Der Krieg Ist Vorbei

Не важно — война в окопах, взрывы, мольбы о маме, — «Я знаю», — останется в тропах; «Мне больно», — и стою, будто вкопан, быть может вина — мы сами?.. И ты, бредущий по крови, кому-то тяжёлым приказом грозил, — Ищешь себя, робея, теряясь и падая от нехватки сил. Тебе всё равно — поймут ли, плевать — наградят ли раем, — Ведь время всегда сгорает, утопая огнём вдали. В моменты мечтаешь о смерти, устав от ходьбы по краю, — И жмёшься к другу покрепче. «Я знаю всё это, знаю…» Солдату всё время плохо. Солдат бесконечно болен, — Он топится в крови, в просторе, Желая сбежать на ближайшее облако. Идём мы вперёд, — и неважно — до дрожи, до слёз, до колик, — Держусь за тобой, и не страшно. «Людвиг, ты — мой личный наркотик…». Быть может, люблю тебя, Брайер? Люблю тебя — нет здесь вины, Люблю, пусть всех чувств лишены… Мы скоро вернёмся обратно, Клянусь, вот наступит лишь завтра. И сломлены пусть, пусть больны, Мы выдержим эту дорогу, оставив войну позади. Плевать на людские запреты, плевать и на гордость, на стыд, Но лучше, когда сигареты; — и куришь, и плачешь навзрыд, Боясь лишь представить, что завтра, и просто к руке прикоснуться, А чувства мои — боль и рана. В секунду разбиты, стоит проснуться. Мы были бок о бок во Фландрии, мы были в Верденском сражении, Спасал много раз ты меня, так и надо бы Спасти мне тебя в отражении Тех страшных, ужасных мучений, когда только смерть за спиной, Когда мы, пробиваясь сквозь тернии, шли снова с тобой в новый бой. Война забрала у нас юность, война забрала у нас всё: Прощай, моя бывшая молодость — Теперь больше нет ничего. И вот мы вернулись — разбитые, — но только никто нам не рад. «Прости меня, мамочка, милая, но сын твой погиб год назад…». Не осталось былого — ничтожное, даже люди предстали никем: Демонстрации, митинги тошные, Но вернулись ведь мы насовсем… Здесь ни бабочек больше, ни птичек, даже воздух какой-то не тот, Даже книжных не вижу страничек… Рухнул последний оплот. Ничего больше здесь не осталось, — лишь обломки, да ветви лежат, А в сознание мысль закралась: книгу в руки, и к Людвигу — в сад. Взять стихи Эйхендорфа, постучать вновь в открытые двери; И увидеться. «Друг, представь, ведь теперь мы свободны… Так давай в это просто поверим!». Ты молчишь, что ответить не зная, А лишь смотришь, надежду, тая; «Эрнст, послушай, но я так страдаю… Проходи, помнишь, комната где моя?» Улыбаюсь, закрыв за собою. И иду за тобой в светлый плен Твоих рук — их люблю, и не скрою. Твоих губ, чей настрой так смирен. Прочитаю тебе «Возвращение», вслед за ним я прочту «Тишину»; Будешь слушать с тревогой, смятением — «Эрнст, прости, но дослушать я не смогу…» «Что случилось?», — спрошу очень смело. «Что такое?», — затем повторю. «Всё пропало. Ничто уцелело…». И, кивнув, я тебя обниму. А потом, забывая реальность, пальцы робко в своих я сожму, И прости же мне эту фатальность: «Но, Людвиг мой, без тебя не смогу…» И посмотришь ты взглядом отчаяния, А потом лишь кивнёшь, мне признавшись: «Так устал я от этих страданий. А ведь жить лишь хотел, так старавшись… И за что нам всё это мученье? Мой любимый, хоть ты объясни?..» — Ты посмотришь, теряя мгновенья; «Я не знаю, — шепчу. — «Ты прости…». Улыбнёшься, касаясь пальцами, и вздохнёшь, прикоснувшись рукой: «Смысл, Эрнст, — обретём его сами, но, прошу, оставайся со мной…». «Мой родной, ну, конечно, останусь. Ты — последняя вера в любовь. Без тебя не смогу, потеряюсь…» — Повторяю тебе вновь и вновь. А потом, запустив пальцы в волосы, нежно-нежно к тебе наклонюсь, И, заметив заросшие полосы, с губами твоими воедино сольюсь…

апрель–май 2019