухавшись от неожиданности, она перевела взгляд на отца, который впервые за долгое встречал её стоя. Как и всегда, он улыбался. — Я сделал его для тебя — сказал он, указывая на лежащее на столе снаряжение. — Для меня? — переспросила девочка, подходя ко столу и продолжая с удивлением разглядывать предметы на нём, — Это же настоящий лук… И стрелы… — Я подумал, что уже достаточно прочёл тебе теории для того, чтобы ты могла перейти к практике. — Практике? — У нас что, эхо завелось? — отец потрепал девочку по волосам, — Бери и пойдем на задний двор. Через несколько минут они оказались на заднем дворе своего имения и отец методично ставил на деревянный столик самые разные предметы: от сорванных в саду яблок до блестящих на солнце склянок, которые в хозяйстве уже не пригодятся. Покончив с этим, отец подошёл к дочери, державшей в руке лук. Он взял её за руку и подвёл к столу чуть ближе. — Вот, смотри, я расставил для тебя всё это, чтобы ты немного потренировала свою меткость, — он взял её за ту руку, что удерживала лук, и, направляя её, поднял лук так, чтобы он оказался прямо перед глазами девочки, — для начала тебе надо удостовериться, что ты крепко держишь оружие в руке, — на этих словах он убрал свою руку, и лук безвольно упал в траву. Девочка тут же подняла его и начала разглядывать, пытаясь понять, как же держать этот причудливый инструмент, который она прежде видела только на отцовских чертежах и картинках. — Найди такое положение руки, при котором кисть не будет уставать, — она взяла лук и поместила его перед собой, — хорошо, — отец достал из колчана стрелу и подал дочери, — теперь покажи мне, как ты ставишь стрелу, — девочка наобум ухватила стрелу двумя пальцами и поставила руку так, чтобы стрела шла перпендикулярно лучным плечам, — вот так, — кивнул отец, — теперь покажи мне, как ты натягиваешь тетиву, — и тут она растерялась. Она попыталась максимально отдалить лицо от стрелы, всеми силами натягивала тетиву, но в конечном итоге попросту выпустила стрелу из руки. Тетива брякнула, как струна на расстроенной гитаре, издав звук неизвестного регистра. — Давай помогу, — отец взял лук, — когда натягиваешь тетиву, не делай это слишком сильно: рука устанет, сил у тебя не хватит больше ни на что. Теперь, с чего мы и начали: удобно кладешь лук в ладонь, прихватываешь его так, чтобы не уронить, достаешь стрелу, а теперь самое интересное, — он взял стрелу, — ты совершенно правильно её расположила, бояться не стоит, — он натянул тетиву так, что наконечник стрелы оказался в районе его скулы, — смотришь на цель, проверяешь, что наконечник смотрит в том же направлении и, — он отпустил тетиву, стрела просвистела в воздухе и угодила ровно в зеленую склянку, которая тут же разлетелась на кусочки, — отпускаешь. Как-то так! — закончил он с улыбкой, возвращая лук дочери. Получив оружие обратно, девочка заметно напряглась, буквально вцепилась в лук, в этот раз уже более уверенно поставила стрелу и, уже не страшась того оружия, что держала в собственных руках, потянула тетиву и в следующий момент резко отпустила её. Стрела угодила в ножку стола. — Недурно! — воскликнул отец, — Но в следующий раз целься лучше, помни, что я сказал о натяжении тетивы. Девочка сделала шаг вправо. На очереди было спелое яблоко. Девочка проговаривала наставления отца вполголоса, но в последний момент, когда она изо всех сил старалась точно прицелиться, она вдруг почувствовала, как болит её левая рука, ослабила натяжение и опустила лук. — Что такое? — взволнованно спросил её отец. — Рука болит, — ответила девочка, показывая ладонь. — Не напрягайся так, тебе, в первую очередь, должно быть удобно. Пробуй ещё раз. Девочка выдохнула, вновь подняла лук и поместила его перед собой. К её изумлению, в этот раз стрела угодила точно в цель, это заставило её почувствовать себя чуть увереннее в обращении с оружием, следующие цели давались уже куда легче. Заметив, что дочурка немного заскучала, отец откуда-то достал кривой глиняный горшок и отошёл на двадцать шагов от того места, где они стояли прежде. Затем он вернулся к дочери и сказал: «Итак, этот шедевр гончарного искусства находится сильно правее от тебя. Попробуй попасть в него отсюда, с двадцати шагов, не двигаясь с места». Девочка с лёгкой улыбкой на лице приняла своеобразный вызов, брошенный ей отцом. Через несколько мгновений горшок разлетелся со страшным грохотом. Отец аплодировал дочурке, радуясь её первым успехам. Вдруг девочка услышала, как кто-то окликнул её. Обернувшись, она увидела, что это была её мама, которая стояла, скрестив руки на груди. Выражение её лица говорило о том, что она не слишком довольна выбором дочери провести вторую половину дня с отцом, да ещё и за занятием, которым, по её мнению, девушке увлекаться не пристало.***
Флотзам, 1271 Выслушав рассказ Геральта о том, что он подвергся несправедливости высшей степени и как лишь Роше понял, что ведьмак не виновен в убийстве короля Фольтеста, казалось, протрезвели все, кто прежде был пьян. — Не знаю, Геральт, что и сказать, — начал было Лютик, снимая шляпу, будто они собрались кого-то помянуть. Золтан икнул. — Да что тут, сука, говорить, дело дрянь. Остальные воздержались от высказываний. Тяжёлые мысли прервал вбежавший в корчму мужчина, лицо которого отражало подлинный ужас. Он прокричал что-то неразборчивое о чудовище, которое «честных людей топить принялось» и убежал прочь. Геральт выбежал из корчмы, Трисс, почувствовавшая присутствие магии, последовала за ним. Вновь оказавшись в порту, из которого он вышел буквально недавно, ведьмак застал жуткую картин: из воды вырывались щупальца, которые вскоре образовали полукруг, блокируя вход суден в гавань. Трое крестьян, к несчастью, оказались рядом с одним из зловеще вращающихся щупалец. Они понимали, что чудовище чувствует их присутствие и, хоть у него наверняка не было глаз, ему бы всё равно удалось поймать несчастных, а дальше можно было только надеяться на то, что их просто утопят, а не изломают все кости и не заставят умирать на гниющих досках. Когда щупальце на мгновение замерло в воздухе и крестьяне, понадеявшись на то, что им больше ничего не грозит и что это верный знак того, что чудовище отступает, распрямились и собирались уже пойти прочь, произошло именно то, чего они не ожидали: в следующий момент щупальце сделало резкое движение, рассекая воздух. Геральт ринулся вперед, но его опередили: на пирс взбежала девушка лет двадцати. Она была в мужской одежде: рубаха, кое-как заправленная в брюки, которые определенно были не по размеру и держались на талии исключительно благодаря широкому кожаному ремню, высокие сапоги. Каштановые волосы девушки были собраны в аккуратный пучок на затылке. Недолго думая, девушка достала свой меч и с силой ударила по щупальцу. «Бегите!» — крикнула она остолбеневшим от ужаса крестьянам, которые тут же пустились наутёк. Щупальце, встретившее сопротивление, начало яростнее крутиться вокруг девушки, оставшейся один на один с неизвестным ей злом. Несмотря на мощь и яростность последовавших ударов чудища, ей удавалось их отражать, хотя на то, чтобы обрубить щупальце, силы ей определенно не хватало. Несколько раз клинок оцарапал щупальце, оставив на нём не слишком глубокие раны, но этого было достаточно, чтобы ещё больше разозлить чудовище. Глазевшие на девушку зеваки, не упускавшие шанса понаблюдать за такой сценой, определенно стоившей их внимания, понимали, однако, что долго она не продержится. Так оно и было: когда чудовище ударило снова, девушка делала всё, чтобы не упасть на колени, ибо тогда бороться было бы труднее, но вдруг почувствовала, как слабеет, как сбилось её дыхание, как с каждой минутой сопротивляться становилось всё сложнее. При следующем ударе она всё же осела на колени. Натиск чудовища был так силён, что руки девушки, сжимавшие меч, задрожали в отчаянной попытке не дать чудовищу коснуться себя. Вдруг всё вокруг окутала синяя дымка, подводная тварь, видимо, тоже ощутила её появление, ослабила хватку, и все щупальца разом плюхнулись в воду. На какое-то время все оказались в безопасности. Девушка, прежде полная решимости, сейчас сидела на коленях, зажмурившись от страха. Как только она поняла, что опасность миновала, поспешила встать, отряхнуться, спешно стереть с меча кровь и яд, чтобы затем вложить его обратно в ножны. Девушка чувствовала себя максимально неловко, хотя ей и удалось спасти трёх нерадивых крестьян: несмотря на то, что появление её было эффектным, без чужой помощи справиться не удалось — повернув голову направо, она увидела Шеалу де Тансервилль, чародейку, сумевшую успокоить чудовище, теперь пристально смотревшую на неё. Девушка кивнула ей, как бы говоря «спасибо», Шеала тоже ответила кивком. Их моментально окружила целая толпа людей, которым непременно хотелось знать, что это было, а главное — как бороться с тварью, уже какое-то время терроризировавшей жителей Флотзама и мешавшей торговле. Крестьяне, обязанные жизнью незнакомке с мечом, осыпали её словами благодарности и спрашивали о том, что они могут сделать для неё, но она лишь отмахивалась и отнекивалась — не так и важны ей были награды и почести, когда она сама чуть не погибла. В её понимании от этих крестьян в тот момент её отличало лишь наличие в руках меча, который бы не сыграл никакой роли, не окажись рядом Шеалы, гордиться было нечем. Шеала приблизилась к незнакомке, с другой стороны к ней подошли Геральт и Трисс. — Тебе не стоило вмешиваться, — спокойно сказала Шеала. — Знаю, но их, — девушка жестом указала на всё ещё ошеломлённых крестьян, — могли и утопить, поэтому… — она не стала продолжать, заметив, что чародейка пытается разглядеть что-то, что находилось, по-видимому, у неё за спиной. Она обернулась. Трисс показалась ей совершенно миловидной, во всяком случае черты её лица были мягкими и приятными, располагали к себе. Нельзя было не обратить внимание на роскошные блестящие рыжие волосы, которые издалека наверняка смотрелись ярким пятном на фоне блёклых красок гавани. В стоявшем рядом с ней ведьмаке, о котором она, как и все почитатели барда Лютика, была наслышана благодаря запоминающимся текстам и ярким образам героев баллад, она сразу же узнала знаменитого Геральта из Ривии. — Трисс Меригольд и Геральт из Ривии, какая встреча, — с ухмылкой сказала Шеала. — Мы знакомы? — встреча со старыми знакомыми, которых он не помнил и не мог помнить, каждый раз заставала ведьмака врасплох. — Геральт потерял память, — тактично заметила Трисс. В приятную, почти светскую беседу, если игнорировать довольно специфический антураж Флотзамской гавани, вклинились спасённые крестьяне. — Спасибо, сударыни, что спасли, — говорил один нараспев. — Да, уберегли вы наши шеи, так бы чудище нас бы под воду, и ага! — Только что теперь с энтой тварью делать-то? Откуда она взялась-то? Может, эта ведьма-то его наколдовала? — сыпал вопросами третий. — Она спасла вам жизнь, так вы её благодарите? — подала голос незнакомка, которая теперь грозно смотрела на тех, кого так так отчаянно спасала от щупалец подводной твари, — занимайтесь своими делами, а мы уж как-нибудь разберемся и без вас, — заключила она. Крестьяне покорно удалились. — Спасибо, — сказала Шеала почти безэмоционально. — Кто ты? — спросил Геральт незнакомку с мечом. — Меня зовут Дориан, — ответила девушка, — я здесь живу и охочусь, — она осеклась, — вернее, живу я у стен Флотзама, в Биндюге, тут недалеко, — она махнула рукой в направлении ворот. — Хочешь сказать, ты убиваешь монстров? — Нет-нет, — она замотала головой, — я охочусь на некоторых животных и птиц. В лесу полно всяких монстров, но ими не занимаюсь, мне пока дорога жизнь. А для тебя полно работы, — она улыбнулась. — Должен сказать, что бросаться на такое чудовище было очень рискованно с твоей стороны, — серьёзно сказал он. — Знаю, — Дориан шумно выдохнула, — с мечом я пока не слишком уверенно обращаюсь, зато неплохо управляюсь с луком и арбалетом, тем и живу. Шеала прочистила горло, сигнализируя о том, что фокус разговора сместился с важного на второстепенное. — Я приехала из Ковира, чтобы убить кейрана, Геральт, — сказала она, — не упрямься, я знаю, что ты работаешь один, но я прибыла сюда раньше, так что уступать тебе работу не намерена. — Так и быть, — ведьмак неохотно согласился, но делать было нечего. — Седрик, — чародейка уловила немой вопрос в глазах Геральта, — бывший скоя’таэль, говорит, будто кейран появился здесь с месяц назад, а раньше жил на болотах, — она сделала паузу, — так совпало, что он тоже живёт в Биндюге, Дориан проводит вас. На этом Геральт, Трисс и Дориан попрощались с Шеалой. — С тобой всё в порядке? — спросила Трисс дружелюбно. — В полном, — отрезала Дориан. — Ты не порвала одежду? — не унималась чародейка, — Могу зашить, — она незаметно оглядела её с ног до головы: хотя одежда девушки нисколько не пострадала во время атаки кейрана, только теперь Меригольд поняла, что рубаха и безразмерные брюки смотрелись совершенно неприглядно. — Вроде нет, но спасибо за беспокойство, — в её голосе слышалось недоверие по отношению к чародейке, к чему та, разумеется, привыкла, но это, конечно, никогда не могло её радовать. Не зная, чем заняться, Дориан проследовала за новыми знакомыми в корчму. Командир «Синих полосок» стоял у стены, покуривая трубку. Он определенно был погружен в свои мысли, но, увидев, что ведьмак и чародейка вернулись не одни, как будто очнулся. — Чтоб меня зажарили! — воскликнул Роше, — Дориан, ты ли это? Сколько лет прошло? — он сделал шаг навстречу девушке, которая, в свою очередь, почти подбежала к нему. — Шесть, — Дориан широко улыбалась, — уже с хвостиком. Быстро же время летит. — И не говори, — по обыкновению не выражавший никаких эмоций Роше поймал себя на том, что абсолютно не знал, как себя вести: обнять? приласкать? сказать, какой красавицей она выросла? так ведь обычно поступают? — Не хочу показаться невежливой, — она потупила взгляд, — но что привело тебя сюда снова? Этот вопрос застал Вернона Роше врасплох. — Вернон, ты не представишь нам эту молодую особу? — в разговор вдруг вмешался Лютик. — Это Дориан, моя старая знакомая, — сказал командир, — и давайте мы не будем впутывать еë в это дерьмо. — А вот тут вы лукавите: она совершенно не старая, напротив, молодая особа в самом расцвете сил и, позволю себе заметить, на пике своей красоты, — разошёлся поэт, будто не слышал режущего слух слова, однако же ëмко описывающего то дело, которым теперь уже они все были связаны. — Лютик! — прикрикнул на него Геральт, как это бывало и прежде в ходе многих странствий, в которых ведьмак позволял барду сопровождать себя, но каждый раз как в первый сожалел о таком решении, поскольку возиться с Лютиком порой было равноценно тому, чтобы ухаживать за маленьким ребёнком: стоит оставить его без присмотра, так тут же что-нибудь, да случается. Вот и сейчас поэт всячески способствовал тому, что все так или иначе отвлекались от главной темы разговора. — Мэтр Лютик! — обрадовалась Дориан, — наслышана! — Рад знакомству, — Лютик снял шляпу, — не может не радовать и то, что юная леди, судя по всему, знакома с моим творчеством, что, несомненно, не может не льстить мне. — Ты смотри, как заливает, хер моржовый! — хохотнул Золтан, — стоило мазель Дориан появиться на горизонте, как у него глаза заблестели. Дориан рассмеялась. — Вы слишком строги к нему, — сказала она. — А вы слишком добры ко мне, — улыбнулся Лютик, — прошу простить все особенности лексикона моего верного друга и товарища Золтана Хивая, которые вы только что имели честь слышать. — Ох, простите, — ответил краснолюд, — совсем забыл, что при даме не положено. — Как я успела заметить, я не единственная дама в вашем обществе, — она перевела взгляд на Трисс. — Пожалуй, госпожа Меригольд уже привыкла к нам, и её более не шокируют используемые нами формулировки, — заметил Лютик. — Госпожа Меригольд и сама за словом в карман не полезет, — ответил Геральт. Дориан обратила внимание на то, как просияло лицо Трисс в тот момент, когда прозвучали эти слова, как она придвинулась к ведьмаку и посмотрела на него с любовью и благоговением. Она была уверена: интуиция её не подводит, Геральта и Трисс связывают глубокие чувства. — Довольно этих обменов любезностями, черт вас подери, — гаркнул Роше, — раскудахтались. Мне не до смеха, милсдари! — с едва уловимой ноткой отчаяния в голосе воскликнул он. Он поймал на себе обеспокоенный взгляд Дориан. — Дело в том, — продолжал он, — что король Фольтест убит неизвестным ведьмаком, и не спеши думать на Геральта, он ни при чем, — тон его голоса был ледяным, — мы вышли на след, потому что ему помогли скоя’таэли, — Роше на мгновение замолчал, стиснул зубы и глухо стукнул кулаком по столу, — я уверен, что за убийством моего короля стоит Йорвет и его ублюдки, которых здесь полно, — неожиданно его голос зазвучал почти безэмоционально, — за этим мы здесь. Дориан не знала, что и думать. — Если вам потребуется моя помощь, — еë перебили. — Будь уверена, потребуется, — настоял Роше, — ты знаешь здешних обитателей лучше всех нас. — Хорошо, — она сомневалась в том, что действительно сможет помочь, хотя и предложила сама. Пауза после неприятного разговора затягивалась. Рядом с Роше стоял юноша, который всё время молчал и будто бы оказался в корчме лишь для того, чтобы оттенять командира «Синих полосок». Когда он наконец понял, что пришла его очередь представиться или быть представленным, он, полный решимости, подошёл к девушке. — Ян Больт, адъютант, — застенчиво сказал он и, всё ещё не имея понятия, что делать, когда представляешься даме, пусть и не на светском приёме, а в шумной корчме, протянул девушке руку, не снимая перчаток. К его радости, девушка крепко пожала его руку. Лишь мгновение спустя он понял, какую оплошность допустил, и опустил взгляд, краем глаза улавливая то, как смотрит на него Роше. Юноше думалось, что в его взгляде читается «Стыдно, батенька», не иначе. Ян, желавший узнать новую знакомую получше, пригласил еë за соседний стол, чтобы не стеснять Трисс, Геральта, Лютика и Золтана. — Что случилось там, в гавани? — несколько обеспокоенно спросил адъютант, — Вы с Геральтом и Трисс обезвредили чудовище? — Всë было не совсем так, да и, как оказалось, всё куда сложнее, — Ян с недоумением посмотрел на девушку, — дело в том, что уже некоторое время торговле мешает кейран. — Кто? — Кейран. Ну, знаешь, он похож на здорового такого осьминога, настолько большого, что вполне себе может топить корабли, что с успехом и делает в последнее время, — на секунду ей показалось, что Ян бледнеет от ужаса, — я была в порту, когда он снова атаковал, — она поморщилась, понимая, что эпизод, в котором она, к сожалению, была явно не на высоте, придётся пересказать, — я только позлила его, поцарапала щупальце мечом, делов-то. — Да ты герой! — воскликнул адъютант. — Не нужно иронии, — она пристально посмотрела на него, — если бы не Шеала де Тансервилль, мы бы сейчас не разговаривали, она спасла меня в тот самый момент, когда я уже не справлялась с мечом и очень устала. — Не так часто встретишь девушку с мечом, который бы висел не для декорации, — отметил Ян. — По правде говоря, из лука я научилась стрелять гораздо раньше, и мне привычнее придерживаться тактики дальнего боя, а не бросаться на противника, — она предвосхитила дальнейшие вопросы адъютанта, — это долгая история, разговоров не на один вечер. Я не так часто применяю меч, и, кажется, по-прежнему есть к чему стремиться. — Конечно, — подтвердил адъютант, — А что же Геральт и Трисс? — Я не сразу их заметила, видимо, они прибежали на крики, — Дориан пожала плечами, — они договорились с Шеалой насчёт убийства кейрана, я считаю правильным то, что им займутся профессионалы, а не самоучки, — она ухмыльнулась. Ян плохо представлял себе круг вопросов, которые ему было позволено задавать, поэтому на некоторое время между ними повисла тишина, перемежаемая смехом, возгласами и разговорами со всех сторон. — Как я понял, ты живёшь в Биндюге? — он подумал, что этот вопрос сравним с вопросами о погоде и положении дел в жизни человека, но всё же рискнул его задать. — Да, а что? — Мы прибыли сюда из-за эльфов, живущих в этом лесу, — начал было Ян, но Дориан его перебила. — Мы живём в тесном соседстве с эльфами и не жалуемся, — сказала она с вызовом в голосе. — Ты хочешь сказать, что между вами не возникает стычек, вы мирно сосуществуете? — адъютант не до конца верил еë словам, хотя сомневаться в них было глупо. — Веришь или нет, мои лучший друг — эльф, — это утверждение несколько потрясло Яна, который привык видеть в эльфах предателей и смутьянов, как его наставлял Роше, — он помогает людям, причём очень часто безвозмездно, поэтому мы не боимся жить в лесу: ни один человек не знает его так, как этот эльф, это нечто необъяснимое, он буквально чувствует его, — последнее позабавило Яна, и он тихо засмеялся, что вызвало недовольство Дориан, однако она не имела ни малейшего желания конфликтовать с ним. Разговор вновь был прерван, адъютант чувствовал себя неловко и чувствовал необходимость в продолжении беседы с новой знакомой. — Как давно ты знаешь Роше? — спросил Ян вполголоса, опасаясь, как бы командир не услышал и не счёл, что он хочет использовать полученную информацию в каких-либо корыстных целях. — Очень давно, — она задумалась, пытаясь вспомнить, сколько лет ей было, когда она познакомилась с Верноном Роше, — знаешь, я даже не скажу, насколько, но я была совсем ещё ребёнком. — Даже так? — адъютант действительно удивился, — Выходит, ты знала его совсем молодым? — он украдкой взглянул на того, о ком шла речь, будучи уверенным в том, что тот его отлично слышал, и не ошибался: Роше смотрел на него серьёзно, так что Ян очень быстро понял, что начать обсуждать начальника прямо у него под носом было не лучшей идеей. Дориан лишь улыбнулась. — Я очень благодарна ему. Уверена, что многолетняя служба при короле и бесконечные войны изменили его характер, ожесточили, что ли, но я видела, каким добрым он бывает, — она опустила взгляд, — не могу сказать, что он заменил мне отца, однако пока мог, он делал всё ради того, чтобы в Биндюге мне не было так уж одиноко, помогал когда словом, когда делом, — она вздохнула, — кто бы что ни говорил, я знаю его именно таким, каким, наверное, его знают и помнят очень немногие. Теперь Роше наблюдал или делал вид, что наблюдал за тем, что происходит в центре зала, как бы оценивающе глядя на обитателей корчмы. Ян подумал, что он вдоволь наслушался эпитетов о себе, и теперь их с Дориан беседа будет волновать его куда меньше. Несмотря на это адъютант понимал, что ходит по тонкому льду и тему для разговора абсолютно точно нужно сменить, но на ум ничего не шло. К счастью, прежде, чем он успел хотя бы попытаться продолжить разговор, Дориан принялась задавать ему интересовавшие её вопросы. — А давно ты служишь? — Ян многозначительно посмотрел на неё. — Полтора года. — И только? — Служба — не самая интересная тема для разговоров, на мой взгляд, — он скрестил руки на груди, — полтора года я адъютант главы специального отряда, до этого долго-долго был сквайром, ничего особенного. — Действительно! — Дориан кокетливо посмотрела на Яна. Ему было трудно скрывать внезапно возникший к девушке интерес, объяснявшийся тем, что все своё время он проводил, сопровождая Роше, и тем, что он знавал не многих, но те девушки, что ему попадались были совсем не такими, как та, что сидела напротив, — она держалась непринуждённо, не обременяя себя пафосными словами, не напуская гримас серьёзности. Её непосредственность прямо-таки обезоруживала. Каждый раз, когда она улыбалась, он чувствовал, как ему хочется улыбнуться в ответ. — Итак, дамы и господа, — возвестил Лютик, выходя в центр зала и приковывая внимание всех обитателей корчмы к себе, — обратимся к бессмертной классике! — его пальцы заскользили по струнам, создавая чудесную мелодию, которая так и лилась, и разливалась по сердцам всех присутствовавших. Ян не сводил глаз с заворожённой пением барда Дориан. Под блёклым светом свеч она отнюдь не теряла своей приятности, напротив: только теперь он заметил, как очаровательны короткие прядки волос, обрамляющие еë лицо, как она поднимает брови на особо трогательных для неë моментах, как тихонько вторит знакомой мелодии. Она была не здесь: в этот момент она жила миром баллады, каждый её звук, каждое её слово отзывалось где-то глубоко в душе. Встретив эту девушку впервые, Ян начал ощущать то новое, не слишком знакомое ему чувство, в котором он, будучи человеком, который шёл бок о бок с Роше, напрочь отрицавшим очарование женщины, пока ещё не готов был себе сознаться. Когда бард завершил своё выступление, корчма заполнилась звуком аплодисментов, свистом и криками «браво!». Почитатели таланта со всех сторон окружили Лютика и принялись расспрашивать его о старых и новых произведениях, о том, что же в них все-таки было правдой, а что поэт приукрасил. Поэт как человек тонкой душевной организации, желавший подольше оставаться в мире своих фантазий, каждый раз отвечал довольно уклончиво. Как бы там ни было, повышенный интерес к его персоне, разумеется, радовал. Ян и Дориан не стремились присоединиться к образовавшейся вокруг поэта толпе. Девушка лишь оглядывала поклонников Лютика, которые с таким трепетом относились к каждой из строк существующих баллад его авторства. Затем она перевела взгляд к столу, за которым сидели Трисс, Геральт и Золтан и, к своему удивлению, не обнаружила за ним ведьмака и чародейки. Это нисколько еë не расстроило, но, когда она увидела, как Роше пытается спешно договориться с корчмарем, который не слишком хорошо его слышал из-за гула толпы, о комнатах, она задумалась о том, что, должно быть, было уже достаточно поздно и пора было попрощаться со всеми, чтобы направиться в Биндюгу, поскольку тратить и без того скудную сумму денег, заплаченную деревенскими за какую-то оказанную в хозяйстве помощь, не хотелось. — Думаю, мне пора, — сказала она Яну, вставая из-за стола, — я бы хотела без приключений дойти домой, а тебе пора отдыхать. — Может, я тебя провожу? — галантно предложил адъютант. — Не стоит, — она покачала головой, — тут недалеко, да и в самой Биндюге безопасно. — А как же белки? — этот вопрос заставил Дориан закатить глаза под лоб. — На этот случай я всегда ношу с собой орехи, — она криво ухмыльнулась. — Ладно-ладно, — адъютант поднял руки, показывая, что сдаётся, — приятно было познакомиться с тобой, Дориан, надеюсь, мы ещё встретимся. — Не сомневайся, — напоследок она лучезарно улыбнулась и направилась к Роше. Известив о своём уходе всех кроме неизвестно куда запропастившихся ведьмака и чародейку (впрочем, Дориан это нисколько не волновало), девушка отправилась домой по дороге, тонущей в сумерках. На улицах Флотзама было довольно темно и пусто, кое-где на углах мерцали зажжённые факелы. То и дело слышалось эхо пирушек: пьяное пение, хлопки и удары, звон кубков — всё это складывалось в какофонию беспечности и опьянения. Когда же Дориан миновала задремавших на алебардах стражников и прошла через ворота, её встретили многовековые деревья, тянувшиеся к звёздному небу, шелест их листьев, шёпот травы под ногами, уже издалека виднелись огни на импровизированной вышке, сооруженной эльфами. Она была почти уверена, что свет распространяли два факела, которые принадлежали Седрику и Сегериму, добросовестно выполнявшим свою работу по наблюдению за окрестностями. Тропинка вывела её к дому. Не мешкая, она вошла, заперла дверь, зажгла свечу, посмотрела на себя в зеркало. Впервые за всё время она была так взыскательна к своей внешности: никогда ранее несовершенства лица и тела не казались такими уж явными, никогда не хотелось повернуть время вспять и предстать перед своими знакомыми в чем-то другом. При этой мысли возникал вполне логичный вопрос — «А в чëм же? " Она подошла к пыльному сундуку, стоящему в углу комнаты, стёрла пыль с крышки одной ладонью, затем механизм щелкнул, и «сокровищница» была открыта. Девушка тут же почувствовала запах старых тканей и принялась в полумраке разглядывать пуговицы и манжеты платья, что лежало сверху, — это удавалось ей с трудом, посему она спешно захлопнула крышку сундука и озадачила себя нагревом дальновидно заготовленной с утра воды, мытьём и подготовкой ко сну. Ян, которого Роше отчитал перед сном (это уже стало его ритуалом) за то, что тот «слюни распустил» и «на бабу позарился, сосунок», уже крепко спал на скрипучей постели комнаты в таверне, как, собственно, и его командир. Не спалось в эту ночь только Геральту и Трисс, которые буквально испарились. Все, разумеется, догадывались, почему же они пропали вдвоем и где их искать, но никто не смел тревожить. Чародейка пальцем выводила на груди ведьмака причудливые узоры, согреваемая его объятиями. Вспоминая отрывки их долгого и неприятного для неё разговора, Трисс то и дело незаметно зажмуривалась и прижималась к Геральту плотнее, как будто всё, что она рассказала, могло тотчас же заставить его одеться, взять мечи и, позабыв об убийствах королей и о том, что добрая часть Темерии считает его причастным к ним, отправиться на край света в поисках той жизни, которой она его лишила. Почему-то именно теперь Трисс Меригольд, которая всяко была опытнее адъютанта Больта, робела перед Геральтом, словно девочка. Только теперь она понимала, во что впутала саму себя, что ведьмак вряд ли простит её, что если он всё ещё с ней, то это вряд ли потому, что он испытывает к ней что-то, — скорее из жалости, это очень ненадолго, и эта мысль печалила больше всего. Всё меркло на фоне того, что она считала личной трагедией. — Ты какая-то тихая, — вдруг нарушил молчание ведьмак, — задумалась о чём-то? — Нет, просто наслаждаюсь тишиной, — она вздохнула, — и спокойствием. — Трисс… — Не стоит, Геральт, — её голос вдруг задрожал, — не стоит расспрашивать меня, лучше расскажи мне что-нибудь сам. Ведьмак хмыкнул: он определенно не привык к экспромтам. — Что насчёт той чародейки, что мы сегодня встретили? — Ну, ты, конечно, нашёл тему для разговора. Отличный выбор, скажу я тебе, особенно, когда в неглиже лежишь в постели с другой женщиной, браво, — у Геральта не было ни сил, ни желания пытаться её переубедить или начать осыпать её словами о том, что другой такой талантливой чародейки, как она, на свете не сыщешь, что она преданный друг и при этом невероятная любовница. Трисс одним движением выскользнула из его объятий и села рядом, ведьмак тоже сел на кровати. Затем она почти прыгнула на него, оказавшись на его бёдрах, обвивая шею руками. Геральт обнял её в ответ. Он услышал её всхлипы, почувствовал, как она содрогается от плача. Расцепив кольцо своих рук, она поспешила стереть с лица слёзы, которые почему-то не могла остановить. — Прости, — прохрипела она, — нет ничего более жалкого, чем чародейка в слезах.