Мост округа Мидленд

Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия вторник, 4 июля 2000 года, 20:35 — Малдер, и ради этого ты вытащил меня на работу в День независимости? Это же явный фотомонтаж! Спецагент ФБР Дана Скалли листала документы в папке с литерой «Икс» на обложке. Помимо обязательных форм и протоколов, в папке было несколько фото, каждое из которых Скалли дотошно изучила, сначала водя по нему указательным пальцем, а потом снова водя пальцем, но уже под лупой. Вердикт был вынесен твёрдо и решительно — подделка, на которую любой уважающий себя агент ФБР ни за что бы не повёлся. — Я отдавал фото Стрелкам, снимки подлинные. Фрохики даже не хотел их возвращать, — спецагент Фокс Малдер сидел по другую сторону стола и наблюдал за напарницей. Она вздохнула и закрыла папку. — Ги́че Мани́ту на мосту в Мидленде? Великий Дух алгонкинов? Серьёзно? — Скалли отхлебнула из чашки остывший кофе и посмотрела на Малдера. Искра азарта, промелькнувшая в её взгляде, была столь же очевидна, как и недавний скептицизм. — Ну хорошо, допустим, — сказала она, — но почему этот Великий Дух выглядит так, словно сошёл со страниц брошюры для туристов? Мускулатура, боевой раскрас, перья… Ритуальные танцы он тоже исполняет? — Давай выясним. — Малдер потянулся, хрустнув позвонками, и удовлетворённо промычал что-то непереводимое. — Хотя мускулатуру и боевой раскрас я могу тебе обеспечить и без поездки в Мичиган. Он похлопал себя ладонью по животу и призывно подвигал бровями. — В твоих мечтах, мистер, — Скалли закрыла глаза, наклонила голову к одному плечу, потом к другому, вытянула вперёд обе руки и тоже потянулась. День выдался насыщенным. С утра она поехала к матери в Балтимор, где стоически выдержала обед в кругу семьи. И если Билл в этот раз даже не пытался что-то советовать и не задавал неуместных вопросов (в основном потому, что всё его внимание занимал трёхлетний Мэтью), то тётушка Берта, двоюродная сестра отца, приехавшая из Омахи, оторвалась по полной. Всплыли вечные темы про «доктора-то вон какие деньжищи зарабатывают», про «мужики не собаки, на кости не бросаются», ну и, конечно, про «часики-то тикают». Маргарет Скалли знала, что заставить Берту замолчать после трёх рюмок бренди практически невозможно, потому она бросала на дочь извиняющиеся взгляды и пару раз украдкой похлопала её по колену. Саму Скалли такие беседы давно не трогали, хотя порядком утомляли, однако, в этот раз всё вышло больнее, чем обычно. Дело в том, что два месяца назад она попросила Малдера стать отцом её ребёнку. Дело в том, что надеждам на ЭКО не суждено было сбыться. Дело в том, что чуда не произошло... И теперь Берта топталась всем своим весом по едва затянувшейся ране. Потому, когда Малдер позвонил и сказал, что есть срочное дело, Скалли обрадовалась. Не пришлось ничего придумывать, чтобы сбежать пораньше. «Как знал, что у меня попросту не будет сил отказаться от очередной авантюры». Она снова открыла папку, вытащила фотографии и ещё раз перебрала их одну за другой. Жених и невеста держатся за руки и смеются, глядя друг на друга. Фотограф удивительно точно подловил момент лучистого, безграничного счастья. Это не постановочный кадр, это искренняя эмоция. Целая вечность в одном мгновении. И если вот так, чуть касаясь, провести кончиками пальцев по платью невесты, то чувствуется тепло… — Давай, Скалли, соглашайся. Когда ещё тебе доведётся прогуляться по трёхстороннему мосту. Да, точно, знаменитый Тридж — трёхсторонний деревянный пешеходный мост. Построен в месте слияния двух рек, и три его луча соединяют три берега. Его часто можно встретить на фото — символ города как-никак. А ведь мост не такой и старый, ему лет двадцать, не больше. Однако городских легенд вокруг него уже собралось немало. Видимо, история о Гиче Маниту, главном божестве алгонкинов, осевшем в Мидленде и появляющемся около этого моста — как раз одна из таких легенд. — И что случилось с теми, кто повстречал Великого Духа? — спросила Скалли, проводя пальцем по одной из спин Триджа, выгнувшейся на заднем плане фото. — Свидетели путаются в показаниях, — ухмыльнулся Малдер. — Если без шуток, за последние пару месяцев в Мидленде зафиксировано несколько случаев внезапной ремиссии у смертельно больных, с аукциона продано рекордное количество картин местных художников, Роб Гиллиган, инвалид на протезах, пробежал марафон, овчарка Сибилл научилась разговаривать со своей слепой хозяйкой, а парк Чиппевасси занял первое место в округе по посещаемости. — Первое место? Впечатляет. — Скалли снова провела кончиками пальцев по фото. Позади влюблённой пары над перилами моста висит прозрачная мужская фигура. Закатное солнце пронзает её насквозь, кажется, что внутри, под рёбрами, плещется жидкий огонь. — Это были хорошие новости, — продолжил Малдер. — Так же за последние пару месяцев увеличилось число попыток самоубийства. Люди хотят свести счёты с жизнью именно в этом районе парка Чиппевасси: либо прыгают с моста в реку, либо пытаются повеситься на его перилах. Трое собирались застрелиться в центре моста, где сходятся три его луча. Некая Кристи Клоук, напротив, о смерти не помышляла, она собралась родить наследника Великому Духу, для чего несколько раз устраивала ритуалы совокупления на берегу Титтабавасси. В ритуале участвовала сама Кристи и ветки белого дуба, которые она обламывала в парке в пору полной луны. В результате женщина получила инфекционное воспаление и гнойный абсцесс, чуть не приведший к летальному исходу, потому как идти к врачу она до последнего отказывалась. Малдер говорил и говорил. Скалли снова взяла лупу. На заднем плане, справа от невесты, виден небольшой лодочный причал, около которого в воде что-то лежит. Другое фото снято уже рядом с причалом: на сваях, вбитых в речное дно, кое-где облупилась белая краска и стала видна потемневшая фактура сучковатого дерева. На помосте — тело молодой женщины, колени подтянуты к груди, руки согнуты в локтях, кулаки сжаты. Словно она собралась нанести по кому-то удар. Мокрая одежда облепила тело, как вторая кожа. Лицо женщины смотрит прямо в объектив. Можно ли так сказать — смотрит? Ведь глаз на лице нет... Ни глаз, ни бровей — только ровная кожа, натянутая над провалами глазниц. Скалли отдёрнула руку, торопливо вернула фотографию в папку и вздохнула: — Когда вылетаем? — спросила она. — Завтра в девять утра, я за тобой заеду в семь, — ответил Малдер, тщетно пытавшийся сдержать довольную улыбку.

***

Мидленд, штат Мичиган, парк Чиппевасси день назад, понедельник, 3 июля 2000 года, 21:11 Это лето в Мичигане выдалось аномально жарким. Весь июнь шкала термометра в Мидленде не опускалась ниже восьмидесяти градусов по Фаренгейту, а июль принёс все девяносто пять. Город плавился. Воздух не просто потрескивал, как натянутый на барабан кусок дублёной кожи, — он искрил. Казалось — щёлкни пальцами, и в руке родится шаровая молния Теслы размером с футбольный мяч, не меньше. В такие дни детектив-сержант Дэнни Романо очень жалел, что к сорока годам так и не бросил курить. Пальцы привычно вытряхивали сигарету из пачки, потом так же привычно, до автоматизма отточенным движением, чиркали зажигалкой, а потом первая же затяжка так опаляла горло, что сигарета почти сразу становилась окурком. Неприлично длинным окурком. Вечером жить становилось много проще. Жар спадал, ветер снова становился другом и уже не набрасывался с обжигающими тумаками, а ласково здоровался прохладной рукой. Днём весь мир казался огромной кухней, где работает сразу сотня плит, что-то парят, варят, коптят на открытом огне, перчат и посыпают травами. Пряные, огненно-острые ароматы город смешивал с горьковатым привкусом раскалённого асфальта, кислыми нотами обожжённого металла и солёной щепотью пота. К вечеру эта кухня закрывалась, и воздух вокруг потихоньку остывал, запахи становились легче, прозрачнее и невесомее. А ещё вечер приносил с собой звуки. И если на закате ты оказался в парке около Триджа, всё это падало на тебя в двойном размере, как благословение Мироздания: объятия ветра, шелест деревьев, шорохи в траве, журчание воды, стрёкот сверчков и щебет пичуг. И какое-то ирреальное ощущение безграничной свободы… Ровно месяц назад Денни Романо выдал замуж свою старшую, красавицу Бьянку. Молодые решили не устраивать пышной свадьбы (хвала богам!) и на подаренные деньги укатили в Италию на медовый месяц. Не то чтобы новоиспечённому тестю не нравился его зять, вовсе нет. Марк был упёртый, работящий, добрый и очень любил Бьянку. Но он не был итальянцем! Бьянка Стефанек, каково?! Да и молоды они ещё для брака, им всего по двадцать. Но что сделано, то сделано. Дети были вместе со средней школы и намеревались жить долго и счастливо, а потом умереть в один день, когда им стукнет сто. Дэнни был не против. В конце концов, они с Даниэлой поженились, едва им исполнилось по восемнадцать… — Папа, иди к нам! Ну вот, его зовут. Пришлось спешно засовывать очередной окурок в бумажный кулёк и выползать из тени деревьев ближе к реке, на поляну, где сейчас проходила фотосессия. Счастливая пара, вернувшись из Италии домой, всё же решила заполучить несколько памятных профессиональных снимков. Свадебное платье сидело на молодой жене ровно так же, как месяц назад на невесте. Из чего Дэнни сделал вывод, что становиться родителями его дети пока не спешат. Ну и славно. Вон тот парень, лежащий в траве — Роберт Кинкейд. Детектив-сержант Романо не слишком разбирался во всяком там искусстве, но даже ему понятно, что фотографии Роберта — особенные. Они живые. Не застывшие и холодные, как картины или статуи в музее, а будто ты моргнул — и мир вокруг на секунду замер. Но всё живёт, всё тёплое, всё здесь и сейчас. И кажется, что потом, через десять, двадцать лет, стоит тебе попристальнее вглядеться в изображение — всё вернётся… Он как-то посылал свои работы на выставку штата — взял все главные призы. Потом его приглашали работать в Нью-Йорк, но он почему-то остался в Мидленде. Корнями, говорит, врос. Талантливый парень. Все зовут его Кин, сокращенно от Кинкейд, даже клиенты, с которыми он видится впервые в жизни. Долговязый, тощий, с гривой вечно торчащих каштановых волос. Истинный Гений, как говорит Бьянка. Она и наняла его для послесвадебной фотосессии. По такому случаю Дэнни Романо снова надел выходной светло-серый костюм, в котором вёл свою девочку к алтарю. И бутоньерку в петлицу пристроил, какие-то мелкие сиреневые цветочки, ему неизвестные. Съёмка шла уже час. Солнце садилось, становилось всё темнее, багряные тени заплясали на деревьях, прибавили насыщенности красным перилам Триджа, поплыли огненными бликами по речной глади Титтабавасси и Чиппевы. После того, как Кин отснял кадры с роднёй, он увёл молодожёнов ближе к реке. Сержант Романо прислонился к стволу столетнего белого дуба и снова закурил. Он смотрел, как чуть поодаль его сын, тринадцатилетний Рикки, кружит за руки малышку Дотти, его младшую, которой только исполнилось пять. Девочка заливисто хохочет, и косички с розовыми бантиками вздрагивают всё сильнее с каждым новым приступом смеха. Он думал о Даниэле, вот она-то радовалась бы за Бьянку безо всяких «если». Если была бы жива. Внезапно ему показалось, что над мостом что-то вспыхнуло. Словно факел зажёгся и тут же погас. Он моргнул — ничего, кроме бликов от закатного солнца. Однако профессионализм взял верх, и сержант пошёл к реке, стараясь случайно не влезть в кадр. Когда он заметил что-то в воде около лодочного причала, то побежал, уже не думая ни про испорченные фото, ни про новые ботинки, в которых лучше не лезть в воду (расползутся по швам), ни про сигарету, которую он бросил в реку, чего не позволял себе с колледжа. А потом он увидел мёртвое лицо Сары Спэрроу. И реальность рассыпалась на тысячу осколков.