карты, дом, и чашка с лисичкой

      Чонину нормально, большое спасибо, отьебитесь пожалуйста. Крыша над головой есть, не голодает, с универа не выгнали, и на том спасибо. Мама иногда заходит, хмурится: — Где же твоя душа живёт тогда, огонек мой? «Какая душа, мать?» - думается Чонину.       А живёт он в общажной однушке. Его сосед пропадает где-то со своими днями напролет, но всегда возвращается под утро, когда сам Чонин натягивает свои конверсы на выход.       Иногда - потому что на пары. Чонин зачем-то поступил, словно у него была цель. Просто лишним не будет. Наверное. — Дом, Чонин-а. Где твой дом? «Мам, ну чего ты. Обижаешься ещё, да? » И «Вот же он, перед тобой, чем не дом? И конверсы тут, в проходе, и кружка любимая на маленькой кухоньке, с лисичкой».       В слух, он, конечно, ничего не говорит. Оба всё и так прекрасно понимают.       Чонин не заваривает ей чай. И кофе не предлагает. Знает, что не задержится, но каждый раз грустно, как в первый. Она ещё с пару минут стоит, вздыхает устало, качая головой. Хочет, видно, что хочет, коснуться, обнять, поменять несуществующий интерьер в плюс-минус двадцати квадратных метров, чтоб было как там, в её кропотливо построенном гнёздышке, откуда Чонин сбежал. Не важно, что хочет, на самом деле - всё равно не решается. — Я очень надеюсь, что ты найдешь своё место, огонёк, -говорит только. Так, правда, словно надежды у неё уже и нет.       Смотрит ещё раз в глаза, делает шаг назад. Уходит, как и пришла. Будто бы ничего и не произошло. Чонин открывает окно. Лучше пусть будет холодно, чем запах дыма будет преследовать его до конца дня.       Ещё у Чонина подработка есть. Там он, кстати, своего соседа видит чаще, чем в комнате, и даже перебрасывается больше, чем парой слов - целыми предложениями. — Давай три айс американо. Как сдал? «Нормально сдал. Даже не вспотел, вот.» — А вы как, дописали? – тему ловко переводит, после добавляя: — Когда на спотифай уже можно заходить? — Наверное до конца месяца кинем что-то. Ищем пока кто нам на бэк сможет спеть, чтоб прям совсем красиво было. — Ну, значит три айс американо, на удачу. — Чтоб ты знал, мы всегда с твоего кофе начинаем, малыш!       Других посетителей у него особо и нет. Чонин не хочет знать, почему кофейня ещё не закрылась, откуда в отчётах появляется на нолик больше прибыли, и спросить бы может и стоило, но ему тут нравится больше, чем в его холодной комнате - окно же он не закрыл, когда уходил.       Стены тут зелёные.       Там, у мамы, тоже зелёными были, но эти не давят, не так как там, где он таким бельмом на глазу играл со своим плюшевым, несуразным феньком на дорогом ковре. Среди темных деревянных шкафов и грубых полок в стиле industrial, маленький Чонини со своим запятнанным феньком не смотрелся так же, как и не смотрелся до этого на фотографиях из учреждения с нарисованным крокодилом на фоне.       Вокруг Чонина так всё поменялось.       Мама тогда так же грустно, но ещё улыбалась. Мама тогда ещё пыталась изо всех сил показать ему этот уют домашнего очага. Жаль, что Чонин так и не понял.       А теперь вот, кофе. Варит. Ему нормально, чего пристали. Его немногие клиенты в восторге, часто заходят. И повторяют что у него уютно. Вот. Земля крутится дальше, как назло. (может в следующий раз надо сказать маме чтоб зашла сюда).       Через две недели его сосед в очередной раз заказывает три айс американо, но на это раз счастливо рассказывает: — Помнишь, когда я тебе говорил, что мы на бэк искали голос? Нашли. В тот же день, когда как обычно перерыв делаем, пьём значит кофе, и латте почему-то ещё, не помню почему, ленту в инсте листаю, и тут Чан: "Стой, листни назад. Я знаю этого парня, у меня учится. Он поёт." - и да, реально поёт. В понедельник он нам такие сэмплы сделал, ты бы слышал. Чонин, конечно же, не слышал. Но он, кажется, понимает о ком речь идёт. Он в понедельник варил три кофе, не айса и не Джисону, и четвертый латте был с жасмином. Он ещё что-то с дуру сказал про "самый лучший выбор", а потом полчаса прятался за стойкой, пища в закрывающие лицо ладони. Стыд какой, ужас. — Готово, хён. Удачи закончить. Джисон делает глоток, жмуриться с наслаждением, и выдаёт: — Наша удача - это твой кофе, Нини. Бывай, малыш. Он почти выходит, когда Чонин всё же решается и окликает его. И отвечает просто: — Ээ, Сынмин? Да, Сынмин! У меня в инсте в подписках поищи, найдешь. Что-то знакомое. Айдол какой такой есть, что-ли?       Дни дальше идут так же. Джисон опять какой-то проект начал, Чонин покупает самые идиотские ботинки с кармашками, которые находит. Мама только не приходит. Чонин бы расстроился, но запах дыма начинает наконец выветриваться, и он даже иной раз полной грудью вдыхает.       Как-то легче, даже.       Он думает принести в кофейню свою чашку. Любимую, которая с лисичкой. Всё равно в общаге чай закончился, а кофе отродясь не было.       А потом Сынмин сам его находит. В универе, что удивительно. Узнаёт его среди толпы студентов, расцветает улыбкой с брекетами. Они пересекаются ещё чаще после этого. Вместе идут в кофейню - Чонин свою смену принимает, Сынмин же... У Сынмина нет причин на самом деле оставаться, но он говорит что-то про тишину и утыкается себе в ноутбук. Там у него часто курсовая мелькает, так что Чонин не мешает. Продолжает варить кофе. Продолжает готовить три айса для Джисона. Продолжает думать, что мама давно не заходила. Неужели забыла уже о своём последнем, земном сыне? Обычно его прерывает Сынмин, как-то странно знающий всегда, когда Чонин загоняется опять, и предлагает повесить над стойкой всякие сухоцветы, чтоб как у ведьмы было.       Чонину ахуенно, спасибо большое.       Гадает ему на желание, зачем-то. Пытается. — Карты говорят, что тебе придётся открыть рот и сказать, что хочешь, словами, - ставит вердикт Сынмин. — Вот мне хочется, чтоб ты сварил фраппе с жасмином.       Вот так Чонин и смеётся, но поворачивается к машине. Пока делает, краем глаза видит, что Сынмин всё ещё тасует в руках колоду карт, прикольных таких, красочных, но больше он ничего не говорит, ждёт. Чонин же молчит.       Ким смотрит в глаза, когда благодарит, кажется хочет что-то добавить, но делает шаг назад. Прощается тихо, и уходит. Ему на пару просто.       Чонин провожает его взглядом, успокаивает себя: ничего не произошло. Даже если очень хотелось. На стойке только пара упавших карт остались. И ком в горле встал - острой болью уколол где-то в груди, потом выше, где в глазах как-то так пощипывать стало. Стены зелёные. Запах кофейных бобов. И никакого дыма. Как дома.       За картами Сынмин возвращается часа через четыре. Смущённо забирает их, что-то смотрит на них, и краснеет ещё сильнее, почему то, как будто там что-то непристойное, и Чонин дома, он д о м а : — Мне очень хочется узнать тебя, - вот, он сказал это, — Я тебя не знаю, но мне очень хочется узнать тебя. —Ближе? - хмыкает парень перед ним, такой милый до ужаса. Чонину спокойно. — Ближе, - кивает он.