Фрактал

Габриэль обернулся и упёрся взглядом в планшет, с которого на него смотрела Томо. Именно что смотрела, лживая сука. Думала, что нацепив чёрные очки, сможет прикинуться беспомощной – однако ведь органически неспособна быть таковой: ей как воздух необходимо ощущение собственного превосходства, и потому более неподходящей роли, чем роль слепой, и представить было нельзя. А из-за планшета на Габриэля смотрели бесчувственные дула. Он успел незаметно переложить пульт управления всеми системами дома в левую руку и опустить её в карман. А потом язвительно-радушно улыбнулся. – Добро пожаловать в ваши владения, мадам. – Не утруждайся, – отрезала Томо свистящим электронным голосом. – Я видела и слышала всё. – Прискорбно. – Через камеру в очках Санкёр показала мне, как попасть в оранжерею. Ты оказался таким доверчивым. Хотя, казалось бы, должен понимать, на что способна женщина, которую так некрасиво бросили. Габриэль стрельнул взглядом в сторону Нат – просто чтобы отомстить. Отомстить за то, что, хоть и ненадолго, но поверила в его злой умысел насчёт Эмили. Пусть увидит, что и он поверил – в её предательство. – Правда, что ли? – пробормотал он. – А как ты думаешь, мои люди прибыли наугад? Снова посмотрев на Нат и убедившись, что ей поплохело от безысходности и отчаяния, Габриэль скривился. – Скажи-ка мне, Томо, неужели ты настолько обижена на жизнь? Чего ради ссорить нас перед смертью? То меня выставляешь убийцей – хотя свой опыт следовало адаптировать, чтобы звучало логично. Может, она бы и повелась тогда. То её предателем… И снова – боже мой, Томо! В мире же существуют не только лицемерные социопаты. – Всё сказал? – терпеливо дослушав, холодно спросила Томо. Габриэль пожал плечами. В левом кармане осторожно нащупал широкую резиновую кнопку. – Похоже на то. Значит, теперь без шансов? – С твоих же слов – вы не лицемерные социопаты. Для меня вы теперь не только бесполезны, но и опасны. Вы расставили свои приоритеты, никто вас за язык не тянул. И мне нисколько не жаль. Габриэль кивнул и нажал кнопку. Практически одновременно с тем, как всё подземелье погрузилось во мрак, сзади прозвучал выстрел – и планшет лопнул. Вместе с внутренностями его владельца. Похоже, Нат не сдержалась. Затарахтели автоматные очереди – и захлопало, сдерживая пули, непробиваемое стекло. Габриэль метнулся в сторону, зная, что Нат тоже не станет мешкать. Встроенный в очки прибор ночного видения активировался – и преимущество мгновенно перешло в нужные руки. Вместе с полуавтоматической «береттой», до того смиренно ожидавшей за пазухой. Габриэль прицелился – темнота дарила бесценные секунды, без которых столь неопытный стрелок просто не выжил бы, – и прострелил голову самому ближнему, едва не настигшему Нат, которая растянулась на земле. Осталось двое. Раз. И два… Здесь Габриэль немного промахнулся и попал в шею. Наконец прекратился грохот выстрелов и звон падающих гильз. Парень скорчился, стянул маску и зажал пробитую артерию пальцами. Но кровь продолжала хлестать по его руке, унося жизненные силы, как река забвения уносит память. Включив свет, Габриэль медленно подошёл к умирающему убийце: тот уже оседал, бледнея и точно зная, что умрёт. Должно быть, это страшное чувство – для того, кто хочет жить. – Увы, друг, но судьбе плевать на наши планы, – скучающе сказал Габриэль, пряча пистолет в карман. – Думаю, и ты не планировал сдохнуть здесь. Хотел заработать лёгких денег, а теперь никто даже не узнает, где ты и что с тобой стало. Тебя даже не предадут земле. Ты сгоришь здесь и будешь проклят навеки. В ответ убийца только зашипел, пустив струйку розоватой слюны, и завалился набок. – Но это ведь не ты, Габриэль. Он обернулся и встретился с лицом Нат – вроде бы строгим, а вроде и прячущим за этой суровостью растерянность, тоску и, возможно, отвращение. – Что значит – не я? – Жестокость, злорадство – не твои черты. Никогда не были. Разве ты способен искренне глумиться? Не поверю. Габриэль криво улыбнулся. – А в кое-что похуже поверила. – Я не поверила. – Голос Нат различимо дрогнул. – Как я могла – после того, как увидела тебя? – Она помолчала. – Не сильно задело? – Чего? О, вот как. Габриэль только сейчас заметил: шальная пуля мазнула ему по уху, и то, что стекало по шее – вовсе не пот. Он коснулся раны, нащупал почти совсем оторванный кусочек кожи и усмехнулся. Нат открыла барабан револьвера и вытряхнула гильзы. Задумчиво пожевала губу. Брови сурово задвигались. – Осталось четыре. Машинально пальнула, чёрт. Габриэль с интересом посмотрел на неё. – Наверху однозначно ожидают и другие, – продолжала Нат, вставляя барабан на место. – Чистое самоубийство… Кажется, она всерьёз обдумывала их шансы. Да, именно – их. – А может, и нет. Может, прорвёмся. Отключишь свет, как и тут, дашь мне свои супер-очки – в них же всё дело? Уж прости, но я лучше стреляю. Так что прикрывать буду я. По всему телу Габриэля, просачиваясь через кожу и напитывая нутро, прокатилось всепоглощающее умиротворение. Ему вдруг стало легко – так, как не было уже очень давно. Особенно в последние полгода. Наверно, за эту лёгкость должно было быть стыдно – ведь их обоих ожидала страшная участь. Из-за его безрассудства, из-за его упрямства… Но не было, не было. Слишком благотворным оказалось это внезапное чувство, чтобы Габриэль посмел задушить его в зародыше. – А как спасёмся – там уж придумаем, что делать. Ну, для начала всё уничтожим, как ты и хотел. А потом – мы с тобой вроде не особенно бедны, можем убежать. А можем объявить войну. Разве это невозможно? Вполне возможно. Наконец Нат подняла глаза и встретилась взглядом с Габриэлем. – Что? Скажешь, я сошла с ума? Нам уже нечего терять, так давай поставим самую высокую цель, какую только сможем. Габриэль подошёл к ней. Она напряглась и, кажется, едва не отшатнулась. – Похоже, это ты не в себе, – неуверенно усмехнулась Нат. – Видел бы ты, как у тебя глаза блестят. Мне даже страшно. Продолжая молчать, Габриэль коснулся её шеи и потянул за цепочку, которую только сейчас заметил. Можно поставить двадцать пять к одному, что на ней… Да. Он самый. – Как сентиментально, – только и сумел выдавить Габриэль, проводя окровавленным пальцем по маленькому розовому бриллианту. Нат хмыкнула. – Маленькое напоминание, когда именно всё у нас обоих пошло не так. Габриэль отпустил украшение и снова посмотрел на Нат. А она снова напряглась: наверно, его лицо и впрямь выражало невменяемость. Но он и не считал, что находится в здравом уме. Совершенно не считал. – А теперь, – хрипло спросил Габриэль, – теперь всё будет так? – Теперь у нас не осталось вариантов. Нат, переступая через тела, под которыми расплывались тёмные лужи, и стараясь на них не смотреть, пошла по мосту – в сторону лифта. Габриэль вытянул руки и посмотрел на свои ладони, как впервые. Это – его ладони. А всё остальное вокруг – реальность. Осязаемая настолько, что стала причинять боль. Слишком давно Габриэль её не осязал, находясь в тумане механической жизни. – Ты идёшь? – обернулась Нат, уже пересёкшая пропасть. Габриэль последовал за ней. Каждый шаг, каждый удар мягкой подошвы туфель проходил по телу остро ощутимым электрическим импульсом. Они зашли в лифт. Нат уверенно надавила на треугольник, направленный вверх, и стеклянный цилиндр заскользил по шахте, безразлично отправляя пассажиров на погибель. Лифт был примерно на середине пути, когда Нат вдруг схватила Габриэля за затылок и привлекла к себе. Он и не ожидал, и ожидал этого – одновременно. В этом поцелуе ощущался давно забытый вкус авантюризма и риска ради самого риска. Вкус жизни – настоящей жизни, которую Габриэль по глупости попытался грубо вытолкать за дверь. И вот как она ему за это отплатила. Лифт остановился. Верх раскрылся, и площадка, на которой стояли Мотылёк и Маюра, начала плавно поднимать их навстречу тому, что неизбежно должно случиться. И, посмотрев друг на друга либо в первый, либо в последний раз в их заново начавшейся жизни, они синхронно взвели курки.