***
В школе у них была одна наиглупейшая традиция на День святого Валентина — писать анонимные письма с признаниями в любви до гроба и приклеивать их скотчем на шкафчике понравившегося человека, затаив дыхание ожидая какого-то от него знака, что он готов во вторник сходить на свидание в парке, в компании неловкого молчания и неудачных попыток разбавить обстановку анекдотом об улитке в баре. Тэхён никогда этого не понимал: во-первых, письма-то эти не могут быть абсолютно анонимными, так как они чаще всего написаны от руки, а это означало, что достаточно проницательные люди могли бы и выяснить, кто именно их написал; во-вторых, иногда находились смельчаки, которые в своих посланиях указывали конкретное место и время для встречи, что, опять же, избавляло письма от анонимности. У Тэхёна назревал вопрос: если авторы этих писем не должны быть известны их получателям, то зачем там назначают встречи, даже не пытаются скрыть свой почерк, а некоторые даже умудряются в конце писать «С любовью, Ребекка из выпускного класса»? Вот потому он к этой традиции не хотел иметь никакого отношения. Обычно. Но не в этом году. Длинные коридоры школы были украшены вырезанными из картона и бумаги красными и розовыми сердцами и блестящими от солнечного света стикерами купидонов. Дахён, смотря на них, закатывала глаза так, будто они лично убили в ней желание радоваться празднику. — Терпеть не могу этот день, — соврала Дахён, не краснея. — Пустая трата времени и денег, зачем он вообще кому-то нужен? — Ты вчера только жаловалась на то, что будешь одинока в этот праздник, который якобы терпеть не можешь, — заметил Тэхён. — И что? Мне он нравился раньше, а теперь — нет. Все ходят вокруг счастливые, одна я, как дура, в компании брата нахожусь. — Ты сейчас серьёзно? — Он приподнял бровь. Дахён тяжело вздохнула. — Ну, ты же понимаешь, о чём я! Я не говорю, что не люблю твою компанию… Точнее, я-то всё равно не люблю твою компанию, но суть не в этом, а в том, что… вон! — она указала пальцем в сторону какой-то целующейся пары и тут же привлекла их внимание. — Вот видишь их! Эти люди счастливы! А я? А я как неудачница последняя! — Боже, Дахён! — Тэхён оставил лёгкий шлепок на плече сестры, а затем обратился к той самой паре, которая смотрела на них, как на маленьких зверьков у помойки — с бесконечной жалостью в глазах. — Извините! Дахён, хорош позориться уже! Чудом именно в этот момент из коридоров прозвучал звонок, который обычно только портил настроение Тэхёна, но сегодня всё было иначе. Сегодня он спас его от ещё одного монолога про несуществующую любовь от Дахён, которая, услышав звонок, всего лишь демонстративно скрестила руки на груди и направилась в сторону нужного ей кабинета. Тэхён головой понимал, что Дахён слишком драматизировала свою ситуацию: расставание с каким-то придурком, с которым, похоже, и отношений как таковых не было, не должно так сильно влиять не только на её желание посещать занятия, но и в целом на её желание жить: Тэхён ещё утром пытался объяснить ей, что она ничего не добьётся, совершенно изолировав себя от внешнего мира и сфабриковав свою смерть, но Дахён, кажется, всё ещё в мыслях продумывала осуществление данного плана. Однако здесь всё усложнял один примитивный факт: он её брат. Старший брат. Старший брат, который ещё и гей. Ноша разобраться с личной жизнью Дахён упала именно на его крепкие плечи, так как она любит мужчин (наверное) и он тоже любит мужчин (несомненно), а значит и может посоветовать, как с ними поступать и как слезть с их эмоциональных качелей с минимальным количеством ран. Наблюдая за тем, как она понемногу теряла веру в любовь и мучилась, просто убиваясь по какому-то мальчику (даже не парню, а мальчику), у которого наверняка были серьёзные проблемы с IQ — Тэхён чувствовал обязанность её защитить. Поэтому во время первого, совершенно бесполезного урока английской грамматики, Тэхён принялся по опустевшим коридорам искать шкафчик Чонгука, что на самом деле было проще простого: на его шкафчике чёрным и, скорее всего, несмываемым маркером были написаны «JJK» — инициалы его имени, а прямо над ними было «@_BDEJJK» — его инстаграм-аккаунт (BDE, кстати, означало Big Dick Energy. Тэхён не мог описать тот испанский стыд, который испытывал каждый раз, когда натыкался на это имя пользователя). К тому же сегодня рядом с этим шкафчиком красовались букеты роз, а к нему самому было приклеено немалое количество писем, так что этот шедевр современного искусства можно было без труда заметить даже человеку, страдающему близорукостью, коим и был Тэхён. Был ли у него до мелочей продуманный план действий, в котором, конечно же, ничего не могло пойти не так, благодаря его завидной внимательности к деталям и серьёзного подхода к любому делу, за которое он брался? Нет. Точнее, всё не так просто. Он попытался: поздней ночью вышел в «Target» и купил блокнот, чтобы написать список всевозможных вариантов опозорить Чонгука. Сейчас, открыв этот блокнот, Тэхён увидел это: 1. Пойти в школу 2. Найти шкафчик Чонгука 3. Прочитать письма 4. ?????? 5. Разрушить его репутацию навсегда. События прошлой ночи стали потихоньку всплывать в его голове: начиная с того, как он убрал блокнот в сторону, загуглив «пранки на День святого Валентина», и заканчивая тем, как он, почувствовав себя одиноким после прочтения очередной милой истории про удачные пранки над мужьями, написал четырём парням в «Grindr», и уже через час все они комфортно расположились в его длинном чёрном списке. Впрочем, всё это уже не имело значения. Если плана не было, это ещё не значило, что всё обязательно должно было пойти наперекосяк. Тэхён считал себя чересчур умным человеком, а чересчур умные люди также славились тем, что они чересчур ленивы. Следуя написанному им плану, что был надёжен как швейцарские часы, он подошёл к шкафу Чонгука и, подобно шпионам в дешёвых детективах, оглянулся по сторонам, чтобы удостовериться, что его совершенно никто не видел. Он начал без особого стыда читать письма чужих ему людей, написанные для чужого ему человека: «Объект всех моих грёз, каждой ночью я думаю о твоих сильных руках, держащих футбольный мяч, и как они могли бы держать моё миниатюрное тело…». — Господи, постыдились бы такое писать. Все эти письма — одни непристойнее других — возвращали Тэхёну его рвотный рефлекс, от которого он уже года два как избавился. Читать о том, как все эти люди хотели, чтобы Чонгук оказался в их постели, становилось не то чтобы противно, а совершенно невыносимо. Разве Чонгук мог быть до такой степени красивым? Нет, Тэхён знал, что он миловидный — этого он отрицать не мог, но его никто не смог бы убедить, что с руки писать до малейших деталей о том, как ты нуждаешься в сексе, как в воздухе — это адекватное поведение уважающего себя человека. Ну и что, что Чонгук имел великолепное, мускулистое тело, создающее такой привлекательный контраст с его очаровательно круглым лицом? И что, что это его лицо и тело не должны были принадлежать какой-то школьной футбольной команде, а скорее заслуживали быть сфотографированными и показанными в свежих выпусках журнала «VOGUE»? Это не имело никакого значения. Он уже думал бросить это дело, пообещав себе, что прочитает ещё одно письмо и всё. И ещё одно. И ещё, ещё, ещё, пока он не наткнулся на то, что ему нужно было всё это время: «Дорогой Чонгук, не могу дождаться, когда тебя встречу. Не забудь: в столовой во время перемены. Увидимся, красавец». У Тэхёна засверкали глаза от прочитанного, одна идея за другой начали появляться у него в голове так, будто у него там их целый завод, а на лице нарисовалась такая дьявольская улыбка, что даже Сатане стало бы завидно. — В столовой, значит?***
— Слушай, я знаю, что обычно ты на перемене со своими подружечками выходишь за кофе, — сказал Тэхён, — но ты обязана прийти сейчас в столовую. Умоляю, Дахён-и. Пожалуйста. — Да, Кейт, подожди, мне тут брат мой позвонил… нет, ему не нужен твой номер, он гей, — с другого конца провода сказала своей подруге Дахён, даже не попытавшись сделать это тихо, видимо, чтобы Тэхён услышал. — Я не хочу приходить туда, Тэ! Что, если он меня увидит? — Без лишней драмы, дорогая, я всё запланировал уже. — Тэхён цокнул языком. — Мне просто нужна ты рядом! Между ними повисло молчание, которое, кажется, длилось целую вечность. Но потом она наконец-то сказала: — Ла-а-адно, уговорил. Но! Я прихожу туда только ради тебя. — Потому что ты моя самая лучшая се… — Не подлизывайся. И не натвори всяких глупостей. В кафетерии находилась огромная толпа, в которой Тэхён Чонгука пока ещё не замечал, но замечал некоторых других его дружков, засевших вокруг большого голубого стола и невыносимо громко обсуждающих очередную свою тренировку. Они всегда собирались в одном и том же месте, в самом центре всей столовой, чтобы обозначить свою значимость в этой школе. Они как будто легально получили на этот столик свои права: не хватало только огромной вывески, гласящей «Тут собираются исключительно футболисты. К столу не приближаться, иначе получите мячом по ебалу». Тэхён же обычно следовал за Чимином — своим хорошим другом, располагаясь там, где тот считал нужным: иногда это было прямо рядом со спортсменами, чтобы кидать в их сторону неодобрительные взгляды, на которые им, впрочем, было совершенно плевать; иногда это был тот столик, что находился прямо перед буфетом — его они занимали тогда, когда Чимин был особенно голоден и хотел создать иллюзию, что находится близко к еде. На этот раз они почему-то решили спрятаться в самом дальнем углу всей столовой. — Почему мы вообще пришли сюда? — недоумевал Тэхён, растянув шею, чтобы понаблюдать за тем, кто заходил в столовую. Его глаза искали кого-то конкретного. — Не знаю, — признался Чимин, вилкой ковыряясь в рисе с вареной курицей. — Я сегодня не очень голоден. Тэхён, достав свой телефон из кармана, стал как можно быстрее печатать сообщения:Вы, 13:15
мы с чимином в самой заднице кафетерии сидим
ты его сразу заметишь, он, блять, свои волосы покрасил в персиковый
приходи быстрее, боже, ты как черепаха
— И кому это он так быстро строчит… — прошептал Чимин, а затем вытянул голову, чтобы посмотреть в экран Тэхёнового телефона. Тот сразу же прикрыл экран своей ладонью и отмахнулся от Чимина, как от мерзкого, назойливого жучка. Если так подумать, то он и был самым настоящим жучком: быстрым и шустрым, но микроскопических размеров. Если бы Тэхён сейчас не нервничал, как ученик средней школы перед своим первым свиданием, он, может, даже наступил бы на Чимина. — Ты совсем с ума посходил? Я сестре своей пишу! — Дахён, что ли? — А у меня есть другая сестра, о которой я, может, не знаю, Чимин? Чимин покосился на него. На его лице так и читалось: «ну-ну, так я тебе и поверил», хоть Тэхён и не имел ни малейшего понятия, почему Чимин сомневался в правдивости его слов. — Ты сегодня не в духе, я так понимаю. — Я просто немного нервничаю… — Перед свиданием? — Каким свиданием? Чимин не стал на это отвечать, и Тэхён, для своего же блага, решил больше у него ничего не спрашивать. Дахён ворвалась в столовую быстрыми шагами, покосившись на всех вокруг, должно быть, чтобы посмотреть, какая у них будет на неё реакция. Судя по непрекращающемуся шуму и отсутствию внимательных взглядов на ней — всем было на неё глубоко плевать. Она с кислым выражением лица, бросив свою маленькую розовую сумку прямо на стол, взяла с подноса брата кусок зелёного яблока, при этом расположившись от него как можно дальше. — Привет, Дахён, — безэмоционально сказал Чимин. — Ага, привет. Дураку было понятно, что ей не особо хотелось находиться там, где сейчас собралась, можно сказать, почти вся школа. И хоть на неё саму никто не собирался обращать внимания, с минуты на минуту тут должен был заявиться её бывший, по подсчётам (или надеждам) Тэхёна, в обнимку с какой-то новой девушкой, с которой повстречается пару недель и бросит точно также, как и бросал всех своих предыдущих возлюбленных. Ну, или это Дахён так думала: у Тэхёна на статус отношений Чонгука были другие планы. — И что ты собираешься делать? — спросила она Тэхёна. — Увидишь. Внезапно вокруг Тэхёна воцарилась тишина, когда Чонгук, сильной хваткой держа блондинку низкого роста за её узкую талию, торжественно вошёл в столовую, подобно какой-то сверхважной персоне, перед которой все должны дружно падать на колени и без заикания прочитать наизусть весь «Отче Наш». Его новая девушка взяла кругленькое лицо возлюбленного в свои ладони и поднесла его губы к своим, заставив почти каждого в помещении, а особенно футболистов и чирлидерш, чуть ли не визжать и подпрыгивать от радости: слышались суровые голоса товарищей Чона, подбадривающих его с возгласами в духе: «Давай, Чонгук!», «Хоро-о-о-ош!». Всё это выглядело как пафосная сцена с первым появлением главного героя фильма о золотой беззаботной молодёжи. Чонгук и был им — главным героем этой школы, настолько всеми любимый и желанный. Ну, почти всеми. — Вы только посмотрите на этого придурка, — фыркнул Чимин, но в его голосе совсем не были слышны обида, гнев или какая-то необоснованная зависть. — Вы только посмотрите на этого придурка, — с обидой, гневом и необоснованной завистью в голосе повторил Тэхён. — А со мной он совсем не хотел появляться на публике, — разочарованно упомянула Дахён, сжав губы: её выражение лица заметно помрачнело. Было что-то в этом Чонгуке, что злило Тэхёна почти до слёз. Скорее всего, это была их первая встреча, которая известна в чонгуковых кругах как «неудачная попытка подружиться с тихоней», а в тэхёновых как «неудачная попытка поиздеваться над тихоней»: Чонгук, придя к выводам, что Тэхён являлся каким-то трусливым ботаном, попытался высмеять его за неловкое поведение и смешные очки на переносице и толкнул того на пол в столовой, начав пинать его рюкзак, пока все свидетели над этим хохотали. Занятия по каратэ в детстве пришли Тэхёну на руку, ведь покинул Чонгук школу в тот день с пластырем на носу и синяками под глазами. И хоть с того времени Чонгук не смел трогать Тэхёна, последний всё ещё горел желанием бросить ему реванш, а произошедшее с Дахён стало последней каплей. Три года спустя, в этой же столовой, пришло время это сделать. Взяв со стола свою пластиковую бутылку с апельсиновым соком, Тэхён продрался сквозь, казалось бы, бесконечное количество столов (будь ты проклят, Чимин!) и приложил огромные усилия, чтобы не потерять равновесие и не пролить весь напиток на пол. Он стал использовать все свои актёрские способности (коих было катастрофически мало), неубедительно делая вид, что вообще не в курсе о появлении здесь Чонгука, как будто все ученики только что не орали об этом на всё помещение. Тот уже стоял у буфета, всё никак не отпуская талию своей дамы, чья изящная ладонь нежно поглаживала его широкую спину. Они с Чонгуком смотрелись до ужаса гармонично: он высокий, она низкая, он в спортивной форме, она в милом розовом платье, он азиат, а она — олицетворение тех американок с европейскими корнями, которые сразу всплывают в голову при вопросе «какой вы представляете себе типичную американскую девушку?»: с прямыми блондинистыми волосами, светло-голубыми глазами, чистой, бледноватой кожей. Тэхён бы не удивился, если бы её звали Тиффани. Или Сарой. Или Эшли. — А почему сок апельсиновый? — возмутился Чонгук, поморщившись при виде сегодняшнего обеда на подносе. — Вы же знаете, что у меня на него аллергия! — Вам совсем необязательно его пить, — пробормотала буфетчица. — А яблочного сока нет? — Приносим свои извинения, но на этот раз у нас только апельсиновый… — Но вы же знаете, что я… — раздражённо начал Чонгук, делая твёрдый акцент на каждом произнесённом слове: — не… пью… апельсиновый… сок! Господи! Я не пью апельсиновый сок! Мне нельзя! У Тэхёна были смешанные чувства по поводу происходящего. Как и подобает любому интеллектуальному и эмоционально зрелому юноше, как он, от поведения Чонгука ему было противно, тошно, неприятно, всё такое. А с другой стороны, Тэхён был настолько рад, что в любой момент мог начать прыгать и хлопать в ладоши, ведь ему нужно было именно это: Чонгук, устраивающий детские истерики по поводу обеда, не стыдясь огромного количества людей в столовой, и Тиффани-Сара-Эшли, с покрасневшим от смущения лицом наблюдающая за инфантильным поведением своего парня. Всё шло точь-в-точь по его (несуществующему) плану. Сейчас было самое время идти в атаку. Как раз в тот момент, когда Чонгук собирался подойти к своему столику, Тэхён, создав впечатление, что потерялся в своих мыслях, стал рассеянно ходить в его сторону, в итоге столкнувшись с ним лбами. Издав слабое «ох!», он отступил назад на пару шагов, а затем наигранно удивился: — О, Чонгук! Привет! За реакцией Чонгука он готов был наблюдать вечно: кровь стремительно прилила к его щекам, а он, зажав губы, инстинктивно вытянул шею вперёд, выпятил свой подбородок, чтобы показать, что он выше Тэхёна. Тот знал, что Чонгук уже долгое время, каким-то магическим образом врал о том, что его рост составлял метр восемьдесят, хотя на самом деле он был на пару миллиметров ниже Тэхёна, рост которого составлял метр семьдесят восемь. Сделав парочку глубоких вдохов и оглянувшись по сторонам, Чонгук в итоге… проигнорировал Тэхёна и демонстративно прошёл мимо него как ни в чём не бывало. Сев за столик, Чонгук начал уж больно наигранно сюсюкаться со своей девушкой, целовать её щеки, с фальшивым писклявым голосом повторяя: «ты у меня такая хорошая, детка, ты у меня самая красивая, самая любимая», пока его друзья делали вид (а может и нет), что как-либо вовлечены в их «беседу», которую Тэхён решил прервать: — И как часто ты меняешь своих «самых-самых», Чон? — положив обе ладони на чужие, до смешного огромные спортивные наплечники, он заставил Чонгука подпрыгнуть на месте от неожиданности. — Твоя девушка знает, что ты только вчера писал то же самое моей сестре? — с издёвкой в тоне подметил последнее слово он. Все замолчали. На одно мучительное мгновение Тэхён уже было начал жалеть о том, что устроил всё это, что поговорил вчера с Дахён, что не сбежал из дома в возрасте четырнадцати лет, что… — Господи, передай тому человеку, кто учил тебя манерам, что из него учитель как из тебя натурал! — повернув шею так, чтобы увидеть Тэхёна, ответил Чонгук. Его лицо уже стало краснее любимой помады Дахён. — Да, я точно ему передам, что тебе бы не помешало сходить на пару уроков уважения и адекватного отношения к работникам столовой. — Упоминать свои аллергии работникам — это точно не хуже, чем, блять, совать свой нос в чужие дела… — И совсем они не чужие: мне Дахён не чужая. — Вы мне объясните, что здесь происходит? — прервала их девушка, недоумевающе смотря то на Чонгука, то на Тэхёна. — Детка, послушай… — Как тебя зовут? — молниеносно спросил Тэхён, не позволив Чонгуку объявить о том, как он любил эту девушку больше жизни, хотя общаться с ней он начал максимум пару часов назад. — С-Сара. Тэхён угадал. — Сара, — повторил, сделав гримасу, выражающую брезгливость и сожаление. Он как будто готовился сообщить ей о смерти всей её семьи в ДТП, — мне очень жаль об этом говорить, но этот, — указал пальцем на Чонгука. — милашка совсем не является тем, кем кажется: он бросил вчера мою сестру и сказал ей, что он, видите ли, не нагулялся, что хочет попробовать больше чле… точнее, повстречаться с большим количеством девушек, потому что он молодой и в самом расцвете сил. Он точно также бросит и тебя, так, Чонгук? Почти все вокруг них замерли, чтобы вникнуть в происходящее: затихли настолько, что Тэхён даже услышал, как кто-то ахнул, а потом закашлял. И хоть он её и не видел, он уже мог представить себе Дахён, лицо которой сейчас, должно быть, расплывалось в искренней и светлой улыбке, и как её будет переполнять гордость и благодарность за своего отважного брата. Сара начала тяжело дышать, а её выражение лица становилось бешеным, как у собаки, готовой броситься на вора, пытавшегося проникнуть в огромный особняк его хозяев. — Чонгук… Чонгук, это правда? — Нет, боже, детка, нет! Нет! Это совсем неправда! — начал Чонгук, вернув тон своего голоса к писклявому. Он, похоже, всегда использовал этот голос, когда разговаривал с девушками. — Это неправда… Ну, да, мы расстались, ну, да это было вчера, но это ведь ничего не значит! Сара, детка, мы с тобой… да мы с тобой на публику уже вышли, чтобы весь мир знал, как я тебя люблю и ценю… — То есть ты правда расстался с ней, чтобы быть со мной? — Да! — машинально сказал Чонгук и тут же пожалел об этом, увидев, как Сара покачала головой и быстро встала со своего места, направившись к выходу. Он слегка толкнул Тэхёна в сторону и последовал за ней. — Детка, я хотел сказать: нет, всё было не так. Точнее, да, всё было так, но какая тебе разница? Это же не имеет значения, если сейчас ты так любима мною! — он схватил её за запястье и повернул к себе. — Я тебя люблю, Сара, детка, малышка, моя красотка, солнышко моё, птичка моя, цыплёнок, котик, между нами с сестрой этого… этого… Тэхёна всё уже давно кончено, ты же не можешь просто так меня оставить, я же умру без тебя, ты — мои сердце и лёгкие, моя душа, мой дом, и вообще, у меня уже голова разболелась и глаза слезятся, Сара, птичка моя, умоляю, не уходи… Ну-у-у-у… — Нет. — Сара избавила себя от хватки Чонгука и повысила на него свой голос: — Я так не смогу с тобой встречаться! Чонгук фыркнул, и хоть Тэхён не видел выражения его лица и не мог читать его мысли, он всё равно был почти что уверен в том, как Чонгука, на самом деле, раздражала Сара, и как он изо всех сил пытался этого не показывать. Тэхён даже усмехнулся, представив, что сейчас может происходить в той пустоватой голове: мысли в духе «как же она меня беси-и-и-т», или «ты так мне надоедаешь, просто сядь со мной за столик и прекращай ныть». — Детка, не кричи на меня… — Чонгук, я правда очень на тебя злюсь… — …у меня ПТСР от криков и, и вообще у меня болит… — …и я не хочу с тобой иметь никакого дела. — …голова и я… — Пока, Чонгук. Сара взмахнула волосами и грациозной походкой вышла из столовой, оставив Чонгука столбом замереть на месте и мысленно обработать произошедшее. Тэхён уже готовился как следует порадоваться своей победе в этой, как он считал, важнейшей битве: сколько ночей он провёл, ворочаясь в своей кровати, фантазируя о том, как покажет всей школе не того Чонгука, которого знали они, а того, которого знал он: чрезмерно легкомысленного, эгоистичного, бестактного парня, который ценил исключительно свою репутацию горячего сердцееда всей школы, дарованным редким талантом изумительной игры в футбол. Он представлял, как подойдёт к Дахён и потеряется в её объятиях, слушая, как она повторяет «Тэ, братик, ты такой молодец!», пока Чонгук, от позора склонив голову вниз, вышел бы из этого места, а все остальные стали бы бурно обсуждать сей героический поступок, и через три месяца Тэхёна бы объявили королём выпускного бала… Только он забыл о том, что Чонгук не оставил бы это просто так, и он почувствовал, как чужие крепкие, мощные руки толкнули его в грудь и вернули его из сладких грёз прямиком на землю. — Ты совсем уже берега попутал, мудак редкостный? — Тон голоса Чонгука сразу сменился с высокого и слащавого в низкий и ехидный, но хотя бы более естественный и, почему-то, приятный Тэхёновым ушам, хотя мало кому хотелось бы выслушивать подобное в свой адрес, несмотря на звучание голоса. — С каких пор ты, блять, лезешь в мою, мою, сука, жизнь? — А вот с тех пор, как ты занялся любовью с моей сестрой, а затем бросил её, как будто она ничего не значила для тебя! — объявил Тэхён, можно сказать, у всей школы на глазах. — Во-первых, это было всего один раз… Тэхён приподнял бровь. — Ладно два… ну, боже, ну три раза! Тэхён опустил, а потом снова приподнял ту же бровь. — О’кей, хорошо, четыре раза это было, но да какая тебе вообще разница! И вот что: во-вторых, я не занимался с ней любовью, ещё чего! Тэхён даже не смог подобрать слов, чтобы описать своё удивление от такого наглого и неадекватного поведения, так что он лишь простоял, как казалось, целую вечность, разинув рот от самого что ни на есть искреннего удивления. Стоило ему подумать, что Чонгук больше не сможет его удивить своей наглостью, так он это сделал. — Я не занимался с ней любовью, — продолжил Чонгук, — потому что я занимаюсь любовью только с теми, кого люблю! С ней я занялся сексом… Что… что ты делаешь?! Тэхён открыл свой богом забытый апельсиновый сок, который держал всё это время в своей руке, выплеснув его прямо на Чонгука, и тут же почувствовал, как абсолютно все присутствующие на этом цирке уродов бросили в его сторону осуждающие (а некоторые не совсем) взгляды, услышал бесконечные охи и вздохи, какой-то идиот даже умудрился крикнуть «ставлю на Чонгука!» — и придурком, по мнению Тэхёна, он был не потому, что вообще такое сказал, а потому, что ставку он сделал на Чонгука. — Моя форма! — Чонгук стал дотрагиваться до мокрых пятен на своей голубой футболке, а затем и на белых шортах, тщательно занюхивая и морщась от ужаснейшего (для него; для Тэхёна он был глубоко обожаемым) запаха апельсина. — Боже, тренер мне этого не простит! Боже, блять… боже! Он стал делать серию глубоких вдохов, тихонько повторяя «вдох через нос, выдох через рот», как мантру, и Тэхёну на целую секунду даже стало немного его жалко, захотелось подать ему салфетку и осторожно попросить прощения, дать ему номер телефона хорошей химчистки, но это до того, как тот взял Тэхёнову рубашку в кулак и потянул его на себя, снова угрожающе выпятив подбородок: даже в таких серьёзных ситуациях он был обязан ростом казаться выше Тэхёна. — Ты хоть знаешь, что ты наделал? Тебя спрашиваю, ты знаешь, что наделал? Да ты… да я… да я тебя… — Твои угрозы, Чон, — Тэхён попытался сделать пару шагов назад, а Чонгук, ещё сильнее схватившись за рубашку, последовал за ним. Всё-таки отказывался её отпускать. — На меня не действуют. Ты звучишь, как… как злодей из диснеевского мультика. К этому времени уже все успели встать со своих мест и пристально начали наблюдать за Чонгуком и Тэхёном, которые всё продолжали называть друг друга мудаками, придурками, отбросами общества, но не собирались втягивать друг друга в физическую драку по разным причинам: Тэхён не делал этого потому, что дал Дахён обещание; Чонгук не делал этого потому, что просто боялся повторения результата их драки трёхлетней давности. Чонгук, в итоге, то ли от усталости, то ли просто от желания покончить со всем этим, силой отпустил Тэхёна, нечаянно швырнув его слишком близко к одному из столов. Тэхён стал терять равновесие и, в отчаянных попытках спасти себя от падения, схватился за руку Чонгука, потащив его за собой, и они вместе с мощным грохотом упали на стол прямиком на чужие подносы с едой. Их волосы, лицо и одежда полностью покрылись жирным рисом, вареной курицей и апельсиновым соком. Стеклянные тарелки разлетелись на малюсенькие осколки, что сейчас были разбросаны по полу. Спортсмены, чирлидерши, ботаны, готы, эмо — все эти люди как будто впервые нашли общий язык, лишь для того, чтобы пообсуждать картину перед ними: — Вот это да-а-а-а, — произнесла одна из девчонок. — А мне кажется, что вообще крутяк! — выразилась девушка-панк с обкуренным голосом. Первым делом Тэхён попытался мысленно себя подбодрить: «зато Чонгуку тоже досталось!», подумал он, но, услышав громкий щелчок чьей-то камеры и ощутив повторящуюся вибрацию смартфона в кармане своих брюк, он сразу забрал свои слова обратно.