Беглецы из Флотзама

      Флотзам, 1271       Проснувшись поутру, Геральт и Трисс молча оделись.       Никогда ещё тишина не была настолько оглушительной для чародейки. Но если Геральт мог молчать просто потому, что такова была его природа: он не был склонен делиться своими мыслями и чувствами даже с теми, кто был ему действительно дорог, за исключением, разумеется некоторых случаев, то Трисс просто не могла сказать ни слова — ни «доброе утро», ни «чем займёмся сегодня?», ни еë шуток, ни смеха… когда-то смешливую и жизнерадостную чародейку было уже не узнать, и дело было отнюдь не в политике.       Оказавшись в коридоре, Геральт напряг слух и понял, что Ян и Роше уже давно не спали. Такой вывод он сделал по недовольному бурчанию последнего. Недолго думая, он прошёл дальше по коридору и распахнул дверь, не утруждая себя стуком и прочими, как ему казалось, условностями. — А стучаться тебя не, — возмущённо начал Роше, прерываемый Яном. — Доброе утро, Геральт, — адъютант кивнул ведьмаку, заставив командира замолчать. Роше, очевидно, недовольный тем, что его нравоучениям препятствовало вторжение, хмыкнул. — Итак, чего пришёл? Есть новости? — он скрестил руки на груди и выглядел смертельно серьёзным, однако более нельзя было сказать, что он намеревался вести беседу на повышенных тонах. — Пока нет, — Геральт покачал головой, — Мы с Трисс хотим узнать побольше про этого кейрана, — он сделал особый акцент на последнем слове, будто это было какое-то слово на старшей речи, которое едва ли мог без видимого усилия произнести человек, не слишком хорошо владевший только всеобщим языком. — Возьмите этого с собой, — он бесцеремонно указал пальцем на Яна, — а то заскучал он уже что-то.       На лице Роше появилась отвратительнейшая ухмылка из всех, что бедному адъютанту когда-либо приходилось видеть.       Конечно, он знал, что командир, особенно такой, как Вернон, уж точно не будет ему отцом родным, но всё чаще в последнее время он думал, что то, что он творит, — уже перебор, так к нему не относился никто, даже когда он был сквайром. Это утро, как и многие другие, началось для него с упрёков, поучений, которые отнюдь не выглядели как советы от хорошего наставника, напротив: это была настоящая пытка, пытка для его гордости и самолюбия, которых у него, как он чувствовал, день ото дня оставалось всё меньше.       Кто знает, может, этого и добивался командир: он хотел идеальной дисциплины, подчинения, он все-таки был военным человеком, но даже такие мысли не внушали Яну больше уважения или почтения по отношению к Роше. Он был вынужден подавлять себя, молчать, когда хотелось высказаться, и, хотя ему внушили, что всё это от того, что он слишком слаб, не мог смириться.       Теперь он с недоумением смотрел на командира, который вдруг решил отправить его с ведьмаком, который обычно работает один, однако внутри он ликовал: Геральт спас его, по крайней мере, от часа пребывания в обществе командира. — Да мы бы и сами справились, но раз так, — он посмотрел на адъютанта, — пошли.       Ян последовал за ними.       Он вдруг вспомнил, что вчера, пока они с Дориан наслаждались чудесным выступлением Лютика, ведьмак и чародейка как будто растворились в воздухе, и все не слишком стремились их отыскать. Адъютант даже немного завидовал Геральту, ведь он был свободной птицей, путешествующей по свету, не связанной ни с кем оковами долга и преданности, мог выполнять работы ровно столько, сколько ему нужно, а кроме этого проводить время с любой понравившейся женщиной, будь она чародейкой, сияющей красотой, или простой крестьянкой с грубыми от работы руками, растрепанными волосами и вечно мятой или грязной одеждой, — это, пожалуй, увлекло Яна больше всего, и он принялся пытаться представить себе то, что упустил вчера: как Геральт и Трисс, горящие взаимным пылким желанием, почти выбегают из трактирной залы, как они уже в комнате срывают с себя одежду и прижимаются друг к другу горячими телами, как проворные женские пальцы зарываются в пепельные волосы, как сильные мужские руки подхватывают под крепкие бёдра… — Знаешь, куда мы идём? — спросил Геральт.       Ян нервно сглотнул, осознав, что он здесь, на площади Флотзама, посреди которой висят трупы, а никак не в комнате любовников. — Ян, — повторно обратился к нему ведьмак. — Видимо, в Биндюгу, — протараторил он. — Верно, — ответил Геральт, — не знаю, чему учил тебя командир, но давай без фокусов. — О чëм ты? — Ян был не то удивлён, не то возмущён таким вопросом. — О том, что давай ты не будешь доставать оружие, — теперь голос ведьмака звучал почти угрожающе, — мы идём поговорить с одним эльфом, не более, нет нужды всё усложнять. — Как скажешь, — Ян лишь пожал плечами.       В то время как его товарищи по отряду, полные решимости, с боевыми криками бросались на эльфов, чтобы перерезать всем им горло, не оставить в живых ни одного, Яну убийство представителей другой расы, равно как и своей собственной, не приносило никакого удовольствия: хотя бесстрашные «Синие полоски» с горячими головами в час битвы, когда всё вокруг превращалось в кровавое месиво, не замечали этого, адъютант становился мертвенно бледным и пытался сдержать подступающую рвоту. Всякий раз он корил себя за слабость и трусость, в которых упрекал его Роше, но ничего не мог с собой поделать.       Однако же, когда командир, страшно ругаясь матом и срываясь на крик, рассказывал о жестокости эльфов и о том, как они безжалостны по отношению к гражданским (что, разумеется, делало их бандитами и террористами), Ян охотно верил его россказням, абсолютно не принимая во внимание то, что его собственных братьев по оружию в ходе битвы против очередного партизанского отряда было не отличить от бессердечных эльфов. Это не мешало адъютанту ненавидеть остроухих не меньше своего командира, иначе и быть не могло.       Ян и сам не заметил, как остались позади ворота, как они по скрипучей лесенке взобрались на импровизированную вышку, на которой перед ними предстали двое эльфов. Они были немало удивлены визитом немногочисленной, но столь пёстрой по составу делегации. — День добрый, — с показной решимостью в голосе произнёс светловолосый эльф, чье лицо обрамляли две аккуратно заплетенные косички. Его черноволосый спутник лишь кивнул в знак приветствия. — Вам тоже добрый день, — ответил Геральт, — ты Седрик? — Положим, что я, — сказал эльф, — с кем имею дело? — Я Геральт из Ривии, ведьмак. — Кто это с тобой, Геральт из Ривии? — Седрик будто нарочно придавал своим интонациям комичное звучание, будто перед ним был не ведьмак, а не смышлёный ребёнок. — Трисс Меригольд, — представилась чародейка. — Ян, — он хотел было представиться как обычно, но в последний момент остановил себя, осознавая, к чему это может привести. — Ты прекрасно пахнешь, Трисс, — сказал эльф, и все начали думать, что он полоумный и что если им действительно понадобится помощь с кейраном, то они наверняка не по адресу. — Седрик, ближе к делу, — ведьмак нахмурился, — нас интересует кейран. — Неужели? — почти засмеялся эльф, — Неужто комендант наконец нанял кого-то, чтобы разобраться с ним? — он не мог не заметить многозначительные взгляды троих, стоявших напротив него, — Что ж, обычно я не помогаю бесплатно, но если у тебя найдётся несколько оренов, то я мог бы смастерить ловушку для чудовища. — Думаешь, какая-то ловушка поможет в схватке со здоровой тварью, которая умудряется блокировать весь порт? — Не сомневайся, она сработает, — эльф кивнул, — я бы советовал вам осмотреть недавно потопленный им корабль, может, ещё чего узнаете. Выйдите к воде и идите вдоль берега, не ошибетесь. — Я понял. Ещë подумаю над твоим предложением по поводу ловушки, — спокойно ответил ведьмак. — Ты пойдёшь на кейрана один? — спросил Седрик. — Нет, — замялся Геральт, — есть ещё кое-кто. — Если кто-то из магиков, то я почти уверен, что вы справитесь сами, хотя это будет непросто, — эльф пожал плечами, — обращайтесь, если что, я всегда здесь.       Ян понимал, что события разворачиваются слишком стремительно и что скоро ему снова придётся выслушивать от Роше. Эта мысль не приносила ему никакой радости. — Одна моя знакомая, — начал Ян уверенно, — сказала, что здесь живёт эльф, который, как она выразилась, чувствует лес, — он уставился на Седрика.       Эльфы переглянулись. — А имя этой знакомой случаем не Дориан? — усмехнулся черноволосый эльф, которого звали Сегерим. — Именно так, — подтвердил Ян. — Другого она и не могла сказать, — Седрик покачал головой, — в общем-то, мне трудно объяснить это, но за долгие годы жизни здесь я научился понимать окрестности Биндюги. Я стараюсь направить это на благо местных. — Как это? — Ян был удивлён таким ответом, поскольку командир всё время вдалбливал в голову совсем другое. — Я знаю, где живут чудовища, куда заходить не стоит, — он осëкся, — но я не всесилен: иногда ошибаюсь, и эти ошибки стоят действительно дорого.       Объективных оснований не верить этим словам у адъютанта не было, но что-то заставляло его думать, что Седрик говорит всë это исключительно для того, чтобы втереться в доверие. — У нас дела, — вдруг напомнила о себе Трисс, — Геральт, возможно, ты хотел что-то ещё знать? — это был первый раз за утро, когда она обратилась к нему по имени, да и заговорила с ведьмаком вообще. — Чудовищ в лесу много? — сухо спросил он. — Ты уже замахнулся на рыбу побольше, — иронически заметил Седрик. — Такая рыба, конечно, всем рыбам рыба, — добавил Сегерим. — Смейтесь, но мне нужна работа, — угрюмо ответил Геральт. — Чудовищ полно: накеры, эндриаги и прочая гнусь, — заключил Седрик. — С чего вдруг, хотелось бы знать, — сказал ведьмак. — Можно сказать, что это место, этот лес, — эльф задумчиво обвёл взглядом лежавшие внизу дома, — прокляты. Если захочешь прогуляться, то точно наткнешься на лечебницу, точнее, на то, что от неё осталось, — он нервно сглотнул, — во время второй войны с Нильфгаардом произошёл пожар, все умалишённые, которых удерживали там, сгорели заживо, — эти слова потрясли впечатлительного адъютанта, — с тех пор там обитает что-то ужасное, никто из тех, кому дорога жизнь, не пойдет туда. — Спасибо, что сообщил, — сказал ведьмак, развернулся и зашагал в сторону лестницы. — Покорнейше благодарим, — брякнул Ян, сам не зная зачем. — Бывайте, — махнул рукой Седрик.       Эльф смотрел вслед чародейке и дивился её красоте: эти ярко-рыжие волосы, этот лёгкий шаг, напоминавший танец, эта стройная, словно у статуэтки, фигура — всё это не могло оставить его равнодушным.       Он был стар даже по эльфьим меркам, знавал многих, и пусть Трисс и не была самой красивой по сравнению с его бывшими любовницами, среди которых были и эльфки, и полуэльфки, и четвертьэльфки, и, конечно, бесчисленное количество человеческих женщин, ему было трудно устоять перед ней. Богатый опыт общения с людьми позволил Седрику с первой секунды, как перед ним оказались трое, понять, что ведьмак почти игнорировал присутствие чародейки, в то время как Меригольд, будто девчонка, действительно любовно смотрела на Геральта и обращала внимание на каждое его слово и каждый жест.       Седрик был слишком мудр, чтобы воспринимать странное волнение, которое он теперь испытывал, сколько-нибудь серьёзно, и вместо того, чтобы терзать себя догадками о том, что бы это могло быть, он предпочел предоставить дело случаю, предлагаемым обстоятельствам, в конце концов, нет ничего зазорного в случайной страсти, каких уже было предостаточно. — Ян, тебе пора возвращаться к Роше, — сказал Геральт, — дальше может быть опасно, да и мы с Трисс сами справимся, — это предложение удивило чародейку и заставило подумать, что ведьмак хочет побыть с ней наедине, а это не могло не радовать. — Могу я подождать вас здесь? — поинтересовался адъютант, — хотелось бы повидать Дориан, — он бы добавил «а командира не очень», но счёл, что это будет лишним. Губы чародейки тронула едва заметная улыбка — она догадывалась, почему Яну так важно остаться в Биндюге и почему он не спешит к Роше. — Так и быть, — сказал ведьмак, — только помни, что с незнакомыми дядями и тëтями заговаривать не стоит, — он ухмыльнулся. — Очень смешно, — хохотнул адъютант, — до встречи на этом самом месте.       Геральт и Трисс неспешно удалялись, а Ян принялся думать, где ему стоит искать Дориан. Деревенька была небольшая, поэтому выяснить, в какой из хижинок она живёт, не должно было составить труда.       Ян сделал несколько шагов, миновав пару неприветливых домишек, и остановился. Он пытался представить себе дом, в котором жила Дориан. По его мнению, он либо должен был быть таким же неприглядным, либо же разительно отличаться от того, что уже было перед глазами, естественно, в хорошем смысле. Затем он прошёл ещё немного, но с каждым шагом вид домов становился всё более отталкивающим. Он снова остановился и принялся думать о том, что бы предпринять. Но долго думать не пришлось.       Адъютант обернулся. Справа, на почтительном расстоянии от других хижинок, стоял довольно приличный для Биндюги домик: не было похоже, что доски из которых он был сколочен, гнили и грозили обвалом, по сравнению со своими собратьями он не казался таким уж серым. У дома стояла девушка в мужской одежде, копну еë каштановых волос колыхал ветер. Напротив неë стоял Седрик, который увлечённо о чём-то ей рассказывал. — Знаешь, когда я был ребёнком, — говорил он, — мы с братьями приручили трёх крыс. — Крыс? — удивилась Дориан, — они же такие… — Отвратительные? Помойные — возможно, но наши были примерными полевыми. — Смешно звучит, — улыбнулась она. — Так вот, — продолжал эльф, — мы смастерили для них клетку, из которой они, конечно, быстро наловчились выбираться. — И что вы делали? — Да ничего, — сказал Седрик, — Однажды, когда я до того резво носился с палкой за окрестными мальчишками, я упал и разодрал себе ногу об камень. — Бедный, — посочувствовала девушка, — наверное, это было ужасно больно. — Ужасно. Но ещё ужаснее было обрабатывать рану мазью, которой нас всех мазала мама, — он остановился, на секунду в голове возник образ давно потерянной матери, которая погибла от рук людей, когда братья были ещё совсем детьми, — эта мазь до того воняла, ты не представляешь, — Дориан хихикнула, — но мои крысы, знаешь, это чудо. — Сработали лучше мази? — Да нет же, что ты, — он тоже улыбнулся, — они втроём влезли на меня и начали слизывать слезы. — Как мило, — ей хотелось пищать от умиления, — не думала, что крысы такие смышлёные. — Конечно, — сказал он, — в те моменты казалось, что уже не так уж и больно. Очень умные зверушки, жаль только, что живут недолго, — Седрик вздохнул.       Адъютант приблизился к дому. — Привет, — сказал он, обращаясь к Дориан, — давно не виделись. — Кажется, что прошла вечность, — отшутилась она.       Это всякий раз поражало адъютанта: складывалось впечатление, будто девушка или никого не уважает, или же привыкла так общаться со всеми своими знакомыми — в шутливо-ироничной форме. С другой стороны, как ему думалось, она жила в деревне, тогда к чему же здесь строгий протокол? — Что-то решили насчёт кейрана? — спросил его Седрик. — Не то чтобы, — сухо ответил Ян, — Геральт и Трисс пошли узнать что к чему туда, куда ты сказал, я предпочел остаться здесь.       Эльф лишь кивнул в ответ. — Быстро же они вчера исчезли, — задумчиво сказала девушка. — Вчера? Вы знакомы? — спросил Седрик. — Да, — ответила она, — так уж получилось, что кейран снова атаковал порт, я была рядом и имела честь познакомиться с ними, — она перевела взгляд на Яна, — кроме того, оказалось, что во Флотзам по кое-каким делам прибыл старина Роше со своим отрядом. — Так ты из «Синих полосок»? — спросил эльф. — Да, — подтвердил Ян, — решил как-то не распространяться. — Понимаю, — ответил Седрик, — и если тебя это успокоит, то я уже давно не имею дел со скоя’таэлями.       На это Ян ничего не ответил. Во-первых, он был убеждён в том, что бывших белок не бывает, а во-вторых, никакие заверения в непричастности кого-либо к деятельности эльфских бандитов на него не действовали, а напротив, вызывали ещё больше подозрений. — Кажется, ты хорошо провела время, — Седрик улыбнулся Дориан уголками рта, — вы, небось, банкет закатили по такому-то случаю? — О да, позвали шлюх из борделя Гарвены, напились так, будто в последний раз, наговорили друг другу глупостей, а проснулись по чужим постелям, но я, как видишь, всё-таки доползла до своей, — она расхохоталась. — Должен сказать, вчерашний вечер мы провели куда более культурно, — Ян решил не упускать шанс вставить свои пять копеек в беседу. — Ты портишь мне всё веселье! — воскликнула Дориан и всплеснула руками, изображая возмущение.       Между ними повисло неловкое молчание. Седрик чувствовал на себе полный презрения взгляд Яна и почти физически ощущал нарастающее между ними напряжение, но, не желая расстраивать Дориан, он предпочел найти предлог, чтобы уйти и оставить их вдвоём. — Что ж, я обещал помочь Сегериму, — почти пробормотал он, — хорошего вам дня, ещё увидимся, Дориан! — он направился в сторону вышки. — Что это с ним, интересно, — вполголоса сказала девушка, — обычно он разговорчивее. — С кем не бывает, — сказал он чуть ли не индифферентно, — ты собиралась в город? — Да. Если честно, мне нужно купить пару вещей. Можешь составить мне компанию, если шатания по лавкам тебя не утомляют, и, конечно же, если такое занятие не будет считаться неподобающим для адъютанта великих и ужасных «Синих полосок». — К чему такая злая ирония? — спросил он. — Я шучу, не обижайся, — ответила девушка, — дай мне минутку, я закрою дом и в путь.       Ян согласился, закрывая глаза на то, что он обещал Геральту и Трисс дождаться их в Биндюге. В конце концов, вряд ли бы они, не найдя его в условленном месте, огорчились. — Ты живёшь в красивом доме, — сказал адъютант, переводя взгляд со ставен на крышу. — Спасибо, — ответила Дориан, поворачивая ключ в замке, — он почти новый, я живу здесь последние шесть лет, поэтому смотрится он чуть получше. Но лет эдак через десять, — она засунула ключ в карман брюк, — кто знает, что от него останется. — Так ты не местная? — они синхронно двинулись в сторону ворот. — Можно и так сказать, — она вздохнула, — я родилась совсем в другом месте. — А где? — Яну стало весьма любопытно. — Попробуй угадать, — она с вызовом посмотрела в его глаза. — Может, ты из Аэдирна? — Довольно логично, но банально, банально, адъютантик, — ухмыльнулась она. — Адъютантик? — не веря своим ушам, переспросил Ян, — Что за фамильярности? — Мы вроде как не при дворе короля, — пожала плечами Дориан. — Ладно, — он решил оставить попытки заставить девушку сменить тон, — Ковир? — Будь на то моя воля, я бы ни за что оттуда не уезжала, — протянула она. — Значит, ты из Ковира? — Нет, — с её лица не сходила лукавая улыбка, — но знавала людей оттуда, они выглядели счастливыми, — в ответ на это Ян хмыкнул, — кроме того, до меня доходили целые легенды о местных короле и королеве, об их любви и взаимопонимании, — она предпочла не посвящать Яна в мечтания о чём-то подобном, учитывая то, что теперь он не слишком внимательно её слушал, пытаясь строить предположения о том, где могла быть родина Дориан. — Для тебя это снова прозвучит тривиально, но, может, ты из Редании? — О! Это сам дьявол тебя надоумил, сам дьявол! — прокричала она, подделывая мужской голос. — Тише, тише, — стремился утихомирить её Ян, — ума не приложу, откуда ты это взяла, но если не хочешь говорить, то не надо. — Может, ты думаешь, что я дурная или что-то, но сегодня у меня просто хорошее настроение, — вполголоса сказала она. — Я учту, — улыбнулся Ян.

***

      Геральт и Трисс оказались в логове кейрана незаметно для самих себя. Пожалуй, странным было то, что никакие молодцы сюда, очевидно, не совались, хотя узнать о том, откуда пришла эта тварь, что она вообще такое собой представляет, чем она питается, хотелось всем и каждому и в Биндюге, и в самом Флотзаме. Но это было даже на руку и ведьмаку, и чародейке: никаких лишних глаз, вопросов, рисков показаться некомпетентными местным, которые, конечно же, всегда лучше знали что делать.       Зрелище было отвратительным: накренившийся корабль с костями несчастных на палубе, обломки моста, повсюду липкая зелёная жижа, которая, к тому же, ужасно пахла. Казалось, полуденное солнце только ухудшало ситуацию — от зелёной субстанции разило всё сильнее, потому что она нагревалась, кости на палубе уже можно было пересчитать, поскольку более их не скрывала тень деревьев.       И всё же Трисс, бывшая советница короля, привыкшая совсем к другому, смело шагала, погружая ноги в воду или то, что её напоминало. Затем она резко остановилась и присела. — Это тебе не грязевые ванны, оздоровительного эффекта не будет, — на лице Геральта появилась пренеприятная ухмылка. — Правда? А я не заметила, — чародейка даже не обернулась. Она была занята исследованием зловонной субстанции.       Если бы ведьмак не знал, кто перед ним, он бы принял её за безумного алхимика вроде Калькштейна, жившего под лозунгом «всё ради алхимии», вечно искавшего всякие редкости на болотах и кладбищах, как это было в Вызиме, потому что Трисс тоже выглядела отстранённой от реальности и то и дело бормотала непонятные ведьмаку вещи, к чему, собственно, был склонен и упомянутый алхимик, с которым судьба свела его год назад.       Впервые Геральт задумался о том, что прошёл всего год, но он ощущался как целое столетие, так он был богат на события и людей, которых ведьмак встречал. Ещё недавно он был во дворце Фольтеста и клялся Трисс в любви, обещал бросить ведьмачье ремесло, и они вместе мечтали о будущем. Теперь же будущее было более, чем туманным, а отношения с любимой женщиной дали трещину, и причиной тому была её ложь. Ведьмак был не из тех, кто бы поддавался каким-либо эмоциональным порывам, однако же он осознал, что ему стало сложнее доверять Трисс: ему чудилось, будто каждое её действие имеет конечную цель, будто никаких совпадений и случайностей быть не может, ведь она уже, скорее всего, уже всё рассчитала. — Только давай как-нибудь без скучных лекций, — с прежней издёвкой в голосе сказал он, увидев, что чародейка встаёт и поворачивается к нему, чтобы сообщить о том, что ей удалось узнать. — Никак нет, — усмехнулась она, — он умирает, — сказала она, указывая на обследованную ей жижу. — Ты уверена? Мне кажется, он пышет здоровьем, — ответил Геральт вполне серьёзно. — Ему осталось лет пятнадцать. Это много, конечно, — задумчиво протянула она, — но это определённо чьи-то проделки с магией, он болен и умирает. — Что ж, это даёт не так много, но спасибо, — это «спасибо» буквально прозвенело в ушах чародейки. — Да не за что, — пробормотала она, — пойдём назад? Должно быть, Ян нас заждался, — она многозначительно посмотрела на ведьмака, улыбаясь. — Готов поспорить, что нет, — Трисс не могло не радовать то, что они с ведьмаком вновь говорили, как будто ничего не произошло. Чародейке хотелось верить, что он действительно не притворяется и всё в порядке, но она была уверена, что всё потеряно и что их нынешняя беседа уже ничего не значит, особенно учитывая то, что они говорили о чём угодно, но не о том, что было между ними. — Вполне возможно. Он такой искренний, совсем не умеет скрывать своих чувств и эмоций — всё на лице написано, — она тихо засмеялась, — стоило лишь произнести вслух её имя, как глаза заблестели. — Что это с тобой, смеёшься над юным влюблённым? — Нет, вовсе нет, — она осеклась и решила не говорить о Яне, ведь волновало совсем другое, но она всё не решалась. Впервые в жизни она не знала, как начать разговор.       Они уходили всё дальше от зловещего судна, усыпанного костями. Вскоре они были уже на берегу. Трисс остановилась. Геральт тоже замер и вопросительно посмотрел на неё. — Геральт, нам нужно поговорить, — сказала она, скрестив руки на груди. — Тебя подсадить? — спросил ведьмак, игнорируя её вопрос. — Что? — в недоумении переспросила чародейка.       Ведьмак указал на выступ прямо за ним. Спрыгивать с таких было куда проще при спуске, но теперь, когда нужно было возвращаться, взобраться назад представлялось куда более трудным занятием.       Недолго думая, чародейка согласилась. Они подошли к выступу, на который Трисс могла бы влезть и сама, Геральт с силой обхватил её ноги, поднял в воздух и усадил на выступ. Трисс улыбнулась и принялась болтать ногами, будто ребёнок. — Так о чём ты хотела поговорить? — спросил ведьмак, глядя ей в глаза.       Чародейка молчала, пристально глядя в ответ. Геральт поднялся на выступ и сел рядом. — Извини, но мысли я читать не умею, — несколько раздражённо сказал он. — Ты всё ещё любишь меня? — выпалила она. Этот вопрос застал ведьмака врасплох. — Люблю, — ответил он спокойно, решая оставить тяжёлые мысли на «потом» и не желая выяснять отношения в гуще леса, где из любой дыры грозилась высунуться какая-нибудь тварь.       Они обнялись. Трисс прижалась к груди Геральта и прикрыла глаза, чувствуя, как по телу приятной волной растекается тепло и спокойствие, которого ей так не хватало с момента прибытия во Флотзам. Она верила ведьмаку и не хотела более мучить себя подозрениями и догадками о причинах его холодности с ней. — Пойдём, — сказал Геральт, размыкая кольцо своих объятий, поднимаясь и протягивая руку чародейке.

***

      В разных концах Флотзамской площади сидели торговцы, их лавочки пестрели дорогими тканями, драгоценными камнями и украшениями, причудливо поблёскивающими на солнце, цветами и травами, пряностями. Казалось, в этот день за покупками из своих домов высыпали жители всей фактории: вокруг каждого из торговцев мигом образовывалась толпа покупателей, которые наперебой принимались расспрашивать о ценах, торговаться.       Ян и Дориан вполне органично вписывались в эту суетную картину. — Почём у вас вербена? — спросила девушка у пожилого торговца. — Смотря сколько возьмёте, — его лукавые глазки почти с ног до головы разглядывали девушку. — Что-то у вас её немного, — Дориан нахмурилась, — я бы взяла всю ту, что у вас здесь лежит, — она указала на аккуратно связанные пучки травы. — Ты что, собралась варить приворотное зелье? — с улыбкой спросил Ян, но Дориан только шикнула на него, желая услышать цену. — Двадцать оренов, — продавец посмотрел на неё почти с вызовом, и девушка восприняла этот взгляд как сигнал к началу торгов. — Вы во Флотзаме, а не в Новиграде или ещё где, — она решила лишь намекнуть, — вся ваша трава увянет на таком солнце до того, как вы успеете продать её за такие деньги. — Судя по количеству кораблей в вашем порту, вы не бедствуете, — прохрипел мужчина. — Вербена столько не стоит, — не унималась Дориан, — за те же деньги можно было бы купить целый букет из разных трав. — Так что же вы не купите? — его губы вытянулись в отвратительной улыбке. — Пятнадцать оренов, — отрезала девушка. — Много хотите, — парировал ушлый торговец, — Восемнадцать. — Но это же просто грабёж! — воскликнула Дориан. — У меня тоже есть семья и дети, — пожал плечами он, — трое, одному и двух годков от роду не будет, и все есть хотят. — А у меня никого нет, — лицо девушки резко приобрело серьёзное выражение, — что же мне теперь, всё, что в кармане есть, всё вам нести? — торговец низко засмеялся и закашлялся. — Пятнадцать, — она настояла на своём. — Шестнадцать, — сощурился он. — По рукам, — нехотя сказала она, уже нащупывая монеты в кармане.       Достав несколько, Дориан пересчитала их: в руке было ровно десять штук. — У меня нет столько, — она вздохнула. — Ну, теперь уже вы хотите меня ограбить. Я не собираюсь отдавать свой товар задаром, — он взял пучок вербены и поправил листья, затем отложил его в сторону, будто бы опасаясь, что Дориан выхватит его и убежит. — Пойдём, — она потянула Яна за собой. — Подожди, — сказал он, протягивая ей шесть оренов, — я бы заплатил полную стоимость, но, к сожалению, это всё, что я взял с собой.       Этот жест очень удивил Дориан. — Буду должна, — она подмигнула адъютанту в попытке показать, что для неë это совсем ничего не значит.       Девушка высыпала деньги в руку торговца и получила заветный пучок вербены. — Ты мне ничего не должна, Дориан, — сказал Ян, когда они уже начали удаляться от лавочки. Имя новой знакомой явно пришлось адъютанту по вкусу, всякий раз, когда он обращался к девушке, оно обретало новое, не знакомое никому звучание: он наделял его необыкновенной нежностью. — К чему такая расточительность? — взглянув на него, она не смогла удержаться от улыбки. — Это ерунда, — отмахнулся он, — просто я понял, что тебе очень нужны были эти травы, — отчего-то Дориан было как-то особенно приятно услышать эти слова. — Я никакая не травница, конечно, — говорила она, почесывая затылок, — но Седрик, как ты мог догадаться, отлично разбирается в травах. Поэтому, когда я болею, он меня лечит. — И как же? — Ян вновь почувствовал разгорающийся внутри себя пожар. Одно имя эльфа имело колоссальный эффект: оно словно было той неосторожно брошенной на сухие ветки спичкой, опрокинутой на книгу свечой, искрой в уже затухающем камине. — Ну, как, — она была в некотором недоумении по поводу того, какого же ответа ожидал адъютант, — варит из них снадобья, что-то можно пить, какие-то травы в измельченном виде можно даже есть, хотя сухие они бывают совсем отвратительны, — она наморщилась и высунула язык, пытаясь наиболее убедительно продемонстрировать, насколько неприятным был вкус эльфских лекарств. — Получается, что ты и не ведьма, — ответил Ян. — Да, — в очередной раз улыбнулась она, — не заманиваю детишек в свой чудесный домик, чтобы потом зажарить и съесть, не имею прекрасной падчерицы, которую хотелось бы убить… — И вербена тебе нужна отнюдь не для омоложения. — Верно! Для приворота, — Дориан посмотрела на него, прищурившись, будто она действительно была злой колдуньей, которая что-то замышляла. — И кого же вы хотите приворожить, миледи? спросил Ян, подыгравший ей в этом абсурдном спектакле. — Ну, не знаю, — она сделала вид, что крепко задумалась, прислонив указательный палец руки к щеке и посмотрев наверх, — может, какого-нибудь прынца? а может, короля? — Поторопись, количество королей ограничено, — пошутил он, — вернее, уменьшается почти с каждым днём, — для себя он отметил, что подобный юмор при командире мог очень дорого ему обойтись, но даже не подозревал, что тот наблюдает за ним с другого конца улочки.       Роше не считал это профессиональной деформацией: так уж получилось, что он ненадолго вышел, чтобы размять ноги, и нечаянно застал Яна с Дориан: не сидеть же ему, словно пленнику, в четырех стенах серой комнатки корчмы.       Он смотрел вслед уходящей парочке, думая лишь о том, как, должно быть, его адъютант был счастлив в эти моменты, находясь рядом с девушкой, которая с первого взгляда прямо-таки покорила его. Несмотря на свои вчерашние слова и утренние назидания он не сердился на Яна, не осуждал его за такое времяпрепровождение. В конце концов, нужно было бы быть совсем глупцом, чтобы думать, что, став его адъютантом, юноша бесповоротно и окончательно отказался от радостей молодости и поисков личного счастья.       Ему вспомнились собственные юношеские годы, тёмные, безрадостные, беспросветные. Даже спустя много лет ему всё казалось, что в нос всё так же бьёт пот, табак и дешёвые духи, а в ушах стоят стоны, шлепки и хлюпанье — обыкновенные для борделя звуки. Юность — это то время, когда всё кажется возможным, но Роше так никогда не казалось — то были мрачные дни, когда все кругом называли его «выродком» за то, что он вместе с матерью был вынужден поселиться по соседству с проститутками, когда его били так, что на теле не оставалось живого места, когда ему нигде не были рады: ни «дома», ни на улице.       Только главой темерских шпионов он впервые почувствовал себя человеком: теперь командовал и отдавал приказы, чувствовал, что тем, кому он действительно был нужен, был король Фольтест, который, как сказали бы многие, сделал для него больше, чем отец, которого командир специального темерского отряда никогда не знал.       Могла быть в его жизни любовь? Могла, и она была. Первая и последняя, как зарекся Роше.       Он уже не помнил имени наверняка.       Вернон инстинктивно сжал кулаки. Нахлынувшие воспоминания били по голове хуже любого противника, будь он вооружён мечом или топором.       На мгновенье показалось, что его пронзило током: как бы он ни лгал себе о том, что всё забылось, иногда ему снились прелестные белые руки, уточнённые пальцы, оглаживавшие его волосы и шею, нежные и тёплые губы, одаривавшие чувственными поцелуями… Вот и сейчас всё было как наяву: он никогда не забывал о том, как беззаветно отдавался чувству любви тогда.       Его сердце, должно быть, навсегда осталось лежать где-то под матрасом их постели, а может, в прикроватном столике. После той ночи, которой суждено было стать их последней, он уже ничего не чувствовал.       Она заявила, что выходит замуж, но предложила остаться любовниками, ведь по-прежнему сердце полнилось только им. Какое благородство! Как это всё трогательно!       В ту ночь он таки вспомнил, кем являлся, — выродком. Недостаточно богатым, недостаточно известным, недостаточно родовитым. Ущербным.       Он бежал, не оглядываясь, не отзываясь на оклики той, за кого он однажды готов был отдать жизнь. А с ночного неба на него глядели звёзды, холодные и равнодушные.       После этого он ещё долго думал над правильностью своего поступка, часто в его мысли закрадывались честь, достоинство, долг, которые, как он убеждал себя, и заставили его навсегда оставить любимую, но иной раз он ставил под сомнение важность всех этих прописных истин, которым его научил Фольтест: какое они, в сущности, имели значение, если он никогда не мог быть действительно счастлив?       С годами он понял, что этот конфликт между исканиями личного счастья и служебным долгом он не разрешит никогда. Слишком сильна была преданность и тому, и другому. Больше он никого не мог полюбить. Чувство любви так и осталось рудиментом его жизни — пережитком прошлого.

***

Нильфгаард, 1257       Ночь уже окутала Город Золотых Башен.       Во императорском дворце с величественными арками и узкими окнами, сквозь которые теперь проникал лишь блёклый лунный свет, время будто замедлялось, а то и вовсе останавливалось, застывая в камне. Каждый звук, будь то шаги по мраморным полам или шепот, раскатывался эхом по коридорам.       Кругом всё стихло.       Все крепко спали. В такой час бодрствовали лишь граф и графиня де Кольм.       Дитрих де Кольм беспокойно ходил по спальне, не говоря ни слова, очевидно, терзаясь тревожными мыслями. В полумраке комнаты он ловил на себе беспокойные взгляды жены, иногда смотря на неё в ответ через темноту, будто только она могла дать ответ на все его вопросы.       Внешне всё было спокойно, всё на своих местах, но граф чувствовал, чувствовал бурю, которая готова была разыграться в стенах дворца в любой момент.       Величественные стены дворца казались неприступными, а пламя свеч, медленно тлевших на столе, лишь слегка колыхалось от ночного ветра, проникавшего в спальню.              Наконец граф остановился посреди комнаты и тяжело вздохнул.       «Что это я, в самом деле», — подумал он.       По прошествии считанных мгновений супруги услышали страшный грохот на нижнем этаже дворца. За ним последовал звук бьющегося стекла и крики слуг. Граф и графиня поняли, что их опасения, которые они считали беспочвенными, подтвердились. Они вскочили с кровати. Марта побежала в комнату к дочери, чтобы разбудить и собрать еë.       Дитрих де Кольм выглянул в окно: столица была объята пламенем, дома горели тут и там, люди с воплями сновали по узким улочкам, некоторые из них падали и задыхались, не находя спасения от адского огня. Город Золотых башен погружался в хаос.       Крики людей становились всё громче, истошные вопли как будто ползли по полу, дверным косякам и проемам, лестницам, стремясь достичь крыши дворца.       Где-то совсем рядом послышалось лязганье доспехов. — Двинешься, и я разрублю тебя надвое, женщина! — угрожал низкий хриплый мужской голос. — Умоляю вас, пощадите, мы ни в чем не виноваты! — граф и графиня узнали голос кухарки. К их ужасу, следом они услышали, как как меч буквально вырывают из ножен, а затем в ушах прозвенел последний крик женщины, которая закашлялась собственной кровью и упала на пол.       Огонь освещал комнату вместо свеч. На лбу Дитриха выступила испарина: он не представлял, что делать, ведь пути к отступлению ни у него, ни у его жены, ни у семилетней дочери не было. Но он чётко знал, что не имеет права подвергать их опасности, что просто не может показать свою слабость в такой ситуации, испугаться или запаниковать.       Сердце девочки заколотилось от ужаса, когда она увидела окруженный огнем и врагами дворец, который всегда казался ей священным убежищем.       Огонь неистовствовал и бушевал, пожирая все на своем пути, стирая с лица земли дома, оставляя лишь горящие обломки и дымные развалины. Пламя хлестало по городу, словно бич в руках ужасного рока. Раскаленные доски шипели и трещали, звуча как крики, вырывающиеся из самой глубины ада. Вихрь пламени искрился, образуя ослепительные вспышки, окутывая окрестности адским жаром и сверканием.

***

Флотзам, 1271 — Ян, — окликнул адъютанта ведьмак.       Опешивший юноша, моментально узнавший голос ведьмака, резко повернул голову в его сторону. — Геральт, — это было всё, что он мог сказать. А что ещё было говорить, когда не дождался никого на месте, которое сам и назначил? — Привет, Дориан, — поздоровалась с девушкой Трисс, лучезарно улыбаясь. — День добрый, Трисс, — ответила она, несколько спущенная тем, что их с Яном так неожиданно прервали. Да ещë и с веником вербены в руках, которая, должно быть, очень комично смотрелась, если бы кто-то решил, что таким образом у них проходит свидание.       Дориан, не упускавшая ни одного взгляда, догадывалась, что Трисс как раз так и подумала: нерадивый поклонник в лице Яна, не зная, как впечатлить понравившуюся девушку и поскупившись раздобыть для неë каких-нибудь приличных цветов, купил ей вербену.       Но Трисс, однако, ничего не думала. Она была рада видеть их вместе. — Мы тут взяли трав, — мялась девушка, — а тут и вы, такая неожиданная встреча… — Ян! — гаркнул кто-то с другого конца улицы. Адъютанту не нужно было угадывать, кто это был, или даже оборачиваться: голос командира он узнал бы из тысячи похожих, даже если бы гремели пушки, а над головой свистели стрелы. — Да что ж ты будешь делать, — раздражённо пробормотал он себе под нос. Это позабавило Геральта, которого особенно веселили те моменты, когда тактичный, спокойный и почти невзрачный адъютант пытался показывать характер. — Ян! — крикнул Роше снова, разводя руками. — Извини, видимо, снова не провожу тебя, — разочарованно сказал он Дориан, — спасибо за сегодня, надеюсь, мы ещë увидимся… — Тебе спасибо, — ответила она, пристально глядя ему в глаза, — я тоже очень на это надеюсь, — эта фраза прямо-таки заставила адъютанта внутренне ликовать: она надеется! она будет ждать! — Ян! — окликнули его в третий раз, заставляя оставить все мысли, крутившиеся в голове. Трисс хихикнула. — Иду! — проорал он в ответ, будто бы пытаясь перекричать командира.       Он кивнул Геральту и Трисс, развернулся и направился к Роше, стараясь при этом не сутулиться, но в то же время не смотреться уткой, как говорил командир.       Ян ожидал, что начнутся упрёки: «почему так долго», «тебя отправили с Геральтом и Трисс, а вернулся ты с Дориан — как это вообще возможно?», «всегда найдешь предлог с бабой поотношаться» и всё в таком же духе, но командир смотрел на своего подчинённого без злобы, даже почти безразлично. — Вы идите, — сказал Роше, заметив приближавшихся к ним Геральта и Трисс, указывая в направлении корчмы, — разговор не для ваших ушей.       Ведьмак и чародейка, ничуть не удивлённые, пошли вперёд. — Ну, что там Дориан? — бесстрастно спросил он. Яна удивил и напряг такой вопрос командира, потому что обычно его ответы на них командир обычно использовал для того, чтобы раскритиковать его и сказать о том, что никудышный из Яна адъютант. — Встретил еë в Биндюге, она сказала, что ей нужно в город, пришли сюда вместе, — он старался выбирать выражения покороче, чтобы командиру было не к чему придраться или уличить его в чем-либо. — Кого-то видели в Биндюге? — продолжал Роше. — Двух эльфов, — сказал адъютант, — но они не скоя’таэли, — поспешил добавить он, чтобы не будить лихо. — Ты же понимаешь, что такого не бывает? — спросил уже заметно занервничавший командир. — Дориан сказала, что они помогают, — пожал плечами адъютант, будто бы у него самого не было предрассудков в отношении других рас. — Как зовут? — Один из них Седрик, тот, который должен был помочь Геральту и Трисс с кейраном. Имя второго я не запомнил, тем более, они говорили, в основном, с Седриком. — Дориан дружит с этими? — он бы добавил какое-то ругательство, но, когда уже прозвучало имя девушки, язык как будто не поворачивался. — Я не очень понял, какие отношения связывают еë с Седриком, но она утверждает, что дружеские, — на этих словах адъютант помрачнел, не будучи в них уверенным. Роше похлопал его по плечу. — Не переживай, — вдруг сказал он.       Ян мог только догадываться о том, что командир имел в виду. Неужто он вдруг перестал иметь что-то против его общения с Дориан? А может, он хочет использовать это в своих целях: не просто же так про эльфов спросил. Эти мысли не покидали адъютанта даже тогда, когда они уже оказались в корчме и сели за стол.       Дориан неспешно шла домой, периодически разглядывая купленную вербену и следя за тем, чтобы еë цветки и лепестки не слишком мялись.       Она думала о Яне. Ей льстило то, с каким трепетом он к ней относился, хотя они познакомились только вчера. Она видела, как он смотрит: так на неë ещё никто в жизни не заглядывался. Однако она была не из тех девушек, которые верили в сказки и лишь из каких-то намёков на чувство делали бы существенные выводы. Поэтому внимание Яна, безусловно, было ей приятно, но этого было недостаточно для того, чтобы вдруг заставить еë взглянуть на него как на мужчину.       Еë забавляло то, что он внимал каждому еë слову и даже то, что еë своеобразный юмор он порой воспринимал всерьёз. Они познакомились только вчера, каких взаимных чувств по отношению к адъютанту ожидала чародейка? За кого она еë приняла?       Когда Дориан оказалась почти у самых ворот, еë взгляд зацепился за листовки с карикатурным изображением одноглазого эльфа, причём от листа к листу эльф как будто становился всё безобразное: то ли рука «художника» дрожала, то ли он изначально задался целью изобразить эльфа в самом невыгодном свете. Это было бы вполне логично, ведь не короля изображали, а какого-то бандита и террориста из леса, убившего этого самого короля, чего уж тут стараться.       Дориан остановилась и стала разглядывать самое приличное изображение эльфа, которое ей попалось.       Она знала, что его зовут Иорвет, кто он и почему теперь его так активно искал Роше, да и Седрик не раз говорил о нём, называя озлобленным стариком, тщетно пытающимся восстановить былую славу Aen Seidhe, и в такие моменты в его голосе слышалось некое сожаление, которое девушка никак не могла понять, поскольку считала, что сколько бы лет Иорвету и его лучникам ни было, они не утрачивали своего права борьбы за свободу.       Выходит, Дориан слышала разные мнения об эльфе, но собственного составить не могла. В его импровизированном портрете, в этих жалких штришках, очерчивавших его лицо, половину которого уродовал шрам, так тщательно скрываемый платком, она читала отчаяние, злобу и желание мести, которые при одном взгляде на этот клочок бумаги она могла ощущать почти физически.       Она опустила взгляд.       Интересно, которое столетие люди воевали с эльфам? Как давно они стали отселять представителей других рас в гетто? Что по-прежнему заставляло их думать, что они имеют право обращаться с теми, кто отличается от них, настолько по-скотски?       На эти вопросы ответа дать не мог никто. Дориан, отлично это понимавшая, не могла не расстраиваться по этому поводу. Она знала одно: в этом конфликте уже давно нет правых и виноватых, но кровь льется за уже пролитую кровь всех тех, кто пал на этом поле битвы сотни лет назад.       Но перед еë глазами всегда была Биндюга, маленькая и почти всеми забытая, где эльфы помогали людям, а они, в свой черёд, не гнушались этим и, стремясь выразить свою благодарность, тоже готовы были в нужный момент протянуть руку помощи.       Иногда она желала, чтобы весь мир был Биндюгой, и сама же смеялась над этим по-детски звучащим желанием, хотя, пожалуй, оно было самым правильным и мудрым из всех.

***

— Объясни мне, с каких пор мы связываемся с dh'oine? Что заставляет тебя верить ему? — возмущался черноволосый эльф с татуировкой, скользящей по шее и скрывающейся под зелёной одеждой. Он выглядел моложе того, к кому обращался, хотя, учитывая замедленное старение представителей Aen Seidhe, нельзя быть уверенным в таком сравнении. — Мы поможем избавиться от тех, из-за кого начаты войны, из-за кого мы до сих пор не можем полноценно стать независимыми, поэтому нам нужно держаться вместе, — спокойно отвечал его собеседник, стоявший к нему спиной и, видимо, вглядывавшийся в бесконечную зелень леса. — Иорвет, да что с тобой случилось, — первый явно выходил из себя, — мы и так уже стали настоящими бандитами, ошивающимися в лесу. — А теперь ты говоришь так, будто снюхался с dh'oine, Киаран, — он резко обернулся.       Правую сторону лица Иорвета скрывал карминовый платок, из-под которого, однако, виднелся по-прежнему багровевший старый шрам, рассекавший его верхнюю губу. Если кто-то и говорил, что эльфы красивы, как боги, то он явно не брал Иорвета в расчёт.       Единственный глаз командира скоя’таэлей смотрел на подчинённого почти с ненавистью. Впрочем Киаран не замечал этого: так Иорвет смотрел почти на всех, и все понимали, что дело отнюдь не в личной неприязни, а в том, что пока был смысл бороться, командир отдавал всего себя этой борьбе, и, разумеется, размышлять над правильностью формулировок и уместностью использования привычного лексикона, включавшего по большей части обсценизмы всех мастей, времени у него не было. — Да пойми же ты! — сам того не ожидая, Киаран повысил голос, — Он появился как из ниоткуда, так не бывает. Зачем впутывать наших воинов в какие-то политические игры, когда нам совершенно необходимо двигаться куда-то дальше, а не пересчитывать короны, снятые с голов убитых dh'oine? Зачем рисковать жизнями наших воинов ради каких-то королей? — A d’yeabl aep arse , — выругался Иорвет, — Ты здесь командир или я? — Squaess, — уже спокойнее отвечал Киаран, который прежде не мог совладать с внезапным всплеском эмоций, — попомни мои слова, он что-то задумал, и это что-то точно не в нашу пользу. — Ещё скажи, что ты это нутром чувствуешь, чтобы я точно тебе поверил, — Иорвет скрестил руки на груди, но более не выглядел таким разозлённым. — Мне не нравится этот dh'oine, нам стоит быть осторожнее, — Киаран совсем поник. — Я слежу буквально за каждым его движением, мы будем с ним сотрудничать до тех пор, пока верим ему, — он положил руку на плечо товарища, — это не Нильфгаард, больше никто не посмеет использовать Scoia'tael. — Пока ты веришь ему, — отрезал Киаран, нарочито выделяя это «ты». — Va faill, — вздохнул Иорвет, — увидимся позже.       Киаран кивнул командиру и удалился в чащу леса, с каждым шагом всё больше сливаясь с листвой, пока, в конце концов, он не растворился среди могучих деревьев.