Белое солнце

      — Блин, ну и зачем ты её напугал?! — не выдержав, я нарушила наше неловкое молчание.       — Да не пугал я её! Просто… Она так грубо с тобой говорила... Я и объяснил, что так нельзя.       С этими словами мужчина остановился и посмотрел на меня с высоты своего роста, взглядом выражая одновременно протест, вину и… заботу? Мне стало немного стыдно за ненужную строгость, поэтому я обхватила его талию, запустив руки под лёгкую куртку, и продолжила уже мягче:       — Эй, всё хорошо. Это просто уставшая от жизни кассирша, расслабься. Не Сидорович, не Бармен, они часто так… общаются. Но спасибо. Я ценю.       Я прильнула к его могучему телу, вдыхая запах. Машинное масло, гаечный ключ, ёлки, море… Наверное, из того одеколона, который я подарила ему пару недель назад. Вдруг он поднял мой подбородок и аккуратно поцеловал, стараясь не съесть помаду — уже выучил, что я это не люблю.       — Тьху ты, совсем уже девки распоясались! Увела деда из семьи, ещё и задом виляет! — случайная бабка не вынесла наших нежностей, окатив нас праведным гневом.       Я до неприличия звонко захохотала, схватила своего «деда» за руку и увлекла вперёд по аллее, весело пиная ногами шуршащие листья.

***

      Но начиналось всё не так красиво. Он свалился буквально как снег на голову, причём поздней весной. Звонок в дверь разорвал идиллию одинокого выходного дня, и я, опрометчиво открыв дверь, смогла выдавить из себя лишь одно слово:       — Ты?..       И вот он стоит передо мной — грязный, бледный и осунувшийся, но этот взгляд я бы узнала из тысячи и даже через тысячу лет.       — Я.       Он был ещё более краток, сказав слово всего лишь из одной буквы, как будто выжидая, спущу я его с лестницы или окажу милость и выслушаю.       — Мне больше некуда идти.       Бам! Как обухом топора промеж глаз. От такой прямолинейности я почти осела на пол, но сохранила самообладание, удержавшись за дверной косяк.       — И... Ты решил прийти к почти незнакомой девушке? После всего, что было?.. — я не знала, что сказать, да и сейчас, спустя месяцы, правильные слова не пришли мне в голову.       Он кивнул.       — Стрелок просил передать, что ручается за меня... Что я ничего тебе не сделаю. Уйду, как только получится найти другой вариант. Или сейчас уйду, ты только скажи.       Чёртов Стрелок. Он опять играет на моей жалости и бесхребетности, зная, что я вряд ли смогу выставить этого типа за дверь, как сделали бы все остальные в этой ситуации. Но...       Я отступила назад, открывая дверь незваному гостю и гадая, что же мне принесёт это решение.       — Проходи.       В ту ночь я не спала. До самого утра я, не раздеваясь, сидела на кровати, обхватив колени и раскачиваясь вперёд-назад. Как одинокий ребёнок, который не знает, куда девать свой страх и злость. В моей квартире воняло мужиком — но вовсе не одеколоном с запахом леса и зимней свежести, а грязными носками, потной одеждой, закопченным спальником. Он, как мог, привёл себя в порядок, но контраст был слишком большим, а мой нос — слишком нежным. Я раздражённо взглянула на растянувшееся на полу тело — спасибо, хоть не храпит.       На работе было не легче. Голова раскалывалась от роя мыслей и боли после бессонной ночи. Чего мне ожидать по приходу домой? Может, мою съёмную квартиру уже разобрали на части и вынесли, и можно больше не беспокоиться?       Но вечер, на удивление, принёс лишь приятные сюрпризы. Когда я зашла в прихожую, мой нос приятно защекотал запах жареного мяса, а на кухонном столе обнаружились большие сумки с продуктами.       — Не хочу быть нахлебником, вот, закупился чутка, — прокомментировал он в ответ на мой удивлённый взгляд.       Так мы и начали жить вместе — я, Саша Кравченко, сотрудник НИИЧАЗ, и уже бывший наёмник Шрам, который тоже оказался Сашей. А все Саши, как мы уже знаем, хорошие люди.       Он постепенно освоился и начал обрастать вещами — сначала гражданской одеждой, потом в моей ванной сами по себе появились одеколоны и шампуни с тем самым запахом леса, а потом он купил себе кровать, которую мы кое-как уместили у стены. Соседи косились с опаской и интересом, но не задавали вопросы, откуда же в моей жизни появился седой мужик со шрамом на всё лицо.       Стрелок... Почти не объявлялся. Это так по-стрелковски, честно говоря. Всего пару раз он прислал несколько коротких сообщений о том, что ему придётся остаться в Зоне ещё на месяц-два, а потом он обязательно вернётся и избавит меня от этой ноши, компенсирует весь дискомфорт и неудобства от необычного сожительства. Правда, он не уточнил, как именно, а я предпочла не спрашивать.       Шли дни и недели. В глазах Шрама появлялось всё больше жизни и смысла по мере того, как он сбрасывал с себя морок гипноза. Цвет лица приходил в норму, исхудавшее тело наливалось силой, и я стыдливо ловила себя на том, что иногда заглядываюсь на его бицепсы, когда он расхаживал по квартире в майке без рукавов. А ещё он наконец-то начал говорить. Сначала тихо, нерешительно и с трудом подбирая слова, а потом всё увереннее, чаще и больше, по крупицам раскрывая историю своей непростой жизни и чудесного спасения, организованного нашим общим товарищем.       Спустя ещё некоторое время мы решили добавить совсем немного алкоголя, переместив беседы из кухни на диван, и теперь это напоминало сеансы у психоаналитика из американских фильмов — он говорил, а я молчала, то направляя его, то в ужасе прикрывая лицо руками и тайком утирая слёзы, не в силах переварить услышанное равнодушно. Годы в Зоне, жестокость на заказ, ради денег, потом — отречение семьи от такого мужа и отца, потом... те роковые события с выбросами и заваренная Стрелком каша, а потом... А потом я слушала, один за другим опрокидывая стаканы вина, пытаясь заглушить боль и ужас от осознания того, что сотворили в «Монолите» с его сознанием и личностью. Но я стойко выслушала и это, и всё ради того, чтобы... Тогда я ещё не понимала, ради чего, но время умеет расставлять всё на свои места.