И станет ясно

С самого утра в больнице без отдыха бегают врачи и медсестры — из одного кабинета в другой, осмотр детишек в детском секторе и взрослых в другом, завтрак, сдача анализов и прочие утренние хлопоты, чтобы не делать всё в конце дня. Да и не только работники больницы спешат — детектив и младший лейтенант полиции тоже не сидят на месте. Спешат, быстро поднимаются по лестнице на второй этаж. Давно уже не навещали болеющую Кушель, работы навалом… Эрсель тяжело дышит, еле успевая подниматься за Аккерманом по длинной лестнице, из-за чего придерживается рукой за железный подлокотник. — успеваешь? — интересуется он, поправляя пальто, в котором уже стало жарко даже на улице. Но так не хочется снимать… Как никак, подарок от погибшего друга. Весь год бы носил в память о нем, если бы не жаркая, весенняя погода. — почти! Иди в своём темпе, я догоню. Мы ведь никуда не опаздываем. — тяжело дыша, отвечает рыжая и в знак того, что всё и вправду хорошо, мягко улыбается ему. Леви положительно кивает, но шаг сбавляет. И встав на последнюю лестницу, без стеснения протягивает ей руку. Его забота в мелочах, таких как открыть дверь в машину или сделать подобное. — хихи, спасибо большое. — она смущенно прикрывается, заметив руку, тянущуюся к ней. Помощь принимает, и элементным, медленным движением укладывает свою ладонь в его. Мысль о том, чтобы сделать кое-что, что его точно смутит, появляется у неё ещё в этот момент, а через считанные секунды она её осуществляет: поднимаясь по последней ступеньке, тянется к Леви и кратко, не желая задерживать, целует в щеку. — пойдем? Твоя мама наверняка соскучилась по нам. — резко переводит тему и осмотрев детектива игривым, хитрым взглядом вслед, подобно хитрой лисе, продолжает идти в сторону нужной палаты. «Нахалка. Зато какая. " — не смущаясь, задумывается он, и влюбленно смотря той вслед, не спеша идет. *** — Кушель, как вы? Мы решили заехать перед работой, привезли вам немного сладкого. — сразу, зайдя в палату лишь с одним пациентом, приветствует рыжая. А Кушель и самой не спится: подъём в больнице ранний, да и завтрак был недавно. Всю улицу уже ярко освещают лучи солнца, попадая в окна палат и не давая пациентам поспать по дольше. Весна, что поделаешь. Женщина быстрыми движениями завязывает свои волосы в небрежный пучок, чтобы они не мешали и выглядеть лучше. — и вам утречка. — мягко улыбается она и завидев в руках сына не маленький пакет, тут же удивленно продолжает: — сколько всего! Денег же много потратили, вы чего! — возмущается Кушель, но от еды не отказывается, и не сопротивляется, когда сын ставит пакет рядом с больничной койки. Леви тяжело вздыхает. Он уже устал от противного запаха больницы, от этих белых сцен и больного лица матери. Все внутри сжимается от одного взгляда на неё. Так устала, уже и не знает, чем заняться в четырёх стенах скучной больницы. — ваше здоровье ведь важнее! Как состояние? Вам лучше? Врачи не обижают? — рыжая присаживается на край раскладушки, ничуть не помешав больной. Сидит в уголочке, даже не дотрагиваясь до её ног. Детектив же продолжает стоять рядом, не желая мешать матери. — не стоит так волноваться, со мной хорошо обращаются. Состояние все такое же, но скоро будет гораздо лучше. — Кушель задорно хохочет несмотря на болезнь, когда слышит, с какой тревогой волнуется о ней рыжая. А Леви лишь молча смотрит на обеих, и на душе становится спокойно, и совсем не лезут в голову мысли о сегодняшнем обыске, что тревожили всю ночь, и даже объятия коллеги со спины ни чуть не помогали. Он не улыбается не подаёт виду, но на деле искренне рад их тёплым, хорошим отношениям. Видя то, как хорошо ладят его мама и коллега, в которую он по уши влюблен, и как бы не боялся за неё, не может укратить чувства, он словно тает. На душе спокойно от вида того, как они радостно что-то отвечают сейчас, несмотря на состояние Кушель. — отец Эрсель сказал, что через полторы недели врач будет готов к операции. — отвлекая девушек от разговора, оповещает Леви, а сам уже пытается найти нужный момент, чтобы посоветоваться с мамой о волнующей проблеме. — вот как… Совсем немного. Я смогу потерпеть, не волнуйся. Главное, что её сделают и потом всё будет в порядке. — мягко отвечает Кушель, с задумчивым видом приложив палец к губам. Размышляет о своем состоянии, о не маленькой плате за операцию и прочих серьезных вещах. Эрсель глядит то на больную женщину рядом, то на чем-то встревоженного коллегу. Огромное сходство на лицо приметилось ей ещё при первой встрече, но сейчас она подмечает это осознанно: одинаковые черты лица и разрез глаз, цвет волос. Не часто дети и родители так похожи — даже они с отцом во многом внешне отличаются, а здесь кажется, что Аккерман полностью пошел в мать. Только глаза у неё серые. Задумавшись об этом, и пытаясь найти сходства, она тихонько усмехается. Вот только её мысли прерывает вибрация телефона в кармане штанов — кто-то звонит и это расстраивает. А хотелось бы по больше времени провести в больничной палате, по больше поболтать со столь приятной женщиной, которая готова часами рассказывать о историях из жизни, о знакомствах с многими людьми. И рассказывает она всё это интересно, да так, что не отвлечься. — я скоро вернусь! — заявляет рыжая и тут же в спешке удаляется из палаты, оставив родственников наедине. — тебя что-то тревожит, Леви? По тебе заметно, взгляд бегает. — тихонько интересуется Кушель, но несмотря на состояние сына, совершенно спокойным взглядом осматривает его. Не тревожится и не видит смысла устраивать какую-то драму: каждую проблему можно решить, как она считала всю жизнь. — тебе бы сейчас о своем состоянии думать. — тяжело выдыхает он и выглядывает в короткий коридор палаты, чтобы убедиться, что коллега вышла. Он не спеша садится рядом с матерью, а та смеётся на его слова. — ох, Леви, за меня даже не волнуйся. Поговорить о том, что тебя волнует, я всегда могу. Не всё же Эрсель тебя поддерживать. — Кушель кладёт свою ладонь поверх его и заботливым взглядом смотрит в усталые, серо-голубые глаза. — в ближайшее время хочу сообщить ей о том, что поступил не лучшим образом. — с тяжестью делится Леви, устремив взгляд в пол. Со стороны — смотрит по обычному, но брюнетка прекрасно видит стыд и вину в его глазах. — и что же произошло? — не менее спокойно спрашивает она, и даже мягко улыбается. Большой проблемы не видит, да и сразу ощущает, что решить всё можно. — мог бы и спросить у неё, но поступил как скот. В целях расследования воспользовался тем, что она такая… — продолжает детектив, а в голосе его чувствуется боль. Продолжить он не может. И не знает, какое слово подобрать, чтобы описать её. — какая? — будто желая услышать нужные слова из губ сына, интересуется Кушель и хитро улыбается. Уже сама что-то подозревает. — ты сама знаешь. Доверчивая она до ужаса. — с тяжестью отвечает он. От волнения того, что коллега за дверью может услышать, слегка постукивает ногтями по железному краю больничной койки. — если ты чувствуешь вину и хочешь извиниться перед ней, лучше сказать прямо, а не намеками. И как можно скорее, нечего таить. Она понимающая, и если ты объяснишь причину, то точно простит. — Кушель рассуждает медленно и спокойно, не торопясь, что их могут услышать. Не злится на сына, да и не к чему. — сказать прямо? — переспрашивает он, явно не ожидая такого вопроса. И уже понимает, как тяжело будет это сделать… — именно. Я понимаю, как тебе сложно, но намеки сделают лишь хуже. Если ты скажешь ей об этом прямо, она будет понимать, что ты искренен с ней. Постарайся поговорить с ней сегодня после работы. — как скажешь. — кратко соглашается детектив и положительно кивает, уже представляя, с какими сложностями будет говорить ей, и какое разочарованное лицо увидит перед собой… А в это время Эрсель далеко не до дел любовных: хочется отвечать собеседнице громче, высказать все то, что вытворил её сынишка и просто послать. Она крепко от злости сжимает в руке телефон, повторяя одну и ту же фразу уже четвертый раз: — я прошу прощения, но помогать Альберту я не собираюсь. Я уже много раз вытаскивала его из изолятора и за это мне попадало на работе. Пожалуйста, решите эту проблему сами. — она тяжело вздыхает, когда в ответ, от ревущей матери Альберта слышит просьбы помочь. На момент, от её всхлипов даже начинает сомневаться в своих утверждениях. «А если всё же помочь… Он и не полезет ко мне больше, наверняка. Если попросить об этом» — думает она, но только вспомнив все слова поддержки Аккермана, перестает сомневаться. Они уверяют как ничто больше. Рыжая резко, даже не дослушав монолог женщины, сына которой сажают, прекращает звонок, и выключив звук, закидывает телефон уже в сумку быстрыми движениями. «Теперь все будет хорошо. Его посадят, а мама, надеюсь, звонить больше не будет. Все наладится… " — уверяет себя она, чувствуя подступающее лёгкое чувство тошноты и головокружения. На ватных, усталых несмотря на то, что только начало дня ногах, опираясь ладонью об стену, все же направляется обратно в палату. Время уже поджимает, по её памяти у Кушель скоро процедуры, да и нужно торопится на обыск. Но торопить Леви, отрывая его от разговора с матерью, с которой он и так видится не часто, совсем не хочется… Родственники тут же прекращают свой разговор о грядущей проблеме, когда слышат, как громко скрепит дверь и спокойные шаги. — скоро поедем, уже одиннадцать часов. — заявляет Леви, завидев коллегу в дверях кабинета, а мать внимательно наблюдает за ним: что-то необычное уже давно начала замечать в его повидении, да и сейчас сложно не заметить его влюблённый взгляд. Говорит он серьезно и кратко, другой бы подумал, что чувствует отвращение, но взор блеклых глаз его выдает. Смотрит так, словно она его первая любовь и всё, что у него есть. — мы обязательно заедем к вам… Да хоть завтра! — заявляет Эрсель и усмехается. Прощаться с женщиной совсем не желает, приятные разговоры идут на пользу и успокаивают от всех тревог. — буду очень ждать. Но покупать больше ничего не нужно, здесь хорошо кормят. — спокойно продолжает Кушель, с хитрой улыбкой посматривая на сына. Таким влюбленным она его никогда не видела, так заботливо он смотрит лишь на самых близких. — уж постараемся. Но немного сладкого ведь не помешает, верно? — интересуется рыжая и переводит взгляд на Леви, который на её вопрос положительно кивает. Не нужно, а даже полезно. — уверена, что поедешь со мной? — детектив поднимает на неё слегка испуганный своими же мыслями взгляд. Совсем не хочет, чтобы она ехала, чувствует что-то не ладное… — конечно же уверена. Мы же коллеги и должны работать вместе, ты и так слишком много всего делаешь. — уверенно отвечает она *** Яркое солнце сменяется густыми, серыми тучами и мрачная погода заставляет ещё больше волноваться. Неприятный, даже не лёгкий ветер дует в лицо, треплет темные волосы и заставляет часто поправлять их и недовольно цокает, ведь они лезут в лицо и даже смотреть вперёд мешают. Снега осталось совсем немного, только в некоторых местах, трава в лесу рядом с конным клубом ещё не такая яркая, как в самый разгар весны, но радует уже то, что она вылезла из-под холодной пелены снега. — медленнее и тише. — шепчет Леви, обернувшись на коллегу. Сам знает, что шум травы и веток под его ногамм может спугнуть кого-нибудь в заброшенном здании, которое даже за пятьдесят метров вызывает ужасное подозрение, из-за чего пытается идти медленнее. Он нервно оглядывается на неё, почти на протяжении всего пути смотрит на неё, лишь бы ничего не случилось. Коллегу она слушается, шаг становится более медленным и сама смотрит себе под ноги, лишь бы не наступать на ветви и не частый мусор под ногами. Аккерман же идет впереди, словно пытаясь прикрыть её собой. Эрсель внимательно изучает его со спины. Тёмная ткань пальто слегка сжимается и шевелится от его размеренных, но аккуратный движений и шагов. Каждый раз, слыша какой-то странный звук, он тянется к карману. — Леви, что у тебя там? — шепотом интересуется рыжая, заприметив его движения и пытается догнать, чтобы увидеть. Но даже несмотря на то, что теперь идет совсем рядом, из-за прикрывающего карман пальто не замечает вещи внутри. — пистолет. — кратко отвечает он, даже не бросив на неё взгляда. Хмурится и с подозрением оглядывается со сторонам, пока сердце бешено стучит. Сомнения о правильности взять коллегу с собой нарастают. — у тебя есть лицензия на его использование? Зачем? — встревожено продолжает она и удивленно, широко открывает глаза. Самой не по себе становится об обстановки, ведь неприятная, пасмурная погода очень влияет на её состояние, заставляет голову кружиться и думать совсем не о том, что сейчас нужно, как бы не хотелось настроиться на работу. — в норме все, может и пригодится. — заявляет детектив и в паре метрах от здания ещё больше замедляет шаг, спустя некоторые секунды останавливается и рукой останавливает коллегу, говоря: — пришли. — как-то быстро… Честно, я почему-то боюсь идти. Это первый мой обыск подобного места, да и атмосфера весьма не уютная. — делится своими чувствами Эрсель и чтобы убедиться, что с коллегой всё хорошо, смотрит на него. А он сейчас волнуется не меньше… — глянь на меня, ведьма. — несмотря на тревогу, мягко заявляет он и сам поворачивается к ней лицом. Как бы страшно не было, но боится то за неё, а не за себя… Сколько ран получал, всё как на собаке, да и отпор дать может. А вот Эрсель по его мнению совершенно другая — словно хрупкий цветок, лепестки которого могут опасть лишь от одного грубого, неправильного касания. Выращенная в комфортных условиях, пусть и с холодной матерью. Та, кого не хочется втягивать во все эти грязные дела. — будет нужно — буду тебя защищать. Даже не волнуйся о своей жизни. Я сделаю все, что могу. — Леви говорит это уверенно, но дрожь в голосе выдает его страх перед тем, что он как и в прошлые разы, не сумеет спасти. Опоздает, будет слишком слаб и беспомощнен или ещё что-то, а потом вновь будеь чувствовать, как потихоньку угасает… — позволь взять тебя за руку, пожалуйста… — шепчет она, даже не ожидая таких слов. Приятно и на душе тепло. «Прекрасный… " — задумывается она, когда мужчина положительно кивает и сам протягивает руку. Теплая, пусть и немного сухая от частого использования мыла и прочих средств. Зато какая приятная… Эрсель быстро хватается за его руку и берет крепко, разделяя тепло между ними. Большим пальцем ласково гладит по тыльной стороне его ладони, проходится по выпирающим костяшкам. Поцеловать бы каждую… — только тихо. — шепчет он, неожиданно в ответ сжимает её ладонь. Но совсем не сильно, ведь знает, что может причинить боль. Максимально заботливо и слабо, сам от напряжения поглаживает её. Или, совсем не от напряжения. Медленно подходит к зданию, а дыхание становится тяжелым. Из-за нескольких шагов раздаётся предательский треск ветвей под ногами, а дверь очень шумно скрипит. Совсем старая, деревянная, на их огромное удивление. Леви заходит первым, но не торопится — шаги делает крайне медленно, боясь издать лишние звуки. И оглядывается нервно, словно зверек. В длинном коридоре даже света нет, совсем темно, из-за чего приходится поставить на пол собранный специально к сегодняшнему дню небольшой чемоданчик. Леви быстрыми, ловкими движениям открывает его, и среди кучи вещей принимается искать. Тут и бумага, и лупа, скальпель и пинцет, куча пакетиков под улики. Что только нет здесь, почти целый чемодан забит нужными для обыска вещами, но фонарик всегда лежит поверх всего, в маленьком кармашке на крышке. Детектив быстро достает его, и проверив на пригодность, светит вперёд. А коллега, вместо прикосновения ладоней с друг другом, обоими руками обхватывает его одну. Ведь сколько бы раз за время работы не видела мертвых тела, сколько бы ужасно жестоких людей не знала за свой небольшой опыт, а все равно страшно. Заброшенное здание, всё в котором скрипит от ветра, совсем ничем не освещено и выглядит слишком старым для заброшенной год или два назад общины. — нечего бояться. — прекрасно заметив тревогу, заявляет Леви. чувствует, как девушка немного дрожит, но пытается это скрывать, лишь бы не показаться перед ним без опытной трусишкой. — просто немного волнуюсь. Не боюсь, все хорошо… — не только себя, но и Аккермана уверяет рыжая, но не отстраняется от его руки. Внимательно рассматривает все, что рядом и не очень: длинный коридор, от которого идут ещё несколько менее больших и множество комнат. Слишком много. И каждую из них, видимо, придется осмотреть чтобы найти хоть что-то. — пойдем туда. Там более-менее светло. — ради её же безопасности он решает пойти в более светлое помещение. Кухня, судя по всему. Совсем короткий коридорчик от ранее длинного и они выходят в большую комнату, чуть более освещённую, чем все другие. — я пойду в ту часть, а ты в ту, хорошо? Если найду что-нибудь положительное, скажу. Главное привыкнуть к обстановке… — предлагает Эрсель, и когда коллега положительно кивает, медленно, и пытаясь быть как можно тише, продвигается к своей части. Осталось лишь пара небольших столов, старые и поломанные стулья, не рабочая плита и такая же раковина. Совсем неуютно. Даже в подростковом возрасте, сколько она себя помнит, в заброшенные здания ходить не любила. Как бы весело на них не было друзьям, а тревожная Эрсель все время нервно оборачивалась, прислушиваясь к каждому шороху. Пытаясь ничего не задеть и не создать лишнего шума, она смотря себе под ноги, аккуратно проходит по мусору, разбросанному под ногами. Но несмотря на страх, все же осматривает всю свою часть за несколько минут, ведь изучать то особо и нечего. На полу куча мусора, который ничуть не отличается от того, что на свалке, а так же листьев и деревянных щепок от столов и стульев. В кухонной части по её сторону совсем ничего нет, полная пустота, никаких отпечатков, пятен и инициалов тоже. Да и подоконники чисты, словно кто-то знал, возможно ещё при уходе секты отсюда, что потом их будут искать… — Леви, у меня ничего! Пойдем в следующую? — подзывает коллегу она, направляясь к нему. В сторону коридора даже не смотрит, одна побаивается. — уверена? — интересуется он, поднимаясь с колен. То, что в здании так чрезвычайно чисто и нет ни единой вещи вызывает легкую тревогу и не самые приятные мысли, но нужно идти дальше, как бы не было страшно. — уверена. Я всё тщательно просмотрела и там совсем ничего. Это настораживает… Наверное, все же стоило взять других ребят из участка. Вдвоём немного опасно… — неуверенно рассуждает она, всё с таким же страхом смотря по сторонам, пусть шум слышится только с улицы сквозь грязные, старые и разбитые окна. Она шугается почти всего в такой неприятной обстановке и просто желает поскорее закончить с делами. «Сомневается что ли?.. " — с огорчением задумывается Леви, искренне переживая о том, что его ведьма может сомневаться в искренности тех слов, которые он сказал ей перед входом. — пройдемся по маленьким комнатам, а дальше по большим без дверей. — спокойно отвечает он и поднимается с колен. Все так-же идёт первым к выходу из комнаты, а рыжая за ним быстро шагает, почти бежит. — а подвал? Мы когда зашли, сбоку был вход в подвал. Может, и туда тоже? — сходим. Главное хоть что-то найти. Минута за минутой, время их прибытия в заброшенном здании уже близится к полутора часам. Ноги предательски ноют от усталости, но они не жалуются друг другу. Работа такая, знали на что идут. Осталось совсем немного, лишь пара комнат около входа и подвал. Они проходили и дальше, обходили несколько раз каждую комнату, в попытках найти хотя бы что-то, но результаты не лучшие. Второй этаж полностью завалило, да и находится здесь опасно по этой причине. Некоторые двери совсем не открыть. Судя по ощущением, заставлены чем-то внутри. Усталость даёт о себе знать, когда они выходят из крайней комнаты и направляются к выходу. К той комнате, которая выделяется даже своим на удивление опрятным видом среди других. Леви вновь проходит первым. Медленно открывает дверь и суровым взглядом оглядывается по сторонам, и взяв рыжую за руку, проходит в комнату. И мебели здесь по больше: письменный стол, старый шкаф, стулья и пара бумаг на полу. Детектив внимательно осматривает всё, а внимательная Эрсель подмечает важную деталь гораздо быстрее: — ты глянь, что здесь! Знак тот же, что и на татуировке у Эрена. — последние слова она говорит медленнее, не веря самой себе. Леви медленно оборачивается, смотря на рисунок на стене: — он тоже из них?.. — голос его дрожит даже несмотря на то, что пытается сохранять спокойствие. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга, пытаясь принять все поступившие мысли. Прокручивают в голове все встречи с Йегером, пытаясь найти в них подвох. И находят. Быстро находят подвох в каждой. И осознают, что последние слова Леви были правдой… Вот только поделится осознанным друг с другом и решить, что делать дальше, не успевают. Слышатся приближающиеся шаги. Много шагов. Дверь в кабинет тут же открывается и в него вваливаются несколько людей в серых рубашках, в руках которых оружие для обездвиживания. У детектива реакция срабатывает тут же, когда он слышит предупреждающий выстрел в потолок из обычного пистолета, без снотворного. Он уже по привычке, услышав к сожалению знакомый звук достаёт из кармана пистолет и направляет его на людей, стоящих в дверном проходе. — стрелять не побоюсь. — серьёзно заявляет он, подходя к коллеге. Прикрывает её собой, даже ничего не говоря и несмотря. И так понятно, что желает защитить. А та, завидев как в них летит дротик со снотворным, отпрыгивает в сторону и Аккермана толкает в другую, чтобы и в него не попало. Издаётся звук выстрела. Пуля со звонким звуком отскакивает от стены и касается мочки уха рыжего парня, стоящего впереди всех других, от чего он с недовольством ругается и шипит словно зверь, чувствуя нарастающую боль. — Леви, осторожно! — кричит рыжая, когда видит, как ещё один дротик летит прямо в детектива. Но на месте не остаётся, в мгновение прикрывает того ладонью, в которую и попадает дротик со снотворным. — ой… — на её лице виднеется ужас и испуг, когда она замечает, что острый дротик впивается в кожу чуть ниже локтя и почти сразу ощущает, как расходится лекарство под кожей, заставляя стонать от боли. — Эрсель… — шепчет он, со страхом смотря на неё. Сознание рыжая теряет быстро, не в силах сопротивляться против действия снотворного и падает сидящему Аккерману на колени. А ему становится как никогда страшно, в блеклых и без того испуганных глазах виднеется боль. Ужасно сильная, которая копилась годами в его сердце. Но в миг выражения лица меняется на яростное и озлобленной, детектив, нахмурив брови, шустро поднимает голову, от чего челка резко треплется, и почти тут же стреляет в нужное место. Уверен, что в этот раз попадет. — попал! — кричит один из сектантов, когда чувствует боль в правом плече. Оно почти тут же начинает кровоточить, а где-то по другую сторону коридора слышится шум упавшей пули. Несмотря на то, что почти все стоящие обращают внимание на раненного товарища, рыжий парень Флок продолжает своё дело с насмешкой. Перестрелка продолжается несколько минут, и сколько бы Леви не пытался спастись и сам, и спасти девушку без сознания от ещё одной пули, сделать всё сразу не получается, а пули в пистолете заканчиваются. И вот, дротик со снотворным попадает в плечо, и как бы не пытался он сопротивляться действию лекарства, сколько бы не пытался достать из сумки оставшиеся пули, которые прихватил с собой, но через считанные минуты падает рядом с любимой Эрсель, и из последних сил еле слышно шепчет: — прости… *** «Где мы… " — первая мысль, что появляется у Эрсель в голове, когда она начинает приходить в сознание. Ужасно сильная боль бьет в виски, подобно сотням лезвий, а перед глазами всё совсем мутно. Не видно ничего, и не поймёшь — то ли это из-за затуманенного взора, то ли из-за кромешной темноты в подвале. Второе, что она ощущает сразу после головной боли, раздающейся по всему делу, это то, что рот её завязан. И завязан крайне туго, что даже с тяжестью удаётся вздохнуть или пошевелить губами. Тёмная ткань также до боли сжимает и руки, и ноги, до того, что те начинают неметь. Девушка почти не чувствует кончиков ног, да и на кончиках пальцев на руках ощущает слегка неприятное чувство. — Эрсель?! — почти сразу же реагирует связанный рядом Аккерман, когда слышит шорохи и тяжёлое дыхание. Сам очнулся по его расчетам… Пол часа назад, примерно. И то, не может быть уверен в этом. Даже время посмотреть не может, нет ни часов, которые были у него на правой руке ранее, ни возможности даже изучить место нахождения. Почти полная темнота, только из-за старости двери, из маленькой щелки проскальзывает лучик света, позволяющий ему хотя бы немного, сквозь темную, туго завязанную ткань на глазах разглядеть коллегу. А на его вопрос она не отвечает, лишь сдавленно мычит. Ей повезло чуть меньше — завязали рот, вместо глаз. И так туго, что даже после попыток зацепится за неё зубами и опустить, совсем ничего не выходит. — рот связали? — тут же отзывается он, понимая, что сейчас сможет выдавить из девушки только тихое мычание. Сам уже, несмотря на обстановку, пришёл в себя и не паникует. Понимает ведь, как паника может ещё сильнее ухудшить ситуацию. Да и преступников слезы и крики в большинстве случаев только забавят, а иногда и заводят. Леви не медлит. Почти тут же садится к ней ближе, несмотря на то что ноги и руки связаны, двигаться может. — всё в порядке, ведьма… — на удивление ласково, пусть и со сбитым дыханием, шепчет он и цепляет зубами тёмную ткань, крепко завязанную вокруг её рта. Как бы не болело всё тело от двух часов, проведённых здесь в заточении, но хоть чем то двигать всё же может. Да и плевать ему сейчас на ломящую боль, более важно состояние коллеги. А та, почувствовав приятный, немного холодный воздух, начинает глубоко вдыхать его. Даже кашляет слегка, но совсем не долго. До этого, даже пытаясь прити в сознание пару раз, было ужасно тяжело дышать, ведь ткань касалась даже носа. — как ты? — тревожно интересуется Аккерман. Как кажется на первый взгляд, он полон спокойствия. Не нервничает, лицо его спокойно, хоть коллега и не может его разглядеть из-за темноты и того, что перед глазами всё мутное. — могло бы быть и хуже… — облегченно выдыхает рыжая. Несмотря на то, что она совсем не понимает, что происходит, где они и даже с трудом может вспомнить, как сюда попали, пытается сохранять спокойствие. — главное не нервничай. Мы выберемся. Вдвоём будет легче развязать друг другу хотя бы руки. — тяжело вздыхая, со спокойствием удава сразу же отвечает Аккерман, пусть на душе и страх. За всё это время, что он пришёл в сознание и дожидался того же от Эрсель, долго думал о многом. И в большинстве случаев, голову посещали не самые приятные мысли о том, что вновь потеряет близкого человека… — ты хоть что-нибудь помнишь? Я — совсем нет… Только то, как мы сохраняли улики с последней комнаты. — тихо рассуждает она. Совсем нет сил даже для того, чтобы говорить в полный голос. Да и не желает — мало ли кто услышит. — на нас напали, судя по всему, те сектанты. Вкололи что-то… Я не так уж и давно очнулся, но счёт времени уже потерял. Поможешь снять повязку с глаз? — Леви говорит всё это с легким напряжением в голосе, пытаясь хоть что-то разглядеть, но это не удаётся. А коллега, несмотря на огорчающую информацию и место нахождения, действует довольно быстро. Делает почти всё то же самое, что и он: зубами цепляется за помятую ткань и ловкими движениями снимает её, позволяя детективу увидеть хоть что-нибудь из-за света, проникающего в подвал. — как ты, Леви? Раны где-то есть? Руки и ноги целы? — с тревогой о его состоянии, интересуется она и сама пытается осмотреть хоть что-то. А в нём всё почти также. Только нет пальто, чемодана и тех вещей, которые лежали у него в карманах. Да и сама Эрсель, ожидая ответа, оглядывает себя и даже по ощущениям понимает, что ничего из тех вещей самообороны, которые она брала с собой, совсем нет. Карманы совсем пусты. — в норме. Отделался парой синяков. И руки с ногами онемели. — постарайся их размять, не сиди на месте. Иначе хуже будет. Мы подобное проходили на учениях. — советует рыжая и сама пытается делать то же самое. Костяшки на ногах и руках звонко хрустят от небольшой разминки, а кровь наконец-то начинает приливать к холодным конечностям. — сама как? Ран нет? — с заметным волнением в голосе спрашивает Аккерман. За свою коллегу волнуется больше, чем за себя. И больше не желает допускать, чтобы умер ещё кто-то из близких. — голова немного кружится, а так в норме. Главное, чтобы здание не подожгли… — самые худшие мысли начинают заползать в её голову, от чего по телу проходится пугающий и мерзкий табун мурашек. — Эрсель, посмотри на меня. — серьёзно заявляет детектив, даже не шепчет, а говорит это в полный голос. Небольшой лучик света позволяет усталым, блеклым глазам разглядеть слегка испуганное лицо девушки. Как бы спокойно она не поговорила, а по лицу видно всё волнение. А как тут не волноваться… Рыжая быстро отзывается, даже в такой обстановке удивляется тому, что он назвал её по имени. Уже так привыкла к его нежному и тёплому «ведьма», что даже неожиданно слышать свое имя от него. — что такое, Леви? — смотря на его лицо, откликается она. Пусть свет совсем немного освещает его лицо, но этого ей вполне достаточно, чтобы облегченно выдохнуть. Хотя бы рядом… — мы выберемся отсюда. Ранее я сказал, что сделаю всё, что могу ради твоей безопасности. И теперь… Я тебе это обещаю, Эрсель. Сейчас ему как никогда ранее хочется произносить её имя, медленно разделять по слогам, говорить его с особой любовью, пусть он и понимает, что это могут быть их последние часы. Но извечный оптимизм коллеги и влияние его на детектива даёт о себе знать, что тот начинает верить в лучшее. Быстро оглядывается по сторонам, в поисках хоть чего-то, что могло бы помочь им. Замечает только несколько старых дощечек в углу подвала, а в голове уже появляется план. — я прекрасно понимаю, что в таких ситуациях нельзя поддаваться панике, но мне страшно… В большинстве именно за тебя, Леви. — дрожащим голоском шепчет она, ощущая себя самым ужасным работником полиции. Стыд и чувство вины поедают изнутри, заставляют думать о самых ужасных вещах. Мысленно Эрсель винит себя во всём произошедшем. — я хотела бы извиниться за всё это. Наверное, когда на нас напали, это я была слишком не аккуратна или вовсе была обузой для тебя. Почему-то уверена, что во всём произошедшем виновата именно я. Прости меня, пожалуйста, прости… — несмотря на те рассуждения несколько минут назад о том, что паниковать нельзя, рыжая поддаётся страху. Пусть оптимизм обычно и превыше всех тревог и страхов, но сейчас осознаёт, что здесь всё гораздо серьёзнее. В любой момент она может перестать слышать голос того, кого так полюбила за это время. — не думай о плохом, хотя бы ради меня. Ты ни в чем не виновата. — Леви говорит слова поддержки в эти моменты без труда, пока сердце бешено бьётся от нарастающего страха. — я не переживу, если с тобой что-то случится. Буду оставшуюся жизнь винить себя. Потому что знаю, что случись что-то опасное сейчас, ты будешь стараться защищить. — словно не вслушиваясь в слова коллеги, продолжает она. Весь накопившийся поток сознания выходит сейчас, она говорит очень быстро, почти тароторит, но это не мешает детективу понять смысл всех этих слов. — Эрсель, спокойно… — шепчет он, и несмотря на то, что руки связаны, хотя бы кончиками пальцев пытается погладить её холодные ладони от низкой температуре в помещении. — прости меня, пожалуйста… Если ещё раз произойдёт подобное, я обещаю, что не буду вести себя как глупая дура. — не прекращает она, когда паника, которая была прикрыта поддельным спокойствием в такой момент только нарастает. Хотя, её больше волнует то, что здесь они именно по её вине. По крайней мере, так считает рыжая. А вот Леви далеко не такого мнения. Но какие бы слова не прокручивал в голове, понимает, что все они сейчас бесполезны. На вид он не паникует, но глубоко в душе искренне не знает, как сейчас дейстовать. Слов от своей рыжей больше не слышит, лишь сбитое дыхание и невнятный шепот. Начинает дейстовать, кажется совсем невольно, не контролируя свои движения. Им движет душа, но никак не здравый смысл. Пусть руки и связаны, пусть он и не может обнять её сейчас, но выход находит, как и всегда. Жар окидывает обоих от напряжения, несмотря на нахождение в подвальном помещении, когда губы детектива касаются её. А у Эрсель губы мягкие, приятные. До сих пор на них чувствуется не яркого цвета помада. Горячие и мягкие, маняющие его уже не первый день. Касается её губ своими, слегка пострескавшимися от частых укусов. Голову кружит у обоих от такой резкости. Чего угодно Эрсель могла ожидать, но никак не этого. Она даже дёргается, ощутив, как лёгкое напряжение проходится по всему телу. Как бы неожиданен не был поцелуй, а отвергать и не думает. Леви целует чувственно, да так, что голову срывает, вызывает целую бурю чувств и эмоций. А как бы ему хотелось придержать сейчас свою ведьму за подбородок, спрятать ладонь рыжих прядях, ласково поглаживая виски и затылок, а второй осторожно провести по плечу. Чувственно, с огромной любовью. Со всей той любовью и теплом, что он не успел дать ей ранее, глупо понадеявшись, что ещё будет возможность. Леви сминает её губы и как бы плохи не были его навыки в поцелуях, получает положительный ответ. Эрсель тянется к нему в ответ и уже наученная поцелуями с подругой, когда та ещё не была в отношениях. Единственное, что сейчас успокаивает, к сожалению не вечно. Рыжая прекрасно ощущает, как дыхание становится тяжёлым от недостатка воздуха и понимает, что как бы не хотелось продолжить первый поцелуй с ним, тем более с инициативой самого детектива, больше хочется вдохнуть воздуха. — спокойно, моя ведьма, прошу… — умоляюще шепчет ей детектив, оставляя осторожные и короткие поцелуи, на щеках и краешках губ. Хотя, и поцелуем назвать сложно — смазанные касания. Опыта у Леви в подобном нет, он это не хотя признаёт. Будь другая обстановка, если бы тревоги о скорой смерти в грязном, старом подвале не тревожили Эрсель, она бы без размышлений, отдышавшись поцеловала бы его в ответ. Более опытно, более страстно. Но не тот момент, не то время. — пожалуйста, не оставляй меня. — более спокойно умоляет рыжая, а на душе, несмотря на обстановку, странное чувство умиротворения. А Леви её слушается, пусть и перестаёт целовать. Укладывает свою голову на хрупкое плечо, носом ластится об слегка холодную шею и греет её горячим дыханием. — я давно должен был сказать о кое-чем. Давно понял, что повёл себя хуже любого маньяка. — серьёзно рассуждает детектив, набравшись смелости. Он знает, как неприятно будет ей узнать об этом, но врать не собирается, а чувство вины мучало его не одну ночь. — что такого стряслось? Я не думаю, что ты совершил что-то ужасное, лучик… Разговор их пусть и становится более спокойным чем обычно, но у Аккермана взгляд бегает, словно дикий. Страшно осозновать, сколько боли он причинит ей сейчас своими словами. Только заикается, чтобы сказать то, что так долго гложит, но слышатся громкие шаги где-то сверху: — нам сказали притащить только рыжую. Этого оставляем. — слышится чей-то весьма громкий голос, а шаги его обладателя становится всё громче и громче. Коллеги в страхе переглядываются: кажется, конец… Свет проходит в тёмный подвал, освещает обоих и заставляет щуриться от такой резкости. Виднеется тёмный силуэт, который не спеша спускается по старой лестнице. — пойдём. Оснаватель с тобой по душам поговорить хочет. — слышится задорный мужской голос. Он усмехается на последней фразе, уже спустившись вниз. Даже не обращает внимание на то, что оба заключённых уже сняли повязки. Да и его это не волнует — главное младшего лейтенанта привезти к лидеру. А детектив не медлит. Не желает молча сидеть и смотреть, как его ведьму уводят в неизвестность. Понимает, что возможно, это последний раз, когда её видит. Слышится громкий крик мужчины, пришедшего за младшим лейтенантом: — совсем с ума сошёл? Драки несколько часов назад что-ли не хватило? — ругается он, когда чувствует удар по ногам сзади. Неприятно, но из-за неудобного положения и связанных рук и ног, детектив ударяет совсем не сильно. А в ответ получает не хилую пощёчину. — сиди и не дергайся, пока тебе опять не попало. — усмехается мужчина, и прихватив рыжую за шиворот, медленно уделяется из подвала. Вот и Эрсель, как и коллега не медлит — кусает незнакомца за руку. Зубы впиваются в мягкую кожу глубоко, почти до крови и прекращать это она не собирается, чтобы хоть как-то отомстить за ту пощёчину. — бешенством болеешь что-ли? А ну прекрати! Совсем с ума сошла… — ругается он и с трудом отцепляет её от своей руки. А вскоре, дверь закрывается. И Леви остаётся наедине с чувством вины и страхом того, что могут сделать с его ведьмой… *** — привязать её к стулу, основатель Йегер? — интересуется один из молодых парней, стоящих в комнате. Он быстрыми и не аккуратными движениями усаживает её на стул. На его вопрос мужчина, стоящий около окна, совершенно спокойно отвечает: — и так связана, к чему это. Попрошу всех удалится. У нас с ней должен состояться личный разговор. — блондин тушит сигарету о подоконник старого здания и оборачивается, наконец-то показывает ей свое лицо. — Зик?.. Вы?! — удивленно восклицает она, от этого же широко открыв глаза. От него совсем не ожидала такого. Ещё при первой встрече казался таким приятным, хорошим человеком, а судя по словам остальных сектантов, оказывается их лидером… Эрсель тревожно оглядывается, и к большому сожалению, убеждается что все остальные уже вышли, и она осталась наедине с ним. — поболтаем немного о твоей работе, Эрсель? — словно они находятся в обычной обстановке, интересуется он с лёгкой усмешкой в голосе. Не спеша подходит к ней и смотрит сверху вниз на испуганное личико, взгляд карих, разочарованных глаз. — я ничего не скажу. Хоть убейте, хоть пытайте, ничего говорить не собираюсь. — серьёзно заявляет рыжая, полностью уверенная в своих словах. И вправду — готова к любым пыткам, лишь бы не раскрыть всё то, над чем с Леви столько времени старались. — и почему же? — интересуется Йегер, обходя стул, на котором она сидит. А она словно испуганный зверёк и взгляда от него не отводит. — как минимум из-за того, что это будет ужасно по отношению к Леви. Он столько времени старался, Эрвин столько времени хотел раскрыть это дело! И вы наверняка именно поэтому его убили, верно? Боитесь, что ваше дело расследуют, заметаете следы и убиваете тех, кто ваш мешает? — а как мы ещё должны скрывать это, если общество нас не понимает? Попросту вытесняет нас и не желаете даже попытаться помочь? — убивать — не лучший выход. Убийство это всегда плохо, Зик. А я думала, что вы и вправду хороший… Таким добрым показались. — разочарованно рассуждает Эрсель, а лидер секты встаёт перед ней. Аккуратными движениями поднимает её лицо на себя, придерживая за подбородок. — а как ещё поступить, скажи, Эрсель? Будь ты в таком же меньшинстве, которое искренне ненавидят, думаешь, чувствовала бы себя хорошо? Как бы ты поступила, если бы твоё место заняли, а ты оказалась хуже кого-то? — серьёзно рассуждает Зик, искренне желая услышать ответ на его вопрос. — заняли?.. Причем здесь это? — тихо от шока интересуется она и хлопает глазками, что вызывает у мужчины напротив тихую усмешку. Глупенько и забавно выглядит, по его мнению. — вопросы задаю я. И ты только отвечаешь на них. — властно заявляет Йегер и продолжает: — ближе к делу. Какая информация тебе и Леви известна? — а в чем заключается смысл вашей секты, Зик? Какой толк от ваших убийств? Вы же убьете Леви, верно? — Эрсель повышает свой голос, не желая мириться с его словами. Никогда бы не стала соглашаться и будет идти до конца, какими бы последствиями это для неё не обернулось. А последствия есть. Зик молчит, но делает всё крайне быстро. Развязывает узлы на руках, освобождает её и девушка удивлённо смотрит на него, когда чувствует свободу. Вот только через несколько секунд чувствуется ужасная боль в руке. Да такая, что слезы сразу наворачиваются на глаза, а из дрожащих губ исходит пугающий крик. — хватит! Хватит, прошу! — сквозь слезы кричит она, когда слышит тихий хруст костей и то, как огромнейший мужчина выворачивает ей руку. Заламывает её назад без стеснения и угнетения совести, лишь тихо пыхтит. — говори. — сквозь зубы приказывает он и кажется, не собирается прекращать допрос с пристрастием. А Эрсель не отвечает. Как бы сильна не была боль, какие бы последствия не были, а всё равно ничего не говорит. Не готова предать любимого, раскрыть всё то, над чем он так старался. Лишь жалобно кричит, умоляет прекратить, ведь боль раздаётся по всему тему, а кости руки словно ломают. — а если с твоим Леви сделаем тоже самое? Не просто же так мы позвали именно тебя. От него ничего, ни одного слова не добьёшься. И мы это прекрасно понимаем. А вот с тобой… С тобой мы можем найти общий язык. — не трогайте его! Он это ничем не заслужил! Только попробуйте, я не позволю! — кричит рыжая, несмотря на боль в руке. Лишь от одного упоминания любимого детектива становится страшно и дрожь проходит по телу от страха того, что с ним могут вытворить что-то подобное. — ты же понимаешь, что безопаснее будет с нами? Твоя работа оставляет желать лучшего, о безопасности в ней и речи идти не может. Вы сажаете людей за то, что должно быть нормой. Устанавливаете те законы и правила, которые удобны именно вам. С нами же будет гораздо легче, Эрсель. Вступай же… Так будет легче всем, и тебе, и детективу. Он же терпеть тебя не может, всего лишь использует, ты знала об этом? Ни одна сладкая речь ранее не соблазняла её но услышав слова о ненависти Аккермана к ней, Эрсель поднимает испуганный взгляд и кажется, на время забывает про боль в руке. — терпеть не может?.. — спрашивает она, а по ощущениям, вся жизнь перед глазами проходит, и нет ничего важнее узнать ответа. — видела, как он на тебя косо смотрит? Да он и тобой пользовался чтобы закончить дело. Если ты вступишь к нам, это пойдёт на пользу всем. — я не верю, не верю! — твердит она и второй свободной, не раненной рукой даёт мужчине не хилую пощечину. Знает, что нельзя так делать сейчас, что на пользу ей это не пойдет, но злость и обида на него гораздо больше. Вот только ответного удара, на большое удивление, не получает. Йегер лишь тяжело вздыхает, трет красную от удара щеку и спокойно говорит: — как пожелаешь. Я пытался. Но устраивать с тобой драку не вижу смысла. Пойдём. Йегер быстрыми, ловкими движениями хватает её за шиворот и делает уверенные шаги в сторону выхода из комнаты, даже несмотря на то, что она за ним не поспевает. Он почти тащит её за собой, ведь ноги рыжей совсем ослабли после двух часов в одном положении, не в силах и пошевелить. — посиди здесь и подумай. Мое предложение ещё в силе. — властно прекращает с ней диалог Йегер и толкает её вперёд, на лестницу. С презрением он осматривает детектива, сидящего в самом углу. Его почти и не видно из-за того, что свет из коридора еле как проходит в ту часть подвала. Зик всего несколько секунд переглядывается с мужчиной, который от его появления в шоке, а после запирает дверь на замок. Но небольшое количество света всё равно проходит. — он тебя ударил? — с заметной злостью в голосе сразу же спрашивает Леви и двигается ближе к лестнице, ближе к любимой коллеге, несмотря на боль и то, что ноги уже слегка онемели. Прекрасно слышал её крики, мольбы прекратить и был готов отомстить сразу же, не будь он связан, встал бы, выломал чертову дверь и точно бы не оставил ни один сантиметр тела Йегера без синяки и ссадины. Судя по желанию отомстить, переломал бы все кости, ни одной целой не оставил. — Это был Зик Йегер. Допрашивал меня, просил рассказать то, что мы знаем… Я молчала, ничего не рассказывала, честно-честно! И предлагал к ним вступить. Естественно, я отказалась, и… Вот. Но теперь, хотя бы руки и ноги свободны. — Эрсель горько усмехается, когда показывает результаты допроса. Рука ужасно сильно болит, да так, что вновь плакать хочется. — как только выберемся отсюда, я отомщу за тебя, слышишь? И обязательно съездим в больницу. — несмотря на обстановку, слова Леви полны заботы и сострадания. Он желает помочь ей, но сам нуждается в помощи. — видимо, убивать нас он не собирается. Но возможно… Будет пытать. Как я поняла, тебя он не собирается вызывать на допрос, а из меня ещё попытается что-то выбить. — выдыхает она, когда наконец-то удаётся присесть на пол. Пусть каменный пол и холодный, неприятный, но это гораздо лучше, чем стоять на уставших, будто ватных ногах. — я так и не сказал тебе то, что хотел. — с тяжестью заявляет Леви. Знает, что ей сейчас гораздо тяжелее, но подозревает, что возможно, это их последние часы вместе. Он стыдливо устремляет взгляд в пол, а чувство вины разъедает изнутри. — не думаю, что ты сотворил что-то серьёзное, Леви. — несмотря на обстановку и ноющую, пробирающую до ужаса боль в руке, Эрсель даже усмехается, а на лице виднеется мягкая улыбка. — Альберт не раз пользовался тобой, твоим доверием и в первую очередь добротой. И я поступил не лучше в целях расследования… — с тяжестью делится детектив и тяжело вздыхает. Реакцию девушки будет видеть как никогда больно, он боится даже посмотреть на неё. А рыжая не дурочка. Лёгкий пазл складывается в её голове и она тихо шепчет его имя, не найдя в себе сил ещё что-то ответить, не найдя нужных слов. От него уж точно не ожидала. И в тот день, с поиском похожих дел в архиве даже не задумывалась о подобном. Несмотря на весь шок, на всю нарастающую обиду и разочарование, она многозначительно вздыхает и тихо отвечает: — сейчас… Это не важно. Я всё понимаю, это было ради расследования. Раз меня развязали, у нас больше шансов освободиться. Я придумала план, слушай… *** — убьем их, Зик? — интересуется Йегер-младший, медленно шагая по комнате. Нервничает, слегка постукивает одной ладонью по другой и пытается хоть на чём-то сконцентрироваться взглядом, чтобы отвлечь себя от тревог и планируемого предательства. Устал. Ужасно устал от всего этого и просто хочет жить без риска тюрьмы и прочего другого, без страха, что могут умереть близкие. — если не убьем, нам же будет хуже, согласись? Позови четверых лучших на твой вопрос вкус и передай им мой приказ. — увлечённый своими мыслями Зик даже не смотрит на брата и берёт в руки один из документов, постукивая ручкой об стол. Говорит всё это совершенно спокойно, словно не собирается убивать людей, а делает какую-то мелочь по работе. *** Громкие шаги четырех человек коллеги слышат ещё издалека и полностью готовы дать отпор, пусть сердцебиение от волнения и учащается, пусть руки и совсем немного дрожат. — готова? — шёпотом спрашивает Леви и хмурится, смотря на коллегу. Во взгляде её, даже с тусклым светом, замечает всю боль, разочарование и обиду, которую она сейчас чувствует. Но всё равно, положительно кивает ему. Сам же детектив уже полностью развязанный стоит около двери с крепкой, большой дощечкой. Шум шагов становится всё ближе и ближе, и вот, слышится заветный звук: ключ прокручивается в старой, замочной скважине и свет из коридора проходит в подвал. — вон сидит, всё с ней нормально! — слышится уставший голос одного из сектантов, на что второй, достав пистолет из кармана, отвечает: — а второй то где?.. И тут же удар. Ещё удар. Парень с пистолетом падает нс того, что спускается вниз по лестнице, и под весом товарища он тоже падает. Леви без сожалений и раздумий подталкивает их вниз и рукой показывает коллеге, что нужно бежать за ним. — в коридоре никого, ты уверен? — всё же интересуется она и быстро встаёт с колен, понимая, что это их возможно единственный шанс. — пусто. Выходим быстрее. — уверенно заявляет он, оглядевшись по сторонам. Рыжая торопливо скачет по ступенькам, аккуратно обходя лежащих парней. Но один из них, лежащий под безсознательным товарищем, крепко хватает её за правую ладыжку. — блядство! — ругается она, когда падает на лестницу. А остановивший её парень быстро вылезает из-под тела товарища и хватает ту. Рукой прикрывает горло, уже готовый удушить и сидит рядом с ней на одной ступеньке. А через пару секунд, ещё двое сектантов подбегает к месту драки… Леви не медлит. Оглядывает коллегу, и пусть страшно, что её задушат, но всё равно противостоит двум бежащим на него сектантам. Слышится предупреждающий выстрел от рыжего парня, который кричит: — положи доску сейчас же! Но его приказам Аккерман не следует. Пытается защищаться не самым лучшим оружием, пусть и понимает, что против пули оно бесполезно. Сколько бы силы не было в нём самом, а против пистолета знает, что будет слаб. Удар за ударом, и к большому сожалению, несмотря на все старания, оказывается под дулом пистолета совсем обездвиженным. — даю права последнего слова перед тем, как придушить её. Флок, коротышка на тебе. — громко заявляет парень, давящий на горло испуганной девушке. Она понимает — это конец. Больше никогда не увидит лицо своего любимого детектива, больше не скажет ему ласковых слов и не услышит его нежного «ведьма»… — Леви… Я столько хотела бы тебе сказать и никуда не спешить, столько хотелось бы увидеть и сделать с тобой. Я бы искренне хотела увидеть, как твоя мама поправляется, как наконец-то живёт спокойной жизнью, в безопасности, здоровая и в достатке. Я бы очень многое хотела сказать отцу, обнять его на последок, поболтать с Францем и рассказать ему все сказки мира… И я бы так хотела обнять тебя на последок. Я уже столько раз думала, чтобы признаться тебе во всём том, что чувствую. Я так мечтала о том, что мы закончим с расследованием, что всё будет хорошо… О семье в будущем, о хороших, крепких отношениях. Я была готова заплакать от счастья и того, что меня переполняет куча приятных чувств из-за твоего поцелуя. Я так хотела быть с тобой, любить тебя. — сквозь слезы рассуждает Эрсель и заикается, чтобы продолжить, но чувствует, как рука ещё сильнее сжимает её шею, заставляя жадно глотать воздух и чувствовать свою беспомощность перед удушьем. Глаза на секунду закатываются, когда она ощущает, что возможности вдохнуть почти нет и слышится голос сектанта: — заткнись уже, скотина! — ругается он и уже готов придушить испуганную девушку, но та, несмотря на сжатое горло и головокружение, более тихо и сквозь кашель продолжает: — В конце концов… Жить дальше именно с тобой. Я жалею, что не могу в последний раз обнять тебя, услышать от тебя то нежное прозвище. Я жалею, что оказалась так медлительна и неаккуратно. И что не познакомилась с тобой раньше. Я бы хотела любить тебя так, как не любил бы никто. Давать всю ту нежность и заботу, которую тебе не хватало. Чтобы ты наконец-то мог спокойно выдохнуть, хотела целовать тебя и помогать со всеми невзгодами, проходить через них в месте. Я думаю, что лучше тебя человека и не нашла бы. Я тебя люблю, Леви. — Эрсель говорит эти заветные слова быстро, желая сказать все, что думала, и слезы наворачиваются на глаза от страха. Она не готова. Не желает умирать и больше никогда не видеть его лицо. Но чувствует, как крепкая, мощная мужская рука сжимает горло и из-за этого кашляет, жадно глотая воздух. А у Леви вся жизнь перед глазами проходит в один момент, когда он смотрит на то, как медленно рука незнакомца душит его любимую. Сам бы столько хотел сказать, в голове слишком много мыслей о том, как сильны его чувства, но даже пошевелиться или ударить с ноги он не может, дыхание спирает от страха. Не за себя, именно за неё. Он готов был бы умереть, лишь бы она жила дальше. И несмотря на нескончаемое количество слов в голове, которые он бы хотел сказать, выдавливает из себя лишь ласковое: — Эрсель… — вместо всех слов он шепчет её имя с безграничной любовью и желает глубоко в душе желает лишь одного — обнять её на прощание. Но понимает, что даже это желание исполнить не сможет. Лишь смотрит с тоской, виной и одновременно огромной любовью в её глубокие глаза, всё так же полные тепла и нежности к нему. — пришёл приказ от основателя передать их мне. — слышится уверенный голос Эрена, когда тот быстро направляется к месту драки, а в руках его пистолет. Оба коллеги, находящиеся в полном шоке он его прихода, сначала переглядываются друг с другом, а потом удивлённо переводит взгляд на Йегера. И не верят сначала, что голос принадлежит именно ему. Его они не ожидали здесь видеть в этот момент, пусть и давно поняли, что в секте он состоит. Страх перед неизвестностью у обоих нарастает. Видимо, именно он отомстит, сам убьёт их… «Чертов предатель» — думают оба коллеги, глядя на него…