Like tiny stars

Вечера в забытом, почти пустом городишке на юге США обычно не бывают холодными. Считай, если ночью приспичит прогуляться по окрестностям в одной пижаме и наспех натянутой куртке вряд ли заболеешь. Вот и Джейсон так рассудил, и, по-быстрому натянув худи на старенькую домашнюю футболку, вылез из своего окна, спускаясь со второго этажа по дереву. Он, конечно, заработал пару-тройку ссадин и неудачно приземлился прямо на задницу, но зато оказался на улице. Мама бы не заметила пропажи сына, она только со смены: уставшая обнимается с бутылкой дешёвого вина в своей кровати. Джейсону было её жалко, если честно, она ведь работала не покладая рук столько, сколько он её знал. К слову, мама никогда не ощущалась мамой, а скорее старшей сестрой, которой не особо есть дело до Джейсона, но, несмотря на это, он ощущал вину за то, что вот так сбежал. Опять. Даже если маме было бы наплевать. При таком раскладе он бы, конечно, мог просто выйти через дверь. Но побег ощущался как-то по-другому, ты ведь не можешь сбежать из дома через обыкновенную дверь! Особенно, когда сбегаешь к кому-то. Прямо сейчас он сбежал к самому постыдному что вообще может быть во всём мире — к другу, ну, то есть, не к такому, какой как Ник, с которым и на заброшку сгонять, и потом от ментов убегать, а с таким, который… Джейсон не знал как выразиться правильно. Ведь это другое. Когда приезжают дальние родственники они из года в год неизменно спрашивают один и тот же вопрос — «Ну что, девочка появилась?». Да, если бы мог, Колчек бы ответил что-то вроде «Появилась, только она мальчик». Вот так правильнее получится — Колчек сбежал к самому постыдному что вообще может быть во всём мире — к мальчику. Или к парню, если точно. И ему совсем немного стыдно. Только неясно перед кем. От нетерпения распирало, а живот скручивался в узелок. Что сейчас будет, кажется, не знал никто вообще. Салим просто пригласил его прийти к себе ночью и сказал быть потише, когда Джейсон будет залезать через окно внутрь. Вот так, без контекста. Конечно же ответ был положительный. Салиму тяжело отказать, кажется, нет такого человека на свете, который бы смог на такое пойти. Салим вообще красивый, глаза у него красивые, так бы сказал Джейсон. Осман всегда так смотрит спокойно, понимающе. Ему Джейсон может доверить свои переживания по поводу и без, ведь Салим всегда выслушает и утешит. А когда будет успокаивать, Джейсон думает, что тому даже необязательно говорить это заезженное «всё будет хорошо», просто его присутствия было бы достаточно, оно сработает лучше любой терапии. Колчек мог бесконечно говорить что и почему ему нравится в Османе, только сказать некому. Это его тайна и она, сука, болючая такая, по ощущениям прожигает в нём дыру каждый раз, как дело доходит до воспоминаний о ней. Так неприятно скребёт изнутри, словно сейчас выскочит, что иногда даже хочется просто так без подготовки рассказать всю правду и поебать на последствия, Джейсон очень устал, уже просто хочется-хочется-хочется. Почему-то ему кажется, что Салим, может, и не ответит взаимностью, но точно успокоит и поможет справиться если узнает. Если. Джейсону нужно чтобы было «когда». В любом случае, сейчас он старался не думать ни о чём, игнорируя навязчивые мысли типа «ты всё напутал и не так понял, вы сейчас будете делать какую-нибудь математику» или, вгонявшее в ещё больший ужас, «ты точно пропустил дом, залезешь не в то окно и вызовут ментов и мама точно узнает о твоих мерзких пристрастиях». И, пусть последняя глупость не имела никакой связи меж собой, от чего-то Колчек был на сто пятьдесят процентов уверен в её возможности. Джейсон продолжал повторять номер дома в голове, казалось, что он уже успел отпечататься где-то в мозгу на ближайшие лет десять. Вот и хорошо. Такое он забывать не подумает никогда. Оставалось просто идти вниз по дороге, стараясь быстрее пробежать редкие фонари, которые выдавали его с потрохами. То, что он себе там надумал, уже почти заставило его повернуть обратно и послать всё нахуй: и весь проделанный путь, и желание увидеть, зачем его позвал Салим, да и самого Салима… Нет, Салима слать никуда не хотелось, просто было так неловко что ли? Но под эти размышления он замечает: вот он. Вот дом. Прямо перед ним, бежать уже просто некуда. Он пришёл, а не позорно сбежал. А вот свет настольной лампы в комнате первого этажа, вот комната, которую Колчек ни разу не видел, но именно так и представлял, а вот обладатель этой комнаты подходит к окну, раскрывая его насколько это возможно. Он высовывается из окна по пояс, складывая руки на подоконник, — Ты пришёл. И внутри становится так тепло. Почему Джейсон вообще боялся приходить сюда, это же Салим. Салима не нужно бояться. — Пришёл, — зачем-то вторит словам Османа. — Залезать будешь или.? — ехидную улыбку хочется сцеловать с лица, но Колчек пока держится молодцом и просто язвит в ответ: — Захлопни варежку, лезу, — подходит ближе, ища на что бы ему встать. А вокруг, как назло нет ни камня какого, ни ещё чего-нибудь. А окно далековато будет, чтобы вот так самому влезть. Кто делает первый этаж так высоко?! — Помочь? — нет, он точно издевается над ним. От этого становится легче на душе. Всё хорошо, всё как раньше, он пришёл сюда не на серьёзный разговор или типа того. — Если я разбегусь и прыгну ты меня словишь? — отходя чуть подальше говорит Джейсон, примерясь как бы лучше совершить такой трюк и не наебнуться прямо перед любовью всей его чёртовой жизни. Осман кивает, хватаясь левой рукой за стол внутри, а правую выставляя вперёд наружу. И, если честно, это вроде как первый раз, когда Колчек может вот так безоговорочно довериться кому-то. Да, был Ник, но Ник это другое, с Ником они почти с пелёнок дружат, считай братья. А тут Салим. С Салимом они не всю жизнь, а ощущается наоборот. Он нарисовался в его жизни всего два года назад, когда перевёлся в их школу. Джейсон тогда почитал его заучкой скучной, однако сразу со всех счетов списывать не стал, разглядев в нём ещё тогда что-то. Предвзятое отношение было ровно до того, как Колчек нарочно задел его плечом, а на вопросительный взгляд и явное ожидание извинения ответил, не подумав, своё коронное «перед педиками не извиняюсь». Вот это ирония, но у кого что болит, тот про то и говорит, ведь так? Джейсон часто разбрасывался этими словами, усердно игнорируя факт того, что и сам самую малость… Короче, можно назвать это его локальным мемом, на который Осман ещё не знал, что нужно отвечать дежурным «отъебись». В общем, Салим разозлился не сейчас, а после того, как, не получив вообще никакой реакции, Колчек, замешкавшись, закончил, — И чё молчишь? Всё-таки педик? — Салим покачал головой, но на лице эмоций так и не образовалось что взбесило собеседника, — После школы за трибунами. Придёшь, докажешь что мужик? Или с братиком твоим побеседуем?

Сейчас Джейсон уже может сказать, что тогда пытался любым способом получить внимание новенького, но как подступиться по-человечески не знал. Неясно даже зачем ему было с ним разговаривать, просто хотелось. Он словно дикий зверёк, только и умеет что постоянно быть в состоянии сейчас-что-то-произойдёт-надо-быть-начеку. Салиму в настоящем было необходимо помочь ему избавиться от этой его черты.

Но вот это уже задело. Осману было глубоко всё равно на то, что о нём подумает какой-то хулиган, которому только хлеб да зрелища подавай, но ведь Салим его не знал, а значит и не знал, что он может или не может сделать его брату. За Зейна Салим бы вписался спокойно, а Колчек, как полный мудак, надавил на больное (за это он сейчас винит себя постоянно, а ещё извиняется, хоть Осман и повторяет ему, что простил его ещё в тот день). И Салим тогда пришёл. Пришёл с единственной целью — отстоять честь брата, драться по-настоящему он не собирался, ведь, как бы смешно это не звучало, мог за считанные секунды положить Колчека на лопатки. Лучше просто убедить этого идиота в том, что они примерно одинаковы в силе, а то проблем потом не оберёшься. Джейсон тогда явился, на удивление, один. А драться он не умел, а может, это только Осману так казалось (наверное, несколько лет в спорте давали о себе знать). Старался ударить хоть куда-нибудь, пока Салим удачно парировал вообще всё, что он тогда делал. Хотелось смеяться, — «Аллах, он вообще на что рассчитывал с такой подготовкой?», но потом, таки впервые пропустив удар, что пришёлся чуть ниже глаза, отшатнулся назад, не ожидая, что сзади могут оказаться кусты. Схватившись за первое, что попалось под руку, за Джейсона, он полетел в куст репейника, утягивая за собой несостоявшегося борца ММА. Так и подружились, вытаскивая с одежды и из волос друг друга колючки. — Ты прыгать собираешься? — по-доброму усмехается Салим, щёлкая пальцами руки, которая всё ещё высунута наружу, ожидает, пока за неё схватятся. — Да иду я, — он трясёт головой, прогоняя воспоминания, — Готов? Получив одобрительный кивок, Джейсон быстро сократил дистанцию до окна и, подпрыгнув и ухватившись за услужливо протянутую руку, залез настолько высоко, насколько смог. Осман подтянул его на себя, наблюдая как Колчек немного неуклюже заползает в его комнату. Пока законно (или почти) проникал на территорию дома лучшего друга Джейсон свалил со стола пару книжек и расчёску, а сразу после и сам шлёпнулся на пол. Нелепое зрелище, правда, но Салим только продолжил улыбаться тепло, ни слова ни говоря. — В следующий раз ты ко мне по дереву полезешь, понял? — поднимая вещи, что скинул, сказал Джейсон. И подумал, а не слишком ли он широко губу раскатал. Уже назначил следующий раз, как будто следующий раз вообще будет? Мысли перебивает Салим: — Хорошо-хорошо, как скажешь, — смеётся тихо, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Такого Салима Джейсон готов любить всегда. А ещё серьёзного, например, когда Колчек опять натворит какой-нибудь хуйни, которую потом разгребать обоим, а ещё спокойного, когда они просто могут часами напролёт болтать обо всём сразу (спокойного Салима Джейсон ставил выше остальных Салимов, почему-то), а ещё когда он невыспавшийся, как на том первом уроке литературы, когда они на пару чуть ли не отрубались от размеренной речи учительницы, а ещё когда он… А ещё когда всегда. Джейсон и правда влип. — Так чего позвал? Книжку тебе на ночь почитать или как? — усаживается рядом на кровать, всё ещё сохраняя дистанцию. — Неа, ложись, сам поймёшь. А знаешь, как ляжешь закрой глаза. У меня сюрприз, — Салим уступил место Джейсону, а сам пошёл в сторону лампы. Он её выключит. Зачем ему класть меня на кровать и выключать лампу, — послушно ложится, — Неужели что-то будет? Чёрт, а что будет? Блять, я же нихуя не умею, опозорюсь. Сука, стыдно-стыдно-стыдно. Неизвестность пугала Колчека, но ещё страшнее было смотреть за действиями друга. Вот он подходит к лампе, выключает её и поворачивается в сторону Джейсона, а сам Джейсон только вспоминает про то, что глаза, вообще-то, ему сказали закрыть. Закрывает, по-заячьи складывает руки на груди, слыша, как Салим обходит кровать. Чувствует, как справа прогибается матрас, а на его грудь, предварительно любезно отодвинув его руки, ложится Салим. И делает это абсолютно спокойно, пока у Колчека внутри происходит ураган. Джейсон становится робким, словно тряпичная кукла позволяет менять свою позу как вздумается Салиму, а тот кладёт свою ладонь поверх чужой, чуть сжимая. Казалось бы, Джейсона теперь откачивать надо, но нет, он пока держится, неловко облизывая искусанные губы. Тишину в который раз за вечер прерывает Осман: — Джей, открывай глаза. И он повинуется. Открывает и понимает, в чём был сюрприз. Потолок усеян светящимися звёздочками, комната стала похожа на ночное небо. — Ты сам это сделал? — зачем-то шепчет. — Да. Ты первый, кому я показал, — шепчет в ответ, коверкая слова акцентом, как сказал бы он сам, украшая слова акцентом, как сказал бы Джейсон. — Чёрт, не знаю что и сказать. Очень красиво, Салим. И Салим знает, что это — высшая степень восторга Джейсона Колчека. Улыбается, переплетая их пальцы, и будто наслаждается тем, как друга немного потряхивает от нервов. Это только с виду он такой хороший, а, Джейсон знает это наверняка, на деле Салим — чёрт, только без рожек. Он и впрямь коварен, преимущественно когда дело доходит до такого их взаимодействия. Хочется уже успокоиться и поверить в то, что его правда любят. Что все эти намёки, шутки и касания — это не просто совпадения. Что Осман его сюда пригласил, уложил на кровать и обнимает прямо сейчас не просто потому что «мы такие хорошие друзья». Опять хочется, но он, если честно, боится. А вдруг просто не так понял. Вдруг поспешит и испортит дружбу и вообще никогда больше его не увидит. Салим оказывается умнее. Он знает, зачем пригласил сюда Джейсона, потому что знает, чего Джейсон хочет. И Салим хочет. А сейчас идеальный момент, ради этого Осман всю прошлую ночь мучался с этими звёздочками, которые постоянно падали ему на голову, хотя он закрепил их уже раз сто. Салим перекатывается влево, предварительно разжав их руки, и оказывается на Джейсоне. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому на этот потерянный взгляд напротив можно смотреть бесконечно долго. Осман удобно складывает свои руки, располагает на них голову и наблюдает. У Джейсона не просто паника, он чувствует, что сейчас просто поплавится. На нём — самый горячий парень из всех возможных, конечно, почему бы и не плавиться. Надо что-то сказать. Обычно Салим решает этот вопрос, сегодня уж точно, но Колчек не хочет чтобы так было и сейчас. Хоть раз за весь вечер он должен сделать хоть что-то сам, хоть какой-то шаг. — Ты ничего, — радуется отсутствию света, иначе бы было отчётливо видно красные от стыда щёки. Салим усмехается, — ты тоже. Это что, правда всё, что ты мне хочешь сказать? — Да иди ты. Просто ну знаешь, ты типа, ну как, ну короче с тобой мне нравится, — делая чуть ли не мхатовские паузы наконец выдавил из себя Колчек. Было так стыдно, что по-человечески не получилось признаться, но, Джейсон себя в этом убеждал, он так почву прощупывал. А вдруг просто показалось и всё не взаправду. — Мне тоже с тобой нравится, Джейсон. Потому что мне нравишься ты. Взаправду. Всё как он и хотел, но он словно рот разжать не может, слова не идут. Он просто не знает что в такой ситуации говорят, это первый раз, когда в его жизни происходит что-то настолько значимое. Когда кто-то признаётся в чувствах. — Чёрт, а что говорят в такой момент? — и Джейсон нервно посмеивается, не боится спросить, он ведь точно знает, Салим поможет. — Наверное, надо сказать, что чувствуешь ты, — Осман чувствует, как сердцебиение друга, что прямо под ним, учащается. Салим так долго подводил его к этому вечеру. Он знает, в таких вопросах с Джейсоном надо быть особенно аккуратным, поэтому не торопил, а выжидал. Сегодня он пригласил его к себе не просто так, а потому что наконец дождался момента. Сегодня он услышал весьма интересный разговор между их общими подругами и, ой как повезло, что у одной из них язык без костей. Запомнил он не всё, но там точно было «Джейсон» и «признается Салиму», а ещё было «сегодня». Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Хотелось сказать, что сегодня «звёзды сошлись», ведь, чёрт, они и правда сошлись, только не на небе, а на потолке его комнаты. — Ты мне тоже нравишься. И, ну… прям нравишься, не как друг, — ещё день назад Колчек бы счёл эту фразу последним гвоздём себе в гроб, но сейчас ему так легко, хоть и всё ещё немного страшно. Его любят в ответ, разве есть какой-то повод волноваться? Осман, улыбаясь одной из своих лучезарных улыбок, садится рядом с Джейсоном, а тот за ним повторяет, стараясь сделать всё как надо. Ведь Салим точно знает как надо. Придвигается ближе, но дальше зайти не решается. И думает: «Давай уже, между вами сантиметров двадцать», а сам продолжает сидеть, замерши. Но Салим и здесь помогает своим учтивым вопросом: — Можно? — аккуратно берёт за руку и переплетает пальцы. Хочется кричать «Да» как можно громче, чтобы услышали все: весь район, город, да даже мир. Но похер на мир, ведь важнее всего, чтобы это услышал только один человек во всей вселенной — человек напротив. Шепчет почти неразличимо, — Тебе можно всё. Осману дважды повторять не нужно: он приближается, прикрывая глаза, и легонько, как бы на пробу, касается губами губ Джейсона. Они у него искусанные и сухие, сказывается сегодняшний вечер, а именно эта волнительность, что выела все нервы бедному Колчеку. Салим обещает себе, что больше не будет его так пугать, ведь с ним хочется только лучшего. Неумело углубляет поцелуй, когда чувствует руку на своей талии, которая потихоньку пробирается под футболку. — Так, стоять, ковбой, — сквозь смех говорит Салим, убирая с себя чужую руку, — Не сегодня, ладно? Думаю, тебе волнений на сегодня достаточно. И Осман утаит факт того, что ему тоже всё это в новинку и так же страшно перед неизведанным. Но приятнее быть неопытными вместе, чем поодиночке, правда? Сжимает ладонь Джейсона своей и всё так же улыбается, — Я полагаю, сегодня ты ночуешь здесь? — и целует кисть Колчека, наблюдая за реакцией её владельца. У него лицо сейчас дико напоминает спелый помидор, но он отвечает как можно более уверенно, — Здесь. С тобой, — и добавляет спустя время тихое, — Только если можно и никто ругаться не будет. Салим удовлетворённо хмыкает и помогает снять с Джейсона худи. Он чувствует, как Колчек всё делает плавно, что для него обыкновенно не свойственно, словно пытается не разрушить то, что так долго и кропотливо выстраивали они вдвоём. Он находит это милым. Джейсон забирается под одеяло, ложась на самый край, да так, что чуть ли не падает с кровати. У Салима это вызывает усмешку, — Двигайся ближе, упадёшь ведь, — Колчек придвигается буквально на пару миллиметров, стыдливо отводя глаза, — Так, давай ещё ближе, — ещё пара миллиметров. Осман шумно выдыхает и сам укладывает его ровно посередине, — Лежи вот так. И Джейсон утаит факт того, что властный Салим ему тоже нравится. Может, даже чуть больше, чем спокойный. Салим наконец ложится сам, укрывая их обоих одеялом. И тишина. Так тихо и странно, они вроде оба ждали этого момента так долго, а сейчас же наверное надо что-то сказать, а сказать нечего. Просто хорошо лежать в обнимку и смотреть на тусклое свечение звёздочек на потолке. — Ты же знал, что я хотел признаться сегодня? — на одном дыхании произносит Джейсон, пряча лицо за ладонями. — Знал, — вот так просто отвечает, даже бровью не поведя. — И решил меня опередить, да? Сообразительный, чёрт, — нервный смешок чуть помогает успокоиться. Но мысль о том, что Осман всё это время хотел того же, что и он сам, просто пробирала до глубины души, оставляя там приятное послевкусие. — Спасибо, что дал себя опередить, Джей, — целует в щёку, оставляя на ней призрачный след своих губ. От такого Колчек тает и, наверное, будет таять всегда. Атмосфера располагает на откровения, а с Салимом так было всегда, легко и непринуждённо. — Я говорил, что мне пиздец как нравится, когда ты меня так зовёшь? — и ведь так его звал только Салим. Джейсон был строг в отношении его имени и прозвищ. Ну то есть в его голове это было как «Называй как хочешь, но не Джеем», за «Джея» можно было и по лицу получить. Просто не нравилось, просто казалось чем-то сокровенным, что тревожить кому-то там просто так нельзя. Каждый раз эта форма имени отзывалась неприятным ощущением по всему телу, но не когда его так называл Салим. После их «знакомства», когда они уже прощались, Осман так и сказал — «До завтра, Джей» и Колчека как коротнуло, но исправлять он не стал. Подумал, что один раз можно. А потом это повторилось ещё и ещё, что в итоге свыклось и как-то уже даже полюбилось. — Не говорил. Хочешь, буду делать так чаще? — жмётся ближе, устраиваясь поудобнее, а Колчеку потихоньку сносит крышу от таких мелких, но чертовски приятных действий. — Пожалуйста, — отчего-то совсем уж жалобно выдаёт Джейсон. — Ну тогда спи уже, Джей, — чувствуется, как Осман улыбается ему в шею, от этого по спине бежит рой мурашек, — Я тебя люблю, — уже тише, но слышно шепчет нежно. Дух захватывает, но у Колчека получается прошептать в ответ само собой разумеющееся, — И я тебя.