* * *
Нил сделал глубокий вдох и обхватил пальцами свободной руки сломанный большой палец. Его руку тут же пронзила искра белой горячей боли, но он мужественно проигнорировал ее. Он сильно прикусил нижнюю губу, прежде чем вывернуть запястье и… ЩЕЛК. Его большой палец взорвался от мучительной боли, поднявшейся вверх по плечу и сжавшей череп, острая боль медленно сменилась ноющей. Нил сморгнул красную пелену, застилавшую глаза, и осмотрел свой восхитительно параллельный большой палец, все еще синий, но теперь торчащий в том же направлении, что и остальные его пальцы. Он почувствовал, как на его щеках расцветает довольная победная улыбка, и поднял глаза, встретившись взглядом с человеком напротив. Эндрю Миньярд сидел, скрестив ноги, на противоположной стороне кровати, с нечитаемым выражением на лице и серебристым пистолетом в руках, направленным прямо в грудь Нила. Он согласился снять наручники с Нила только при таком условии, хотя они оба знали, что это было просто для вида. Нил не собирался бежать, не тогда, когда у него нет никакого шанса на успех, и когда он знает, насколько опасен Эндрю. Нил возился с тонким бинтом, обматывая темно-бордовую кожу костяшек пальцев и шипя от боли каждый раз, когда она задевала выступ сломанной кости. Глаза Эндрю следили за его движениями, и Нил внезапно смутился. Он не менял одежду уже несколько дней и еще дольше не принимал душ, а теперь вот стонал и кряхтел, как ебаное дите. — Ты закончил? Все смущение Нила испарилось, стоило ему услышать раздражающий скрипучий голос Миньярда. — Ты, блядь, можешь подождать минуту? Я тут вообще-то бинтую свои сломанные кости, если ты не заметил. Миньярд усмехнулся. Он вернулся из машины не только с аптечкой, но и с кучей выпивки, и теперь он залпом глотал виски прямо из горла, как в последний раз. Когда Нил спросил его об этом, потратив впустую вполне хороший вопрос в их игре в правду, он самодовольно ответил, что делает это «чтобы не слушать твое бесконечное, неизбежное нытье». Нил злобно на него посмотрел. Эндрю ухмыльнулся в ответ. Теперь они оба состязались друг с другом в чересчур агрессивном поединке взглядов, который Нил был полон решимости не проиграть. Нил был на взводе еще сильнее, чем обычно, не только по причине чрезмерной близости к Эндрю, но и из-за довольно большой тайны, скрытой под одеялом, на котором он сидел. Нил заметил свой блокнот, зажатый в пальцах Миньярда, когда тот выходил из ванной. Если бы он не был так обеспокоен неестественным углом своего большого пальца, он бы запаниковал гораздо сильнее, но тогда у него были дела поважнее. Впрочем, Эндрю тут же сунул блокнот в задний карман, и Нилу пришлось издать страдающий стон, чтобы скрыть взрыв хохота из-за абсолютной глупости этого человека. Честно говоря, Нил не понимал, как его взяли в ФБР. Не теряя времени, он вытащил блокнот из кармана Эндрю, как только тот сел рядом с ним, и спрятал его под одеяло на всякий случай. Это чудо, что мужчина ничего не заметил, поскольку пальцы Нила были опухшими и неуклюжими от боли, но он успешно провернул это, и теперь единственное наследие его матери было надежно спрятано прямо под его левым коленом. Миньярд моргнул и отвернулся, завершая поединок взглядов, и алый румянец залил его уши, когда он глотнул из своей бутылки. Золотистая жидкость внутри плескалась, как бушующее море, и Нил запустил руку под одеяло, хватая блокнот и засовывая его в рукав. Когда Миньярд прервал свою попытку отравиться алкоголем, Нил уже сидел, как ни в чем не бывало. — Мне нужно в душ. — объявил он. — Рад за тебя, — пробормотал Эндрю, — но я не думаю, что ты не попытаешься сбежать через ебаное окно в ванной. — Мне плевать, что ты думаешь. Мне нужно принять душ и переодеться. Я сидел в тюрьме в этой одежде, придурок. Нил рассчитывал, что на лице Миньярда появится отвращение, и когда оно все-таки появилось, он понял, что выиграл спор. Он засмеялся, когда его спортивная сумка, превратившаяся в мягкий кусок ткани, внутри которого валялся лишь его жалкий запас одежды, была брошена в его сторону. Встать с кровати, пошатываясь, и отправиться в ванную было самым трудным делом за последние часы: у него кружилась голова и дико болела рука. Добравшись до двери, он повернулся и бросил последний взгляд на мужчину на кровати, который смотрел на него с пустым выражением лица, прежде чем проскользнуть внутрь и закрыть дверь. Эндрю был прав: Нил был бы не против вылезти через окно ванной. Он бы пошел на это, удрал бы, не оглядываясь, если бы думал, что сможет протиснуться через крохотное отверстие. В нынешнем виде он был низким и худым, но не настолько низким, чтобы пролезть в двухдюймовую щель между открытым окном и карнизом. Вместо этого он повернулся и включил душ, позволяя пару от горячей воды заполнить комнату. Зеркало запотело за считанные секунды, и только тогда Нил позволил себе рассмотреть свое отражение. В искаженном стекле он увидел свое хрупкое, изящное и красивое лицо. Он разглядел темно-фиолетовые тени, плавающие под глазами, и скулы, которые грозили насквозь проткнуть кожу его щек. Его волосы определенно слишком отросли, и когда он схватил прядь и оттянул ее от кожи головы, то заметил рыжий оттенок, поднимающийся от корней. Но самой большой проблемой были его глаза. Он надел свой последний комплект контактных линз вчера, после того как его выпустили из тюрьмы, и в настоящее время его глаза были воспалены и чесались. Нилу не хотелось выбирать, продолжать ли скрывать свой настоящий цвет глаз или частично ослепнуть, но такими темпами ему вскоре придется принять это решение. Он глубоко вздохнул, зажал веко между указательным и средним пальцами и постарался максимально не задействовать сломанный большой палец, пока по очереди вытаскивал коричневые контактные линзы из обоих глаз. Когда он закончил, обессиленный и со слезящимися глазами, он встретился со своим взглядом в зеркале. На него смотрели глаза его отца. Изнутри начала подниматься желчь, и Нил подавил ее, сжимая обеими руками фарфоровую раковину. Пусть ему больше не надо было бояться отца, вид этих смертоносных голубых глаз все равно каждый раз вызывал у него тошноту. Единственным предостережением матери, которому он следовал все время с момента ее смерти, было обещание никогда, никогда никому не показывать свою настоящую личность. И если «настоящая» означала голубые глаза и рыжие волосы, то это был секрет, известный лишь ему одному. Хотя теперь Эндрю Миньярду предстояло с первого ряда наблюдать за распадом личности Нила Джостена и медленным, постепенным возрождением Натаниэля Веснински. Нил сбросил футболку и рваные штаны и залез под струю душа. Вода обожгла его кожу, но он не обращал внимания на эту боль, на то, как шрамы на его теле шипели и потрескивали, словно фейерверк. Он позволил воде омыть лицо и представил, что смывает события последних двух дней, и, что когда он выйдет из ванной, он будет один, и никто не будет тащить его навстречу судьбе, предположительно в какую-то тюрьму в Калифорнии. Он не знал, сколько времени провел стоя под горячей водой, но Эндрю потерял терпение и начал стучать в дверь. Нил закатил глаза и поспешно натянул чистую одежду, прежде чем выбросить старую в мусорный бак в ванной. Блокнот он положил на его законное место на дне сумки, молясь, чтобы Миньярд как можно дольше не замечал его пропажу. Он распахнул дверь как раз в тот момент, когда Эндрю занес кулак, чтобы еще раз стукнуть по хрупкому дереву, и с вызовом встретил взгляд блондина. Лицо Эндрю на короткий миг побледнело, но к тому моменту, когда он пришел в себя, было уже слишком поздно, чтобы Нил этого не заметил. Нил вызывающе приподнял бровь, а Эндрю протянул руку, но резко остановил ее возле хрупкой кожи на виске Нила. Когда он заговорил, его голос прозвучал резко. — Ого, кусочек неожиданной честности. — Ты не задавал мне особо личных вопросов. Я подумал, что могу немного подтолкнуть тебя к этому и ускорить процесс, если хочешь. — Сейчас не моя очередь спрашивать. — Боже, ты всегда такой нервный? Ладно, ладно. Я задаю вопрос, потом ты задаешь вопрос, а потом мы просто забываем про эту… — Нил неопределенно махнул рукой перед лицом, — …ситуацию. Эндрю кивнул, хоть и слегка задумавшись, но все же. Нил спросил: — Почему ты держишь ножи в нарукавных повязках? Лицо Эндрю выглядело так, будто он был нисколько не удивлен этому вопросу. Более того, казалось, он этого ожидал. — Я храню их как напоминание. Еще недавно я выжил только благодаря им. Пусть они больше не нужны мне для защиты, но иногда бывает полезно иметь их под рукой. Нил понимающе кивнул. Он ждал очередь Миньярда. — Кто такой Стюарт? Нил глубоко и решительно вздохнул. Он должен был догадаться, что этот вопрос прозвучит, еще в ту минуту, когда увидел Эндрю, выходящего из ванной с зажатым в руке детским блокнотом и угрожающим выражением лица. Он собрался с духом, почувствовав, как колотится его сердце, и собрался с духом еще больше. Он уважал их игру в правду, но Миньярду не обязательно было знать всю его историю целиком. — Стюарт – мой дядя, брат моей матери. Он живет в Англии. Когда мы с мамой, эмм, путешествовали, он был у нас на крайний случай, если дела пойдут совсем плохо. — Путешествовали? — Ты что, задаешь еще один, потому что, по-моему, моя очередь. — Считай это вопросом взаймы. В следующий раз сможешь задать два подряд. — Хорошо. — Нил согласно кивнул. — Я живу в бегах с 10 лет. Мой отец был не особенно хорошим человеком, он имел некоторую, эмм, склонность к насилию. В конце концов моей матери надоело, и она увезла меня, прихватив солидную сумму денег. Мы годами скрывались, пока ему не удалось нас найти. Она умерла, он сдался, и мне пришлось выживать в одиночку. С тех пор именно это я и делаю. Эндрю, похоже, совершенно безразлично отнесся к упоминанию о смерти матери Нила, хотя Нил подозревал, что, если бы он знал, при каких обстоятельствах она умерла, он бы заинтересовался немного больше. Вместо этого, он на мгновение склонил голову и объявил: — Пойду возьму нам еды. Сказав это, он ушел.* * *
Эндрю переоценил свои силы, теперь он это знал. Вот он, в свои 26 лет работающий на уважаемой и высокооплачиваемой должности, стоял перед торговым автоматом и ломал голову над тем, что купить парню в его комнате. У него сложилось впечатление, что Нил не будет привередливым, беглецы редко могут себе это позволить, так почему же выбор энергетического батончика для Нила вызвал у него долбаный припадок. Он раздраженно таращился на ряды нездоровых закусок, как будто взгляд на них мог бы сейчас придать смысл хоть чему-нибудь в его жизни. Казалось, обертки из фольги и неоновые надписи таращились на него в ответ, увядая под его гневом, как засыхающие растения. Заплатив за дерьмовую мотельную еду деньгами Нила, Эндрю поплелся обратно в свой дерьмовый мотельный номер, размышляя о ситуации, в которую попал. Эндрю, хоть и не хотел, но поверил рассказу Нила о его дяде, жестоком отце и сбежавшей матери. Нил, очевидно, не горел желанием выдавать всю свою семейную историю человеку, которого только что встретил, но, похоже, он знал, что и в каком объеме стоит рассказывать, чтобы Эндрю перестал задавать вопросы. Эндрю было интересно, сколько еще секретов он скрывает под кожей своих покрытых шрамами рук – их оставил его отец? – но он принципиально отказывался нарушать правила их игры в правду, поэтому Нилу придется сделать еще два хода, прежде чем Эндрю сможет продолжить спрашивать. Он задавался вопросом, сколько же пройдет времени, прежде чем он полностью потеряет рассудок. Края его разума уже обтрепались, и он подозревал, что еще через пару дней созерцания привлекательного – нет, не так, завораживающего – лица Нила, он совершенно сойдет с ума. Разоблачение голубых глаз тоже ему не слишком помогло. Никогда еще Эндрю не смотрел в глаза более захватывающие, открытые, честные и обманчиво уязвимые, чем глаза Нила. Из-за этих глаз можно было бы проиграть и выиграть целую войну, — подумал Эндрю. Корабли погружались на дно океана ради взгляда, столь же гипнотического и ледяного, как окружавшая их вода. Эндрю глубоко вздохнул, прежде чем толкнуть дверь номера в мотеле, взглядом приветствуя Нила, раскинувшегося на кровати. Он свалил свою добычу на одеяло и наблюдал, как Нил осторожно перебирал кучу, пока не нашел то, что, казалось, его устроило. Он откинулся на спинку кровати и пристально рассматривал Эндрю. — Кто такой Кевин? Вопрос сам по себе не удивил, но Эндрю не ожидал, что Нил воспользуется своей очередью до того, как они поедят. Парень поддерживал зрительный контакт, кусая свой энергетический батончик, и, боже, это сотворило что-то странное внутри Эндрю, но каким-то образом ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица, отвечая на вопрос. — Кевин – мой друг. Мы вместе работаем в Бюро. Около года назад у него возникли проблемы с наркокартелем, где он работал под прикрытием, и в итоге его сняли со всех заданий, поэтому он перешел в мой отдел, потому что его отец это мой босс. — Вау, должно быть, тебе неловко на корпоративах, когда его батя дышит тебе в затылок. — На самом деле, он довольно спокойный. Не думаю, что его волнует, что мы делаем, пока мы дарим ему дорогую выпивку на Рождество. Нил засмеялся. Это был яркий, порочный звук, разнесшийся по маленькой комнате, словно колокол. Эндрю почувствовал, как его щеки неистово загорелись, и глубже зарыл лицо в энергетический батончик. Ему нужно, сука, взять себя в руки, потому что это стремительно превращалось в самое убогое событие за всю его жизнь. Влечение к ебаному преступнику. Кто он, если не клише? Он снова поднял глаза и увидел, как следующий вопрос начинает формироваться на розовых, пухлых, идеальной формы гу... господи иисусе, ему нужно успокоиться. Он вытащил сигарету из пачки в заднем кармане, проигнорировал взгляд Нила, направленный на табличку «Не курить» в углу комнаты, и зажег ее. Затянувшись, он заметно успокоился, и легким движением запястья велел Нилу продолжать. Но Нил открывал и закрывал рот, как рыба, одновременно выглядя смущенным и так, будто его тошнит. Казалось, неозвученный вопрос разрывал его по швам. Когда он все-таки заговорил, его голос надломился посередине, и у Эндрю свело желудок от чувства вины. (Что, если честно, было смешно. Эндрю уже очень давно не чувствовал ничего столь жалкого, как вина. Он был федеральным агентом, машиной по борьбе с преступностью, а чувство вины было уделом слабаков). — Ты действительно везешь меня в тюрьму? Ну и что же мог ответить Эндрю? Было бы легко и просто рассмеяться Нилу в лицо и сказать ему: «Естественно, ты угнал мою машину, чего ты, блядь, ожидал, идиот?» Другой ответ, сложный, заключался в том, что Эндрю, хоть и знал Нила всего один день, необъяснимым образом привязался к маленькому испуганному беглецу. Было бы ужасно жаль впустую тратить в тюрьме талант Нила обходить закон (как и его привлекательную внешность), и Эндрю немного не хотел отказываться от того, что могло бы перерасти в замечательную дружбу с этим человеком. Он вспомнил выражение лица Нила, когда впервые поймал его в той закусочной. Необузданный страх, исказивший его тонкие черты, всепоглощяющий, как лесной пожар. Он подумал о взгляде Нила, когда он упомянул его отца, несмотря на его заверения, что он больше ни от чего не бежит. Он подумал о Ваймаке, в сердце которого всегда было место для самых безнадежных историй, и знал, что случай Нила определенно можно рассматривать как один из таких. Ему было интересно, сколько всего времени Нил выживал, а сколько жил по-настоящему. Не успел Эндрю открыть рот, чтобы ответить, как зазвонил телефон. Эндрю протянул сигарету Нилу, чтобы принять звонок, прижав телефон к уху. Он наблюдал, как Нил вдыхал дым, клубящийся из кончика, при этом не зажимая губами сигарету, и почти не заметил безумные вопли Кевина. — Эндрю! Эндрю, эй, мудак, ты меня слышишь? — Кевин. Кевин, помедленнее, у меня голова от тебя болит. Эндрю с отвращением держал телефон подальше от лица, не упуская из виду ухмылку, которая утонула в губах Нила, когда он обхватил ими сигарету. Внутри Эндрю все скрутилось в узел. — Меня не волнует что за нахуй у тебя там творится у нас появились большие большие проблемы и никто не подумал нам сообщить даже Ваймак отказался говорить мне поэтому мне пришлось дохера кому звонить и спрашивать блядь у всех чтобы узнать что за пиздец происходит и о боже мой Эндрю это большая проблема НатанВеснинскиСбежалИзТюрьмыИНиктоНеЗнаетГдеОн. Кевин глубоко вздохнул, будто только что вывернул душу наизнанку. Эндрю, наоборот, нахмурился и попытался сказать как можно яснее и спокойнее: — Кевин, я, честно, вообще не понял, что ты сейчас сказал. — О, боже, милый мой Эндрю, ты, блядь, меня не слышишь? Натан. Веснински. Сбежал. Из. Тюрьмы. И. Никто. Не знает. Где. Он. Нахуй. Находится. Справа от Эндрю послышался сдавленный звук, но он не обратил внимания, недоверчиво пялясь на телефон, пока Кевин продолжал излагать детали очень хорошо спланированного побега из тюрьмы, который произошел сегодня утром. Наконец, после того как Кевин ненадолго замолчал, набирая в рот воздух, Эндрю пробормотал, что ему пора, и повесил трубку. Натан Веснински сбежал? Серьезно? Наверняка к этому моменту ему оставалось всего пара лет до конца срока, а может быть, даже полтора года. Вы не сядете надолго за отмывание денег, особенно когда вы достаточно богаты, чтобы нанять хороших адвокатов и подкупить судью, чем Веснински и воспользовался в полной мере. Эндрю хорошо запомнил момент, когда его задержали, и ту волну шока, прокатившуюся после этого по Балтиморскому сообществу, которое он создал вокруг себя. Тогда он еще проходил обучение в ФБР, но видел репортажи в новостях, наблюдая, как из здания суда выводят в наручниках рыжеволосую, неповоротливую фигуру человека с лисьим лицом. Тогда он казался тем парнем, который раскается и вернется, поджав хвост, к людям, которые клялись и божились, что он любящий и добрый человек. Оплот их сообщества. Сдавленный звук затих. Эндрю взглянул на Нила, полагая, что тот все еще курит сигарету и не понимает, что случилось. Вместо этого Нил сгорбился, сложился как оригами, став крошечным. Он сплел руки на затылке и раскачивался взад и вперед, сквозь его сжатые колени и скрещенные лодыжки были слышны слабые хрипы. Он выглядел как ребенок. Как самое маленькое и самое уязвимое существо, которое Эндрю только мог представить. Он, казалось, оцепенел. Эндрю протянул руку и почти сразу передумал, стоило Нилу отпрянуть от его руки. Эндрю слышал, как между тяжелыми вздохами он что-то бормотал себе под нос, повторяя, как безумный, снова и снова. Он не причинит тебе боль, он не причинит тебе боль, он не причинит тебе боль, он не причинит тебе боль, он не причинит тебе боль снова. Эндрю опять протянул руку, на этот раз держа ее ладонью вверх и двигаясь как можно медленней и мягче. Когда он оказался к Нилу настолько близко, насколько это было возможно, не причиняя никому из них дискомфорта, он положил руку на переплетенные пальцы Нила, ущипнув ногтями тонкую кожу его шеи. Нил ахнул, его голова вскинулась из захвата рук, ярко-голубые глаза впились в Эндрю. — Нил. Я собираюсь коснуться твоего лица. Да или нет? «Да», которое пропищал Нил, было едва слышным, но все же было. Эндрю удовлетворенно кивнул и обхватил руками линию подбородка Нила, пристраиваясь рядом так, чтобы их лбы прижимались друг к другу. Он начал дышать медленно и размеренно: три секунды вдох, три секунды задержка, три секунды выдох. Это был первый трюк, которому научила его Би, и он так часто использовал его с Кевином, что теперь он вошел для него в привычку. Его дыхание обрушилось на лицо Нила, взъерошив его ресницы и задев нос и рот. Это побуждало Нила следовать надежному примеру, и, похоже, это сработало, потому что через некоторое время парень несколько успокоился, разжал побелевшие костяшки пальцев и расслабился в объятиях Эндрю. — Спасибо, Эндрю. — голос Нила был полностью лишен былой остроты и индивидуальности, которую когда-то имел. Это была безжизненная, пустая оболочка, звучавшая в ушах Эндрю, как плоский барабан. Эндрю не нужна была благодарность Нила. — Если бы я спросил тебя, что происходит, ты бы ответил мне честно? Опустошенное лицо Нила, казалось, на секунду стало задумчивым. Когда он наконец кивнул, то сделал это с такой покорностью, что Эндрю почувствовал омут ужаса у основания позвоночника. — Натан Веснински – мой отец. Он сбежал из тюрьмы и теперь придет, чтобы убить меня.