Eternal love

      Далёкие льдистые «звёзды» в высоких «небесах» Подземного мира подёрнулись тёплой дымкой золотого свечения, которое с каждой искристой песчинкой, устилающей дно песочных часов, становилось всё ярче и ярче. Ночь, как в Верхнем, так и в Нижнем мире подходила к концу, неохотно уступая место долгому дню.       Ясные лучи многочисленных «небесных светил», подобно солнцу на поверхности, мягко осветили тёмные подземные пространства Пламенного города Дит – столицы пятого королевства; проникли в каждую скалистую пещеру; приласкали пышные гранатовые сады с россыпью розовых кустов и исписали золотом зелёные травы сладкого Эллизиума – пристанища счастливых безвинных душ; и разбудили огромный дворец владыки Подземного мира, прогнав фиолетовые тени с высоких каменных колонн. Мягкое свечение, любопытствуя, забежало в каждый его уголок и коснулось прозрачных занавесей, отделяющих террасу с выходом в сад от просторной спальни, погружённой в благословенную тишину. Там на большущей мягкой постели, укрытой тёмным балдахином, среди груды одеял и подушек отдыхали два бога.       Пять дней – пока шла течка омеги – молодые супруги не покидали объятий друг друга, предаваясь желанию и страсти в любом удобном месте: в волшебном саду, в огромных покоях и в горячих водах термы, что пряталась за тёмным занавесом всё той же комнаты. Обретшие друг друга они никак не могли насытиться близостью. Лишь иногда измученный и разнеженный нескончаемой лаской Хёнджин проваливался в сладкий сон, даруя им обоим небольшую передышку.       В эти моменты Минхо не спал. Во все глаза наблюдал за своим милым принцем, любуясь, высекая на сетчатке своих агатовых очей его божественный образ. Он готов был поклясться всем своим королевством, всеми своими бесчисленными богатствами и всей своей жизнью, что никогда за тысячу лет не встречал никого прелестнее своего истинного. Ни среди смертных, ни среди бессмертных.       Распаренный в горячих водах, заласканный и залюбленный обнажённый Хёнджин сиял в темноте спальни своей медовой загорелой кожей. Его золотые длинные локоны драгоценными нитями рассыпались по спине и плечам, сладкие уста пылали от оставленных на них поцелуях, а нежные щёчки зарумянились. Среди множества белоснежных простыней и пушистых одеял, похожих на облака, омега был подобен солнцу. В сумраке спальни он был сосредоточением всего мирского света – ярким, пленительным и горячим. Одним своим присутствием он отогрел промёрзшие кости и сердце тысячелетнего бога смерти.       Ради такого омеги можно было подождать и ещё десяток столетий…       Юркие лучики подземных кристаллов тонкой полоской скользнули в высокую постель, оплетая голую кожу юного божества своим светом. Тот, чувствуя их невесомые касания, зашевелился и потёрся мягкой щёчкой о горячую грудь альфы, на которой всё это время так сладко дремал. Всё тело Минхо запылало костром безграничной нежности. Он так долго был одинок, что пять дней – это катастрофически малый срок, чтобы осознать и привыкнуть к тому, что теперь каждое утро обещало быть для него блаженным и радостным, потому что его истинный, наконец, с ним.       Объятия Морфея медленно отпустили прелестное юное существо, и оно, звонко причмокнув пышными губами, открыло свои светлые очи. Минхо задохнулся – он ещё не научился не утопать в этих чистейших озёрах. Хотя уже был уверен в том, что и через многие века глаза Джинни не потеряют своей власти над ним. В очередной раз уходя под воду любимых очей, альфа растерял весь запас воздуха и, если бы не был богом, то тотчас умер бы от кислородного голодания.       – Доброе утро, любовь… – его бархатистый, слегка хрипловатый голос мягким туманом разошёлся в просторных покоях. Горячие пальцы невесомо коснулись чужого виска и, проскользив по коже, заправили выбившуюся светлую прядку за ушко.       – Доброе... – поддавшись ближе к заботливой руке, нежно ответил омега.       Личико Джинни было поистине чудотворно. Вид его такого сонного, такого мягкого и нежного, с зардевшимися щеками и маковыми губами, послал по телу альфы горячие волны желания, что тут же отозвались дёрнувшимся возбуждением, которое призывно уткнулось в мягкий животик омеги. Все мысли, все желания свелись лишь к тому, чтобы коснуться приветливо раскрытых губ. И только владыка Подземного царства склонился к роскошным устам, желая сахарного поцелуя, Хёнджин, играючи, быстро увернулся из его объятий. Минхо с оскорбленным видом распахнул кошачьи глаза и с задорным недовольством уставился на юного супруга, избежавшего его ласки.       – Ну уж нет, мой король! – добродушно глумясь, запротестовал омега, – Позвольте мне хотя бы ото сна отойти! Вы и так измучили меня своим сладострастием за эти дни и ночи. Я до сих пор пылаю и лоном, и телом. Пожалейте меня! – невинная улыбочка украсила пышные губы, а хитрые глазки превратились в полумесяцы.       Белокурое чудо шустро юркнуло к краю кровати, оставляя за собой эфемерное ощущение тепла. Минхо разочарованно-зачарованно вздохнул и поспешно перевернулся грудью на освободившуюся часть постели, где только что лежал его супруг, чтобы кожей ощутить остатки чужого жара на простынях и вдохнуть эссенцию весеннего аромата цветов, что хранился на подушке. Чёрные глаза внимательно выглядывали каждое движение тонкого загорелого тела и собственнически заблестели, когда Хёнджин аккуратно собрал россыпь своих волос со спины и перекинул на одно плечо, открывая вид на едва затянувшеюся метку. Альфа успел оставить её прежде, чем омега вкусил его ихор и стал бессмертен. Потому та теперь обречена быть единственным следом, что сохранится на его безупречном теле, ведь новые укусы и раны тут же будут излечены волшебной божественной регенерацией. Довольно улыбаясь своей метке на длинной шейке, альфа жалел лишь о том, что сам омега не мог оставить ему такую же. Минхо безумно хотел быть заклейменным своим истинным. Мысли о принадлежности Хёнджину будили в нём что-то отчаянно дикое.       Мутный от желания взгляд стёк ниже по покатым формам и зацепился за едва заметные капельки пота, что медленно спускались по выгнутой спинке омеги к ямочкам над упругими ягодицами, в итоге скрываясь в их расселине. Альфа тяжело сглотнул скопившуюся во рту слюну и уложил свою охваченную жаром голову на руку. Прекраснее зрелища ему не доводилось видеть… Пропадая в нём, он жадно пожелал, безрассудно плюя на обязанности бога смерти, остаться в этих покоях рядом со своим истинным навечно…       Ну или, хотя бы, до тех пор, пока его не успокоит окончательное осознание того, что Хёнджин с ним теперь навсегда и никуда не исчезнет.       Хёнджин теперь с ним. Навсегда. И никуда не исчезнет.       От этих мыслей каждая клеточка тела Минхо взрывалась горячим восторгом, а сердце лужицей разливалось меж рёбер. Альфа и подумать не мог, что его истинный так сильно изменит всё вокруг. Надеялся, конечно, но не думал, что это возможно. Однако Хёнджин, только появившись здесь, сразу же сделал всё новым. Удивительным. Особенным. Минхо даже показалось, что раньше он видел мир в чёрно-белом цвете, потому что уже пятый день удивлялся тому, каким ярким стал тот рядом с омегой. Один взгляд и одна улыбка истинного – и мир обрёл краски. А одним поцелуем Хёнджин и вовсе оживил бессмертное тело, что до этого было «мертво». Минхо не жил все эти века. Существовал… И преданно ждал, чтобы только рядом с Хёнджином начать полноценный путь.       Где-то под веками защипало от слёз. Последний раз он плакал ещё будучи смертным ребёнком, когда жестокие короли убили всю его семью прямо у него на глазах. Тогда он пролил так много слёз, что потом просто не мог. Не плакал даже тогда, когда ступал в мир смерти, и пока возводил Подземный мир из руин, и пока тысячу лет был один. Но теперь с появлением Хёнджина не мог сдержать чувств. И сам не верил, что плакал. От счастья…       Минхо на мгновение довольно прикрыл глаза, позволяя влаге скатиться серебром по щекам. Эмоций внутри него было так много, что не было и шанса передать все свои чувства словами. Ему бы свою горячую грудную клетку раскрыть, как ракушку речную, разведя плоть и рёбра в стороны, словно створки. Тогда бы все три мира осветило перламутром его радости. Тогда бы каждый увидел, как живо – так, как никогда до этого – переливается, подобно жемчугу, его сердце. Блаженная улыбка растянула чётко-очерченные уста – Минхо теперь самый счастливый. Сдаваясь бесконтрольной тяге, он сильнее притёрся носом к подушке Хёнджина, благоухающей розами. Улыбаясь, альфа приоткрыл один глаз, чтобы подглядеть за своим долгожданным счастьем. Омега, потянувшись и забавно зевая, уместился на краю кровати и свесил длинные ноги. Он уверенно упёр стопы в прохладный каменный пол, намереваясь покинуть постель, но только приподнялся, как тут же упал на мягкую перину назад.       Лучистая улыбка тут же пропала с лица Минхо. Что случилось?       – Любимый? Всё хорошо? – альфа оказался рядом, осторожно касаясь плеча.       Хёнджин обернулся к нему с невозможно милым пунцовым румянцем, задорно смеясь.       – Почему ты смеёшься? – недоумевал альфа.       – Мне так неловко говорить такое, мой милый супруг, но мои ноги меня совершенно не держат! – омега подарил Минхо озорную ухмылку, – И это всё ваша заслуга! – изрёк он с язвительным почтением, и его изящный пальчик укоризненно уткнулся в солнечное сплетение мужчины.       Минхо, глядя в игривое румяное личико, как-то пристыжено скуксился и с дурашливой улыбкой покачал головой. Что с ним творит этот невозможный мальчишка?       – О боги! Какое же ты ещё дитя, Джинни! Я совершил ужасное кощунство, забрав твоё девство. Мне не избежать за это божественной кары…       – Я дитя? – шутливо насупился омега, надув нежные щёчки и выпятив мягкие губки. С хитрой рожицей он быстро подполз обратно к мужу под бок, – А вы тогда жуткий древний старик!       – Очень жуткий? – альфа приветливо раскинул крепкие руки и загреб ими свое чудо в жаркие объятия.       – Невозможно! – сияющие довольной улыбкой губы Хёнджина накрыли такие же улыбающиеся уста Минхо.       Поцелуй вышел тягучим, сладким. Супруги мокро мазали друг друга языками, прикусывали мякоть кожи, жарко дышали рот в рот. Восхитительная эйфория любви витала меж ними, искрящимися пузырьками взрываясь в крови. Это ощущение пьянило.       Альфа покрепче перехватил тонкую талию и подтащил хрупкое тело выше, усаживая любимого мужа на себя. Не было сил противостоять стремлению быть ещё ближе… Оседлав таз альфы и чувствуя пылающей промежностью жар и твёрдость его желания, омега жалостливо заскулил. Минхо настороженно замер. Все эти дни он был трепетно осторожен со своим истинным, будто цветовод с хрупкой розой. До безумия боялся навредить или сделать больно, потому постоянно спрашивал о самочувствии и всеми силами старался облегчить течку. И в то же время мучился сам от разрывающего плоть и выворачивающего душу желания. Вот и сейчас он опять горел огнём вожделения, но опасался за состояние юного супруга.       – Минхо… – как-то растерянно простонал омега и несмело заерзал. Его уставшее тело, несмотря на завершение течки, всё равно страстно возжелало альфу. Свежий аромат белоснежных роз тяжело окутал всё пространство. Хёнджин хотел Минхо, но натруженные стеночки его распухшей дырочки отозвались неприятным тянущим чувством. Он не врал, когда говорил, что пылает там. И сейчас он не знал, что и делать…       – Тише… Не бойся! – поспешно успокоил Минхо, понимая всё без слов, – Мы не зайдём далеко… Просто потрись так немного. Хорошо?       Хёнджин закивал, преданно глядя в глубокие переполненные любовью глаза. Теперь для него не существовало никого, кому бы он доверял также сильно, как и Минхо. Он верил ему даже больше, чем самому себе. В ночных глазах его альфы сияли вдохновляющая уверенность и многовековая мудрость. Они подкупали и пленили. Им невозможно было противостоять.       Альфа подбадривающе улыбнулся и, оставив на пылающих губах эфемерное касание, склонился, чтобы проложить ласковые поцелуи по загорелой груди омеги. Хёнджин несдержанно простонал, чувствуя мокрые мазки. За эти дни в постели с любимым у юного принца появилась интересная ассоциация. Его супруг был настоящим котом – он без остановки лизал, облизывал и ласкал его своим горячим языком везде, где только мог. Вот и сейчас вылизывал его грудь, будто игривый котёнок, которому не хватало лишь усиков и пары пушистых ушек в его волшебных красных волосах.       Всё в Хёнджине восковой свечой таяло под таким горячо-ласковым Минхо и его нежной душой, что ясным светом искрилась сквозь бледную кожу. И также всё в Хёнджине трепетало пред подавляющей тёмной энергетикой альфы, что неумолимо подчиняла себе всё вокруг. Но темнота в Минхо не была злом. Нет! Она была первоначалом всего небесного и земного. Среди темноты зародилась жизнь – в темноту жизнь и уйдёт, истекая… Альфа был руками самой смерти – естественной и неминуемой, но не злой. Это простая истина – конец ждёт всех. И энергия альфы была так похожа на эту аксиому. Она была осознанной, сильной, беспощадной, но и успокаивающей… Минхо был многолик, и каждая его сущность поражала Хёнджина в самое сердце острыми стрелами восхищения. Чувствуя губительно-сладостные грани их наконечников в ретивом, омега не мог сдержать слёз. Он крепко зажмурился и пустил свои пальчики в лохматые кудри, поглаживая и притягивая обожаемого супруга ближе к себе.       Согласный преклонится лишь пред своим истинным Минхо голодно исцеловывал и излизывал выгнувшегося ему навстречу омегу. Он уместил свои горячие руки на его изящных бёдрах и сильнее притиснул к своему твёрдому возбуждению. Хёнджин, издав тоненький стон, прикусил свои мягкие губы. Из уретры обильно полилось предсемя, делая его маленький розовый член невозможно мокрым. Омеге было слишком хорошо. Покрепче стиснув пальчиками гранатовые пряди, он навалился корпусом ближе к широкой груди и ответно притёрся к внушительному члену своего супруга, что был до сладостной боли обжигающ и не менее влажен.       Минхо, оторвавшись от бархатной кожи, тяжело дышал и заворожённо изучал блаженное личико мужа. Омега был так невозможно прекрасен сейчас. Медовые щёчки зарумянились, светлые бровки изогнулись, глазки зажмурились, а губки призывно расставились. Маленький и невинный, никем не тронутый прежде принц, потеряв девственность, быстро вошёл во вкус. Стал жадным до близости и ласк альфы. Конечно потому, что предавался любви именно с ним – своим истинным, а не с кем-то другим. Всем известно, что близость с предначертанным, неважно боги вы или люди, это неописуемая феерия чувств и эмоции. Это квинтэссенция любви. Ты, как отдельная личность, перестаёшь существовать и переходишь к существованию общному со своей парой. Всё, что чувствуешь ты, твой истинный ощущает с удвоенной силой. Потому любое касание на разрыв, каждый жест и каждое слово до блаженных слёз, до высоких небес и далёких звёзд…       Ощущая это волшебство каждой клеточкой тела, околдованный своим истинным Минхо потянулся к мягкой линии его челюсти и оставил на ней животно-страстные полупоцелуи-полуукусы. С нескрываемым удовольствием он подмахивал драгоценному мужу, делая трение их тел более резкими и тесным и от того ещё более приятными. Из напряжённых головок обоих членов обильно выделялась смазка. Она густо смешивалась на коже и грязно хлюпала от каждого движения. Меж ног омеги было жарко, мокро и скользко – он легко ходил тазом туда-сюда. Ещё больше жара и влаги добавляла смазка, сочащаяся горячими потоками из его нежной дырочки. Она, щекоча, липкими капельками стекала по перениуму на его крошечные яички, с них растираясь по увесистой мошонке альфы. Поддавшись влиянию головокружительного феромона, Минхо пустил свои руки по мокрой от пота спине ниже и аккуратно, чтобы не навредить, опустил пальчики в ложбинку между ягодицами. Там всё пылало. Собрав сбежавший цветочный секрет, альфа любовно растёр его по тонкой коже сжатого колечка, не проникая внутрь, а лишь желая приласкать снаружи. Пары медленных хлюпающих мазков подушечками пальцев по саднящему ободку хватило, чтобы омега весь встрепенулся над альфой и сильнее вжался в его каменный член своей промежностью, вдавливая в постель. Хёнджин кончал с именем супруга на устах, навалившись сверху, сжимая руками надёжные плечи и мажа раскрытыми губками по чувствительной шее. Альфа же охотно прижимал своего принца ещё ближе, мягко цепляя ртом его румяные щёчки и слегка прикусывая их клыками. Он и сам весь подсобрался и дошёл до пика, почувствовав, как болезненно поджались яйца в момент, когда пламенное жемчужное семя омеги потекло прямо на разбухшую тёмную головку его члена. Альфа блаженно зарычал, кончая. Его сперма нескончаемыми тугими струями полилась на его же пресс, застывая крупными каплями на упругих завитках лобковых волос, пачкая животик прижавшегося сверху омеги и растираясь меж его стройных бёдер – Хёнджин продолжал судорожно тереться об него всей своей промежностью и дрожащим членом, поскуливая.       Минхо бессильно повалился назад в объятия мягких одеял, прижимая и опрокидывая омегу вместе с собой. Отголоски оргазма не хотели покидать их разгорячённые тела. Боги лежали, вжавшись в друг друга, тяжело дыша и совершено не чувствуя никакого дискомфорта от обильной мокрой лужицы смешавшегося семени, что застыла на коже меж их животов. Омега счастливо улыбался и беззастенчиво тёрся влажной, горячей щёчкой к губам альфы, выпрашивая ленивых поцелуев по коже. Маленький принц был похож на ребёнка – слегка капризного, но очаровательного и ласкового. Минхо не сомневался, что Хёнджина очень любили и обожали, да и к тому же баловали родители, нянечки, прислуга, учителя и многие подданные. А разве могло быть иначе? Конечно нет! Такое нежное и прелестное существо, как Джинни, обязано было родиться в любящей семье и добром окружении, что сберегло бы его от лишений и жестокости несправедливого мира. Так оно и вышло… Альфа был рад этому и не удивлялся, что его чудесный омега вырос таким любвеобильным и чутким, щедрым на тактильность и ласку.       Но зато Минхо удивился другому…       Хёнджин, несмотря на свою неопытность и юность, не был стеснителен в постели. Да, он смущался и восхитительно краснел, но не прятался и не зажимался от страха или неуверенности. К тому же сам с радостью смущал альфу своей открытостью, шаловливостью и озорством. Он неумело, но мило соблазнял его, игрался, нагло провоцировал, но выглядел при этом невозможно невинно. Омега прощупывал неизвестный лёд, изучал границы дозволенного, ещё не зная, что для него в отношении альфы не было никаких запретов. Хёнджин мог делать всё, что угодно, и Минхо бы с радостью принял бы это, вознося своему личному божеству благодарные слёзные молитвы. Конечно, вряд ли ему стоило волноваться о чём-то слишком серьёзном, потому как прекрасный принц не был развращён и избалован. Однако был очень любопытен…       Любопытство.       Эта удивительная черточка характера поразила Минхо в самое сердце. Сам он давно потерял всякий интерес ко всему вокруг. Долгая жизнь отложила свой отпечаток – всё стало одинаковым, скучным, посредственным… Но милый Хёнджин не был испорчен этой «проказой». И Минхо бы очень хотелось, чтобы тот научил его смотреть на мир своими глазами. Юными, живыми и не поражёнными жестоким временем.       Альфа улыбнулся своим мыслям. Ему не было нужды просить об этом. Хёнджин итак уже начал учить его новой жизни – красочной и яркой, полной эмоций, чувств и наслаждений. И это только за эти пять дней, что они провели в объятиях друг друга… В груди альфы теплилось приятное предвкушение будущих событий. Он обязательно научится наслаждаться жизнью! Вместе с Хёнджином всё будет иначе…       Минхо, опять ощущая влагу в уголках своих глаз, благодарно поцеловал личико истинного, аккуратно убрал прилипшие к его загорелому лобику и лебединой шее влажные светлые пряди и успокаивающе погладил его тяжело вздымающуюся спину. Омега, разморенный ярким оргазмом и занеженный трепетной заботой, подозрительно притих. Альфе даже подумалось, что тот вновь задремал. Но спустя пару мгновений принц суетливо заёрзал и слегка приподнялся над телом Минхо, прижимаясь своим влажным лобиком ко лбу альфы и заглядывая в глаза.       Столкнувшись с чужими мокрыми светлыми глазками, мужчина увидел странное пугливо-смущённое выражение на чудесном лице и подозрительно закусанные губы.       Что случилось? Он сделал что-то не так?       – Джинни? – позвал он встревоженно, ладонью касаясь нежной щеки, – Что такое? Я сделал больно?       Ответом ему послужило достаточно громкое урчание чужого животика. Альфа сначала замер удивлённо, но поняв всё, облегчённо выдохнул и игриво заулыбался, а омега, сразу же залившись краской, начал умилительно прикрывать его ослепительную улыбку своими ладошками.       – Не смей смеяться, Минхо! Лучше накорми своего мужа, а то станешь вдовцом…

***

      – Это чудно́, мой маленький омега! Я пригласил во дворец выдающихся мастеров и лучших портных, подготовил для тебя безупречные наряды и украшения, а ты предпочёл им простую простыню… – удивлённо рассуждал владыка Подземного мира, босыми ногами ступая по длинному дворцовому коридору в направлении трапезного зала.       Мокрый и распаренный после омовения Хёнджин шутливо закапризничал и наотрез отказался облачаться в одежды. И Минхо был не в силах воспротивиться его желанию. Потому сейчас нёс на своей широкой спине забавный комочек, уютно замотанный в белую ткань.       – Мой милый супруг, ты злишься? Если на то твоя воля, давай вернёмся в покои и я наряжусь для тебя во всё, что ты пожелаешь. – омега подтянулся повыше и, уложив голову на твёрдое плечо альфы, пытливо заглянул из-за спины в его восхитительное, выточенное будто из мрамора лицо, чтобы увидеть истину в чёрных глазах. Альфа, уловив это желание юного мужа, поспешно развернулся к его милому личику и успокоил добрым взглядом.       – Что ты, любовь?! Я не умею злиться на тебя! Да и к тому же сам поддержал твою шалость. И тоже не переоделся…        Хёнджин хитренько улыбнулся и погладил мужские руки, скрытые плотной, расшитой дорогими камнями тканью. Чёрный драпированный халат, усыпанный серебряно-фиолетовой драгоценной крошкой невозможно шёл его альфе. Вот уж интересно – если обычный халат выглядит как роскошное платье, то каковы те наряды, о которых говорил Минхо?       – Но Хёнджин, – серьёзно продолжил мужчина, – никогда не смей даже думать о том, чтобы нарочно угождать мне. Одного твоего нахождения здесь уже достаточно для того, чтобы я был безгранично счастлив. Тебе больше ничего и не нужно делать! Слышишь? Если ты желаешь облачаться в простыни – пусть так! Я прикажу подготовить для тебя все, что есть в моём дворце. А будет мало – ради тебя сыщу каждую, что существует в трёх мирах!       – Ох, Минхо… – омега прижался носиком к шее мужа, ручками покрепче перехватывая её вокруг. Он так много всего захотел сказать сейчас, но не знал с чего начать. Хотелось слёзно благодарить дорогого супруга за всё – и за любовь, и за восхищение, и за заботу. За всё-всё-всё! Но казалось, что все слова мира не будут иметь никакой цены в сравнении с тем, что делал для него Минхо. Слёзки наполнили светлые глазки омеги. Чем он заслужил такого чудесного истинного?       – Ну ты чего, маленький? Не плачь! – будто бы почуяв это, ласково попросил альфа. – Тебе не нужно ничего говорить – я знаю и чувствую всё без слов. Я тоже безмерно люблю тебя! Не беспокойся ни о чём, просто будь со мной… Мне большего и не нужно, ведь наша истинность – это уже величайшая из всех благодарностей, что я мог получить. – он откинул свою голову назад и оставил признательный поцелуй в мягких волосах омеги.       Хёнджин довольно прикрыл глаза, принимая ласковое касание губ. Он очень растрогался, но решил повременить со слезами. Когда они вернутся в спальню, он и поплачет, и как следует поблагодарит своего милого истинного. А пока…       – Не нужно искать все простыни мира, Минхо! – довольным котёнком он притёрся к железе на шее альфы, наполняя лёгкие запахом граната, – Я с радостью приму все наряды, что ты подготовил для меня. Просто сейчас мне так не хотелось сковывать себя одеждой… К тому же у меня есть одно желание…       – Только скажи – я выполню всё, что ты хочешь! – пылко пообещал альфа, сильнее сжимая ноги, что опоясывали его талию.       Хёнджин игриво мазнул языком по коже прямо до ушка и томно прошептал в него:       – Я бы пожелал всегда ходить нагим для тебя, мой альфа. И пожелал бы, чтобы ты был таким же для меня.       Едва успокоившийся член Минхо возбуждённо дёрнулся, проглядывая выпуклой твёрдостью сквозь плотную ткань расшитого халата.       – Озорное дитя! – с придыханием ответил альфа, борясь с собой, чтобы не вернуться с Хёнджином обратно в постель, – Неужели не стесняешься?       – Не-а. С тобой, мой милый супруг, я самый смелый! Ведь я знаю, что ты любишь меня таким, какой я есть. Чего же тогда мне стесняться?       – Верно! – добродушно кивнул Минхо, чувствуя жаркий румянец на своих щеках и обжигающее давление в паху. Его принц так беззастенчиво дразнился. Альфе ничего не оставалось кроме того, чтобы принять эту игру:       – Что ж, тогда мне придётся разогнать всю прислугу, чтобы исполнить твою волю… А ещё запретить всякие приёмы и встречи… Что поделать? Только я могу видеть тебя обнажённым! Любому, кто посмеет опорочить твою чистоту своим дерзким взглядом, я выжгу глаза!       Хёнджин ахнул и весело засмеялся. Игриво-грозный альфа так нравился ему.       – Не нужно таких ужасов, мой король! Я буду послушен и одет! Оставим нашу наготу лишь для нашей спальни. Ведь я тоже против, чтобы кто-то видел вас обнажённым… Вы только мой!       Омега так легко вплетал в свою речь почтительное обращение, что казалось, будто эти «вы» и «мой король» стали в его сладеньких устах особыми ласковыми прозвищами. Минхо это нравилось. Они с Хёнджином равны – нет смысла в официозе. Но пусть омега использует все его титулы, если ему так нравится флиртовать с помощью них. Получалось у него это совершенно очаровательно…       Альфа лукаво ухмыльнулся и повыше подбросил тельце за своей спиной.       – Тебе не тяжело? – быстро спохватился омега, как-то виновато закусив губки.       – Ты же шутишь, мой маленький? Ты, словно перышко, лёгок. – уверенно отрезал альфа, – Или ты сомневаешься в моей силе? Испытать меня хочешь?       – Что ты, Минхо! Ты у меня самый сильный! – задорно смеясь, запротестовал Хёнджин и оставил мягкий поцелуй на его острой скуле.       – То-то же! – не скрывая довольной моськи, возгордился альфа, – А ты моя самая желанная ноша, Хёнджин! Одно твоё слово и тебе никогда больше не придётся утруждать себя – я согласен и готов всю нашу вечность проносить тебя на руках!       Юный принц вспыхнул алым цветом, и его нежные щёчки стали подобны волосам его альфы.       – Ну хватит, Минхо! Скажешь тоже…       – Не только скажу, но и сделаю, любовь моя! – поправил альфа, быстро чмокнув огибающие его шею и сцепленные в замочек ладошки омеги.       Он остановился перед высокими дверьми трапезной, и те сами послушно отварились пред ним, пропуская в просторное помещение. Перед парой раскрылся красивый зал. В высоких потолках, как и по всему дворцу горели кристаллы. Стена, параллельная входу, была прошита пузатыми колоннами, в проёмах которых открывался вид прямо на цветущий сад. А несколько широких ступеней приветливо приглашали отправиться на прогулку сразу из-за стола. Другие же три светлые стены были украшены масштабными барельефами с сюжетами охоты и разнообразными цветочными орнаментами. Вдоль них стояли резные подсвечники со свечами, мягкие тахты с узорными подушками и несколько искусных скульптур. В центре зала располагался длинный каменный стол с двумя стульями по краям. Он уже был накрыт к завтраку серебряными блюдами с привлекательными кушаньями. От чудного вида и запаха еды живот омеги жалобно заныл. Хотелось поскорее всё попробовать.       – Доброе утро! – неожиданно сказал Минхо куда-то в сторону. И только теперь Джинни заметил слуг, что в почтенном поклоне выстроились колонной у одной из стен в ожидании распоряжений. – Благодарю вас за завтрак! Вы можете быть свободны. – вежливо поблагодарил альфа и спокойно распустил служащих.       А Хёнджин, наконец, засмущался по-настоящему. Он и забыл, что на свете есть кто-то помимо его и Минхо… Как так вышло? И куда подевались все его манеры? Они с альфой вышли к подданным в совершенно неподобающем виде. Он прикрыт лишь простыней, его супруг босой и в одном халате, да к тому же ещё и так неприлично держит его на своей спине. Что о них подумают? Матушка и многочисленные учителя этикета, если бы только увидели, сразу упали бы в обморок от таких вольностей.       Хёнджин несмело глянул на слуг, что уже покидали столовую через дополнительную дверь, ведущую в кухонные помещения. В их полупрозрачных лицах омега, к удивлению, не нашёл ни грамма осуждения. Они с явным почтением взирали на своего короля, но было в их взглядах и что-то ещё… Все эти служащие когда-то были людьми и также, как Минхо и Хёнджин, любили, и были любимы сами. И потому сейчас хорошо понимали молодых супругов, и очень радовались за своего повелителя, что спустя долгие годы одинокого ожидания обрёл свою судьбу. Это осознание заставило омегу растрогаться и шмыгнуть носом.       – Спасибо! – искренне крикнул он вдогонку удаляющимся подданным. Маленькая фигурка, замыкающая ряд, дёрнулась и обернулась. Это была душа молодой женщины. Она как-то по-сестрински ласково улыбнулась Хёнджину. Омега отзеркалил эту улыбку. На душе стало очень тепло. Но вот женщина поклонилась и скрылась за дверью, что тяжело закрылась, оставляя супругов наедине друг с другом.       – Надеюсь, ты не против, что я отпустил их? Хочу побыть с тобой подольше только вдвоём, а ещё сам желаю обслужить тебя за завтраком! – спросил Минхо, подходя ближе к столу.       – Ты так добр со своими подданными… – тихонько протянул омега.       – Думаешь это плохо? – прямо спросил альфа, опуская дорогую ношу на высокий стул по одну сторону стола.       – Нет! Что ты? Наоборот, я ещё более восхищён тобой, мой милый супруг! Истинный характер открывается в отношении к тем, кто ниже и слабее нас. Ты почтителен и добродетелен даже со служащими… Я думал, что уже невозможно полюбить тебя ещё сильнее, Минхо… И был так не прав!       – Джинни… – ласково улыбнулся альфа и подхватил изящную кисть омеги. Он поднёс её к своей щеке и нежно притёрся, запечатывая трепетный поцелуй в сердцевине ладони. – Ты смущаешь меня своим восхищением. В моих делах нет ничего великого, я просто поступаю так, как был воспитан когда-то своей семьёй. Возможно я, как бог, слишком мягок, но начало то у меня человеческое… Мне не дано отсечь его! Да и к тому же, все эти души… можно сказать, что они мне… родные. Они многие века оставались рядом, помогали, исправно выполняли свои обязанности. Как могу я относиться к ним недостойно?       – А как я могу промолчать о своём восхищении? Ты даже рассуждаешь честно и благородно. – глаза Хёнджина горели обожанием, – Ты великий и прекрасный правитель и бог, Минхо! Надеюсь, я смогу заслужить доверие и уважение твоих подданных.       – Хёнджин! Тебе не нужно ничего заслуживать! Мои подданные уже любят и почитают тебя, равно так же, как и меня. Поверь мне! Они ждали тебя не меньше. Каждый из них с радостью готов служить тебе, так же как и твой супруг.       – Минхо! – смущённо запищал омега, отвернувшись, пряча пунцовые щёчки. Ему было одновременно неловко и очень лестно от мысли, что такое могущественное древнее божество, как Минхо, самовольно отвергает все свои регалии, желая служить ему. Неужели он имеет такую власть над этим великолепным мужчиной? Минхо был неумолим. Он не оставил ему даже шанса показать силу его чувств, хотя они были также сильны… Хёнджин сам до стыдливого румянца был не прочь подчиниться той подавляющей энергетике, что излучал его истинный. Омега бы с нескрываемым наслаждением провёл вечность в ногах своего прекрасного, сильного и могучего бога, если бы тот только позволил ему сделать это. Но у Минхо были свои планы…       – Что же делать? Придётся вам, мой принц, – пародируя игривую манеру обращения Джинни, начал альфа и перекинул тканевую салфетку через руку, – простить своего верного слугу и принять его заботу о вас!       – Я сейчас сбегу! – притворно угрожая, насупился омега.       Минхо одарил его широкой плутовой улыбкой.       – А я догоню! И буду держать крепко-крепко.       – Я вырвусь и снова сбегу! – не унимался Хёнджин, уже не скрывая своего озорства.       – А я готов постоянно ловить тебя, моя любовь! – с исключительной преданностью признался альфа, склонившись к маленькому личику, чтобы оставить ласковый поцелуй на кончике носа. – Только давай сначала поедим, да?       Хёнджин заворожённо закивал. Вновь Минхо смотрел на него своим глубоким, убеждающим взглядом. Омега не знал, что и делать. Глаза его альфы были подобны бездне. И – как оно бывает, когда вглядываешься в неё – принц разрывался, желая и отвести собственный взор, и одновременно с этим поддаться манящей тьме, смело срываясь вниз.       Минхо нежно улыбнувшись растерявшемуся, но согласному с ним омеге, победно выпрямился и заботливо принялся подставлять к нему разные яства – пышный свежеиспечённый хлеб, серебряные блюдца с мёдом, графины с молоком, вином и водой, большие блюда с мягкими сырами, тарелочки с перепелиными яйцами и маслом, подносы с изобилием фруктов и ягод, орехи и сладости. Альфа наполнил бокалы супруга, разложил пищу в его тарелку и оставив шуточный поклон, направился к другой стороне стола, чтобы занять свое место.       – Приятного аппетита, любовь! – ласково отозвался он, усаживаясь.       Но Хёнджин насупился.       – А это обязательно, чтобы мы сидели так далеко? – он скептически оглядел неприятно-длинный стол, что стал будто бы пропастью между ними.       – Что? – не понял альфа сперва, но потом, оглядев стол, добавил поспешно:       – Прости… Конечно нет! Хочешь я…       Он не успел даже договорить, как белокурое чудо, замотанное в белоснежную простынь, живо подскочило со своего места. Хёнджин, закусив пышные губки, уместил на руках желанные ему тарелочки и бокалы и поспешил прямо к альфе. Минхо оставалось только удивлённо хлопать ресницами, глядя на это забавное зрелище. Ну точно дитя перед ним! Хёнджин лучезарно улыбался и выпучивал светлые глазки, суетливо боясь обронить что-то на пол. Пару раз он был близок к этому. И как только не запутался своими восхитительными ногами в кусках ткани, что длинным шлейфом волочились за ним?       – Нет-нет! Сядь обратно! – звонко скомандовал принц, только альфа поспешил уступить ему стул. – Вот моё место! – он удобно пристроился на мясистых бёдрах Минхо, – Желаю всегда восседать за трапезой так! Удобнее твоих ног нет ничего на свете, мой милый супруг! И мне нравится, что мы рядом… Не хочу ни на миг разлучаться больше, чем на расстояние вытянутой руки. – глаза омеги горели детской искренностью. Он был неописуемо прекрасен, так свободно озвучивая свои невинные пожелания, что влюблённый Минхо лишь поражённо раскрыл рот.       – Я сражён, Хёнджин… – альфа прижался лбом к чужому виску, блаженно закрывая глаза, – Твоя воля – всё для меня! Я всегда буду преданно исполнять её! Прости своего слугу, что сразу не сделал так, как тебе было желанно…       – Минхо! – щёки опять предательски запылали. Эти честные, пылкие речи альфы будили в Хёнджине любовное волнение, горячо мажа языками пламени его маленькое сердечко. Сознание уже было готово уйти куда-то далеко, а он ведь очень хотел позавтракать… – Всё. Молчи! Я ем.       – Молчу, любовь! Только кушай осторожно… – Минхо тихонько засмеялся и, оставив заботливый поцелуй на его лобике, развернул ближе к блюдам.        Хёнджин, стараясь не обращать внимания на прожигающий насквозь любящий взгляд альфы, избирательно осмотрел драгоценную посуду. Неожиданно он почувствовал безумную жажду и с удовольствием примкнул к бокалу с водой. Удивительно… А пил ли он все эти пять дней? И почему до этого не ощущал жажды или голода? Так действовала течка? Прохладная влага приятно растеклась во рту и ещё сильнее раззадорила аппетит. Довольно мыча, Джинни взялся за мякоть тёплого хлеба и окунул его в мисочку с мёдом. Как же вкусна была эта пища! Омеге показалось, что ничего лучше он не пробовал даже в Верхнем мире.       – Вкусно? – с нежной улыбкой спросил альфа, бережно заправляя мешающие Джинни белые пряди назад.       – Угу, – умилительно замычал принц, кукся забавные рожицы.       Уплетая за обе щеки, Хёнджин удовлетворенно жмурился и потешно пританцовывал на крепких бёдрах Минхо. Какой чудесный завтрак им подали! Омега развернулся к альфе, ярко улыбаясь. Но вдруг опешил.       – Минхо?       – Да? – альфа внимательно посмотрел на него и аккуратно убрал крошки с уголка его губ.       – А почему ты не завтракаешь со мной? Я тебе мешаю? Давай я пересяду!       – Нет! – альфа крепко вцепился в мягкие бёдра омеги, буквально пригвоздив его к себе. – Как ты можешь мне помешать, любовь? Просто я не голоден…       Хёнджин скривил недоверчивую рожицу.       – Как это не голоден? Мы ведь пять дней ничего…       Минхо осторожно обхватил розовые щёчки своего омеги, призывая расслабить лобик и бровки и выслушать его.       – Хёнджин, послушай. Боги не ощущают голода, как такового. Божественная сила, что течёт в нашем ихоре и так наполняет нас энергией. Нам не нужна пища, сон или отдых. Мы ведь не люди… Боги конечно устраивают пиры и вкушают яства, но это не больше, чем развлечение, а не нужда.       Хёнджин широко распахнул глаза и захлопал длинными ресницами.       – Что за глупости? Еда и сон нужны всем! И потом, я ведь теперь тоже бог и действительно чувствую энергию внутри себя… но тогда почему же я ощущаю и голод, и усталость тоже? Я неправильный? – он пытливо уставился на альфу.       – Любимый! Ты самое правильное, что вообще существует на свете! Всё хорошо! Просто ты пока что новообращённое божество. Некоторое время человеческие привычки всё ещё будут с тобой, но постепенно они пройдут. – медленно объяснял Минхо, поглаживая мягкую кожу.       Хёнджин нахмурился сильнее. Он нечитаемым взглядом посмотрел на еду и в его глазках заблестели слёзы.       – В чём смысл вечной жизни, если нельзя радоваться таким мелочам, как вкусная пища и добрый сон? Я так не хочу! Как стать обратно человеком?       – Джинни?! Маленький мой, ну что ты? – альфа обнял его, успокаивающе гладя по спине.       – Я серьёзно! – омега хлюпнул носом, – Как можно не радоваться тёплому хлебу и сахарному мёду?       Альфа пожал плечами.       – Как-то так, Джинни… Со временем всё притупляется, покрывается пылью и приходит в забвение. Если честно, сам я уже не помню их вкус, потому как с годами и вовсе перестал ощущать удовольствие от пищи.       – Какой ужас! – Хёнджин ошарашено уставился в совершенно спокойное лицо альфы, – Ты совсем ничего не чувствуешь? Ни одного вкуса? Можно ли как-то научится вновь ощущать вкус? А когда ты последний раз пробовал еду?       – Ох, очень и очень давно, любимый… – Минхо, задумавшись, отвёл взгляд. – Да, я совсем потерял вкус. Не уверен, что можно вернуть его, но и не могу сказать, что нельзя. Я как-то не был заинтересован в этом…       Хёнджин закусил губки и опять посмотрел на еду. Как же так? Как скоро и он перестанет наслаждаться ей? Омеге бы очень не хотелось отказываться от той радости, что даровала ему пища. Но как ему радоваться трапезе, которую он не может разделить со своим мужем?       – Минхо, – позвал он, обернувшись к бледному лицу, – позавтракай со мной! Я прошу…       Молящий взгляд чистейших озёр топил альфу. Любая воля его истинного – закон для него. Он сам сказал об этом. А значит…       – Хорошо, мой маленький принц. Но боюсь, я не ощущу того же удовольствия, что и ты…       – Просто попробуй, любимый! Пожалуйста. – омега потянулся к столу и, взяв серебряную ложечку, осторожно зачерпнул янтарь мёда из маленькой мисочки. – Так, держи… – ложечка уткнулась в сомкнутые уста альфы и медленно проскочила в рот, стоило тому едва разомкнуть их.       Альфа неспешно слизывал тягучую массу, мешая её во рту своим языком. Но ничего, кроме липкой текстуры не ощутил. Ему очень не хотелось огорчать своего заботливого супруга, но…       – Джинни…       – Погоди! Что ты почувствовал? Какой он на вкус, ты понял? – омега засуетился, не желая сдаваться так скоро.       Минхо виновато поджал губы:       – Ничего. Он безвкусен для меня, хотя я могу ощутить его цветочный запах. Прости, любовь, но видимо дегустация не поможет…       – Нет! – запротивился Хёнджин, – Нужно ещё попробовать. Ты ведь всего одну ложечку съел, там и не было почти ничего. Пожалуйста.       Новая порция отправилась в рот альфы. Хёнджин трепетно кормил его, словно мать ребёнка. Это было очень неловко для мужчины. Но та забота, что сквозила в каждом жесте и взгляде омеги, крошила его сердце на тысячи влюбленных осколков. Его истинный так печётся о нём, так желает разделить с ним даже такую малость, как радость от пищи. Это невероятно… Минхо глубинно осознавал смысл тех клятв, что обычно давали друг другу супруги. И в горе… и в радости… и в болезни… и в здравии. Всегда! Альфу пронзительно постигли мотивы его доброго принца. Они теперь одно целое. Не может один истинный был счастлив, пока второй пребывает в горе… Не может быть здоров, пока его пара охвачена хворью.       – Ну? – глаза Джинни были отчаянно пытливы.       Минхо было так жаль огорчать его, но что он мог сделать?       – Ничего, мой маленький… Прости…       Хёнджин расстроенно выдохнул. Как же так? Почему его альфа ничего не чувствует? Всё настолько запущено? Он только что сам ел этот мёд, и тот был так восхитительно сладок. Но… Может быть ему так показалось от голода, а на самом деле тот был пресен?       Омега зачерпнул ложечку, но на этот раз отправил её к своим устам. Но, только он приоткрыл губки, альфа под ним непроизвольно дёрнулся, и всё содержимое ложки разлилось мимо рта. Вязкие капли медленно стекали с пышных губ на острый подбородок.       – Ой! – принц ошеломлённо распахнул глазки. Юрким язычком он слизал сладость с губ, а тонкими пальчиками быстро подхватил норовящие упасть капельки.       Альфа застыл, ловя каждый жест Хёнджина широко раскрытыми, потемневшими глазами. Не говоря ни слова, он перехватил аккуратное запястье и поднёс омежью ручку ближе к своему лицу. Густые медовые капли привлекательно блестели на загорелой коже. Мгновение, и вот уже альфа мокро облизывал тонкие пальцы, погрузив те в свой пылающий рот. Атмосфера в зале резко изменилась. Воздух стал жарким, душным. Не спасал и лёгкий подземный ветерок, доносящийся со стороны сада. Омега залился краской, наблюдая неописуемую картину перед собой. Его прекрасный супруг, пылая бледными щеками, вожделенно глядел на него своими чёрными очами, при этом жадно облизывая и посасывая его пальцы. Хёнджину стало дурно. В животе разгорелся томный пожар желания.       Минхо же сам одурел немало. Мягкие подушечки пальцев Хёнджина давили на его язык, касались зубов. Хотелось большего. Ещё вчера заместо пальчиков во рту альфы так правильно умещался омежий член. Минхо рыкнул, вспоминая восхитительное ощущение тяжести на языке, жар плоти и горячую сперму. Думая об этом, альфа почувствовал что-то странное. Едва понятный вкус. Мокрые пальчики с хлюпом выскользнули из его рта.       – Я ощутил!… – пылко, с отдышкой выпалил он, сам себе не веря.       – Что? – тяжело выдохнул омега, раззадоренный такой незамысловатой лаской.       – Вкус. Что-то было. Но нужно больше…       Хёнджин даже ойкнуть не успел, как уже был ловко уложен альфой спиной на стол.       – Минхо, что ты… – его сразу утянули в жаркий и страстный поцелуй. Мужские губы были напористы, а язык безжалостен. Минхо, упиваясь близостью, вожделенно смаковал мягкие уста омеги. Хёнджин ощущал сахар мёда в этом поцелуе. Он опьянял и дурманил мысли ещё сильнее.       Минхо, продолжая сладкую пытку губами, принялся быстро распутывать желанное тело из таких ненужных сейчас тряпок. Хёнджин совсем не сопротивлялся, послушно подставляясь напористым рукам. Пару мгновений и альфа распахнул полы простыни в стороны, обнажая омегу. Он разорвал прекрасный поцелуй и отстранился. Хёнджин оказался покорно раскрыт перед ним, и уверенно смотрел на него с обожанием и вожделением. Минхо не знал такого взгляда раньше. Он льстил, завораживал, разрешал. И Хёнджин видел то же самое в тёмных глазах супруга, поэтому смело расставил ноги шире, ещё больше открывая себя. Минхо запретил угождать себе, но омега безумно хотел ещё сильнее впечатлить своего альфу.       У него получилось…        Он, румяный и блестящий от жара, был для Минхо во много раз аппетитнее всех блюд, что были на столе. Хёнджин – его самый вкусный десерт.       – Ты невероятен, любовь моя! – альфа зачарованно придвинулся ближе. Он мягко опустил свои горячие руки на хрупкие щиколотки, повёл выше по ногам, пробираясь сквозь острые колени и мякоть бёдер к нежному животику и выгнутой груди. Омега предлагал себя так покорно. Он играючи закусывал свои пышные губки, блаженно охал и закатывал глазки, прогибаясь и подставляясь ближе к любимым рукам. Альфа забыл себя. Показалось, что и не было пяти дней течки, в которые они безостановочно любили друг друга. Минхо хотелось ещё. Рот наполнился слюной, а клыки заныли. У него был один замысел…       – Хёнджин, позволишь мне насладиться трапезой? – загадочно прошептал альфа, нарочито невесомо оглаживая шёлк розовой мокрой головки на вставшем члене омеги.       – Всё, что угодно… Не спрашивай, мой король…       Альфа зарычал, будто зверь, и резко отстранился. Он быстро уселся на стул, со скрипом по полу притянув тот ещё ближе к столу. Теперь он нависал над раскрытой промежностью омеги, как над драгоценным блюдом с изысканным деликатесом. Минхо и правда давно не вкушал пищу и не ощущал аппетита, но сейчас его рот был полон слюней. Он был изголодавшимся бедняком, которому щедро предложили самый лакомый кусочек с королевского пиршества. И он не был глупцом, чтобы говорить «нет» этой милости…       Альфа пустил руки по бёдрам Джинни и подтащил его ближе к себе. Он резво склонил голову и начал осыпать вниманием чувствительную кожу на их внутренней стороне, мажа языком, оставляя горячие поцелуи, прикусывая клыками. Хёнджин плавился под этими умелыми ласками супруга, поддаваясь теснее, тяжело дыша и зажимая дрожащими пальчиками белую ткань простыни под собой.       Альфа опускался всё ближе и ближе к промежности. Её жар палил его щеку, куда-то туда же вскоре упёрся подрагивающий нежный член. Альфа сильнее стиснул мягкие половинки в своих пальцах и зарылся лицом в мокрую плоть. Он остервенело начал тереться носом, скулами, губами и подбородком о пылающую кожу.       – Ах, Минхо! – протяжно стонал Хёнджин, шире расставляя свои прелестные ноги.       Альфа безумно улыбался. Его принц так радушен. Так приветливо открывается шире. Так сладостно стонет и судорожно цепляется своими непослушными руками за его волосы. Минхо разрывало от страсти. Благодаря своего щедрого омегу, он спустился ещё ниже. Осторожно растянул ягодицы в стороны, раскрывая прекрасный распухший бутон, что манил волшебным ароматом и своими алыми складочками, густо измазанными влагой. Пазухи носа забил восхитительный розовый дурман. Альфа ошалел. Это всё его. Навсегда.       Хёнджин рвано дёрнулся и громко заскулил от пронзительного ощущения горячих губ, мокро целующих его там. Ловким языком Минхо бережно мазал его ноющую дырочку. Альфа вылизывал его снаружи пламенно, жадно, стараясь притупить неприятные ощущения. Его вязкая слюна успокаивала зудящее колечко. Хёнджин мычал и притягивал ближе. Почему-то именно сейчас ему вспомнились его глупые детские мечты взять обед безбрачия и посвятить себя служению богам. Маленькому Джинни это казалось таким простым и правильным желанием… Но тогда он ещё не знал, что брак с любимым мужчиной и близость с ним могут быть такими восхитительными. Но теперь, узнав и ощутив это, омега порочно желал посвятить себя всего служению лишь одному богу – Минхо. А ещё эгоистично молил, чтобы тот никогда не прекращал свои мокрые ласки языком.       Альфа, внимая этой беззвучной молитве, жадно вылизывал его соки, целовал и посасывал тонкую кожу у чувствительной дырочки. Влажными поцелуями и мазками он поднялся выше и облизал всю промежность. Поигрался с яичками омеги, поочерёдно мягко вбирая в рот и щекоча языком. Приласкал истекающий член. От вида разметавшегося на столе супруга, от запаха его кожи и влаги, от этих безумных стонов член самого Минхо готов был взорваться оргазмом без всякой стимуляции. Альфа был уверен, что сам долго не вытерпит и изольётся без единого касания к себе лишь от переполняющих его чувств и эмоций. Достичь своего удовольствия, конечно, было бы чудесно, но Минхо нестерпимо хотелось другого…       – Любимый, – хрипло позвал он, подняв меж дрожащих ног Хёнджина своё лицо, неприлично перемазанное его же слюной и выделениями омеги. Принц приподнялся на локтях и опустил мутный и плывущий от слёз и удовольствия взгляд вниз. От одного порочного вида своего альфы всё внутри него содрогнулось. – Я сейчас кое-что сделаю… Не бойся! Хорошо?       – Минхо-о, – протянул блаженно Джинни, – я весь тебе принадлежу… Я доверяю тебе и исполню всё, что пожелаешь! Ты хочешь войти?... Давай, я справлюсь…       Омега был уже не в себе. Разгорячённый и раздраконенный он уже не боялся возможной боли и с радостью принял бы член альфы в свою ноющую дырочку, забывая себя. Хёнджин был готов перетерпеть, только бы Минхо было также хорошо, как и ему. Он на всё согласен ради своего мужа, своего альфы, своего короля. Он так любит его!       – О боги, маленький… – успокаивающий поцелуй опустился на колено, – Я не стану мучить тебя! Мы успеем ещё много раз соединиться плотью там. Но пока ты не оправишься, я желаю уберечь тебя и доставить удовольствие иначе.       – Всё, что хочешь! Я согласен… Я так сильно люблю тебя! Мне и так уже очень хорошо… Правда-правда!       Хёнджин доверчиво закрыл глаза, сглатывая обилие слюны. Принц горел и внутри, и снаружи, плавясь под ласками супруга и его тёмным голодным взглядом. Сопротивляться энергии Минхо не было никаких сил и никакого желания. Тёмная вуаль его феромона мягко окутала возбуждённое тело Джинни, расслабляя. Омега был разнежен удовольствием и полагал, что ему уже не могло стать лучше, пока не почувствовал странный холодок, что медленно охватывал его промежность, тут же сменяясь щекочущим жаром. Он распахнул мокрые глаза и опустил взгляд меж своих ног. Там, закусив нижнюю губу, Минхо с удовольствием поливал из блестящей пиалы его дрожащий и истекающий член тягучим мёдом. Золотые капли обильно украшали покрасневшую головку, неторопливо стекая по чувствительной коже вниз на лобок, уздечку и распухшую мошонку.       Хёнджин вспыхнул гранатовым цветом. Как это грешно… Но так запредельно приятно…       – Ах! – громко всхлипнул омега, чувствуя как вязкая масса обжигающе щекотно юркнула в щёлку уретры. Развратно. Грязно. Стыдно. Но ему до ужаса хотелось ещё. Где-то глубоко внутри себя он предчувствовал, что должно было последовать за этим. Похоть охватила тонкое тело и юное сердце, заставляя нетерпеливо поджимать пальчики на ногах.       Минхо, подобно творцу, с определённой задумкой поливал плоть мужа мёдом как холст, мучая клыками свою нижнюю губу. Он вцепился ими в неё, усмиряя себя, чтобы не наброситься на Хёнджина раньше времени. Чтобы не искушать себя, он даже не смотрел в обожаемое лицо. Мокрые небесные глаза омеги сорвали бы все цепи… Лишь, когда последняя капелька мёда упала с края пиалы, альфа поднял тёмный взгляд на доведенного до предела изумительно красного Джинни.       – Приятного аппетита… – кошачьи глаза горели хитринкой. Альфа игриво приподнял один уголок губ, обнажая милые передние зубы, и глубоким чарующим тоном закончил:       –… мне!       И тут же, зная, что Хёнджин смотрит, и не сводя с него и своего взгляда, живо опустился меж его ног. Кончиком языка он уткнулся в горячую мошонку и неспешно повёл им по напряжённой плоти вверх, собирая медовую вязкость. Прежде спящие вкусовые рецепторы вновь уловили что-то едва различимое. Но это «что-то» определённо имело хоть и слабый, но вкус. Особенно по сравнению с ничем, что обычно ощущал альфа все эти века.       – Минхо! Ах… – блестящие слёзы потекли по румяным щекам, когда чувствительную головку обхватили ласковые губы. Касания и поцелуи Минхо были чудовищно хороши. Хёнджин стал таким слабым. Даже божественная кровь в его венах не придавала сил. Он спрятал пунцовое лицо в сгибе локтя, не имея смелости на то, чтобы даже смотреть на то, что творил с ним его супруг. Минхо медленно, с чувством и толком облизывал языком бархат нежной кожи, погрузив головку полностью в рот. С каждым мазком вкус становился всё более ясным и понятным. Где-то в сознании иррационально, совсем неуместно к происходящему начали всплывать далёкие картины из детства. Звонкий смех. Жаркое солнце. Зелёное поле, полное душистых трав. Вместе с этими воспоминаниями ощущения становились отчётливее. Минхо захватили любопытство и желание, от которого он теперь точно не смог бы отказаться. Он хочет вновь почувствовать ясный вкус не только мёда, но и всего остального. Хёнджин прав – в чём смысл бесконечного существования, если оно лишено маленьких радостей? Минхо хочет радоваться. Хочет жить, а не существовать.       Аккуратный член погрузился полностью в жаркую полость рта. Минхо старательно посасывал его, втягивал щёки и ласкал языком, забирая себе всё ещё плохо различимый медовый сахар. Джинни метался под ним и чуть ли не рыдал от остроты ощущений. Его ноги дрожали и бесконтрольно раскрывались всё шире и шире. А альфа уже был на грани от превращения в настоящего зверя. Он обливался слюной, блаженно мычал с набитым ртом и остервенело зарывался в омежью промежность глубже, острым носом утыкаясь в светлые волоски на лобке. Вот уж теперь он во всей мере ощущал аппетит. Так же сильно, как и до становления богом. Он кострищем распалился в желудке, щедро разбрасывая по телу искры. Красные. Жаркие. Сладкие.       Сладкие?...       Минхо шокировано замер. Он отпрянул от омеги, с чавканьем выпуская дрожащий член изо рта. Он ощутил. Ясно. Полно. Красочно.       – Минхо? – хрипло позвал Хёнджин.       Неожиданная пауза ввела его в замешательство. Несмело вынырнув из под своей руки, он глянул на альфу. Розовощекий разгорячённый Минхо удивлённо смотрел перед собой куда-то сквозь него большущими чёрными глазами, и глуповатая улыбка медленно растягивала его мокрые и опухшие губы в стороны. Омега подтянулся повыше, касаясь пальцами его ладони на своём бедре.       – Сладкий… – очнувшись, выпалил Минхо, рефлекторно переплетая свою руку с омежьей, – мёд сладкий… сладкий и вкусный!       Искристая влага сама собой появлялась в чёрный глазах. Она шустрыми дорожками покатилась по бледной коже шокированного альфы, цепляя вздёрнутые уста. Минхо нервно засмеялся. Забавно, а слёзы в отличие от мёда на вкус солёные-солёные. Это казалось таким невероятным… Рядом с Хёнджином альфа постигал жизнь заново, будто и не было у него тысячи лет опыта. Это волшебство, не иначе…       Омега, видя детский удивлённый восторг мужа, и сам широко заулыбался. У его Минхо получилось. Какое счастье!       – Любовь, я хочу ещё… – с этими словами потрясенный своими открытиями альфа вновь набросился на омегу.       Охваченный эйфорией и неким азартом, он принялся мокро слизывать широкими мазками остатки мёда с влажного члена. Теперь он был похож не на маленького милого котёнка, а на большого хитрющего кота – голодного и жадного. Но всё равно любимого и очаровательного. Вначале он был серьёзен и сосредоточен, гонясь за своей химерой – призрачный шанс на то, что он сможет вновь распознавать вкус, вскружил ему голову. Но теперь – добившись желаемого – Минхо стал смешливо порывист и нетерпелив в своей ласке. Он счастливо улыбался, немного посмеивался и вертелся на стуле, чем непременно вызвал те же чувства в Хёнджине. Он задорно хихикал, шутливо уворачиваясь от щекочущей ласки проворного альфы. Тот с восторгом облизывал каждый сантиметр нежной кожи, упиваясь сахарной пряностью мёда, что приятно обволакивала рецепторы и чудесным цветочным послевкусием оседала на языке. Он чувствовал каждый нюанс медового букета. Клевер, душица и капелька мяты. Это было… неописуемо! Минхо будто заново родился.       Что же творит с ним его невозможный мальчишка? А что ещё будет?!...       Хёнджина, улыбающегося и сладостно стонущего, прострелило долгожданной судорогой наслаждения. Минхо ощущая крупную дрожь его стройного тела и напряжение в их переплетённых руках, немного отстранился. Он с нескрываемым восхищением наблюдал за тем, как обильно изливался его юный принц себе на живот, изящно прогибаясь в талии. Истинно божественное зрелище! Однако вкуснейшая «трапеза» ещё не подошла к концу. Потому что, едва только Хёнджин пришёл в себя, справившись с сокрушительным оргазмом, альфа решил разрушить его окончательно. Неожиданно в узловатых пальцах оказалась прелестнейшая алая ягодка. Клубника… С хитрым прищуром альфа демонстративно окунул ту в густые капли семени, словно в сливки, чтобы тут же отправить её в рот. Клубника была сочной, душистой, но пикантный вкус наслаждения Хёнджина довёл её до совершенства. Альфа пришёл в восторг. Его омега – настоящая сладость.       Наблюдая за тем, как довольно и сыто Минхо облизывал свои умелые губы и бледные пальцы, собрав всё семя с его живота, омега тихонько стонал и ощущал, как горячо горят его щёки и бешено бьётся сердце. Такое вожделение со стороны Минхо тешило его порочное тщеславие. Его альфа, этот могучий и всесильный бог настолько любит его, что готов есть с его… А ещё вкушать его… Даже в мыслях тяжело было описать то, что произошло между ними. О таких любовных играх омега не мог и помыслить. Однако они были удивительно… хороши.       – Я не знаю в чём твой дар, любовь моя, но ты всё наполняешь жизнью подобно весне. Я и представить себе не мог, что смогу когда-то вновь ощутить вкус… Это безмерно дорогой подарок! Спасибо тебе, Хёнджин! Спасибо, моя весна… – любовно осматривая залитого румянцем прелестного принца, альфа оставил благодарный поцелуй на его тонкой ручке.       Ему, благодаря чудотворному омеге, открылись новые, невообразимые прежде возможности. Он вновь может наслаждаться пищей! А какое щедрое разнообразие той все ещё было на столе… И как открыто до сих пор лежал пред ним Хёнджин…       Минхо предстоит многое наверстать…