* * *
История жизни Нила начиналась и заканчивалась с каждым его обрывочным воспоминанием. Он собрал их воедино по крупицам, устремив взгляд на лицо Эндрю и рассказывая настолько сосредоточенно, что смог уловить именно тот момент, когда дошел до информации о своем отце, ранее не известной Эндрю. Краткая вспышка удивления озарила его лицо, когда слово «мафиози» впервые просочилось в воздух между ними. Нил старательно описывал свое детство в их тихом доме, помня о своих собственных границах, когда рассказывал о том, как его мать на цыпочках проходила мимо закрытых дверей в коридоре, как она взмахивала рукой, объясняя маленькому Натаниэлю, что отец кричал потому, что волновался из-за футбольного матча. Нил рассказал Эндрю, что криков было еще больше в ту ночь, когда они сбежали, выскользнув под покровом темноты, и ехали по дороге с выключенными фарами. Как Мэри сжимала руль настолько крепко, что красная корочка под ее ногтями резко контрастировала с белыми костяшками пальцев. Ему было 10 лет, он был слишком напуган и сбит с толку, чтобы понять что-либо, кроме жестоких слов, которые Мэри выплюнула в него, когда он присел на корточки в пространстве для ног пассажирского сиденья, плача из-за своей покинутой безопасной кровати, а не из-за отца, оставленного позади. Он мельком пробежался по событиям последующих трех лет, не вдаваясь в подробности об их перемещениях между штатами и странами. Он с недовольным оттенком упомянул их короткую остановку в Лондоне, где состоялась его единственная встреча с дядей Стюартом. После того, как дворецкий с ножом прогнал их обоих из особняка Стюарта в Англии, Мэри поклялась никогда не возвращаться, а затем заставила Нила пообещать то же самое, ее резкий тон дал понять, что независимо от того, насколько плохо будет их положение, они «никогда не соизволят упасть так низко». Нил сказал Эндрю, что не знает, что именно дядя Стюарт попросил у Мэри, чем заставил ее так решительно отказаться от его помощи. Он мало что помнил об этом визите, но синяки в форме пальцев, которые Мэри оставила на его руках в ту ночь, когда они сбежали из этого места, сохранялись еще несколько недель после этого. Голос Нила звучал все более неуверенно по мере того, как его рассказ начал касаться событий, случившихся в последние недели жизни его матери. Они тратили свое взятое взаймы время, и у них создалось впечатление, что они могут провести его так, как хотят. За день до своей смерти Мэри даже усадила его и спросила, не хочет ли он поступить в местную среднюю школу. Когда он с энтузиазмом кивнул, по ее губам пронеслось что-то похожее на улыбку, и Нилу в горло проскользнул комок таких же чувств. В то утро, когда рассвет едва проникал сквозь тонкие шторы, они оба проснулись от грохота кухонного шкафа и женского смеха, который звучал слишком агрессивно, чтобы быть веселым. Одной рукой Мэри потянулась к пистолету под подушкой, а другой жестом показала Нилу вытащить спортивные сумки, которые они двое хранили под совместной кроватью. Они попытались незаметно вылезти в окно, но все навыки борьбы у Мэри притупились после месяцев спокойной жизни, наполненной полуулыбками. Единственное, что было важно, — это их выживание, но даже это потеряло смысл, когда Лола Малкольм вырезала первую линию на тыльной стороне руки Нила, в то время как ее брат приставил пистолет к животу Мэри. Она пыталась нацарапать «НАТАН» на его коже, тихо объяснил он Эндрю, но ее разозлило то, как он в панике трясся, и у нее ничего не выходило. Единственное, что ее остановило, это кровавый сгусток слюны, который Нил сумел харкнуть ей в глаз, и Мэри, ткнувшая локтем в пах ее брата, но она шла по кровавым следам, которые он оставлял за собой, выбегая из дома. Последнее, что услышал Нил, это один, два, три выстрела, эхом раздавшиеся в утренней тишине, и пронзительный выкрик «папочка скучает по тебе, младший», прежде чем тяжелое дыхание Мэри, шлепанье подошв по бетону и гул огня заглушил все остальное. Нил не слишком подробно рассказал Эндрю о том, что случилось после. Он не думал, что ему нужно делать упор на том, как тяжело ему было жить на улице одному в 13, затем в 14, затем в 16, в 17 и снова в 16. Его возраст был непостоянным показателем, который имел значение только на страницах фальшивых документов, а его имя не имело значения вовсе. Без денег, почти без друзей, но с неограниченным запасом краски для волос и украденных цветных контактных линз, он проводил время, путешествуя автостопом между штатами в ожидании, что этот маниакальный смех перестанет звенеть в его мозгу и вместо этого прозвенит в его ушах. Однако, его преследовала лишь тишина, что приводило его в замешательство, но несмотря на это, Нил не хотел ослаблять бдительность, помня о панике в глазах Мэри, когда она резко вскочила с постели тем утром. Только когда однажды утром, через две недели после 19-летия Натаниэля, на экране появилось лицо его отца, и какой-то дерьмовый репортер перечислил какие-то бредовые обвинения, он наконец смог сделать выдох, который сдерживал почти 10 лет.* * *
Когда Нил закончил свой рассказ, он понял, что дал Эндрю не то, о чем он просил. Эндрю нужны были убедительные данные, которые привели бы к аресту, а не слезливая история Нила о тяжелом детстве. Он уже открыл рот для извинений, но не успел их до конца сформулировать, как к его губам прижалась ладонь. Нил почувствовал вкус мозолей и лавандового мыла (которого определенно не было в ванной мотеля, когда он там был), а Эндрю ничего не сказал, только покачал головой. Нил не мог найти слов, чтобы описать водоворот, бурливший у него в животе, или пульсацию в его голове. Его зрение было расплывчатым и расфокусированным по краям, кровать, на которой он сидел, сильно раскачивалась, а мужчина рядом с ним то и дело выскальзывал из пределов досягаемости. Нил так долго был свободен от отца, что не совсем понимал, как с этим справиться теперь, когда имя Веснински вновь ворвалось в его жизнь. Он задыхался. Он чувствовал себя затравленным, так же, как, скорее всего, и Мэри много лет назад. Рука, прижатая к его рту, незаметно легла еще крепче, как будто пыталась не дать извинениям или чему-то еще вылететь из-за зубов Нила. Нилу хотелось проделать то же самое со своим мозгом, затолкать мысли обратно, прежде чем ему придется их обдумывать. Они сидели так целую вечность. Рука, прижатая к лицу Нила, заземлила его, и тишина стала комфортной. В конце концов Нил произнес «спасибо» прямо в кожу Эндрю и сделал вид, что не заметил, как у того слегка задрожали пальцы.* * *
Эндрю не мог притворяться, что рассказ Нила не удивил его. Он знал, что Нилу не нужно его сочувствие или негодование, поэтому так сильно пытался сохранить невозмутимое выражение лица, что, когда поток слов Нила иссяк, у Эндрю задергалась щека. В какой-то момент он закурил сигарету просто чтобы занять руки, но почти сразу же отдал ее, когда цепкие пальцы Нила потянулись вперед. Он держался за нее, как за спасательный круг, его рот двигался, но глаза смотрели в одну точку, и Эндрю невыносимо было видеть мертвое выражение его лица, поэтому он наблюдал за его руками. Они сидели рядом на кровати, Нил выравнивал дыхание, а рука Эндрю лежала между ними, когда зазвонил его телефон. Нил агрессивно дернулся, на его лице промелькнуло множество разных эмоций, но оно стало равнодушным, когда Эндрю показал ему имя Кевина на экране телефона. — Серьезно? Ему еще есть что сказать? — Голос Нила был лишь немного резким, и Эндрю пожал плечами, прежде чем ответить, и поднес телефон к уху. — Мудак! Это прозвучало как приветствие, поэтому Эндрю в ответ произнес самое монотонное «алло», на какое только был способен. Нил рядом с ним издал фыркающий смех, который больше удивлял своим наличием, нежели был веселым. — Эндрю, я сейчас в таком стрессе. Папа, сорян, БОСС, поручил мне анализировать этого чувака Веснински, и я просматривал тесты на умственные способности, которые они проводили с ним, прежде чем посадить, и... — Стоп, Кевин, — сказал Эндрю. Кевин остановился. — Меня не волнуют какие-то там файлы, которые ты получил от Ваймака и которые тебе так трудно читать. Я не виноват, что в детстве ты ходил в выебистый богатый садик, где тебя учили фондовому рынку вместо алфавита, но у меня есть кое-какая информация, которую ты захочешь услышать. Кевин молчал. Эндрю воспринял это как знак, чтобы продолжить, но прежде чем сделать это, он бросил взгляд на Нила, приподняв бровь. Ты все еще согласен? Нил поджал губы. У меня и правда есть выбор? Сидя на кровати между ними, Эндрю чуть согнул распростертые пальцы, слегка коснувшись мизинцем большого пальца Нила. Выбор есть всегда. Кивок Нила был решительным. Взгляд Эндрю был таким же. — Ладно, Кев, но тогда лучше сядь.* * *
Кевин чрезвычайно много орал. Больше, чем Эндрю был готов услышать, и определенно гораздо больше, чем ожидал Нил, который где-то на середине соскреб себя с кровати и пошел прятаться в туалет. Эндрю проигнорировал большую часть возмущенных тирад Кевина, предпочитая вместо этого слушать звонкий, слегка невменяемый смех, эхом доносившийся из-за двери ванной. В какой-то момент, когда Кевин попросил Эндрю оценить, сколько времени пройдет, прежде чем Нил попытается его убить, упомянутый мужчина высунул голову и с предельно серьезным лицом спросил: — Он, типа, ненормальный, или как? — Возможно, это как-то связано с тем, что он теперь в курсе, что твой отец – серийный убийца, — ответил Эндрю. Нил мудро кивнул, его глаза сверкнули с озорством, но оно исчезло так же быстро, как и появилось, когда из телефона раздался голос Кевина. — Что ты собираешься с ним делать, Эндрю? — Я собираюсь защитить его. — не задумавшись ни на секунду, он выплеснул эти слова в затхлый воздух мотельного номера. Он произносил их всего лишь второй раз, и они казались до странного интимными, даже когда ускользали от него, уносясь в ухо Кевина через телефон. — Ты – идиот. — тон Кевина был таким холодным, каким Эндрю его еще не слышал. — Этого человека не стоит защищать. А вот что стоит, так это использовать его как наживку, заманить его отца, чтобы тот пришел за ним, а затем посадить их обоих в тюрьму к чертям собачьим. Он преступник, Эндрю, он угнал твою ебучую машину, или ты забыл? Эндрю не забыл и уже собирался сказать об этом Кевину, но тут его прервал более резкий голос. — Вау, ладно, я так понимаю, ты по полной готов меня использовать, чтобы поймать моего отца, большого опасного дядьку, которого вы все боитесь, и ты абсолютно уверен, что моя жизнь больше ничего не стоит? Судя по тому, что я знаю о тебе, а знаю я не так уж и много, потому что, давай честно, ты не такой уж и особенный, ты эгоистичный, инфантильный мудак без каких-либо личностных качеств, умеющий только названивать Эндрю и приседать ему на уши со своими проблемами первого мира. — лицо Нила потемнело, как перед бурей, в океанах его глаз кипела ярость. Эндрю не заметил, как он вошел, но теперь его присутствие было невозможно игнорировать, как жгучее солнце, палящее Эндрю в глаза. — Слушай, эмм, это не… — пробормотал Кевин. — Завали. Я знаю Эндрю чуть больше одного дня и уже сейчас могу сказать, что он в два раза достойнее, чем ты когда-либо будешь. Ты дите-переросток, которому нужно думать, прежде чем говорить. Я не собираюсь связываться с тобой или участвовать в каких-то твоих планах относительно моего отца, и я искренне надеюсь, что никогда не увижу тебя лично, потому что мне невыносимо слушать твой голос. Наступившая тишина была настолько густой, что Эндрю захотелось вытащить один из своих ножей и разрезать ее на ломтики. Нил тяжело дышал, и подозревал, что Кевин тоже, судя по шуршащим звукам, которые доносились до его ушей. Внутри Эндрю нарастало что-то, что ему не нравилось и что он решительно игнорировал, но тем не менее это было. То, как Нил прерывисто задыхался, как опустились его плечи, когда он рухнул на кровать. То, как Эндрю еле удержался, чтобы не броситься на спину, присоединяясь к нему. То, как его большой палец завис над кнопкой «завершить вызов», хотя он знал, что не сможет. — Кевин? Ты еще здесь? — Да, я тут, Эндрю. Кстати, твой новый друг – полный придурок. Эндрю ответил ухмылкой, которую Кевин не мог увидеть. — Знаю, а почему еще, по-твоему, я держу его при себе, если не для того, чтобы отпугивать тебя от моих дел. — Бля, ты меня и правда любишь. — Эндрю уловил приглушенный смех Кевина, как бы тот ни старался это скрыть. Они еще немного посидели в молчании. Нил не двигался, лежа на одеялах, куда упал лицом вниз. Эндрю то наблюдал за его телом, лежащим ничком, гадая, заснул он или нет, то смотрел в телефон, представляя, как Кевин сидит один в пустой квартире. Он задавался вопросом, когда его жизнь успела так четко разделиться на «до Нила» и «после Нила». На жизнь, к которой он привык, с Кевином и Ваймаком, его братом, Рене и Эллисон, и жизнь, которая была сейчас: Нил и дорога. Когда Кевин снова заговорил, это прозвучало настороженно. — Ну и как ты собираешься его защитить? Эндрю даже не нужно было думать, он планировал это в своей голове с того момента, как Нил решил довериться ему настолько, чтобы рассказать историю своей жизни. Он объяснил, что, пока Кевин будет следить за тем, чтобы все отделы ФБР занимались поиском Натана Веснински, они с Нилом будут постоянно переезжать. Мотель за мотелем, штат за штатом, как можно больше дерьмовых дорог, чтобы никто не смог их выследить. Конечно, он соберет столько информации об отце Нила, сколько сможет, но безопасность Нила – это главный приоритет. Кевин терпеливо слушал и ни разу не перебил. Когда Эндрю закончил говорить, единственной реакцией Кевина было тихое «ммм» и щелчок языком. Именно так Эндрю понял, что он согласен. После того, как Кевин повесил трубку, попрощавшись и напоследок прошептав: «ты будешь писать мне каждый день. Я хочу знать, что ты в безопасности», Эндрю наконец позволил себе расслабиться. Нил рядом с ним шевельнулся и открыл глаз, сонный, но не совсем в отключке. Он широко зевнул, нежная кожа вокруг его голубых, голубых, о Боже, таких голубых глаз, сморщилась. Взгляд, который он устремил на Эндрю, был сонным, но против его воли, будто он не мог придумать ничего хуже, чем заснуть. — Хочешь занять кровать? — неуверенно спросил он, уже свернувшись калачиком и готовясь встать. Эндрю потребовалось мгновение, чтобы понять, что он имел в виду всю ночь, а не просто спрашивал, хочет ли Эндрю немного личного пространства, и еще одно мгновение, чтобы Эндрю сдержался и не выпалил, как сильно он хочет, чтобы Нил остался. — А ты где будешь спать, если я займу? Нил задумчиво сморщил нос. — Может, на полу? Больше и негде. Я имею в виду, было бы круто, если бы у нас в сортире была ванна, в ней всегда приятно спать, но обойдусь. Эндрю решительно покачал головой, представляя, как Нил всю ночь ворочается на тонком ковре на полу. Он знал, какую боль испытывает Нил, и от перевязанного большого пальца, и от имени его отца, гремевшего в голове, и оставлять его спать на полу для Эндрю было слишком жестоко. — Все в порядке, — сказал он, заметив образовавшееся удивление в глазах Нила. — Можем вместе.* * *
Эндрю, очевидно, посчитал свою одежду подходящей, чтобы лечь в ней в постель, потому что ему понадобилось всего пять минут и один раз сбегать в машину, чтобы приготовиться ко сну, свернувшись под одеялом их общей двуспальной кровати. Он читал «В дороге» и едва поднял глаза, когда Нил скользнул рядом с ним, оставив между ними такое расстояние, на котором, как подозревал Нил, могли бы еще раз поместиться они оба, и еще осталось бы место. — Ты читал ее раньше? — спросил Нил, озадаченный тем, как далеко Эндрю продвинулся в книге за такое короткое время. — Читал, когда был моложе, — голос Эндрю звучал неуверенно. Нил не видел его лица. — Ну, я прочитал ее в колонии. В библиотеке в основном было одно образовательное дерьмо вроде учебников или научной литературы, но я откопал ее на задней полке. Я пробыл там два года, и чтение, особенно этой книги, помогло мне через многое пройти. — выражение лица Эндрю было понимающим, и Нил почувствовал, как его сердце пропустило удар. Он точно знал, что делает этот человек, слышал одновременно честность и расчет, скрытые в его словах, и почувствовал, как у него пересохло во рту. — Тебе не обязательно, — сумел он прошептать. Эндрю не отреагировал, его лицо было таким же бесстрастным, как и всегда. — Я не мог вспомнить, чья сейчас очередь, и решил, что ты рассказал мне достаточно, чтобы получить что-нибудь бесплатно. Теперь я могу сделать вид, что только что ответил на вопрос, поэтому следующий ход будет мой. — Да пошел ты, — пробормотал Нил. — Берешь свои блядские очереди со своими блядскими интересными вопросами, и вытягиваешь из меня блядскую правду. Звук, который издал Эндрю, походил на смех больше всего, из того, что Нил от него слышал. Нил приглушил собственное хихиканье тыльной стороной ладони и встретился взглядом с собеседником, еще сильнее смеясь над вспыхнувшими щеками и красными, как свекла, ушами Эндрю. — Ложись спать, кролик. — это прозвище прозвучало с теплотой и не было наполнено тем ядом, который Эндрю выплюнул на затылок Нила, когда много часов назад толкнул его на капот машины. В голосе Эндрю слышался намек на ободрение, будто он пытался успокоить Нила, будто знал, как Нил нервничает, засыпая с кем-то в одной постели. И это правда, Нил невероятно нервничал. Он ни с кем не делил постель с тех пор, как умерла его мать, никогда не подпускал никого ближе, чем на расстояние вытянутой руки, пока он спал. Даже когда ему приходилось ночевать на улице, он всегда прятался в самые отдаленные и труднодоступные углы, где была гарантия, что его никто не потревожит. Нил лег набок, повернувшись спиной к Эндрю. Он заметил, что Эндрю решил спать спиной к стене, но не стал об этом спрашивать, вместо этого укладываясь как можно удобнее. Он был не вправе судить о человеке по его привычкам спать, особенно тогда, когда ему все еще не терпелось вернуть пистолет на его законное место под подушкой. Нилу потребовалось больше смелости, чем он готов был признать, чтобы наконец выключить свою прикроватную лампу. Он лежал на спине в полутьме, держа сломанный палец на груди и делая вид, что не наблюдает, как Эндрю перелистывает страницу за страницей в ритме, от которого у Нила слипались глаза. Его веки тяжелели и тяжелели, мозг затуманивался, образ Эндрю постепенно превращался в размытое пятно, пока не растворился с воздухе, и Нил не заснул.* * *
Нил проснулся, окутанный тьмой, его сердце билось в хаотичном ритме, а кровь хлынула в уши. От его кошмара остались лишь ускользающие нити, но насыщенный страх был слишком реальным. Он резко сел и выпутался из беспорядка одеял, соскользнув на пол и наслаждаясь тем, как прохладный ковер царапает ладони. Он снова был в доме, том самом, в котором нашла их Лола. Как и 10 лет назад, она прижимала к нему свой нож, кровь текла по его запястью, рука постепенно теряла чувствительность, в ушах раздавались крики Мэри. Она кричала до сих пор, грубый звук, словно эхо, рикошетил по маленькой комнате снова, и снова, и снова, и когда глаза Нила распахнулись во второй раз, он понял, что это кричит он сам. В темноте перед ним, согнувшись, стоял Эндрю. Нил отполз назад, не желая снова оказаться в наручниках, не желая, чтобы ему причиняли боль, пожалуйста нет просто оставь меня в покое на этот раз я не сдвинусь с места я пойду с тобой только не делай ей больно пожалуйста нет пожалуйста. — Нил. Нил, остановись. Нет, Нил не мог остановиться, потому что его руки потяжелели, а голова была наполнена водой, и он тонул. Он тонул и не мог дышать, потому что его легкие сморщились, опустели и были полые внутри. Эндрю был здесь, но его не было, вместо него была Лола, напевающая ему. Папочка скучает по тебе, младший. — Нил, дыши для меня, мне нужно, чтобы ты дышал. Нил закричал бы, если бы в его лёгких было достаточно воздуха, чтобы выдать хоть какой-нибудь звук. Как он мог объяснить Эндрю, что его горло запечатано, что он больше никогда не заговорит. — Раз, два, три, четыре, дыши со мной, придурок, я для этого считаю. Раз два три четыре пять шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Eins. Zwei. Drei. Vier. Fünf. Sechs. Sieben. Acht. Neun. Zehn. Un. Deux. Trois. Quatre. Cinq. Six. Sept. Huit. Neuf. Dix. Нил не мог вспомнить ни одного языка, на которых говорил, хотя их было много. Чья-то рука обхватила его шею, большой палец лег на точку пульса, постукивая в такт с неровным сердцебиением. Эндрю был у него перед носом, но не совсем, между ними было расстояние. Нил мог замедлить дыхание, не беспокоясь, что оно достигнет лица Эндрю, контролируя глубокие вдохи и выдохи. — Нил, у тебя все в порядке. С тобой все более чем в порядке, ты в безопасности. Нил больше не чувствовал себя в безопасности, он чувствовал себя уязвимым. Эндрю вздохнул, сместившись так, чтобы они прислонились друг к другу, но не ослабляя хватки на затылке Нила. — Кошмар? — его нежный голос прорвался сквозь шум в ушах Нила. — Это твой вопрос? — Нахуй иди, Джостен. Нилу удалось подавить тихий смех, который ближе к концу перерос в прерывистое всхлипывание. — Много лет. Мне не снились подобные кошмары уже много лет, Эндрю. Я… я имею в виду, я всегда знал, что мой отец еще жив, но, знаешь, я должен был жить дальше. Я не мог жить, пока они дышали мне в спину, и мне удалось забыть, но все это вернулось обратно и… — То, что ты делал – это не жизнь, Нил. Это беготня. Ты не можешь жить и убегать одновременно, это вещи несовместимые. — И все же, я выжил. — Если это то, чем ты гордишься, то твои жизненные стандарты удручающе низки. Ты вор, беглец, за тобой охотятся, но сейчас ты в безопасности. Люди из твоих кошмаров сейчас не могут причинить тебе вреда и никогда больше его не причинят, потому что сядут в тюрьму. Нил закатил глаза. Он знал, что у него нет оснований спорить с этим, особенно сейчас, сидя на полу, но его это не особо волновало. — Может быть, ты и ФБРовец, но я не понимаю, как тебе удастся поймать самого опасного серийного убийцу в Балтиморе, а также его сообщников, если ты даже не заметил, как у тебя из кармана вытащили бумажник. — Он уже однажды был пойман. — По бредовому обвинению, Эндрю! Какому-то репортеру удалось наткнуться на ебаную счастливую ниточку, он потянул за нее, и нашел его. Хочешь знать, что случилось с тем репортером? — Нил чувствовал, как градус напряжения растет, а вместе с ним и его гнев, и знал, что в его глазах уже блестит нечто более темное, чем ярость. — Две недели спустя он повесился. В собственном подвале. Полиция квалифицировала это как самоубийство, но никто, никто не смог объяснить, почему этот человек вырвал себе ногти, прежде чем покончить с собой. Нил увидел, как лицо Эндрю, и без того безразличное, стало еще более закрытым. Он ухмыльнулся при мысли, что ему удалось лишить другого человека дара речи, и прилив гордости, поднявшийся в желудке, чуть не заставил его блевануть. Его улыбка становилась все шире и шире, а Эндрю дерзко таращился в ответ, не дрогнув. Нил оттолкнулся от пола, руку пронзила пульсирующая боль, он не смог удержаться на ногах и рухнул на кровать. Эндрю остался на месте, поудобнее скрестив ноги и подперев подбородок рукой, и смотрел на Нила. Отсутствие эмоций на его лице смущало, но глаза выдавали напряжение. Он немного разрядил обстановку, когда заговорил, но даже тогда его тон прозвучал невыразительно. — Это сработает, только если ты мне доверяешь, Нил. Я сказал, что не позволю никому причинить тебе боль, и я это серьезно. Разумеется, я понимаю, почему тебе трудно в это поверить, но ты должен учитывать, что прямо сейчас я мог бы везти тебя в тюрьму, где ты, скорее всего, умер бы. Я рискую своей задницей ради тебя, и я знаю тебя самое большее 48 часов, так что не представляю, почему ты думаешь, что допрашивать меня это нормально. Кевин чрезвычайно компетентный, а я и того больше. Мы поймаем твоего отца и его людей, но только если ты решишь, что сотрудничать с нами не ниже твоего достоинства. Нил кивнул, чувствуя себя глупо и стыдно. Конечно, он доверял Эндрю настолько, насколько мог доверять человеку, которого знает так мало. Он откинул ноги назад, усаживаясь на кровати как следует, и посмотрел в глаза другому мужчине, надеясь, что взглядом сможет выразить то, что не мог сказать вслух. Эндрю, казалось, успокоился, потому что встал и скользнул на кровать рядом с Нилом. Они оба долго лежали в темноте. Нил знал, что Эндрю не спит, и знал, что Эндрю тоже знает, что он не спит. Тем не менее, ни один из них не произнес ни слова, позволив тьме расположиться между их распростертыми телами. Однако незадолго до того, как Нил почувствовал, что начинает засыпать, в темноте раздался звук, похожий на покашливание. — Я знаю, что ты забрал тот блокнот. Что-то похожее на чувство вины скопилось в груди Нила. — Я… — Мне плевать, он был твоим изначально. Но мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещал. — Да, Эндрю, что угодно. — Обещай мне, что не сбежишь. Что останешься со мной, пока эта ситуация не разрешится, до тех пор, пока я должен обеспечивать твою безопасность. Нилу потребовалась секунда, чтобы понять, что Эндрю не видит его кивка в темноте. — Я обещаю. — Хорошо. В поле зрения Нила появились очертания чего-то белого. Он повернулся, протянул руку и сжал руку Эндрю своей. Грубые пальцы Эндрю излучали приятное тепло, которое успокаивало его, заставляя опускать веки, и замедляло бешеный ход мыслей. — Спокойной ночи, кролик. — пробормотал Эндрю, когда его хватка наконец ослабла. — Увидимся утром. И Нил заснул, думая о том, что впервые в жизни он ни капельки не чувствует себя пойманным в ловушку.